***
В наступивший, наконец, тот самый день, Ёсану выдали простую больничную сорочку, чтобы не нужно было раздеваться, как пояснил Минги. Тонкая прозрачная на свету голубая ткань практически ничего не скрывала, что заставило Ёсана злиться и нервничать. Ему казалось, что намного проще было бы просто снять штаны, зато так он хотя бы чувствовал себя уверенно по пути в другое крыло. Но у руководства больницы были, разумеется, свои взгляды на этот вопрос. Еще и Минги, как назло, не смог с ним пойти — в тот день была его очередь проводить инвентаризацию медикаментов, так что он лишь крепко сжал ладонь Ёсана и шепнул: — Я приду тебя забрать, как только освобожусь. Все будет хорошо. Ёсан лишь слабо улыбнулся.***
Комната, в которой все должно было произойти, была не похожа на больницу. Она выглядела как самая обычная гостиная в среднестатистической квартире. Окно закрывали тюлевые занавески с оборочками, на полу лежал светло-бежевый ковер. На стенах — пара невнятных натюрмортов с цветами и фруктами. Не слишком изысканно, но хотя бы не стерильно безликая больничная атмосфера. Окно комнаты выходило на дорогу — Ёсан слышал гул машин и громкие сигналы раздраженных водителей. Он присел на коричневое стеганое покрывало и стал ждать. Прошло минут десять, когда дверь открылась, и Ёсан впервые встретился глазами со своим партнером. Он был одет в ярко-желтую футболку и широкие джинсы с кроссовками, сильно отросшие волосы были забраны на макушке в хвост. Он ослепил Ёсана очень широкой и жизнерадостной улыбкой, двумя быстрыми шагами преодолел расстояние до кровати и сказал немного высоким, но, в общем, приятным голосом: — Привет, я Чон Уён. Ёсан несколько секунд колебался, а потом пожал протянутую руку, но имя свое называть не стал. Уён сел напротив. Его глаза, в отличие от светло-карих, с примесью зеленого, глаз Минги, были темными, как чай, в котором забыли пакетик с заваркой. Кожа была смуглой и золотистой после еще несмывшегося летнего загара. И Ёсан вдруг почувствовал себя очень уродливым по сравнению с этим красивым и ярким парнем. Он, в этой проклятой дурацкой сорочке, с бледной кожей, уже больше полугода не видевшей солнца, которая шелушилась от сухого кондиционированного воздуха, с небрежно причесанными волосами, выглядел как бледная картинка, переведенная через некачественную копирку. Как непроявленный негатив, забытый где-то на полке. Он уже давно не принадлежал к обычному миру живых людей, но не замечал этого, так как больше близко не соприкасался с этим миром. И вот появляется Чон Уён, и все в нем лучится здоровьем, энергией и весельем. Он не проводил месяцы, запертым в четырех стенах, не подвергался бесчисленным операциям, не терпел адскую боль. Не чувствовал ненависти к себе и своему телу, не рыдал в отчаянье над туалетной раковиной, не мечтал умереть. Он просто зашел сюда, такой возмутительно живой и будто светящийся, и разбил что-то у Ёсана внутри. Пузырек со жгучей злостью и обидой на такую несправедливость. Почему Ёсан, и Чонхо, и другие кандидаты должны страдать, а кто-то может просто жить? Ёсан опустил голову, стараясь успокоиться, пока Уён рассказывал, что он учится на архитектора и собирается выпуститься уже в этом году. Слова Минги о том, что партнеру тоже будет трудно, теперь казались полным бредом. Уён вовсе не выглядел смущенным или подавленным. И Ёсану вдруг очень захотелось испортить его хорошее настроение, заставить его чувствовать себя так же погано, как чувствовал он сам. Поэтому он, не заботясь, что прерывает собеседника на полуслове, сказал: — Мне неинтересно. Мы с тобой не болтать сюда пришли. Его грубость достигла цели. Уён замолчал с приоткрытым ртом, словно не мог поверить, что его искреннее дружелюбие может встретить такой отклик. Ёсан сверлил его холодным, злым взглядом. На глазах тушуясь, Уён поправил ворот футболки и сказал неуверенно, словно забыл сценарий и теперь импровизировал на ходу: — Жарко тут. Ёсану было совершенно не жарко, но он лишь сухо ответил: — Ну так раздевайся. Или ты собрался все в одежде делать? Уён вскинул на него испуганный взгляд. Да, быстро его напускная веселость испарилась, Ёсан был даже немного разочарован. У Уёна были большие глаза, широкие скулы и полные аппетитные губы. На сильных руках отчетливо проступала сетка вен. В другое время и с определенной долей фантазии Ёсан даже смог бы почувствовать желание — Уён был и правда очень симпатичным. Однако в тот момент он испытывал лишь отвращение. Уён сжал пальцы на коленях и сказал, опустив глаза: — Ну не так же сразу. Я думал, сегодня мы просто познакомимся. — Зачем миндальничать? — Ёсан сам удивился, как сердито и высокомерно звучит его голос. — У меня лично нет никакого желания тянуть. Да и у тебя, я уверен, куча важных дел, кроме того, чтобы торчать тут с каким-то убогим незнакомцем. Выпускной год все-таки, ты, наверное, очень занят. Хотя, мне-то откуда знать, — язвительно договорил он. — Я университет на закончил, но это и так понятно. Уён потрясенно смотрел на него несколько секунд, а потом сказал: — Ты не убогий. По-моему, ты очень красивый. Ёсан натянуто рассмеялся: — Как мило. Этому тебя научили на специальном курсе подготовке перед нашей встречей? Неумелому вранью? — Я не вру… — начал было Уён, но Ёсан не дал ему закончить. — Может, я и застрял здесь, но я не тупой, ясно? Я тоже был студентом, и был бы им и сейчас, если бы у меня все не отняли. Я ничем не хуже тебя, так что не надо разговаривать со мной так, будто я больной или недоразвитый. — Но я же просто… — Хватит, — Ёсан утомленно прикрыл глаза и махнул рукой, призывая Уёна молчать. На него внезапно накатило такое равнодушие, что он не мог заставить себя ни говорить, ни слушать. Он вспомнил слова Минги. Что ж, он все провалил. Теперь они с этим парнем были врагами. Ёсан не справился даже с тем, чтобы просто молча посидеть рядом. И теперь ему придется терпеть секс с человеком, который его ненавидит. «Ну и к черту», — подумал Ёсан. — «Какая вообще разница». — Слушай, я… — начал Ёсан, и заставил себя посмотреть Уёну в глаза. — Я не хочу ругаться. Лучше давай сделаем все быстро, и, если повезет, мы больше никогда не увидимся. Уён молча кивнул и достал из кармана джинсов контейнер с двумя маленькими желтыми таблетками. — Что это? — спросил Ёсан без особого интереса. — Возбуждающий препарат. Чтобы я… — Понял, — Ёсан не отводил взгляд, пока Уён глотал таблетки. — Чудно. Что, я настолько плохо выгляжу? — Да нет, это же… Ну… — Я просто шучу, расслабься, — не смотря на сказанное, губы Ёсана не тронула даже слабая улыбка. — И сколько ждать? — Примерно двадцать минут. — Ладно, скажешь, когда будет можно, — Ёсан подтянул колени к груди и безучастно уставился в стену. Уён пару минут молчал, нервно комкая в руках подол своей футболки. — Может, хоть пока поговорим? — спросил он почти жалобно. — Скучно ведь просто так сидеть. — О, боже, — Ёсан закатил глаза. — Люди издают столько шума, словно тишина — это враг, с которым нужно бороться. Слышал такую цитату? — Нет, — неуверенно ответил Уён. — Это фильм про маньяка, который убивал людей за то, что ему жить спокойно мешали, — пояснил Ёсан. — Намек понят? Уён в ответ только вздохнул. — Ладно, — смягчился Ёсан, — если тебе так проще, и это заглушит твое чувство вины, можешь болтать. Но не обещаю, что буду внимательно слушать. Он почти физически ощутил облегчение Уёна. Следующие несколько минут Уён говорил о своих увлечениях, рассказывал, что занимается танцами, что однажды даже участвовал в этническом фестивале, где они выступали в ханбоках, а для хореографии им пришлось брать уроки боя на традиционных корейских мечах. Еще Ёсан узнал, что любимый цвет Уёна — красный, что он обожает детей и часто работает волонтером в разных приютах. — Дети такие милые, — улыбаясь, рассказывал Уён, — с ними так весело возиться. — Возможно, только если тебе не надо их рожать, — не сдержался Ёсан. То иллюзорное подобие хорошей атмосферы, которое успел создать Уён, рухнуло в один момент. Уён запнулся и замолчал. — Извини, — сказал он тихо. — Просто, я, кажется… Тебя злит все, что бы я ни сказал. — Ну, прости, что человеку, который скоро умрет взаперти, перенеся еще неизвестно сколько страданий, неприятно слушать истории о твоей долгой, счастливой и насыщенной жизни, — огрызнулся Ёсан. — Раз не знаешь, о чем говорить, можешь не говорить вообще. Некоторые так и делают, но для тебя, это, видимо, слишком сложно. — Ладно, — сдался Уён, — давай просто сделаем это. Не хочу усложнять твою жизнь. — Он поерзал немного. — Жаль, что тут так светло. — Тебе что, стыдно? — спросил Ёсан. — Не тебе тут вообще-то придется ноги раздвигать. А я на тебя вообще смотреть не собираюсь, так что можешь не волноваться. Ёсан лег головой на подушку, выжидательно глядя на Уёна. Тот не двигался. — Ну? — поторопил его Ёсан. — Это же не высшая математика. Хотя, раз ты архитектор, для тебя и она должна быть несложной. Тебе объяснить, что куда вставлять? — Может, хотя бы поцелуемся? Для настроя? — спросил Уён, пряча глаза. — Предпочту отказаться, — отрезал Ёсан и отвернулся, глядя в стену. — Ну хоть трогать тебя я могу? — совсем по-детски и как-то беспомощно спросил Уён. На секунду Ёсану стало его искренне жаль. Вся эта ситуация была такой абсурдной, что он уже решил было отступить от своего принципа холодности. Поцеловать эти пухлые губы, показать ему, что он не злится, и что он против Уёна в общем-то ничего не имеет. Но это продлилось лишь секунду. Нет, глупо теперь идти на попятную. Глупо и поздно. Они никогда не станут друзьями, слишком много несправедливости лежит между ними. Поэтому Ёсан не повернув головы произнес лишь: — Да пофиг. Делай, что хочешь. Потом Уён мучительно долго возился с ширинкой, со штанами и со смазкой, заботливо оставленной тут же, на прикроватной тумбочке. Ёсан не смотрел, стараясь унять сердце, внезапно забившееся, словно попавшая в силки птица. Ему было страшно, но это было совсем не похоже на то, что он ощущал с Минги. Сейчас все внутри кричало о том, что Ёсан должен бежать. Не позволить сделать это с собой. Но он силой воли приказал себе не двигаться. Рано или поздно, ему придется это пережить. Лучше сделать все быстро. Уён приблизился, давая понять, что готов. Ёсан вдохнул поглубже и развел колени. Уён осторожно, словно боясь навредить, задрал подол ёсановой сорочки и несколько раз провел руками по бедрам. Его ладони были сухими и горячими, но по коже Ёсана пробежал озноб. Он изо всех сил старался думать о Минги, о его прикосновениях, о его руках. Но мозг лихорадочно сопротивлялся, не давая сосредоточиться. Ёсан понял, что у него начинается паника. Он слабо чувствовал, что происходит внизу, так как старался выровнять дыхание. «Бояться нечего, бояться нечего», — повторял он про себя свою излюбленную мантру. Стало чуть легче. Но тут он услышал голос Уёна: — Ты не мог бы постараться расслабиться? Я… Я не могу войти. Ёсан открыл глаза и взглянул на Уёна. Он выглядел растерянным и несчастным. Впервые Ёсану пришло в голову, что он, наверняка, тоже не хочет этого делать. Он тоже о таком не просил. Бедный любитель детишек, которому приходится заниматься совсем не детскими делами. — Хорошо, — Ёсан сделал еще пару глубоких вдохов и выдохов. — Дай мне руку. Уён сделал, как сказали. Ёсан сжал его ладонь крепко, почти до боли, а потом постепенно ослабил хватку. Представил, как все внутри расслабляется, как сопротивление уступает место податливости и спокойствию. Он вспомнил желтый свет фонаря, поцелуи Минги, его руки на своей талии. Вспомнил, как прижимался к мягкой коже на его животе. Попытался представить, что скоро он пройдет через все то, что у Минги уже было, что они станут еще ближе, еще более похожи. Железные тиски страха понемногу разжимались, давая свободу. — Давай, — шепнул Ёсан, — сейчас. Между ног словно вставили стержень — Ёсан ощутил, как растягиваются стенки внутри. Боли не было, только непривычное чувство наполненности, но Ёсан все равно вдохнул сквозь сжатые зубы. — Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Уён. — Да, нормально, — Ёсан поднял глаза, стараясь смотреть в потолок. Теперь Уён был очень близко к нему. Ёсан видел капельки пота у него на шее, тонкую ядовито-зеленую резинку, стягивающую его хвост, чувствовал его яркий, свеже-горьковатый запах (словно косточки апельсина смешали с морским соленым ветром). Уён ритмично двигался, громко, прерывисто дыша и прикрыв глаза. Пользуясь тем, что он на него не смотрит, Ёсан продолжал его разглядывать. Размашистый росчерк чуть нахмуренных бровей, родинка под левым глазом и морщинки на нижней губе, почти такой же пухлой как у Минги. Что бы он чувствовал, если бы они с Минги могли сделать то же самое? По обоюдному желанию, не торопясь, без принуждения, злости и стыда. Ёсан представил, каково было бы принадлежать кому-то вот так, отдать всего себя тому, кого любишь, раствориться друг в друге без остатка. Он попытался вообразить Минги на месте Уёна, и на мгновение сердце рванулось, пропустив удар, а потом неистово застучало о ребра. И стараясь продлить краткий миг этого выдуманного, несбыточного счастья, не в силах противостоять порыву, Ёсан приподнялся и поцеловал губы Уёна. Тот податливо отозвался, раскрываясь навстречу, а потом протяжно простонал и замер, пару раз толкнувшись глубоко внутрь. Ёсан обессиленно откинулся обратно на подушку. Кажется, они справились.***
Пока Уён приводил себя в порядок и одевался, Ёсан лежал неподвижно, отвернувшись к стене и свернувшись калачиком. Мимолетная эйфория отступила, и его накрыло душное одеяло отчаянья. Он чувствовал, что сейчас придет истерика, но не хотел показывать эмоций при Уёне, поэтому, крепко сжав губы, на которых еще оставался еле уловимый сладковатый привкус его бальзама, молился, чтобы тот быстрее ушел. Вот только Уён не спешил уходить. Он присел на край кровати и положил руку Ёсану на плечо. Ёсан дернулся: — Отвали от меня. Он сказал это без злобы, надломленным, жалобным голосом, который с головой выдавал все, что он так пытался скрыть. — Тебе больно? — не сдавался Уён. — Позвать кого-то? Ёсан сглотнул. — Со мной все нормально. Просто уходи. — Но я… Ты же поцеловал меня и… Я думал, мы… — Нет никаких «мы», — безучастно проговорил Ёсан не раз попадавшуюся ему в книгах и фильмах фразу. — Я не хочу тебя сейчас видеть. Уходи. Уён еще какое-то время посидел молча, потом поднялся. — Прости, — сказал он тихо. А потом его шаги прошелестели к выходу. Как только хлопнула дверь, из горла Ёсана вырвался первый полузадушенный всхлип.***
Он плохо помнил, как беззвучно рыдал, уткнувшись в подушку, когда зашел Минги. Как он укрыл Ёсана взятым откуда-то пледом, лег рядом и обнял, горячо дыша в затылок и целуя волосы, а Ёсан только шмыгал носом и тихонько подвывал, прижимаясь к нему. Как Минги шептал что-то успокаивающее ему на ухо о том, что любит его и ничего в мире не сможет это изменить. Как уже позже они вместе шли обратно в их корпус. Совершенно отчетливо Ёсан помнил только одно: потрясенное лицо вскочившего с кровати Чонхо, когда он зашел в их комнату с опухшими и красными от слез глазами и глухим, хриплым голосом произнес: — Ты был абсолютно прав. Эти встречи с партнерами — полный отстой.