Борьба за место*

После эксперимента меня не слабо так тряхнуло, и приходится буквально на четвереньках ползти по лестнице, с трудом удерживая себя в относительно вертикальном положении. В глазах все сильнее темнеет, и остается только идти почти на ощупь, когда я через несколько минут все же добираюсь до кровати. Взбираюсь и вырубаюсь. Сейчас я думать не в состоянии. — Может в скорую позвонить? — услышала я отдаленный, но узнаваемый голос Лиззи. — Она сама говорила, что опасно так долго спать. — Давай-те еще подождем, до ночи, — здесь уже Альберт сказал. — Вы… — от сухости во рту получилось лишь прошептать, — вы чего здесь… забыли? Воды… — Сейчас, сейчас, подожди! — слишком громко для меня воскликнула Виктория и скрылась с комнаты. — Ты… Мы боялись, что ты уже не очнешься! — накинулась на меня Лиззи, забравшись с ногами на мое тело. — Ты так долго спала, что… — и разревелась в три ручья не договорив. — Я принесла! На, напои ее! — И как мне это делать?! — отчаянно сказал старший мальчик. — Мне что, надо вылить воду ей на лицо? — Балда! — и глухой стук удара. — Приподними ей голову и поднеси стакан ко рту. — Было бы легче, если бы ты принесла трубочку, — выпалил Альберт, и все равно сделал как посоветовала сестра. Приятная, вкусная водичка полилась мне в горло. Никогда еще вода не была такой вкусной! Судорожно выпиваю весь стакан и понимаю, что теперь могу жить. Ну или смогу, если кто-нибудь снимет тушу с моей груди. Шестилетние дети весят немало. Видимо я сказала это вслух, потому что уже через секунду вой в самое ухо прекратился, а Лиззи перекатилась на бок обняв меня за грудь. — Ты, — икала Лиззи мне в шею, — почему так долго спала? — Сколько сейчас? — прошептала я не открывая глаз. Несмотря на сон, я все равно чувствую себя ужасно уставшей. — Шесть вечера, — прошептал Альберт, который, судя по звукам, присел возле кровати у моей головы. Маленькие цепкие пальчики тут же схватили меня за волосы и нос, неслабо так дергая и щипая. Ясно, значит он с Кристианом. — Что? — резко распахнула я глаза. — Повтори еще раз. — Шесть вечера. Мы пытались тебя разбудить, даже поднесли зеркальце к твоему рту, которое в отличие от дяди Стена, от твоего дыхания запотело. Почему ты так долго спала? — глаза у него заблестели, а губы он поджал, явно сдерживаясь от рыдания. — Не знаю, — приподняла подушку и легла на нее лопатками, упираясь затылком в деревянный каркас. — Ты детей накормил? — Я спагетти с курицей приготовил, и доели пирог. Джоан с близнецами в ее комнате, она их отвлекает, а отправить Лиззи не получилось. — Хорошо, — тяжело кивнула и закрыла глаза. — Ты сам… как? Не устал за сегодня с детьми? — Близнецы капризничали, даже спать не получилось уложить, и Кристиан обеспокоенный. — Завтра, — сглотнула накопившуюся слюну и продолжила, — можешь сразу после школы идти гулять, заслужил. — Ты никогда так долго не спала, — все же не сдержался он и заревел в три ручья. Кристиана пришлось взять на руки, посадив у стены. — Больше так не делай, ладно? — Не плачь, все нормально, — открыла глаза и слабыми руками стерла слезы в его щек. — Если зеркало запотело, значит жива, помнишь ведь мои наставления? Если бы до ночи не очнулась, то ты знаешь где деньги и документы. Там достаточно, чтобы несколько месяцев кормиться без заработка. А к тому времени врачи бы вытащили меня из сна. — Но ты все равно больше так не делай, хорошо? — взял он мою руку и прижал к своему лбу. — А ты чего там стоишь? Иди сюда, — кивнула я Виктории, что стояла вдалеке и молча взирала на все это. Как только она убедилась, что я жива, то тут же разревелась. Ясно, еще целый час я не встану с постели. Но я и не возражаю — голова такая тяжелая, что лишь на силе воли держусь в сознании. К девяти часам мне стало немного лучше: я поужинала, нагрела воды в металлической бочке с приподнятым дном для розжига дров, и помыла себя в гостиной дома вместе с детьми. Мыться чаще одного раза в три дня мы себе позволить не можем, так как в доме нет даже условной ванной комнаты, где стояла бы ванная или металлический таз. Для похода в туалет мы используем ведра, которые по окончанию дня сливаем в отдельную бочку с дырой для слива внизу. Раз в неделю в наш район приезжает автоцистерна и забирает всё накопившееся дерьмо с домов. Поняв, что уже не засыпаю на ходу, я решила взяться за уборку. Собрав все грязные вещи, я разделила их на три мешка и поставила сбоку от дома, где рядом так же разместила рубель и наполнила бочку холодной водой. Оставив стирку на ночь, так как я явно сегодня спать уже не буду — не столько из-за нежелания, сколько из-за накопившейся работы. Могу лишь надеяться, что школьный костюм Альберта к утру высохнет. В доме я отмыла плиту, которую Альберт загрязнил каплями кипящего масла, и перебрала все сухие продукты записывая недостающие или заканчивающиеся в блокнот. Так же, пока есть время, отключила электричество во всем доме и, взяв плоскогубцы с изолентой и фонариком, пошла чинить кабель у духовки. Уже вчера она шалила, и лучше не доводить до полного вырубления света в доме. Поднапрягшись, я все же отодвинула ее от стены, где тут же нашарила провод с оголенными концами и обугленной изолентой. Отклеив ее, я обрезала резиновую оболочку и открывшиеся жилы стала соединять между собой, зная кто к кому идет. Хватит этого на месяц, но лучше чем ничего — на новую духовку тем более нет денег. Не убирая инструменты я иду к счетчику, который, по словам Альберта, сегодня не слабо искрил. Включаю свет, трогаю провода отодвигая в сторону, и нахожу оголенный. Нет, здесь я не справлюсь, мастера надо вызывать. Если электричество сейчас вырубит, то ничего страшного — на дворе уже ночь, а по утрам достаточно светло, чтобы освещать дом. Иду в комнаты детей, где быстро разбираюсь с раскиданными игрушками и неаккуратными шкафами, в которых колобками забита одежда. Младшие в принципе принимают участие в генеральной уборке, и каждый сам убирает свой уголок, однако сегодня им было явно не до этого. Вместе с разбором шкафов я поменяла все постельное белье, привычно встретив желтое пятно на простынке Оливера. Вчера его не было. — Всё, прогулка закончилась, домой, — вышла я к младшим загоняя внутрь. Еще полчаса спокойных игр вроде рисования или лепки, и сон до половины восьмого. Всем давно известный график, поэтому никаких истерик и криков. Графики создаются не с бухты-барахты, а для спокойствия ребенка. Пока каждый занимался своими делами, я принялась за мытье деревянных полов на первом этаже, не забыв перед этим встряхнуть подушки с дивана и пройтись веником по креслам. Посмотрела на время — прошло двадцать пять минут. — Ну что, поиграли? — зашла я в свою комнату, где за моим рабочим столом сидели близнецы и лепили дом с лисицей и медведем. — Давайте зубки чистить. — Уже? — разочарованно протянули они и отодвинули диораму к окну. — А можно динозаврика взять? — спросил Оливер. — Ты решил сегодня динозаврика выбрать? Ну бери, спускайся вниз. А ты, Олли? — пропустила я брата первым, где на кухне ему придется бороться за место у раковины с Викторией и Джоан. — Виолетта, — прижала она пластмассового голого пупса к своей груди и мягкой, медленной походкой пошла за близнецом. — Лиззи? Зубки, — напомнила я, когда проходя мимо услышала ее голос. — Сейчас, секунду, у меня Шарлотта думает над предложением! Джон, я тебя люблю, но ты совсем обо мне не заботишься! — прописклявила она изображая голос подделанной барби, что держала в правой руке, а мальчика — в левой. — Шарлотта, я ведь покупаю тебе туфли, сумочки, даже бриллиантовый ошейник для Шер, а ты не можешь ответить мне «Да»?! Джон, знаешь что, с таким отношением ты можешь сделать предложение Сьюзи, с которой ты проводишь времени больше чем со мной! Я себя не на помойке нашла! — я усмехнулась услышав свою коронную фразу, которой всегда отвечаю на вопрос: «Зачем ты покупаешь такую дорогую одежду? В лавке старьевщика она ничем не отличается.» — Шарлотта, скажи Джону, что ты завтра дашь окончательный ответ — женщине всегда нужно время на обдумывание. А ты, Лиззи, бегом зубы мыть. — Слышал, Джон? Я тебе завтра отвечу, — сказала Лиззи и бросила куклы. Как всегда ничего на место не убирает. Уложив Шарлотту в самодельную кроватку из картона и куска ткани, и посадив Джона за стол в кабинете, я пошла следом. Пусть дети и умеют сами ухаживать за зубами, но все равно нужно следить, чтобы эта чистка не занимала десять секунд от общего времени. Почистив зубки не только себе, но и динозаврику с Виолеттой, близнецы наконец улеглись в кровати. Кристиана я оставила на Альберта. — Сегодня сказки снова не будет? — обиженно спросила Виктория, лежащая на отдельной от девочек кровати. — Да, сказку! — тут же подхватили они. — Не сегодня, — покачала головой и сильнее подогнула одеяло на Джоан. Увидев ее нахмуренное личико я щелкнула по носу, который тут же зацеловала. — Знаю, что давно не читала вам, но… я устала. Когда будет чуть получше, я обязательно все компенсирую, хорошо? Лиззи, давай щечку, — попросила я и поцеловала ее. Поцелуйчики было обычным делом перед ночным сном, так что выключила свет у девочек и пошла к мальчишкам. Пусть Альберт уже и подрастает, и подобное для него несколько смущающее, но сам еще не сказал об этом. Пока есть время — буду зацеловывать всех. — Оливер, кто сегодня будет спать с тобой? — подошла я к кровати-комод, где сверху спал мальчишка. — Динозаврик, да? — выглянул из-под одеяла носик зеленого резинового недоразумения. — Ты пожелал ему спокойной ночи? — Еще нет, — покачал он головой. — Вот ты пока желаешь ему это, я с Оливией побуду. Ты уложила Виолетту? — присела я на край, убрав ее золотистые волосы с лица. Она кивнула. — Под одеялко? — снова утвердительный кивок. — Хорошо. Спокойной ночи, милая, — поцеловала я ее в носик, который забавно скукожился. — Оливер, давай свой носик теперь. Вот так, молодец. Спокойной ночи, — пожелала я в последний раз и выключила свет. — Спокойной! — наперебой пожелали они и замолчали. Я плотно закрыла за собой дверь. Ну все, теперь только веревки в зале натянуть и за стирку можно браться. Справившись с первым заданием, я взялась за второе, где добавила еще три тазика: для стирания, полоскания и скидывания после отжатия. Пока окунала нижнее белье в ледяную мыльную воду, сразу же начав тереть по доске, я, сама того не желая, вспоминала события прошлого дня. Итак, магия существует. И видимо благодаря этой магии у меня и смогла прорасти косточка от нектарина, которую я необдуманно бросила на землю — иного объяснения этой аномалии я не нахожу. А следом за первым деревом, я закопала еще четыре косточки. А еще это зацепка о моем пребывании здесь. Мое первое воспоминание состоит из двухлетней меня и годовалого Альберта, размазывающего крем-суп по столу. Поблизости никого из взрослых, даже малейших намеков, а сами мы были одеты в грязную, очень воняющую одежду не по размеру — розовые шорты сдавливали мне живот. Не стану рассказывать подробности кормления Альберта, но было это очень тяжело и трудно из-за отсутствия мелкой моторики и слабости в теле. Но это была самой мелкой проблемой в сравнении с той, что я не понимала ни кто я, ни где нахожусь. Это как если бы у человека произошла полная амнезия с сохраненными воспоминаниями о работе рук и мировой истории. Только если этим больным рассказывают о них предоставив доказательства в виде совместных фотографий, то мне — нет. Это такое страшное чувство, что тебя бросили в центр моря с наказом доплыть до берега самостоятельно. А ты еще и плавать не умеешь. Я понимала, что отличаюсь не только своими объемными, даже возможно будущими, воспоминаниями о мире, но и ментальной зрелостью. По сей день я не могу вести и поступать как ребенок, хотя бы потому, что я словно перепрыгнула все этапы взросления при этом не потеряв их. Меня нельзя настроить против чего-либо, или убедить, что так правильно. Первые два года были самыми тяжелыми, так как кроме заботы об Альберте на меня накинули еще и Викторию, которую только что на руках и оставалось носить. Викторию, на которую мать вообще забила болт, приходилось выкармливать йогуртом имеющимся в постоянном наличие в холодильнике. Повезло еще, что он был на козьем молоке. А находилось оно там, потому что мать большую часть времени не готовила. И вот так, посадив их обоих в коляску, которую я нашла в мусорном баке, я почти каждый день проходила несколько километров до ближайшей библиотеки. Оставив их играть в игрушки в детской секции, я искала книги по английскому языку, чтобы хоть как-то говорить — мой детский мозг довольно тяжело адаптировался к этой речи. В основном, если мне кто-то что-то говорил, я концентрировалась на интонацию, жесты и выражение лица. Кое-как, но я все же добралась до мировой истории, в которую вцепилась клещом — отличаются ли мои воспоминания со случившимися в этом мире? Не отличаются, но как оказалось — о Российской Империи и СССР я знаю куда больше, чем о Великобритании. Не большой факт, но как много значит для меня — я отличаюсь от местных людей не только тем, что оказалось попаданкой, — слово, которое я вычитала на обложке литературной книги, — но и другим менталитетом. И в этой же библиотеке выяснила, что понимаю русский язык, но буквы не знаю. Постепенно я стала замечать, что мать пропадает все чаще, а еды дома остается все меньше. Пришлось идти на отчаянный шаг — искать работу. Помимо того, что мне было лишь четыре с половиной года, и такую как я никто никуда не возьмет, так еще и придется оставить детей одних на долгие часы. И если Альберт с Викторией могут это время поголодать, то новорожденную Лиззи приходилось кормить каждые один-два часа. А один пропущенный прием пищи ведет к немаленькой потере веса, из-за которой сейчас у нее проблемы со здоровьем. Через долгие поиски и литры слез, меня все же взяли уборщицей на четыре часа в вечернюю смену в парикмахерскую. Приходила я после закрытия к девяти часам и мыла полы, зеркала и протирала пыль. Оплата маленькая, только на еду и хватало, но на тот момент, пока мать оплачивала счета, этого было достаточно. А потом родилась Джоан и близнецы, и я почувствовала еще более затянувшийся узел на шее. Единственной отрадой был подросший Альберт, который, в отличие от меня, еще в школу не ходил и сидел с детьми. Сразу после учебы я бежала домой, где за два часа успевала приготовить обед, сделать смеси в банках, которую в дальнейшем Альберт самостоятельно разливал в бутылочки, и меняла подгузники. А после сразу уборка офисов до восьми часов, и парикмахерская, к которой я уже приноровилась и справлялась за полтора часа не теряя привычной зарплаты. Не буду рассказывать как я бегала по разным станциям, чтобы сделать документы на детей, вместо забившей на это матери — частенько даже приходилось бегать за ее подписью, пока не научилась подделывать. Главное, что дети официально зарегистрированы и поступление в школу не несет проблем. Тяжело ли это было? Очень. Даже думала убить детей и отправиться следом за ними, особенно когда мать понесла Кристиана. Но я справилась со всем ужасом, и даже находила время на хобби, благодаря которому по сей день получаю денежки. Как оказалось, я знаю несколько, незнакомых для этого времени, узоров, которые продала журналу по рукоделию за немаленькие деньги. Так что на сегодняшний день я лишь убираю четыре офиса три раза в неделю, продаю фрукты летом и одеяла. А теперь, благодаря магии, у меня будет намного больше свободного времени. Хотя бы потому, что она сама будет стирать вещи в ледяной воде, от которой у меня сохнут и шелушатся руки. Но перед этим надо поговорить с Эвелин, которая, судя по ее словам, знает об этой силе куда больше. И помалкивать, чтобы не повторять ее судьбу. К трем часам ночи я все же опустошила мешки и развесила все белье по гостиной, не оставив и миллиметра между ними. А сама села за стол с намерением отдохнуть, но не заметила как уснула. Разбудили меня дети, привыкшие к внутреннему будильнику, и пока они умывались и одевались, я заварила кашу-пятиминутку. Что-то приготовить я бы все равно не успела. Пара сэндвичей им с собой, и отпустила. Мой класс так же продолжает учиться, а учителя, зная о нашей семейной ситуации, позволяют мне не только уходить на каникулы сразу после экзаменов, но и не оставаться на, откровенно говоря, бесполезные уроки после основных: окружающий мир, рисование и урок творчества. И это я еще не говорю про продленку до пяти-шести вечера, на которой выполняется домашнее задание. Но все это под условием, что я буду входить в тройку лучших по параллельным классам. К десяти часам я позвонила в службу экстренной помощи, чтобы те нужным людям передали сообщение о счетчиках, и отвела близнецов с Джоан в платный детский садик. Я бы и Кристиана записала, но ясельная группа стоит дороже обычной. Во время учебы я справлялась с этим тем, что до девяти месяцев носила его с собой в школу, а после усаживала в манеж с готовыми бутылочками и игрушками. — Ну что, пойдем с тобой работать? — подкинула на руках я младшенького, услышав привычный смех. Ни вчера, ни сегодня, в парк идти не получится, потому как мастер подойдет к шести часам, а мне еще надо успеть зайти в школу для разговора с Эвелин. Пока что накопленных денег хватает, но продолжать отлынивать я не могу себе позволить — одна непредвиденная беда, и половины денег как не было. — Лайза? А ты почему с младшим пришла? — спросил владелец какой-то мелкой строительной кампании. — Дел много, — не особо вдаваясь в подробности ответила я, посадив Кристиана на диванчик с заранее взятыми кубиками и пирамидкой. — Ух ты, кто это тут у нас? — подошла новенькая сотрудница. — Кто это тут такой маленький? — ворковала она, взяв того на руки. — Твой младший брат, Лайза? — Да. Кристиан, — представила его, а сама сходила в уборную за приборами с моющими средствами. Пока я отмывала полы, протирала пыль в кабинете мистера Гудсона и поливала горшки с цветами, Кристиана успели понянчить все сотрудники, даже те, что видели его совсем месячным. Боссы двух офисов разрешали брать детей с собой, если выбора не оставалось, и даже, когда по очевидным причинам я не могла успокаивать их, они с ними сидели. Первые три месяца жизни Кристиан вообще провел у них на руках. Уборка в первом офисе заняла привычные полтора, даже не смотря на то, что старалась ускориться — к моменту прибытия на работу стрелка часов подходила к двенадцати. Спросив разрешения оставить младшего у них, я спустилась на этаж ниже к юристам. Сегодня по планам у меня только два офиса и их уборные, которые я мою в последнюю очередь. Так как офисам невыгодно нанимать уборщицу из клининга за две тысячи фунтов, они оформили меня как умственно неполноценную с самой маленькой ставкой, но на деле с каждого из них я получаю почти по тысяче фунтов. Так что выгоду от сотрудничества получает каждый из нас — за такую зарплату я смогла отправить младших в детский сад. Когда я закончила натирать зеркала в последнем туалете, время успело приблизиться к четырем часам, а потому, поставив все по местам, я схватила младшего и побежала в школу. Продленка в классе Эвелин заканчивается как раз к этому времени. Когда я уже подходила к школе, во дворе увидела учительницу провожающую детей с родителями. Вовремя. — Мисс Бетюн, — помахала ей и, видя как она бледнеет и едва не сбегает, ускоряю шаг. Реакция немного странная, учитывая, что она сама же просила меня вернуться. Ладно, разберемся. — Мисс Бетюн, остановитесь! — кричала я ей в коридоре школе. — Вы были правы! Нам надо поговорить, — и вот уже когда я почти подошла к классу, мне перед самым носом захлопнули дверь. — Мисс Бетюн, это не смешно, — строго проговорила я. — Вы, в конце концов, взрослый человек! — Мисс Хемсворт, я признаю, что тогда вела себя неподобающе и опасно для вас, — сказала она из-за двери, подпирая ее собой — ни один класс в школе не имеет защелки. — Это сейчас вы ведете себя неподобающе! Откройте дверь, мне нужно вам кое-что сообщить. — Пожалуйста, уходите, юная леди. У меня просто было обострение болезни, — раздался ее жалостливый голос, — по причине долгого отсутствия лекарств. Я не хочу, чтобы меня выгнали со школы. — Мисс Бетюн, тогда, перед сном, я вспомнила ваши слова о том, — начала я говорить шепотом, — что причина летающего шлема была во мне. Я решила провести эксперимент и он… был неожиданным для меня — детский ботиночек Кристиана поднялся над столом на десять сантиметров. Расстройства, коими и являются ваши «галлюцинации», не передаются ни одним известным способом. Я замолчала, надеясь услышать отодвигающую дверь, но видимо эти слова оказались для нее недостаточно убедительны. — Слушайте, несмотря на то, что я расту в не самом лучшем районе, наркотики я не употребляю. Как, думаю, и вы. Я пыталась найти причину для этой червоточины, но кроме как "магия" сюда больше ничего не подходит. Вы, — сглотнула я накопившуюся слюну, — упоминали слово "мир", который, судя по вашей реакции, к нашему никак не относится. — Никакого "мира" не существует, это просто галлюцинации! — вскрикнула она. Дура, она сейчас привлечет внимание! — А что, если вас заставили так думать? Может быть власти прознали о вашем знании, и, чтобы защитить тайну, просто сделали из вас сумасшедшую? Я ведь знаю, что вы тоже так думаете. Или думали, пока не приняли лекарства. — Мисс Хемсворт, пожалуйста, прошу вас, уходите! Мне повезло устроиться сюда на работу, установить спокойную жизнь, а сейчас вы все рушите. — А вы не боитесь за меня? — решила я надавить на нее через любовь к детям. — На мне семь маленьких детей, чье будущее зависит только от меня. Дайте мне хотя бы призрачный шанс, что, то было не галлюцинацией. Если вам одной было тяжело, то представьте каково будет этим детям? Не делайте из меня сумасшедшую. Прошу. Десять секунд тишины, и наконец я слышу приятный скрип двери об ламинат. Есть! Вместе с Кристианом, который все это время стояли своими ножками, я захожу в кабинет первого класса и запираю за собой. Достав из рюкзака игрушки, оставляю младшего наедине, а сама следом за Эвелин подхожу к учительскому столу, прихватив по пути детский стульчик. — Расскажите мне все что знаете, — задала я вопрос первой. — Сначала это были не галлюцинации или видения, а… скорее воспоминаниями, — начала она и, остановив взгляд на рабочей доске, ушла в себя.