Следом за расставанием

Ночь ещё не опустилась, окончательно погружая город в темноту, заставляя мягкий свет фонарей изо всех сил справляться с густым, остывающим воздухом. Вечер приятно ласкал кожу нежным ветерком. Тэхён убрал за ухо прядь волос и задрал голову, глядя на знакомое окно. Он раздумывал, стоит ли подниматься. Уходить, оставляя Чона одного, оказалось невыносимо больно. Сердце ныло в груди, словно его тисками сжимают. Тэ хранил воспоминание о том, как наклонился и поцеловал на прощание нежные губы. Он целовал их всё утро. И эти губы ласкали его тело повсюду, от чего внутри растекалось приятное тепло. С Чоном вообще было очень тепло. Спокойно и тихо. И жизнь не казалась потерянной. Тэхён глубоко вздохнул, вспоминая это утро, которое казалось прекрасным сном на фоне уродливой реальности. Он всё же зашёл в дом, тихо прикрыв за собой дверь. Поднялся по знакомой лестнице. Сто раз Тэ тут бывал. И всё представлял, каким будет последний раз. «Так вот каким…» — подумал Тэ, позвонив в дверь. Открыла довольно милая девушка, в одной футболке и с собранными на затылке волосами, и Тэхён мысленно отметил: «Милая. Вполне ему подходит.» — Позови, пожалуйста, Мин Юнги. — А ты кто? — Скажи, Ким Тэхён пришёл. — Тэ не стал спрашивать её имени. Он его всё равно не запомнит. Это обычно, Юнги просто скучно, так было всегда, сколько Тэхён с ним знаком. — Тэ! — Юнги сам его заметил, выходя из гостиной, — Тэ, детка! — он грубовато отпихнул девчонку, на что та недовольно скривилась. Юнги хотел его обнять, даже руки протянул, но Тэ попятился, закрываясь от его прикосновений. — Не надо, хён, я не за этим. Не надо. — он снова мягко отстранил его от себя. — Сиди жди внутри. — бросил Юнги девушке, вышел и закрыл за собой дверь. Он в одних спортивках, без майки. От него пахнет солёным морем — это его запах, в нём всегда вязко и тяжеловато, словно вот-вот утонешь. И приятно, и страшно одновременно. И пахнет незнакомо приторно — это запах девушки-омеги. Его Тэ вообще проигнорировал. — Я пришёл сказать спасибо. — Тэхён слегка поклонился, — И сказать, что уеду и больше не вернусь. Он выпрямился и взглянул Юнги прямо в глаза. По его взгляду можно было с уверенностью сказать, что он не шутит. В этот раз он уверен в себе. Может быть, даже увереннее, чем когда-либо. — Брось, Тэ. — Юнги усмехнулся, качнув головой, — Не придумывай. Ну поиграли чутка и хватит. Юнги был уверен, что Тэ просто не в состоянии всё бросить и уехать, и тем более, что он в состоянии по-настоящему бросить его. Он ведь и раньше уходил, но потом возвращался, потому что идти было некуда. Разве что-то изменилось? — Хён. — Тэ взял его за руку, нежно улыбаясь, и отрицательно покачал головой, — Это всё. Ты ужасен. Странно, что ты этого не понимаешь. Странно, что я этого не понимал. — Ты что, умираешь? — недоумённо вскинул брови Юнги. — Надеюсь, что нет. — Тэ засмеялся в ответ, но в этом смехе только и было слышно, как трещат осколки, отваливающиеся от разломанного сердца. Наверняка, это заметил даже такой бесчувственный парень, как Юнги. Юнги не был очень плохим человеком, но был отвратительным альфой. В пару себе такого альфу нормальный омега не захочет. Да Юнги к этому и не стремился. Но даже ему, глядя в честные глаза Тэ, стало его жалко. По-своему, конечно. Чувство, до конца не понятное даже ему самому, ведь он сочувствовать не научился. Ему и так всегда было хорошо. — Этот конченый что, бросил тебя? Я же говорил. — Юнги вздохнул, — Не обязательно сразу бежать. Подумаешь, тоже мне трагедия. — Это я его бросил. — Омо! — Юнги коснулся ладонью его лба, — Бредишь, Ким Тэхён? Ты сказал, вы истинные, вы же подохнете, если так. Оставайся тут с ним, и если он тебе не нравится, приходи ко мне, когда понадобится. Одно другому не мешает. — он развёл руками, — Хочешь, я сучку прямо сейчас выгоню? Тэхён отрицательно покачал головой. — Я пришёл попросить тебя не доставать его, если тебе вдруг придёт в голову подобное. Он ни в чём не виноват, вся его агрессия — просто на инстинктах. Не злись на него. И на меня не злись. И я забуду в ответ всё плохое. Клянусь. — Тэхён положил ладонь себе на грудь. — Тэ. — Юнги как-то смягчил интонации, очевидно понимая, что тот совсем не шутит, и это не попытка шантажа, — Не уходи. Чёрт с ним, с твоим истинным-поехавшим. Оставайся со мной. Тэ… — он сам взял его за руку, сжимая в ладонях нежные пальцы, — Я же обещал, я клянусь, что сдержу обещание. Никогда тебя больше не обижу. — Я буду скучать по твоим просьбам. — Тэ напоследок коснулся его щеки и побежал вниз, стараясь нигде не споткнуться. Он приходил попросить Юнги забыть о Чони, не держать на него ненависти. Тэхён никогда всерьёз не испытывал злости в отношении Юнги, никогда не осуждал его и не желал ему зла за его поведение и поступки. Наверное, должен был, но сам себя заставить не мог. Сильнее всех в этом мире он ненавидел сам себя. И считал, что вполне заслужил всё то, что с ним случалось. Хоть он и предпочёл бы, чтобы этого никогда не было, однако не удивлялся ни очередному предательству, ни жестокости. Так, словно бы это в порядке вещей. И ему и в голову прийти не могло, что то, что он себе воображал ночами — близость со своим альфой, который лишь любит тебя и больше ничего — реально, и существует не только в его мечтах. Просто сейчас он не мог. Не мог себя заставить переступить через это чувство вины. Природа распорядилась, но от этого страдает кто-то ещё. Чимин страдает, а не должен. Разве прийти и разбить чью-то пару только потому, что так сказала природа — это справедливо?! Да Тэхён лучше себе даст сдохнуть, чем навредит кому-то ещё. Только один Чонгук его волновал… Лишь бы он смог приспособиться к такой жизни. Жил же как-то до их встречи… Только это вовсе не одно и то же. Это не чей-то номер телефона позабыть. Сердце помнит и протяжно воет, словно бы на него наступили и давят. Больно, страшно. Одиноко. Это не просто расставание, Тэхён ошибается. Да, Юнги может порой и приврать, чтобы напугать его, может приврать даже просто из вредности, но в этом случае он почти на сотню процентов прав. Истинные могут медленно умереть просто от разлуки. Нужно быть очень сильным сердцем, чтобы выжить. И если Ким Тэхён вполне может оказаться омегой с чудовищной выдержкой, как ни странно, дарованной ему той же самой проклятой природой, то Чон Чонгук как справится с расставанием? Сможет ли он вообще справиться? Уходя, Тэхён об этом не думать, конечно, не мог. Но твёрдо верил, что Чони сможет всё преодолеть. Тем более рядом с ним кто-то, кто о нём сможет позаботиться. Ведь они любят друг друга не потому, что так сказали феромоны, а потому что они сами и уже давно так решили. Против такого Тэ не мог заставить себя пойти. Даже если будет плохо. Это неправильно. — Больной. — Чон Чонгук считал совершенно по-другому. И ничего неправильного в их связи не видел. И не считал их предназначение друг другу судьбой ошибкой и чем-то недостойно-ненастоящим. Не считал фальшивыми чувства, что между ними всегда были. Потому злобно швырнул многострадальный телефон в машину и стартанул с места. Куда ехать, впрочем, он не имел ни малейшего понятия. Потому поехал сперва к Джуну. — Чони? — тот открыл в одних трусах, с гнездом на голове и маске для сна на лбу. Хотя даже в таком виде можно с уверенностью сказать, что большинство альф будет стоять курить с сторонке по сравнению с ним. Учитывая при всём при этом его неспособность быть полноценным альфой. — Тэ не у тебя? — Тэ? — Джун вскинул брови, — Мы утром должны были встретиться. На его лице замаячила тень. Нет, не этого он ожидал. Он планировал забрать утром его с собой, увезти подальше, одевать его красиво, кормить вкусно. Возить в дорогой машине. А теперь почему-то на его пороге Чон Чонгук ищет того, кого Джун нечестно, но уже почти полностью считал своим. Дурость какая-то! — Поверь, что не встретитесь… — Чони сокрушённо покачал головой и побежал к выходу, понимая, что зря скатался к начальнику. В машине он понял, что кроме Мин Юнги больше никого не знает, кто мог бы помочь отыскать Тэ. Но где живёт Юнги, Чон не знал. И его накрыла паника. Сердце стучало, будто бы перед страхом смерти. Не зная, как заглушить этот дикий, животный ужас, Чон проглотил две таблетки подавителей. Пить их просто так, не для подавления гона, никому бы в голову не пришло. Но это всё, чем на тот момент располагал Чонгук. И они, как ни странно, слегка угомонили обезумевший внутренний орган. Но на смену страху, пришла злость. Чон прикусил губу, стараясь сдержать негодование: да как он мог принимать такие решения в одиночку?! Как он посмел повести себя так эгоистично! Так, словно он один распоряжается обеими их жизнями! — Вот найду и убью… — тихо простонал себе под нос Чон, заводя машину, но куда ехать, он так и не придумал. Тупо колесил по городу в надежде, что однажды окажется где-то неподалёку от Тэ и почувствует его. Страх, гнев… сменились унынием и печалью. Он ездил почти всю ночь, но ожидаемо, Тэ нигде не встретил. Вернувшись под утро к своему дому, он обнаружил машину Джуна. Тот стоял на улице, привалившись к капоту и пялился в телефон. Чонгук устало уронил руки на колени. Говорить с кем-то, а тем более с Джуном, никаких сил не было. Кажется, сил не было даже выбраться из тачки. Гуки откинулся на спинку и закрыл глаза. В голове крутились роем воспоминания: короткое, спонтанное утро оставило больше жизни в уставшем сердце, чем всё, чем жил Чонгук до встречи с Тэ. И как только этот эгоистичный, жадный до справедливости омега посмел подумать, что эти чувства ненастоящие, потому что видите ли они их не выбирали… Может и не выбирали, но они есть, и это самое настоящее из всего, что у Чона вообще в жизни было, потому что это часть его самого, чёрт возьми! От этих мыслей Чона отвлёк стук в окно. Он опустил стекло, и Джун бегло осмотрел его. — Паршивенько выглядишь. С чего бы? — Я устал… можно не буду притворяться? — Чонгук слабо улыбнулся, — Я не знаю ни того, что ты к нему чувствуешь, ни того, что ты напланировал в его отношении, ничего не знаю, я и о нём ни черта не знаю… Но это ты ему сказал о Чимине? — А не должен был? Что такого? — Джун изумлённо вскинул брови. Вряд ли он хотел серьёзно обидеть или разозлить Чони, для него всё происходящее казалось незначительным. Он хотел омегу, и Чонгук хотел омегу. То, что они хотят одного и того же омегу — лишь небольшое препятствие. Это игра, вот и всё. Потому что у Джуна нет понимания, какой бывает связь между альфой и омегой. И Чон на него за это не злится. У него просто не хватает на это сил. Он сложил локти на открытое окно и положил на них голову, упираясь в руки подбородком и глядя Джуну прямо в лицо. — Это мой омега. Даже если ты его найдёшь, свяжешь и посадишь в башню, как принцессу, это будет всегда только мой омега. И он хочет быть только со мной. И я хочу быть только с ним. Ты с этим ничего не сделаешь. Просто не сможешь. — Чонгук пожал плечами, обречённо качая головой. — Тогда почему же он убежал? Если вы с ним так связаны, почему он бросил тебя? - Джун наклонился к нему, упираясь рукой в дверь, — Почему убежал и оставил тебя одного? Странным образом та агрессия, которая возникала по отношению к тому же Юнги при каждой встрече, в тот момент где-то улеглась. Ни к Юнги, ни к Джуну Чонгук не чувствовал разрывающего на части гнева. То ли оттого, что сердцем он понимал, что в ревности больше нет никакого смысла, то ли оттого, что добрая натура Тэ отдавалась в его душе далёким отголоском. Теперь, когда они оба знают и принимают правду, все остальные должны перестать иметь значение. Должны остаться только Тэ и Чон, а остальные должны жить свою жизнь, не вторгаясь в их. Такой жизни хотел Чони, он хотел её всегда, всю свою жизнь мечтал об омеге, о котором сможет заботиться. — Потому что он думает, что самый умный. — невозмутимо отозвался Чон, вздыхая, — Но это ты виноват. Ему может быть очень плохо. ОЧЕНЬ плохо, Джун. И ты либо поможешь мне его найти, либо просто не мешай и продолжай заниматься своими делами. — А как же Чимини? Что, просто бросишь его? Пусть медленно умирает он? Из них двоих выберешь того, кого совершенно не знаешь, и бросишь того, кого любил ни один год? — Я бы хотел знать ответ на твой вопрос, но я не знаю. Кажется, мне нужно время… Джун… — Чонгук поднял на него взгляд, заглядывая прямо в глаза, — Не обижай его больше. А то я тебя убью. Чонгук шмыгнул носом и вылез из машины. Наверное, Намджун сказал бы ему что-то в ответ, но это было бы бесполезно, поскольку выглядел Чон совершенно отрешённым. Потому Джун промолчал, но про себя отметил, что потом как-нибудь ответит ему. Проигрывать не в его характере. Чонгук больше тоже ничего не говорил. Молча зашёл в дом и даже дверь за собой не закрыл. Подавленный, он поплёлся по лестнице наверх. Он и не помнил, когда последний раз ездил в своём доме на лифте. Там такие двери, с узорными решётками, украшенными изящными завитушками с коваными листочками и цветочками. Эти решётки жутко скрепят, и Чон жутко бесится с этого. В тот день почему-то он остановился у лифта и какое-то время пялился на металлические цветочки. А потом вздохнул и поплёлся пешком наверх. На своём лестничном пролёте он затормозил, но буквально на долю секунды, после чего поднялся выше, к квартире Тэ. Ключи у него. Он вошёл, закрыл дверь и упёрся лбом в гладкую, полированную поверхность, глухо ударившись головой. — Где ты, Ким Тэхён… вернись, пожалуйста. — злость и решимость ощутимо быстро сменялись апатией и ноющей тоской. Хотелось ощутить на себе руки, которые успели стать привычными. Чувствовать, как они гладят по волосам, и как губы касаются лица, тихо нашёптывая ласковые признания. Чон так скучал, что хотелось кричать. Скучал по бархатной коже, по тихому голосу, по глазам, влажным и чистым. По родинкам на лице. И даже шрам, оставленный каким-то недостойным альфой тоже был частью человека, который поселился в голове и в сердце. Хотелось его касаться. Хотелось его охранять, беречь. Всё время целовать. Признаваться в любви. Чонгук хотел всю оставшуюся жизнь признаваться ему в любви. — Надо было поставить ему метку… Тогда, возможно, он не ушёл бы. Просто бы не смог. — Чон рассуждал, понимая, что это было бы подло. И тем не менее он был готов на эту подлость, если бы у него был второй шанс. Чонгук долго стоял у двери, вспоминая, как они целовались тут, в прихожей. В этой квартире, во всём доме всё вокруг дышало им, его запахом, его голосом. И Чону казалось, что он сейчас выйдет из гостиной, такой же, каким Чон его навсегда запомнил: с голыми коленями, небрежными волосами, прикрывающими хорошенькие ушки с блестящими серёжками, наморщит нос и скажет что-то в своей скептичной манере. Немножко недовольный, сомневающийся, с ласковым взглядом, тихим голосом — Ким Тэхён. Омега, от которого в сердце становится горячо. Где же он? Тэхён забрался в ночной автобус, предварительно съев пару таблеток. На всякий случай. Иначе было страшновато немного, в одиночку ехать так далеко. Ему нужно ехать сперва автобусом, потом на пригородном поезде. До дома родителей далеко. Он уехал бы с Джуном, если бы в то утро не встретил Чонгуки. А после их встречи он уже так поступить не смог. Лучше уж домой, к родным. Там скоро наступят холода, выпадет снег, и одиночество будет, наверняка, ощущаться острее. Но зато будут рядом мама и отец, которые смогут поддержать. Пожалеть любимого ребёнка. «Влип я, конечно…» — мрачно отметил про себя Тэ, усаживаясь на своё место у окна. Ехать в наушниках, рассматривая проносящиеся мимо холмы, густо покрытые лесами, Тэ нравилось. Немного отвлекало от нарастающей тоски. Одолевали сомнения, и в душе было неспокойно. Сможет ли он однажды вернуться? Было не по себе, но немного грела мысль, что он увидит родителей. Добираясь до дома, Тэ иногда засыпал под музыку, и ему снилось, что он всё ещё там, в своей квартире, где остались его цветы, которые нужно поливать, и Чон Чонгук, которого нужно любить. Во сне всё было совсем не так, как в реальности. И поцелуи были совершенно беззаботными, и не было разрывающего чувства вины. Это были хорошие сны. И просыпаясь, Тэ только сильнее расстраивался, и ещё сильнее сомневался. Однако он проехал уже большую часть, и пейзаж за окном уже значительно изменился. Зелёные холмы сменились голой и пустой степью, кое-где покрытой кустарником, как островки пестреющем на серой земле. А потом, словно из ниоткуда, появятся горы. Сперва по обочинам потянутся нагромождения из камней и валунов, а потом, сразу за поворотом, когда поезд обогнёт обрыв, горы вырастут будто бы до небес. Когда Тэ маленький ездил с родителями на поезде, он представлял, что там на вершине живут драконы. Огромные, с крыльями, и дышат они огнём. Теперь, когда он смотрел наверх, то думал, а каково это - лететь с такой высоты вниз. О драконах, как и о вечернем пляже, он вспоминал крайне редко. Когда он добрался до своей станции, то выходя из поезда, сразу ощутил, как отличается воздух. Свежий, прохладный и щиплет нос. Дышать ещё пока непривычно тяжелее, чем там внизу. Здесь Тэ ближе к небу. Пляжи остались далеко. Почти что в воспоминаниях. Родителей дома не оказалось, и Тэ уселся в одиночестве в просторной кухне, сложив руки на коленях. Он долго смотрел себе под ноги, на знакомый, родной пол, а потом тихо заплакал, сцепив пальцы в замок, сжимая собственные ладони до такой степени, что костяшки пальцев побелели. Тихо, почти невесомо, слёзы капали на его белые джинсы, оставляя тёмные кружочки на ткани. Больно до одури. Телефон у Тэ был выключен. Выключил его сразу, как только вышел на улицу из дома, украшенного витражами и колоннами. Смысла нет в разговорах. И так всё понятно. Да и оправданий у Тэ никаких нет. Ни для кого, ни для Чона, ни для Джуна. Что сказать то… А Джун названивал едва ли не без перерыва. Никак он не мог поверить, что даже при таком дурном раскладе, Ким Тэхён предпочёл ему — одиночество. Почему? Когда такое случалось? Да никогда. Более того, никогда ещё вообще Джуну не приходилось кого-то искать, к нему всегда приходили сами. Он таки отыскал Мин Юнги, но тот, грубиян и бесстыдник, только, услышав имя «Ким Тэхён», сразу же показал фак и красноречивым жестом дал понять, чтобы от него отвалили. Бросил только что-то невнятное, вроде: «Много хочешь, хуй получишь, придурок…», на что Джун даже расстраиваться не стал. Это и на оскорбление то не тянет. Адреса родителей Тэ Юнги не знал, но зато удалось от него добиться, что живут они где-то в горах. Точностью, конечно, сведения не блистали, но хоть что-то. Об этом, разумеется, Джун Чони ничего не сказал. Пусть занимается собой. Так Джун рассуждал. Вряд ли он в полной мере осознавал, какой долгий и убийственный месяц впереди у Чон Чонгука. Но и сам он как-то приуныл. Сказывалось поломанное самолюбие, отсутствие ответов на вопросы, которые Джун привык всегда иметь, и желание вернуть себе своё. Ну… так он, конечно, считал. Не совсем справедливо, или же совсем не справедливо. Однако запретить ему никто не мог. Такого закона нет. А сам Чон Чонгук почему-то каждый вечер приезжал на вокзал и, сидя в машине, смотрел как приходят и уходят автобусы. Сидел, пока солнце уже не начинало вовсю освещать другую сторону планеты, и Чони не ощущал, что засыпает. Тогда он ехал обратно, поднимался в квартиру Тэ, ложился в его постель и тяжело засыпал, вспоминая каждую минуту, что они были вместе. Всё, что у него осталось, воспоминания о мягких волосах, рассыпанных по подушке, руках, которые приятно целовать. Ещё оставался запах Тэ в этой квартире, пахла его одежда, оставленная им тут будто нарочно. И Чони иногда надевал её, когда ложился спать. А на утро он поднимался и поливал цветы из синенькой лейки, которую в то утро уронил с балкона Тэхён. Больно до одури. Казалось, что одиночество будет длиться вечно. Невыносимо вечно.