Любимый снайпер

Глаза жутко резал яркий, белый свет больничных ламп. Проморгавшись, МакТавиш попытался осмотреться, поворачивая голову из стороны в сторону. Палата не была огромной, но и маленькой её назвать сложно. Белоснежные стены создавали чувство простора и свободы. Справа от него было небольшое окно, через которое проходили вечерние солнечные лучи. Капитан предпринял попытку приподняться и вспомнить, что вообще случилось и как он сюда попал. Плечи отозвались ноющей болью, но не слишком сильной, что означало одно: раны заживают. Оперевшись руками на немного согнутые колени, Соуп начал вспоминать события предыдущего задания. Перестрелка. Крик Гоуста. Внезапная боль… А дальше воспоминания обрываются. Вдруг в комнату зашла миловидная девушка в халате. Заметив, что солдат очнулся и уставился на неё, она с улыбкой на лице сказала: — Очень рада, что вы так скоро пришли в себя. Я доложу об этом главврачу и вашим друзьям, а затем мы обговорим вашу выписку из больницы. — закончила девушка, развернулась и ушла. Соуп проводил медсестру взглядом, а затем вновь плюхнулся на кровать, о чем сразу же пожалел, ведь плечи снова начали болеть и ныть. Скривившись, Джон прорычал что-то непонятное, а затем устало выдохнул и расслабился. Прикрыв глаза, его мысли снова остановились на снайпере. Интересно, а он приходил к нему? Или нет? Да в прочем не важно, главное что Гоуст жив и здоров. Судя по воспоминаниям, товарищ ранен не был, значит и беспокоиться не о чем. Глаза цвета чистого льда и голубизны озерной воды, будто тысячи маленьких снежинок находились внутри радужки, постепенно замораживая ее образуя при этом прекрасные кристаллические разводы. В этом гипнотизирующем, пленящим душу и сердце взгляде хотелось утонуть. Глаза Саймона всегда казались Джону чем-то по истине красивым и манящим, жаль сам снайпер никогда не понимал этого. Светлые очи отлично сочетались с бледной кожей, похожей на мягкий бархат, такая чистая, приятная и всегда холодная. А блондинистые волосы и ресницы? О… Что могло быть обворожительней и мягче на ощупь МакТавиш не знал, возможно, только кожа товарища. Волосы всегда пахли цитрусовым шампунем и чем-то, отдаленно напоминающим корицу. Да господи! Природа как будто взяла все самое красивое и прекрасное, а затем создала Гоуста. Любая девушка позавидовала бы. Но все же Соуп никогда не понимал, зачем его друг прячет лицо под этой страшной маской? Ведь он не был уродом, его лицо было чистым, без шрамов и прочих недостатков. Может какая-то детская травма заставила его это сделать? Впрочем сейчас гадать бесполезно, когда Райли придет к нему, Джон обязательно все у него узнает. Предвкушение их встречи только раззадорило МакТавиша, заставляя по-дебильному улыбаться. Из раздумий его вывели шаги за дверью. Приняв сидячее положение, капитан опять уставился на дверь, гадая, кто сейчас зайдет. В палату вошли Прайс и Роуч. Поверх их снаряжения были накинуты длинные больничные халаты. Среди них МакТавиш надеялся увидеть снайпера, но знакомой маски в поле зрения не наблюдалось. — Здравствуй, Соуп. — поприветствовал капитана Прайс. — А где Гоуст? — решив не тянуть кота за яйца, спросил Джон. Двое сослуживцев как-то заметно помрачнели и опустили взгляд в пол. МакТавиш напрягся и не отрывая взгляда от товарищей ждал ответа. — Ну? — сгорая от нетерпения проговорил Соуп. Прайс поднял взгляд на Роуча и не сильно кивнул ему, как будто давал разрешение на что-то. Сандерсон вышел вперед, неловко переминаясь с ноги на ногу он наконец заговорил. — Ну, в общем… — Гари остановился, напряженно выдохнул, собираясь с мыслями, а затем поднял глаза на капитана и продолжил. — Когда ты потерял сознание, к нам подъезжала эвакуационная машина, Гоуст передал тебя мне и сказал, чтобы я шел к машине, пока он на всякий случай осмотрится. А потом он пропал и не выходил на связь, рядом с лесом мы нашли его маску. Вот. Роуч достал черную балаклаву и переложил ее в немного подрагивающие пальцы Соупа. Джон, все ещё не отошедший от рассказа товарища, стеклянным взглядом пялился на маску. Внутри зарождался страх, который как лоза, обвивал все сильнее, сковывая сердце, которое болезненно сжималось от вида чёрной ткани. Прайс и Роуч видя, что МакТавишу нужно переварить полученную информацию, коротко попрощались и ушли. Саймон… В голове то и дело всплывали моменты их первого знакомства. Как Гоуст все время не на шутку бесил своего капитана, а тот в свою очередь очень грубо посылал его, о чем сейчас нескончаемо жалел. Почему-то только сейчас Джон начал понимать, что не ценил то время, когда Райли был рядом с ним, а сейчас так грустно и одиноко без него. Походу его разум решил его окончательно добить, высвечивая перед глазами Саймона. Без маски, с доброй и ласковой улыбкой на лице. На балаклаву упали две одинокие слезинки, мгновенно впитываясь в ткань маски. МакТавиш редко позволял себе такую роскошь, как слёзы, но сейчас ему было плевать. От него будто кусочек сердца оторвали, а кровоточащая рана от него не хотела заживать. Лишь где-то глубоко, нутро кричало, что все будет хорошо и Гоуста найдут. Найдут живым. Скрутившись калачиком на постели, Джон прижимал маску товарища к лицу, не переставая плакать. Балаклава была пропитана запахом пороха и гари, но даже это никак не смущало Соупа. От каждого счастливого воспоминания с Саймоном все нутро ныло и болело, противный голос в голове начал все громче твердить: — Ты не смог его защитить! Ты ничтожество! Он всегда вытаскивал тебя из всякой задницы, и чем ты ему отплатил? Правильно, ничем! Теперь ты даже не знаешь где он, и жив ли он вообще! Сколько Джон так пролежал он не знал, но уже наступила ночь, судя по тому, что лампы выключили. Только белый свет луны освещал небольшую палату. Все слёзы вышли, оставляя после себя мокрые дорожки на щеках. Капитан все ещё лежал калачиком, пялясь в стену, сильнее прижимая черную ткань к сердцу. — Клянусь, я найду тебя, Саймон. — прошептал солдат, ещё раз прижимая маску к лицу и вдыхая уже ставший таким родным запах, а затем провалился в сон.

***

Гоуст все ещё сидел на холодном полу, рёбра частенько отзывались болью во всей грудной клетке, в отличии от раны на глазу, которая уже успела практически полностью зажить. Целый день к нему никто не заходил, а сейчас судя по всему ночь, ведь за дверью все стихло. Сильно клонило в сон, веки становились все тяжелее, а когда снайпер уже хотел поудобней устроиться чтобы заснуть, то в его комнату кто-то зашёл, и Саймон уже знал кто это. Похититель снова был в маске, а в руках он держал небольшой нож и зажигалку. Гоуст напрягся когда неизвестный чиркнул зажигалкой и поднес лезвие к огоньку. Металл начал стремительно нагреваться, приобретая красно-желтый оттенок, а когда нож полностью нагрелся, он подошел к пленнику, сильно надавил на колени, чтобы выпрямить их и приложил горячее лезвие на бедро, примерно на середине. Материал из которого были сделаны штаны солдата начал активно сгорать, образуя дырку. Кожа от прикосновения горячего металла начала шипеть и пузыриться. Снайпер до боли закусил язык и сжал веки, чтобы неизвестный не наслаждался его криками. Слезы снова потекли по худому лицу. Острая, режущая боль пронизывала практически все бедро. Саймон уже молился всем кому можно, чтобы этот кошмар наконец-то закончился, но видимо даже всевышние силы отказывались прекращать этот ужас и просто бросили солдата на произвол судьбы. Тихие всхлипы начали доноситься до слуха похитителя, он убрал нож от бедра, рассматривая новую рану. Сквозь прожженную дырку виднелся ужасный ожог. На бледной коже отчетливо выделялось красное пятно, кожа на которой все еще шипела. Сама нога немного дергалась, как будто схваченная судорогой. Неизвестный поднял взгляд на лицо пленника, из краев рта которого потекла маленькая струйка крови. — Открой рот. — строгим тоном сказал он. Сил сопротивляться не было, Райли послушно открыл рот. Похититель заметил кровь на языке, а ближе к кончику и саму рану. Все таки прокусил язык. Решив, что на сегодня хватит неизвестный пожелал жертве спокойной ночи и ушел. Каждое движение ногами вызывало ноющую боль, ожог нескончано болел и ныл, а все, что было ниже колена солдат вообще не чувствовал, ведь там все по прежнему было связано. От противного вкуса металла хотелось блевать, язык тоже начинал болеть. Снайпер попытался выкашлять накопившеюся кровь, но не получилось, из раны снова потекла теплая жидкость и Саймону ничего не оставалось, кроме того, чтобы сесть так, чтобы красная субстанция вытекала изо рта, а не оставалась внутри. Ребра снова дали о себе знать, простреливая болью всю грудную клетку, от чего тело дрогнуло, как будто его ударили электрошоком. Веревка на запястьях уже сильно натерла, а ладони и пальцы стали слишком холодные. Гоуст посмотрел на свои бедра. С губ на штаны капала кровь, впитываясь в темную ткань, ожог выглядел просто отвратительно, а когда красная жидкость случайно попадала на него, то ногу простреливала режущая боль. Слезы с новой силы полились из опухших глаз. Саймону казалось, что он попал в свой персональный ад. Вдохнешь слишком глубоко — больно. Попытаешься пошевелить руками или ногами — больно. Попытаешься что-то сказать — больно вперемешку с мерзким привкусом крови. Будешь пытаться выбраться — вернешься обратно, потому, что в таком состоянии далеко не убежишь. Единственное, что не доставляло физической боли — это слезы, но они доставляли моральную. Да чтобы он не делал, все доставляло боль. Жутко хотелось есть и пить. Сколько он тут уже сидит? День, два? Да впрочем неважно, главное что его товарищи живы и на свободе. Мысли о друзьях помогали немного отвлечься от боли и заставляли немного улыбнуться. Соуп, Роуч, Прайс, эти люди стали для Гоуста даже больше, чем друзьями, они стали ему семьей, которой к сожалению Райли не получил в детстве. Нет, семья у него была, мама и папа. Но назвать их семьей или хотя бы близкими людьми у Саймона язык не поворачивался, разве что маму, а поэтому, он хотел себе настоящую, любящую семью. Снова начало клонить в сон. Закрыв глаза и поудобней усевшись, снайпер провалился в сон, без сноведений.