Live with me, die with me

      Когда отчим вернулся он застал Роуз по-прежнему безутешно рыдающей над хладным телом матери.       Точнее, застал не сразу.       Он был настолько пьян, что поначалу не заметил и споткнулся об нее, с матом полетев вперед на пол и ударившись челюстью. Это его разъярило, и он впервые обрушил на Роуз кулаки, а не оплеухи. Он ударил ее прямо по лицу, так мощно, что ее бросило чуть ли ни через всю комнату спиной в стену. А когда Роуз столкнулась с досками, что-то хрустнуло, и, кажется, в позвоночнике, а не в досках. — Ах ты тупая дрянь! — заплетающимся языком орал отчим, размахивая кулаками. Роуз же была в глубокой депрессии и хотела умереть. Но при виде надвигающейся на нее туши отчима, что-то внутри нее пробудилось, и она юркнула под его очередной удар, пробежала мимо и вылетела на улицу.       Там она пряталась в коровнике среди коров в стоге сена до утра…. Пока первые лучи солнца не стали орошать землю своими жгуче-янтарными, как рыжина ее волос, теплыми лучами, не ведая, что весь ее мир в одночасье рухнул, рассыпался как карточный домик, ударенный ногой шаловливого малыша, коим и был джентльмен с зализанными назад волосами и холодными пронзительными глазами.       Он лишил ее матери, кольца, но не только.       Он лишил ее будущего брата или сестры.       И Роуз плакала в сене, дрожа и вздрагивая, надеясь, что все это кошмар, пока не провалилась в пропитанную дурными сновидениями и тревогой дрему.       Но на утро она проснулась и все было по-прежнему… Она лежала в стоге сена, а дома…       Роуз, тихо всхлипывая, пробралась на крылечко, а оттуда — в дом. Ее встретил свинячий храп — храпел ее отчим. Он дрых, как паршивая свинья, коей и был, на полу, в луже блевотины, у подножья лестницы, и в руке его была почти пустая бутылка. Роуз хотела прокрасться мимо него на кухню, но вдруг он поднял голову, открыл свои поросячьи, в красных прожилках, глазки, и нашел взглядом девочку. — А, ты тут, маленькая дрянь, — его злобные глазки сложились в щелочки. — Из-за тебя я вчера, ик, загремел. Где твоя бесполезная сука-мать?..       На это Роуз могла только слабо всхлипнуть и перевести взгляд на кухню.              Отчим тоже туда посмотрел. Ругаясь, медленно поднялся на ноги и шатаясь пошел в том направлении.       Внутри Роуз все застыло. Затрепыхалась, как птица в клетке, в груди слабая надежда, что сейчас отчим войдет на кухню, ударит мать ногой, как не раз уже так жестоко делал на ее глазах, и она вскочит, живая.       Но стоило Риттеру подойти к порогу и надежда эта оборвалась, ровно как и стук сердца Роуз. Все внутренности ее заледенели и устремились куда-то вниз, когда она увидела, как отчим безмолвно застыл в дверном проеме, явно шокированный увиденным. — Хера ты лежишь, тупая сука?       В голосе его была неуверенность, едва замаскированная злостью. Он прошел вперед, забыв про Роуз, и Роуз пользуясь моментом подбежала поближе. Она увидела на полу мать… В той же позе, что накануне вечером. Отчим опасливо ударил ее носком сапога. Но мама не пошевелилась.       Мама была мертва.       Так началась новая фаза жизни Роуз. Фаза, продлившаяся еще три года. Без матери, на которой Риттер срывал всю свою злость, он переключился на Роуз. Поначалу он все же ее не бил. Только ругал и заваливал работой. Без матери и готовка полностью легла на ее плечи, и уборка. У нее остались деньги, который оставил убийца матери, ей удалось их сохранить. Она отыскала их вечером второго дня все в том же стоге сена и спрятала.       По ночам Роуз снилась смерть матери. Незнакомец, душивший ее своими руками. Иногда Роуз спрашивала себя, не сошла ли она с ума. Не показалось ли ей. Мужчина звучал так убедительно, что она несколько раз почти поверила, что маме в самом деле стало плохо, а не он придушил ее. Не помогало этому и то, что отчим называл ее чокнутой. Когда она попыталась объяснить ему, что произошло, и пропажу ружья, он не поверил ей, назвал дурой, сумасшедшей и истеричкой. Обвинил, что ружье она украла и продала. То, что денег у нее не было не смутило отчима. На неделю он оставил ее почти без еды, и выдрал ремнем по попе.       Так что, совершенно истощенная физически и морально, Роуз начала сомневаться в собственном здравомыслии. И на какое-то время почти убедила себе, что ей все показалось. Даже начала думать, вдруг сам незнакомец ей привиделся, а ружье она в самом деле продала. Отсюда у нее и эти деньги, которые она якобы нашла в стоге.       Но как-то раз Роуз убиралась в хозяйской спальне. И ее взгляд упал на тумбочку, где некогда лежали мамины украшения… Одно за другим, отчим продал их еще до маминой смерти, чтобы купить себе выпивку. Когда жив был папа, Роуз любила рассматривать их, перебирать в своих пальчиках. Дрожащими руками она вытащила ящик и…       Вдруг явно увидела перед мысленным взглядом фамильное кольцо с буквой «Д».       Нет, поняла она в тот момент, ничто ей не приходилось. Незнакомец действительно был в их доме. Действительно он дал ей деньги. Действительно забрал ружье и кольцо… и действительно убил ее маму.       Осознание это ударило ее как лавина. Но, как не велико было потрясение, оно придало ей сил. Дало понять, что она не тронулась рассудком, как убеждал ее отчим.       И она нашла в себе силы жить дальше. Еще не понимая, зачем, ведь жизнь ее была мучением. Но что-то подсказывало ее — таков путь. Нельзя взять и просто сдаться. Хотя бы ради мамы, она должна жить… и рано или поздно ей откроется, что следует сделать.              Так она жила и расцветала. Роуз была прелестным ребенком, превращающимся в привлекательную девушку.       Ее глаза были теплого орехового оттенка, мягкие и нежные, пусть в них и поселилась некая грусть и отчужденность от всего случившегося. И даже какая-то сталь.       Точеные черты лица достались от матери, пухлые губы и высокие скулы, от отца — волевой подбородок и вздернутые, тонкие брови.       Но вот она начала обретать формы. У нее появилась крепкая, высокая грудь. Соблазнительные бедра и тонкая осиная талия. На нее начали обращать внимание парни в городе, неизбежно…       Но не только.       Роуз стала замечать на себе похотливые, сальные взгляды отчима. Он подолгу задерживал их на ней. И вместо упреков и гадостей из его уст стали литься комментарии иного рода. Подхалимские, лестные и двусмысленные.       Поначалу дело ограничивалось только ими. Но потом появились прикосновения. Случайные прикосновения к ее руке, ноге. Поглаживание по волосам, которых никогда не было, когда она была маленькой девочкой — отчим тогда не проявлял ласки или заботы или нежности.       Когда она проходила мимо, он стал хватать ее за задницу, или норовил шлепнуть. Он обращал это в шутку, но его взгляды ее пугали. Роуз понимала, что происходит. Она хотела бы быть невинным ребенком, которого не лишили детства, но… Когда мама еще была жива отчим не слишком-то деликатничал. И нет да нет она видела, что он делал с мамой. Или слышала.       Она боялась теперь не только его кулаков. Но и того, что еще он мог с ней сделать. Она начала подвигать к двери на ночь комод, и ее руки стали сильными и накачанными. Хотя она была сильной и без того от всей работы, что выполняла по ранчо. Всех коров, что доила, и коровника, что расчищала. А так же поленьев, что колола и многого другого.       Был конец лета, ее день рождение. И она надеялась провести его тихо одна предаваясь спокойствию и раздумьям.              Накануне она напомнила Риттеру, что это ее день рождение, и попросила дать ей выходной. И он согласился к ее удивлению. Ей исполнялось четырнадцать. И отчим внезапно подарил ей коробку конфет, хотя его улыбка ей не понравилась, и новую юбку. Он сделал это вечером, вернувшись из города, и был пьян лишь слегка.       После он поцеловал ее в щеку. Ей было неприятно, но она стерпела и была на самом деле почти тронута его неожиданно пробудившийся человечностью. И потом он отпустил ее к себе.       Роуз села у себя на кровать и стала рассматривать фотографию себя, мамы и папы. Она была черно белой и снятой давно, когда Роуз было семь. Все на карточке были счастливы и улыбались.       Роуз погрузилась в воспоминания. Она услышала шаги за дверью по коридору, и скрип половиц, но в тот момент ее еще это не напрягло, она продолжала рассматривать знакомые лица. Однако вздрогнула, когда повернулась ручка двери и сама дверь открылась. Роуз вся напряглась и подняла голову, с каким-то испугом посмотрела на отчима в дверном проеме. За дверью уже стемнело, и она не совсем видела его лицо, и это было пугающе. — Как ты, Рози? — он сахарно вопросил. И к ее тревоге шагнул внутрь, а потом тихо прикрыл за собой дверь. Сердце Роуз забилось очень быстро. И она сразу пожалела, что не придвинула к двери комод, как обычно. — Хорошо, — она тихо ответила, а он стал подходить, облизывая губы. — Что это у тебя в руках? Ты уже попробовала сладости которые я тебе подарил?              Он приблизился увидел фотографию и его лицо скривилось. Раньше чем она успела среагировать он вырвал фото у нее из руки. Роуз вскрикнула, но он скомкал ее и рассмеялся, когда она попыталась потянуться к ней рукой. — Ну-ну, все это старье о котором следует забыть.              Он пожурил и откинул фотографию в дальний угол, а сам сел рядом с ней на кровать и закинул руку на плечо. Роуз буквально ощущала, что надо бежать, но почему то вся оцепенела. Отчимовские пальцы провели подушечками по ее плечу. От него пахло виски. — Почему бы нам не попробовать те конфеты, что я тебе подарил, крошка?       Крошка. Роуз всю передернуло. Так назвал ее тот джентльмен, что убил маму. Откуда-то взялись силы, и она стряхнула его руку с себя и вскочила на ноги.       Отчим тоже вскочил на ноги. — Куда же ты собираешься? — все тем же сладким слегка пьяным голосом сказал он и шагнул к ней. — Не подходите ко мне! — Роуз топнула ногой, отступая. — Да что с тобой не так, глупышка.       Риттер качнул головой. Он улыбался, будто Роуз сказала какую-то глупость, но глаза его были холодные. — Навоображала себе всякого.       Роуз вместо ответа направилась к двери. Но не успела сделать и шага, как отчим выскочил перед ней, заступив дорогу. — У меня для тебя сегодня особенный подарок, золотце, — сказал он, надвигаясь на Роуз. Взгляд Роуз невольно метнулся вниз и она с ужасом и отвращением увидела выпуклость на его штанах. Заметив ее взгляд отчим еще похабнее и шире усмехнулся и пошел на нее широко расставив руки и улюлюкая.       Не теряя времени, Роуз поднырнула под его загребающими воздух руками и оказалась у него за спиной. Она метнулась снова к двери. Добежала и схватила дверь за ручку. Она уже было повернула ее, но тут ее схватили за волосы и отдернули назад. Роуз вскрикнула, а ее развернули и швырнули через комнату на кровать. Роуз ударилась затылком о ножку и в глазах потемнело. А когда рассвело, и она смогла поднять и повернуть отяжелевшую голову, все в ее нутре похолодело и во рту пересохло от ужаса. Отчим надвигался на нее вытащив из своих штанин свой отвратительный член, который угрожающе болтался из стороны в сторону. — Нравится, что ты видишь? — он пьяно рассмеялся. Роуз кинула в него конфеты и попала в лицо. — Ах ты дрянь!..       Он выругался, а она скатилась с кровати и заползла под нее. Ругаясь, отчим упал на корячки и полез за ней. Он схватил ее за ногу. Но она двинула ему ногой в челюсть и он, взвыв, отпустил ее. Роуз вылезла с другой стороны и, вскочив на ноги, закрутила головой. Ее взгляд пал на кувшин, что стоял на прикроватном столике.       Отчим как раз вылезал с другой стороны, когда Роуз подняла кувшин и занесла его над его головой обеими руками… Хрясь! С бьющимся звуком кувшин приземлился на лысеющую голову Риттера. Риттер закричал от боли и злобы, а кувшин разлетелся. На пол брызнула кровь вместе с осколками, но отчим продолжал двигаться, он орал взбешенно, к ужасу Роуз. Удар вовсе не обездвижил его. Скорее разъярил. Тогда она ударила его ногой, но он перехватил ее лодыжку и дернул на себя. Она упала и во второй раз за вечер приложилась затылком — теперь об пол. В глазах потемнело… А когда она пришла в себя, с ужасом обнаружила, что отчим над ней навис и пыхтит.       Роуз действовала на одних инстинктах — она подалась вперед и щелкнула челюстями. Ее зубы сомкнулись, и рот наполнил солено металлический привкус. Захрустели на зубах хрящи. И она выплюнула откушенный нос отчима в сторону. А он пару секунд молчал, а потом завизжав от боли скатился с нее, зажимая дырку на лице ладонями. Из нее на пол хлобыстала кровь, заливая все кругом, она попала Роуз на блузку, на юбку, на лицо…       Но девочка не раздумывала. Она снова вскочила на ноги, хотя голова кружилась, быстро открыла ящик стола и вытащила оттуда ножницы. Пока отчим катался по полу визжа как свинья зажимая то место, где был раньше его нос, ладонями, она наклонилась и изо всех сил, в сердцах вогнала ножницы ему в шею. Он забулькал и забился в конвульсиях. А Роуз выдернула ножницы и вонзила их ему в шею еще пару раз, пока он не перестал двигаться.       Руки ее были в крови, голова болела и кружилась, и она задыхалась. Риттер не шевелился. Она проверила его пульс. И только убедившись, что сердце отчима не бьется, успокоилась.       Она была в безопасности.       Угрызений совести Роуз не ощущала. Только страх, если ее поймают законники. Отчим был плохим человеком, и если бы не он, мама никогда бы не связалась с тем незнакомцем, что ее убил.       Роуз поднялась на ноги, прошла в угол, подняла фотографию и расправила. Отчим был мертв, и она была свободна. Но у нее не было сомнений, что будет, если найдут тело, кого обвинят. Она не могла оставаться на ранчо. Более того, она знала, что Риттер набрал долгов. И даже если бы ей удалось каким-то образом убедить шерифа, что Риттера убили в ограблении, или избавиться от тела, она не потянула бы ранчо одна, не смогла продать, и его бы просто у нее отняли — с тем немногим, что на нем оставалось.       Следующие полтора часа она приводила себя в порядок. Собрала кое-какие ценности и пожитки. Деньги. Потом выпустила скот, забрала из конюшни старого мерина, Ланселота, подожгла дом и покинула ранчо навсегда.       Она уходила, и за ее спиной разрасталось и бушевало пламя, поглощающее ее старую жизнь.       Но оно не шло ни в какое сравнение с пламенем, бушевавшем глубоко внутри.