Neither Can You

Иногда Гектор жалел, что его комната находится на третьем этаже. С одной стороны, отсюда открывался прекрасный вид на окрестности и башни —значительное улучшение по сравнению с его лачугой в трущобах. Но, с другой стороны… если внизу что-то и происходило, он этого не слышал. Временами это могло быть благословением — это означало, что даже во время обычной утренней суматохи он мог выспаться, если бы захотел. В других случаях это было проклятием, например, когда Имельда проводила семейное собрание без него. Обычно потому, что это было связано с ним. Гектор съёжился на своей кровати, пытаясь устроиться поудобнее, что было гораздо легче сказать, чем сделать. Он чувствовал себя ничуть не лучше, чем прошлой ночью, если не считать того, что был не таким измученным. Даже тогда он плохо спал, и ему снились ужасные кошмары о… Ладно. Он потёр правую руку. По крайней мере, Имельда вытащила его из этих кошмаров. Он бы предпочёл, чтобы она вообще о них не знала, но с этим он мало что мог поделать. Снаружи открылась входная дверь. Гектор выглянул в окно — Пепита кланялась, так что Имельда и Хулио мог бы забраться к ней на спину. Что ж, похоже, эта семейная встреча закончилась… Так куда же они направлялись? Через несколько мгновений Пепита подпрыгнула в воздух и взлетела. Гектор наблюдал за ней, пока она не скрылась за группой башен. Могли ли они направляться обратно туда, где нашли его? Может быть, чтобы поискать улики? Удачи вам в этом, с горечью подумал он. Они прибрались перед отъездом. Горечь быстро улетучилась, оставив у него неприятное ощущение в животе. Если ты собираешься стать частью этой семьи, у тебя не будет от неё секретов. Что он должен был ей сказать? Кем он был? Что он должен был делать? Если Имельда когда-нибудь узнает, кто напал на него, ничто не помешает ей пойти за ним, и… и Эрнесто бы… Гектор вздрогнул. «Имельда сильная», — сказал он себе, закрывая глаза. Она могла выбить дух из любого, кто вёл себя неподобающе по отношению к ней, когда она была жива. Она прогоняла каждого репортёра и журналистку, которые приходили к ним домой. Она даже сбежала от Эрнесто во время представления «Sunrise Spectacular». Но… тогда у них было преимущество внезапного нападения и того, что они были в центре внимания, где Эрнесто не мог рисковать и предпринимать что-либо радикальное. Даже если бы они выяснили, где сейчас скрывается Эрнесто, кто знает, сколько людей было бы готово его защитить? На что он был бы готов пойти защитить себя? …На что он был бы готов пойти, чтобы причинить боль Семье Гектора? Он покачал головой, содрогаясь. Это было несправедливо — он потратил так много времени, так много десятилетий, пытаясь вернуться к своей семье, и теперь, когда они наконец снова были вместе… он подверг их опасности. Что он собирался делать? Тук-тук-тук Боль пронзила его отсутствующую руку, и он резко втянул воздух, который перешёл в болезненное шипение. Его трясло, грудь вздымалась, рёбра болели при каждом вдохе, но он не мог остановиться, когда паника пронзила его до мозга костей. Нет, нет, нет, нет, только не снова, только не снова…! Он прижал руку к груди, сворачиваясь калачиком, несмотря на всю пользу, которую это могло принести. «Папа…?!» Прошло мгновение, прежде чем он различил голос, и он закрыл глаза. Idiota, это всего лишь Коко! он задумался. Из-за чего ты паникуешь? Он попытался дышать медленнее, разогнуться, по крайней мере, попытаться выглядеть расслабленным, но охвативший его страх, казалось, не понял намека. Ему казалось, что он снова в той темной комнате, где один из головорезов Эрнесто делает бог знает что с его рукой… за исключением того, что сейчас он был в своей комнате, а Эрнесто, очевидно, здесь не было. «Папа, ты в порядке? Могу я войти?» Не так, не так думал Гектор, заставляя себя дышать как можно ровнее, несмотря на свои разбитые мечты. Она не должна видеть меня таким. Здесь ничего нет, cálmate, пожалуйста, cálmate… «Ты можешь постучать во что нибудь, если ты не против, чтобы я вошла» По крайней мере, она не стала бы врываться в комнату, как, вероятно, поступила бы Имельда. Мгновение, Коко, сейчас… Он держал глаза закрытыми, сосредоточившись на своём дыхании. Не позволяй ей видеть тебя таким. Ты и так уже достаточно её побеспокоил, idiota. Cálmate… Его всё ещё немного трясло, но он не мог заставлять её ждать всё утро. Наконец открыв глаза, Гектор поднял правую ногу и пару раз легонько пнул ею по стене. Когда дверь открылась, он поймал себя на том, что напрягся, надеясь, что выглядит хоть немного презентабельно. А потом запоздало осознал, что напряжение с самого начала было полной противоположностью этому. В дверях стояла Коко с кружкой горячего кофе в руках. Вид её, возможно, заставил бы его расслабиться, если бы не встревоженное выражение её лица: «Папа, с тобой всё в порядке?» — осторожно спросила она, подходя ближе. Нет, но давай притворимся, да? Он кивнул, одарив её самой широкой улыбкой, на которую был способен — что оказалось легче, чем он ожидал, несмотря на то, как плохо он себя чувствовал. Она улыбнулась в ответ, ставя кружку на комод, прежде чем наклониться, чтобы обнять его. Она была осторожна в том, как обнимала его, опасаясь за его сломанные ребра, но он обнял её в ответ так крепко, как только мог вынести. После той ужасной ночи, после всего, что произошло и что могло произойти, он никак не мог как следует обнять свою дочь. Я так рад, что с тобой всё в порядке, mija. Хотя он не мог видеть её лица из-за того, как она наклонилась, он услышал хмурость в её голосе, когда она сказала: «Папа, ты дрожишь». На краткий миг он обрадовался, что не может говорить, и мысленно выругался. Но он пожал плечами, отстраняясь от нее ровно настолько, чтобы поцеловать её в левую щеку, затем в правую, затем в лоб. Он услышал её смех, и, несмотря на её возраст, он всё ещё слышал в её голосе свою маленькую девочку. Это каждый раз заставляло его улыбаться. Но она отстранилась от него, её улыбка погасла, а вместе с ней и его. Он знал, в какую позу она приняла — она опустила голову, он схватил её за руку одной рукой — и нахмурил лоб. «Мне жаль, что мы так долго не могли найти тебя прошлой ночью», — сказала она дрожащим голосом. Эмоция, которую Гектор не смог сразу определить, пробежала у него по спине. Он развернулся так, что оказался сидящим на краю своей кровати, и подошёл, чтобы положить руки (рука, напомнила ему боль) ей на плечи. Нет одними губами произнес он. Никаких извинений. Ему так сильно хотелось заговорить, что у него защемило в груди. Он хотел объяснить, что это никоим образом не её вина, что он никогда, ни за что не услышит, как она винит себя за то, во что он вляпался. Ему было бы всё равно, даже если бы ей потребовался месяц, чтобы найти его — до тех пор, пока она была в порядке, это не имело значения. «Но если бы я не…» НЕТ. Ему пришлось сдержаться, чтобы не сжать её плечо ещё крепче — он не хотел причинить ей боль. Вместо этого он покачал головой, снова повторяя одними губами: «Нет, нет». Тяжело вздохнув, она отвела взгляд в сторону: «Папа…» Гектор снова заключил её в объятия, прижимая так близко, как только осмеливался, не обращая внимания на боль в рёбрах. Это не имело значения — слышать извинения своей дочери было больнее, чем любые сломанные кости. Она пыталась сделать это раньше, когда приехала сюда месяц назад, но он не позволил ей сделать это тогда, и он не позволит ей сделать это сейчас. Никогда не вини себя за это, mija, пожалуйста… «Папа», — повторила она, и он почти пропустил удивленную улыбку в её голосе. — «Я только хотела сказать, что тебе следует выпить свой кофе, пока он не остыл». Ой Смущенно улыбаясь, Гектор отстранился от дочери. Он всё ещё мог видеть некоторую тревогу за весёлым взглядом, который она бросила на него, но это было уже не так плохо, как раньше. Что ж, может быть, теперь она, по крайней мере, перестанет корить себя за это… Коко протянула ему кружку, которую он осторожно держал левой рукой. Оно уже не было горячим, но всё ещё оставалось теплым, и он осторожно сделал глоток. Кофе исчез где-то за его челюстью, но действительно ли это что-то сделало с его костями или был ли это просто эффект плацебо, он мог поклясться, что почувствовал, как у него перехватило горло. Было больно глотать — конечно, так и было, — но тепло, казалось, немного смягчило боль. Удовлетворившись этим, он сделал глоток, ненадолго поморщившись от боли, прежде чем тепло просочилось в верхние позвонки. Не говоря уже о том, что кофеин, вероятно, помог бы ему проснуться настолько, чтобы избежать ночных кошмаров в течение следующих нескольких часов. «Это помогает?» — спросила Коко, и он кивнул — на этот раз искренне. «Хорошо!» Он сделал ещё глоток кофе, наблюдая, как Коко отступила назад, чтобы оглядеть комнату. Когда она заметила его стол в углу, всё ещё заваленный бумагами от его различных попыток побороть писательский кризис, он поморщился. Это был такой бардак, и все эти незаконченные песни были ужасны. Он почти попытался заговорить, попросить её держаться подальше от этого места, пожалуйста, но боль в горле усилилась. Съёжившись, он проглотил боль и протесты, запив их глотком кофе. Тук-тук Агония вспыхнула в его отсутствующей руке, когда он закашлялся, сплёвывая и расплёскивая кофе на пол. «Папа!» Гектор едва слышал её. В глубине души он осознавал, что она напугана, что ему не следует паниковать рядом с ней, но все остальные его части были заняты тем, чтобы убежать, убраться подальше, прекратить боль, ради бога, прекрати- «Papa Гектор!..» — Это был другой голос. — «Что случилось?!» «Папа, это всего лишь Розита…» «Cálmate, Гектор!» Не имело значения, что он мог их слышать, его рука, его ладонь…! Почему они просто не могли остановить человека, у которого болела рука?! «Папа, пожалуйста…! Ты дома, ты в безопасности, tranquilo.» Дома…? «Да! Пожалуйста, прости, что напугала тебя…» Дома… он был… Гектор моргнул, стараясь дышать ровно, пытаясь осознать окружающее. Его спина была прижата к стене, к которой прислонялась кровать, а Коко и Розита наблюдали за ним с кровати. Они оба выглядели встревоженными, а Коко была близка к слезам. …Коко была…?! О нет, нет, нет. «Lo siento», — одними губами произнёс он, дрожа, выпутываясь из клубка, в котором оказался. Вот так день…! «О, Papá Гектор!» — воскликнула Розита, протягивая руку и кладя её ему на плечо. — «Это я должна извиняться! Я не хотел тебя напугать.» Может быть, и так, но она была не из тех, кто доводил Коко до слёз. Всё ещё дрожа, он снова подвинулся к краю кровати, предлагая обнять свою дочь. Она согласилась, наклоняясь в его объятиях и обхватывая его руками, поглаживая по спине. «Lo siento», — снова произнёс он одними губами, жалея, что не может произнести это вслух. «Всё в порядке, папа», — сказала Коко. — «Здесь ты в безопасности». «Ay, pobrecito!» Краем глаза он видел Розиту, склонившуюся рядом с ним и Коко. Она смотрела на что-то справа от него. …О, точно. Она ещё не видела эту руку. Или, точнее, то, что к нему не было прикреплено. «Не волнуйся, мы всё сделаем… придумай что-нибудь, Гекторсито.» Гектор поморщился. Он знал, что Розита хотела как лучше, но… «Ay, твоя нога! Ты не можешь идти по этому, pobrecito…» «Гекторсито, у тебя всё ещё болит рука! Позволь мне разобраться с этим за тебя.» «Ты уверен, что с тобой всё в порядке, mijo? Я-о! Прости, Papá Гектор, но…» Что ж… по крайней мере, она полностью приняла его как члена семьи, даже если временами путала его позицию. В данный момент у него не было желания (или сил) поправлять её — любая связь, которую он сохранял со своей семьёй, была благословением. «Не волнуйся, я позабочусь об этом». На мгновение он задался вопросом, что она имеет в виду, когда услышал звук разбитого керамо-гранита, царапающего по твердой древесине. Моргнув, он согнул левую руку, осознав, что больше не держит кофейную кружку. Замечательно Подавив вздох, он, наконец, отодвинулся от Коко. Она настороженно посмотрела на него, как будто боялась, что он снова начнёт паниковать. Он сделал всё возможное, чтобы ответить на её взгляд тем, что, как он надеялся, выглядело как очаровательная улыбка. Не волнуйся об этом, mija. Со мной всё будет в порядке. Надеюсь. Боже, как бы ему хотелось уметь говорить. Ему хотелось, чтобы он мог просто рассказать ей всё это. Ему хотелось, чтобы он мог обнять её как следует- Перед ним стоял поднос с тарелкой еды (гораздо большего количества, чем она могла вместить). Он моргнул. «Я знаю, это не исправит твою… э-э…» — Розита прочистила горло. — «Ты почувствуешь себя немного лучше после того, как поешь. ¿De acuerdo?» Что ж, он никогда не был из тех, кто отказывается от бесплатной еды. Пожав плечами, он взял поднос и поставил его себе на колени. Он спохватился прежде, чем попытался взять вилку отсутствующей правой рукой, и вместо этого схватил её левой. Это было неловко, но он справился. Очень быстро он понял, что в то время как он мог глотать жидкости с небольшим трудом, твёрдые вещества он глотал с трудом еда была совсем другим делом… даже когда у него не было настоящего горла, чтобы проглотить еду, и даже несмотря на то, что еда всё равно исчезала у него во рту. Он проклинал то божество, которое создало правила этого мира, каждый раз, когда откусывал кусочек, морщась от колющей боли в верхних позвонках, когда глотал. Пока он прилагал героические усилия к еде, Коко и Розита отступила назад, чтобы тихо поговорить между собой. Он напрягся, прислушиваясь к их разговору, улавливая такие слова, как «правая» и «рука». Гектор взглянул на свою правую руку, поморщился и отложил вилку. Учитывая боль от глотания и то, насколько плохо он себя чувствовал в целом, он всё равно не был так уж голоден. Он позволил им поговорить некоторое время, не в состоянии расслышать большую часть того, что они говорили, и не в состоянии внести свой вклад в беседу, даже если бы мог. Его поразило, насколько он был бесполезен. Имельда создала виртуальную империю без него. Она вырастила их ребёнка, основала свой собственный бизнес и сделала себе имя — и всё это без его помощи. С одной стороны, это было замечательно — она была более чем удивительной, и, видя всё, что она сделала… если бы это было возможно, он любил её даже больше, чем когда они были живы. С другой стороны… она сделала это без него. И теперь, когда она снова была с ним — или, скорее, теперь, когда он снова был в этой семье, в воспитании которой он не принимал никакого участия… Они заботились о нём. «Закончил?» Гектор моргнул, когда вопрос вывел его из задумчивости. Розита улыбалась ему сверху вниз, хотя, по крайней мере, без всякой снисходительности. Он кивнул ей, и она взяла поднос. На мгновение он ожидал, что она упрекнёт его в том, что он мало ест, или попросит его попробовать есть больше, как будто это каким-то образом срастёт его сломанные кости, но она ничего не сказала. Поставив осколки кофейной кружки на поднос, она посмотрела в другой конец комнаты, и Гектор проследил за её взглядом, вздрогнув, увидев, как Коко роется в его столе. Он надеялся, что она не попытается прочитать ни одну из этих ужасных песен, потому что, как бы плохо они ни выглядели на бумаге, их, вероятно, ещё хуже петь или исполнять вслух. …Не то чтобы это больше имело значение. «Должно быть, неприятно молчать», — сказала Розита, и он снова посмотрел на неё. — «Но не волнуйся. Коко придумала, что ты можешь сделать ещё кое-что!» Он удивленно моргнул, глядя на неё. Неужели она? Оглянувшись на свой стол, он на мгновение задумался, что же придумала его дочь, пытаясь вспомнить то немногое, что он слышал из разговора несколько минут назад, и тут его осенило. Писать, правильно. Коко искала что-нибудь, с помощью чего он мог бы писать. Он не был уверен, насколько хорошо у него получится сделать это своей недоминирующей рукой, но… это было лучше, чем ничего. «Дай нам знать, если тебе что-нибудь понадобится, хорошо?» — Улыбающаяся Розита вынесла поднос из комнаты и спустилась вниз. Тем временем Коко открывала ящики письменного стола, роясь в разбросанных бумагах. Её лицо просветлело, и она издала короткое торжествующее «о!», вытаскивая карманный блокнот в спиральном переплете и ручку. Он узнал записную книжку — это была временная, которой он пользовался до того, как Розита подарила ему более красивую. Вероятно, треть пути была заполнена обрывками текстов песен и другими вещами, если он правильно помнил. Когда Коко принесла ему его, он быстро пролистал — нет, заполнена только четвертая часть. Что ж, по крайней мере, сейчас это сделало бы его более полезным. «Это поможет, папа?» Взглянув на неё снизу вверх, он выдавил улыбку и кивнул. О, подожди… Перевернув блокнот на чистую страницу и поставив его на ногу, он взял ручку в левую руку и начал писать дрожащим почерком. Когда он писал, ему казалось, что вся его рука борется с ним, непривычная к такому обращению. Почти сразу же у него заболело запястье, и слова выходили неровными, но в конце концов ему удалось написать: Да, так и есть. Неровный почерк представлял собой довольно жалкое зрелище, но увидев это, Коко рассмеялась и обняла его. Гектор не смог удержаться от смеха вместе с ней, но тут же поморщился от боли в грудной клетке. Впрочем, это было нормально — по крайней мере, теперь он не совсем потерял дар речи. …Ну, так оно и было, но он все равно мог общаться. «Спасибо, Mija», — написал он, и Коко одарила его почти беззубой улыбкой. «Я знаю, что так писать трудно», — сказала она, и улыбка её смягчилась, — «но, может быть, тебе не придется пользоваться этим слишком долго». И сразу же его хорошее настроение улетучилось. Это было неправдой. Это было совсем не так — не то чтобы она знала. Она не знала, что случилось с его рукой — и, честно говоря, он тоже этого не делал, за исключением того, что Эрнесто в какой-то момент забрал его. И если бы это зависело от Эрнесто, он, наверное, никогда бы его не вернул. Тошнота и тупой ужас охватили его при этой мысли. Он никогда не получит свою руку обратно. Остановись, перестань, не думай об этом. Ты ничего не можешь с этим поделать, не думай об этом. Остановись. Ты со своей семьёй, и Эрнесто не причинит вреда твоей семье, и это всё, что имеет значение. Перестань думать об этом. «Папа, ты в порядке?» Подавив боль и тошноту, он кивнул. Подумав, он записал в блокноте: Устал. По крайней мере, это не было абсолютной ложью. Коко кивнула: «Я думаю, ни у кого из нас не было много времени поспать», — сказала она, слабо рассмеявшись. — «Ты бы хотел, чтобы я ушла, чтобы ты могла отдохнуть?» Гектор колебался. Он почти хотел сказать «да» — Коко не спала большую часть ночи, как и он сам, и было бы нечестно заставлять её оставаться здесь ещё дольше. Но в то же время… он пока не был уверен, что сможет вынести одиночество. Особенно ужасно было оставаться наедине со своими мыслями. Он покачал головой. Мы можем поговорить ещё, — написал он, но даже когда он это сделал, боль в запястье действительно начала донимать его. Ему хотелось помассировать руку, но вместо этого он ограничился тем, что согнул её. Коко не сразу ответила на это, и он предположил, что она дает ему немного времени, чтобы его рука восстановилась, прежде чем она спросит его о чём-нибудь ещё. Но когда он снова посмотрел на неё, то снова увидел её в той же позе, её левая рука сжимала правое запястье. «…Папа», — медленно произнесла она. — «Мне нужно спросить тебя кое о чём». Гектор напрягся. Он точно знал, какого рода вещи она бы спросила; должно быть, Имельда подговорила её на это. Он нерешительно кивнул, призывая её продолжать. «Я знаю, ты не знаешь, кто… причинил тебе боль», — сказала она, и он почувствовал, как у него сжался желудок. — «Но ты помнишь, как они выглядят?» О, он мог бы многое вспомнить из этого нечитаемого на его лицо, на леденящий холод в его глазах, на глупые, глупые жемчужно-белые кости с их идеальными отметинами, на темный плащ, который он носил, вероятно, для того, чтобы эффектно сливаться с тенями. Он даже мог бы указать по крайней мере на одного из этих телохранителей в толпе. Не то чтобы это был первый раз, когда он имел с ними дело. И он не мог сказать ей ровно ничего из этого. Ну, не то чтобы он не привык лгать, но делать это по отношению к своей дочери казалось совершенно неправильным. Но между этим и потенциальным нападением Эрнесто на свою семью… Коротко вздохнув, он покачал головой. Коко нахмурилась:"Ты вообще ничего не можешь вспомнить?» Пожалуйста, mija, не дави на меня так. Поморщившись, он снова взял ручку и дрожащими пальцами написал одно-единственное слово: Тёмный. Когда он показал ей блокнот, ей показалось, что прошла вечность, прежде чем она кивнула. Была ли она размышляя о том, сколько же света было в том переулке? Неужели она заподозрила его во лжи? Или… «Я понимаю, папа», — наконец сказала она, и Гектор расслабился, совсем немного. Это прозвучало так, словно она купилась на его ложь; он не был уверен, что чувствует по этому поводу. «Я больше не буду тебя спрашивать после этого…» Да, что теперь? «Когда… мы нашли тебя», — и она сделала паузу, давая ему время обдумать пятьдесят девять ужасных вещей, которые она потенциально могла бы спросить и на которые он не хотел бы отвечать, — «почему ты… вот так плакать из-за меня?» О. Он закрыл глаза; он полагал, что не может винить её за то, что она спросила. В конце концов, именно Имельда нашла его, и он держал себя в руках, когда она наконец обратилась к нему. Но Коко… Снова взглянув на неё, он увидел беспокойство в её глазах и заколебался. Он не мог сказать ей. Он никак не мог рассказать ей об опасности, которой она подвергалась, о том, как Эрнесто угрожал… Нет. Она не могла знать об этом. Она бы об этом не узнала. Уставившись в блокнот, он снова взял ручку и начал медленно писать, тщательно подбирая слова: Я боялся, что никогда больше тебя не увижу. По крайней мере, это не было ложью, но и не всей правдой тоже. Он повернул блокнот к ней, надеясь, что она останется верна своему слову, даже если он не был сам он говорит чистую правду. Коко перечитала записку и отшатнулась, потрясенная. Она перевела взгляд с блокнота на него, и её ужас сменился сочувствием. «О, папа», — сказала она, обнимая его за плечи. — «Теперь всё в порядке. Я никуда не собираюсь уходить.» Гектор надеялся, что это останется правдой. «Но так и будет,» — сказал он себе, — «пока ты молчишь». Эрнесто к ним не притронется… сделает ли он это? Он подавил в себе чувство неловкости — независимо от того, что сказал Эрнесто, он всё равно им ничего не скажет. Никто не собирался уходить и причинять себе боль за его счёт. Он был бы уверен в этом. «Мы позаботимся о том, чтобы ты был в безопасности», — продолжила Коко, но остановилась лишь на мгновение. — «И… мы вызовем врача, чтобы он тебя вылечил». …Что?! Как бы ему ни было противно это делать, Гектор высвободился из объятий дочери, подняв руку в знак защиты и покачав головой. Вспомнив о блокноте, он схватил ручку и начал писать: Нет, со мной всё будет в порядке! Кости заживут сами по себе! Перечитывая написанное, Коко нахмурила брови: «Папа, ты боишься доктора?» Гектор пренебрежительно махнул рукой. Напуган? Он? Конечно, нет! Он просто… не доверял сомнительным людям, которые берут с тебя деньги за то, чтобы починить то, с чем ты вполне способен справиться самостоятельно. Но это было многовато для написания, и он не был уверен, сколько ещё продержится его рука, прежде чем её начнут сводить судороги, поэтому он быстро написал. Со мной всё будет в порядке. Коко невозмутимо уставилась на него: «Папа, у тебя нет руки, и ты не можешь говорить». Часть его была ошеломлена поведением дочери саркастическое поведение — откуда она это взяла? — в то время как другая его часть мысленно возмущалась тем фактом, что она… в этом был смысл. Тем не менее, он нацарапал: Я справлюсь. В любом случае, доктор не смог бы вернуть ему руку. Тяжело вздохнув, Коко покачала головой. — Рано или поздно тебе придется обратиться к врачу. Когда Гектор согнул руку, готовясь написать ответ на это, из-за двери раздались два голоса. «О, я думаю, это будет раньше» «…скорее, чем позже». Они оба вздрогнули. Коко подошла к двери и открыла её, обнаружив Оскара и Фелипе, прислонившихся к противоположным сторонам дверного косяка, у каждого из них было одинаково самодовольное выражение лица. Гектор наблюдал за происходящим, не зная, злиться ли ему на то, что они подслушивали, недоумевать по поводу того, как долго они там пробыли, или встревожиться из-за того, на что они намекали. «Ах, добрый день, Гектор…» — Самодовольная ухмылка Фелипе сменилась извиняющейся улыбкой. «Но поскольку мы знали, что ты не согласишься на это…» — начал Оскар. И они оба закончили: «Мы вызвали для вас врача!» Гектор побледнел. Что? «Он должен быть здесь примерно через…» — Оскар оглянулся на часы, висевшие в прихожей. «Пятнадцать минут», — сказал Фелипе, махнув рукой. «Плюс —минус…» «…в зависимости от пробок». Переводя взгляд с одного близнеца на другого, Гектор пытался определить, было ли это просто очередной их шуткой. Но судя по взгляду Оскара, который просто излучал «попался!», и слегка извиняющемуся, но всё ещё самодовольному выражению лица Фелипе, казалось, что да, они были серьезны. Когда он повернулся к Коко, она только пожала плечами, улыбаясь. Mija! Ты спланировала это?! ему хотелось выругаться, но он ничего не мог сказать. Он мог бы написать это, но знал, что на данный момент его рука не выдержит большего. Теперь ему придется иметь дело с доктором, ощупывающим все его сломанные кости, и это… это было не то, через что он хотел бы пройти. Вдобавок ко всему, доктор, несомненно, собирался задать множество вопросов о том, откуда у него эти сломанные кости, и это было не то, на что он хотел отвечать. Это было не то, на что он мог ответить. Ему в голову пришла идея, и он коротко вздохнул, откидываясь на подушки своей кровати. Он что-то написал в блокноте, превозмогая боль в запястье, и, наконец, протянул листок. Коко достала его, чтобы просмотреть: Устал. Собираюсь вздремнуть до его прихода. «Конечно, папа», — сказала Коко, кладя блокнот рядом с ним.— «Мы дадим вам знать, когда он будет здесь». Она наклонилась, чтобы обнять его в последний раз, и он для пущей убедительности ещё несколько раз поцеловал её в лицо. С этими словами она вышла из комнаты, и его шурин на мгновение задержал на нём взгляд. «Не пытайся улизнуть, Гектор». «Мы узнаем, если ты это сделаешь». Гектор отмахнулся от них, отвернувшись головой к стене и закрыв глаза. Через мгновение он услышал, как со скрипом закрылась дверь. И тут же он сел, глядя в окно и пытаясь определить, насколько легко было бы открыть его одной рукой. ——— Как только дверь за ними закрылась и Коко направилась вниз по лестнице, Оскар и Фелипе обменялись взглядами. Их самодовольные ухмылки быстро сменились озабоченными хмурыми взглядами, когда они вспомнили о внешности своего шурина. Да, Имельда рассказала им о том, что произошло, но увидеть это было совсем другое дело. «Не видел его таким плохим с тех пор, как…» «…нам пришлось отнести его домой после восхода солнца?» — Фелипе покачал головой. — «Это ещё хуже». «Ты так думаешь?» — Оскар ещё раз оглянулся на дверь, прежде чем направиться к лестнице. — «По крайней мере, на этот раз он в сознании». «В прошлый раз его кости были не так сильно сломаны», — сказал Фелипе, следуя за братом. — «И он мог говорить, когда проснулся». Оскар кивнул; видеть, как его обычно разговорчивый шурин стал немым, было тревожно: «Не говоря уже о том, что у него сохранились все кости…» «…кроме ребра». «Забыл об этом», — пробормотал Оскар; Фелипе всегда лучше подмечал мелкие детали. Однако, когда они приблизились к подножию лестницы, он поймал Коко заметила встревоженный взгляд и пожала плечами. — «Но именно поэтому мы вызвали врача». «Он подлатает Гектора», — сказал Фелипе, сразу же уловив суть. «Даже если Гектор не хочет, чтобы его латали». «Он разгладит царапины». «Залатает разрывы». «Заштукатурит выбоины». «Залечит переломы». «Исцели…» «Хорошо, я поняла», — сказала Коко с коротким смешком, поднимая руку, чтобы заставить их остановиться. Оскар просиял; он так и не был до конца уверен, забавляло ли их подшучивание его племянницу или смущало, но в любом случае это помогало ей отвлечься от забот. Это был тот же трюк, который они проделывали, когда она была маленькой, всякий раз, когда ей становилось грустно о её пропавшем папе. Не доходя до подножия лестницы, Оскар остановился и сел, Фелипе последовал его примеру. Как и ожидалось, Коко посмотрела на них в замешательстве. Прежде чем она успела заговорить, Оскар приложил палец к губам. «Мы пока останемся здесь», — прошептал Фелипе. — «Если Гектор попытается уйти…» «…мы это услышим.» — Оскар откинулся назад, упёршись локтями о ступеньку позади себя. — «Вдобавок ко всему этому…» «…он не сможет пройти мимо нас». — Фелипе оглянулся через плечо, хотя они оба знали, что Гектор не стал бы пытаться уйти так быстро. «Gracias». — Коко лучезарно улыбнулась им, прежде чем начать спускаться по второму лестничному пролёту. — «Мы с Розитой поприветствуем доктора, когда он войдёт.» Когда Коко спустилась, они переглянулись, и Фелипе первым вздохнул, поникнув там, где сидел. «Это выглядит не очень хорошо», — пробормотал он, и Оскар обнял брата за плечи. «Это не так», — признал Оскар. Он на мгновение задумался, затем тихо рассмеялся.— «Вот и всё для нашего прототипа крепления для гитары, да?» С тех пор как они подарили Гектору эту новую гитару, им не терпелось попробовать сделать разные изобретения для своего шурина. Поскольку Имельда, как правило, ограничивала их эксперименты с обувью, когда только могла, это казалось приемлемым обходным путем — не совсем то же самое, что осваивать новую обувь, но все же достаточно приятным. И Гектор всегда был рад быть их подопытным кроликом. Их последним прототипом была насадка, которая должна была удерживать ноты перед гитарой во время игры. В ней всё ещё были некоторые недочёты, которые требовалось проработать — а именно, как музыкант должен был менять местами страницы, не роняя их все на землю, — но Оскар был уверен, что это станет одним из их лучших изобретений на сегодняшний день, после того как они тщательно протестируют его. Что, учитывая обстоятельства, не должно было произойти в ближайшее время. «Я думаю, для него это немного более неудачно».— В словах Фелипе не было никакого юмора. «Хм, верно».— Оскар отвёл взгляд, вспоминая тот день, когда Гектор играл на гитаре для семьи. Он всё ещё был немного не в себе, но явная радость на его лице была очевидна. Сейчас его там точно не было. Некоторое время они оба сидели молча, все еще ожидая, что в конце концов раздастся стук в дверь или же кто-то прокрадётся наверх. Но пока они сидели, шестерёнки в голове Оскара начали вращаться: «Ты хорошо рассмотрели его руку?» «Нет, Hermano. Его там не было.» — Фелипе бросил на него косой взгляд, и Оскар выдавил из себя улыбку. «Ты знаешь, что я имел в виду.» «Да.» — Фелипе опустил взгляд на свои руки, крепко схватил свою правую руку левой и отдёрнул её. — «Она полностью исчезла, начиная с запястий. Там только рука». Он помахал своей собственной рукой в знак демонстрации, прежде чем быстро прикрепить её обратно. Сосредоточенно нахмурившись, Оскар уставился на свои руки: «Ты думаешь…» Тук-тук. «ой! Вот он! — донёсся голос Розиты с первого этажа. Оба близнеца немедленно встали. Хотя Оскар был первым, кто начал двигаться вперёд, он быстро остановился. Бросив ещё один взгляд вверх по лестнице, он встретился взглядом со своим взгляд брата, и они кивнули, оставаясь пока на месте. «Здравствуйте, доктор Мендоса», — сказала Коко, после чего послышались шаги и хлопнула дверь. «Здравствуйте, сеньора. Я приехал так быстро, как только мог; гондолу на минуту задержал летающий алебрихе.» «Gracias, что пришли, доктор!» — Голос Розиты звучал ближе к лестнице. —»Pobre Гектор находится в плохой форме… Он в своей комнате наверху.» Оскар и Фелипе оба кивнули доктору, когда он поднялся на второй этаж, Коко и Розита последовали за ним: «Здравствуйте!» — сказали они оба, и доктор кивнул им. Он был невысокого роста и у него не было волос, но на нем было просторное тёмное пальто. «Он там, наверху?» — спросил доктор Мендоса, глядя мимо близнецов вверх по лестнице. «Да.» — Оскар отступил в сторону, в то время как Фелипе спустился с лестницы, чтобы пропустить доктора.—«Слева от вас, в конце коридора.» «Ты говорил мне, что он страдает из-за нескольких сломанных костей?» Доктор оглянулся через плечо когда он говорил, по-настоящему не оглядываясь на них. Что было хорошо, потому что это означало, что он пропустил обеспокоенные взгляды, которые все бросали друг на друга. «Ч… что-то в этом роде», — наконец сказал Фелипе.— «Мы… возможно, упустили несколько деталей». «Несколько». «Немного». «Может быть, чуть больше». «Очень много». «Эй!» — закричал Оскар, когда Коко внезапно оттолкнула его в сторону, промчалась мимо него вверх по лестнице и побежала за доктором. Ему всё ещё было немного странно видеть, как его племянница двигается в таком возрасте, но старые кости на самом деле не сдерживают мёртвых. «Коко?» — крикнул Фелипе ей вслед, взбегая по лестнице. «Что…» «Не стучите!» — закричала Коко, и Оскар, поднявшись по лестнице, увидел, как она хватает доктора за рукав. Когда доктор повернулся и бросил на нее озадаченный взгляд, она отпустила его, понизив голос. — «Не стучись. Этот… звук пугает его.» «Э-э… Я понимаю.» — Повернувшись обратно лицом к двери, доктор Мендоса мгновение смотрел на неё, задумчиво нахмурив брови, прежде чем заговорить. — «Сеньор Ривера?» —он позвал. — «Меня зовут доктор Мендоса. Меня вызвали, чтобы вылечить тебя.» «Папа?» — Коко стояла рядом с доктором. — «Не могли бы вы постучать во что-нибудь, если можно войти?» Оскар подошёл к ним, Фелипе и Розита последовали за ним. Честно говоря, они должны были дать ему пространство — и они бы так и сделали, как только доктор оказался бы с ним в комнате, — но что-то было не так. Оглянувшись на своего брата, Оскар бросил на него обеспокоенный взгляд и Фелипе вернул его. «Он никогда не проходил мимо нас», — прошептал Фелипе. «И я никогда не слышала, чтобы он поднимался наверх.» «Значит, он не мог выйти из своей комнаты». —Фелипе на мгновение уставился в пол, но тут же вздрогнул.— «Если только-» «Если только…?» Дверь со скрипом отворилась, и доктор моргнул: «Вы… уверены, что это та комната, которая нам нужна?» «Папа?!» «О боже, что случилось?» — Розита попыталась заглянуть за спину близнецов, которые очень быстро осознали свой просчёт. Фелипе первым ворвался в комнату, Оскар последовал за ним, и они оба с визгом остановились при виде пустой кровати и открытого окна. На кровати был клочок бумаги, на котором дрожащим, плохим почерком было написано просто: no gracias. «Гектор!» — закричали они, Фелипе в ужасе, а Оскар в отчаянии. Коко протиснулась мимо них, посмотрела на записку и тяжело вздохнула: «Я пойду поищу его», — сказала она, снова шаркая мимо них и спускаясь по лестнице. «Это… по меньшей мере интересно», — пробормотал доктор Мендоса, оглядывая комнату. — «Когда вы видели его в последний раз?» «Как раз перед тем, как вы пришли сюда.» — Оскар скрестил руки на груди. «Мы совершили ошибку, сообщив ему, что вы придёте». «У Гектора… была история, когда он избегал врачей». — Фелипе держал руки за спиной.— «Это не первый раз, когда он пытается уйти». Оглядываясь назад, можно сказать, что те времена были забавными, если не сказать весёлыми, но теперь Оскар начинал вспоминать, насколько раздражающим было поведение его шурина. избегание врачей было. Они, вероятно, оглянулись бы на это и посмеялись, по крайней мере… при условии, что позже всё прошло бы хорошо. «Но Коко вернет его обратно», — осторожно сказала Розита, входя в комнату. — «Papá Гектор выслушает её. Вы можете пока присесть, если хотите.» Почесав затылок, доктор присел на край кровати: «Тогда не могли бы вы дать мне немного больше информации, пока мы ждём?» — он спросил. — «Поскольку, по-видимому, вы были скупы на детали.» Первоначальной мыслью Оскара было пуститься в объяснения того, что они узнали прошлой ночью, но уловил едва заметное покачивание головой от своего близнеца. Пожав плечами, он вместо этого сказал: «У Гектора есть несколько старых травм, которые так и не были вылечены. Сломанная нога…» «…сломанная рука…» «…и несколько сломанных ребер. Они начинали заживать, но…» — Оскар повернулся к Фелипе, не уверенный, как перейти к следующей части. Как много они на самом деле могли сказать? Гектор, вероятно, не хотел, чтобы они что-то говорили, но, с другой стороны, он вообще не хотел визита врача, так что это опровергло его мнение. Хотела ли Имельда, чтобы они что-нибудь сказали, пока она не получит ответ от полиции? «Гектор может… попадать в ситуации, немного выходящие за рамки его понимания». Поморщившись, Фелипе объяснил: «Вчера он сломал ещё несколько ребер и поцарапал себе горло, и…» «Э-э… он… возможно, и не…» «…вернулся целым и невредимым». Вокруг доктора царила атмосфера профессионального спокойствия, который безошибочно воспринял это описание: «Понимаю. Тогда чего же ему не хватало?» «Pobre Гектор…» Близнецы повернулись к Розите, которая заламывала руки. «Он потерял руку», — сказала она, потирая правую руку левой, как бы демонстрируя это. Доктор долго смотрел на неё, затем посмотрел на близнецов, которые оба кивнули: «Как… это произошло?» — осторожно спросил Мендоса. По крайней мере, на этот вопрос они могли бы ответить честно. Оскар беспомощно пожал плечами: «Мы не знаем». «Никто из нас не знает», — подтвердил Фелипе. — «Но…» «Он пробовал вернуть?» Оскару пришлось задуматься об этом на мгновение — он не видел, чтобы Гектор пытался вернуть себе утраченную конечность, нет. Но в то же время Гектор был экспертом в том, чтобы разбирать себя на части и снова собирать воедино, иногда очень творческими способами. Они с Фелипе неоднократно обсуждали это со своим шурином случаях и находил его демонстрации увлекательными (хотя временами и настораживающими). Для кого-то столь опытного в этом деле, каким был Гектор, это должно было быть лёгким трюком, и всё же он вернулся домой без правой руки. «Он пытался», — сказал он наконец, и Фелипе кивнул. — «Но у него всё ещё нет руки». Теперь доктор Мендоса наклонился вперёд, серьезно разглядывая их: «Вы абсолютно уверены?» «Ну… да».— Розита поднесла руки к лицу.— «Если он ещё не отозвал свою руку, я не думаю, что он сможет это сделать». «Он всё ещё может это чувствовать?» На это мог ответить только Гектор. Оскар пожал плечами, обнаружив, что подходит ближе к своему близнецу, который повторил его движение, так что они оказались плечом к плечу. Они перехватили встревоженные взгляды друг друга, прежде чем снова повернуться к доктору. «И вы сказали, когда это произошло?» «Прошлой ночью», — сказал Фелипе. — «Но…» «Почему это имеет значение?» — наконец выпалил Оскар.— «Он может вернуть его обратно, когда найдет». «…А он не может?» Доктор смерил его таким взглядом, что тот едва не вздрогнул: «Разве ты не знаешь, что происходит, если кость остаётся незакреплённой слишком долго?» Никто из них не ответил. В комнате воцарился холод, который не имел ничего общего с открытым окном. «Если кость или набор костей отделены от тела на неделю или более, отделенная кость немеет, и соединение ослабевает». Розита прикрыла рот рукой, а Оскар и Фелипе обнаружили, что прижались друг к другу, когда их осенило, ещё до того, как врач подтвердил это. «Его нельзя будет вернуть обратно».