Ты ведь дождешься меня, верно?

****

       ...Как бы я не рвался вперед, я знал, что боюсь увидеть то, что подстерегает меня впереди.        Шаги, раздающиеся эхом в бесконечно длинном белом коридоре, пахнущим хлоркой и лекарственными препаратами, мерещились в голове громом. Тем самым, что разразился прошлой весной, предвещая приход скорого лета. Казалось, ты все еще сидишь передо мной, любуясь темными, с розоватым от заката оттенком тучами. При виде очередной молнии твои мысли озаряются вопросом: «Что было бы, используй мы всю энергию грозы? Говорят, от этого будет мало толку, но попробовать ведь стоит!» — или о чем еще могут думать умные люди, подобные тебе?        Хочется закрыть глаза и тихо спросить. То, о чем размышлял всю сознательную жизнь, но никогда не решался задать своего вопроса.        Я привык слушать. Обдумывать и недоумевать. Тихо негодовать. Но теперь... спустя долгое время мне впервые так сильно захотелось спросить:        — О чем ты думаешь, Райдер?        — Что тревожит тебя?        — Почему ты хочешь всем помочь?        Скажи же мне!...        Но, открывая глаза, твой образ расплывается, а в нос ударяет резкий запах моющего средства и бинтов. Я вновь оказываюсь в больнице, уже не в силах вернуться в прекрасный мир грозы и весенних цветов. Теперь тебя нет рядом со мной. Та гроза осталась в минувшей весне, и перед глазами вновь появилась ранняя несправедливая осень.        Впервые захотев спросить, мне не у кого было узнать ответа.        — Кейти, — осторожно позвал я, беспокоясь, что своим лаем смогу помещать покою больных и работе врачей-медсестер-спасителей. — Как думаешь... из-за того, что я здесь, никому не будет неуютно? Что если некоторые боятся собак и...? Тебе не кажется все это неправильным?        Но девушка ответила напряженным молчанием, и я ощутил, как её пальцы крепче сжали шлейку-поводок.        — Кейти?        И снова, как несколько дней тому назад, стоило мне посмотреть на лицо девушки, как сердце охватило холодным огнем.        Если у порога больницы глаза Кейти горели бесконечным пламенем, готовым на любую авантюру, сейчас же они неузнаваемо изменились. Бледные и испуганные, полные непонимания и горечи, уставились в пол и ни на что не реагировали. Лицо сделалось белым, и в каждом движении Кейти чувствовалась скованность: начиная с дрожащих пальцев, обхвативших петельку поводка, завершая неаккуратными шагами, как у робота. Она выглядела ни живой, ни мертвой. И очень напуганной.        Догадка поразила мою голову в самых нужный момент:        «Значит... все это время Кейти настолько сильно боялась посетить Райдера, что не решалась переступить порога больницы без чужой помощи. Насколько бы сильно она не пыталась измениться, даже если ради самой себя, даже ради других... себя не перебороть. Ей требовалась поддержка. И эта самая поддержка... стала моим присутствием. Тогда почему... её руки сейчас так сильно дрожат?»        Ей было страшно увидеть Райдера после аварии, настолько страшно, что не оставалось иного выхода: взять кого-то с собой. Так ведь спокойней, правда? И этот кто-то оказался я.        Вот только мое присутствие ничего не изменило.        Она все еще боялась.        — Кейти, — уже настойчиво сказал я, остановившись и посмотрев ей прямо в глаза (пытаясь её успокоить, Райдер делал точно так же), — почему ты дрожишь?        Девушка замерла с приподнятым носком ноги и удивленно, даже скорее пораженно посмотрела на меня, как будто только сейчас смогла заметить собственный страх. В отражении темно-голубых глаз что-то вздрогнуло, и Кейти свободной рукой сильно потерла лицо. Теперь она выглядела растерянной, и светлые волосы, напоминающие шелк, упали ей на глаза.        — Гончик... — вздрогнувший голос прозвучал в замкнутых стенах коридора особенно сломленным, — я не понимаю, Гончик... почему так случилось? Почему он... что если это последний раз, когда я могу его увидеть?...        Сердце защемило, но перед ней я не мог показать собственной боли.        — Что если... он никогда не очнется? — в уголках её глаз засверкали слезы, и я больше не мог найти сил смотреть на её отчаявшееся лицо.        Да сколько уже можно притворяться таким спокойным?!        Сколько еще её мысли будут совпадать с моими!?        Сколько слез будет пролито!?        Несправедливо...        Я хотел спросить... но не мог решиться.        Вместо того слова сами нашли путь и проложили его через мое горло. Я не отдавал себе отчета, о чем вообще говорю, но знал — правильнее тех слов уже ничего не найдется.        — Есть одна история, она о великом гонщике, точнее о его самой последней гонке, — опустив голову, говорил я. — Она стала фатальной. Многие говорят о том, что, если б не подвеска, пробившая шлем при столкновении, он бы мог не погибнуть. Но я считаю иначе: Айртон Сенна не мог выжить. Это была его последняя гонка. Он сделал все, для чего пришел в этот мир, и душа его не видела смысла оставаться дальше... вот никогда не смог бы представить Сенну на пенсии, гуляющего со своими внуками в парке. Его смерть настолько же трагична, насколько необходима...        Последовала секундная пауза. Я собирался со словами, зная, что больше не найду возможности сказать то, о чем всегда думал.        Сейчас или никогда!        — Айртон Сенна сделал все, что было необходимо, став легендой в собственной стране. А вот Райдеру еще только предстоит принести в мир то, для чего он был рожден. Он еще совсем ничего не сделал, чтобы умереть. Его душа сильная, она просто так не уйдет! Он проснется! Обязательно проснется и сделает все то, что должен! Я обещал ему, что дождусь!        Глаза Кейти сделались необычайно грустными и она, спустя секунду, печально улыбнулась.        — Я... тоже так думаю, — тихо сказала девушка, вытирая рукавом остатки пролитых слез.        Она больше не боялась.        Я справился со своей миссией, Райдер. Теперь она может идти спокойно.        А я... я решил остаться.        Кейти сделала несколько шагов вперед и, почувствовав, что я не сдвинулся с места, обернулась.        — Ты...        — Я не смогу, Кейти, — с грустной улыбкой сказал я. —Это называется трусостью, да? Вот только я никогда не смогу увидеть Райдера таким. Вот бы сохранить в памяти его образ тем самым человеком, готовым на все, а не... лежащим под аппаратами больным.        — Даже если есть возможность, что не сможешь увидеть его больше никогда? — спокойно сказала ты, уронив поводок.        — Такой возможности нет, — сделав шаг назад, ответил я. — Это не моя дорога, Кейти. Это твой путь.        Больше не требовалось слов. Теперь мне оставалось только бежать. По тесному коридору, сильно пахнущему лекарствами и болезнями, пищей и заботой. Бежать, чтобы вновь увидеть твое лицо, наблюдающее за грозой, смотрящее далеко-далеко вдаль и... говорящее мне:        — Смотря на тебя, мне всегда кажется, что ты настоящий гонщик. Вот только твой путь — не гоночный трек. Твой путь — очень неровная дорога, покрытая ямами и камнями. Однажды на этой дороге возникнет поворот, и тогда только тебе решать, как его пройти... Помни, гонку не выиграть на первом повороте, но возможно проиграть...        Я и правда проиграл.        При виде поворота не стал следовать новой дороге, помчался дальше, вперед, в чащу леса, к своему новому пути.        Я проиграл.        Но в этой гонке поражение означало больший приз.        Проигрыш стал моей победой.        Победой, чтобы двигаться дальше.        Еще чуть-чуть, Райдер! Совсем немного!... только подожди!