-----
Шота Айзава знает, чего ожидать в тот момент, когда Тогата вызывает его учеников на бой. Во-первых, он знает, что вероятность того, что Тодороки откажется сражаться, составляет пятьдесят, а может быть, даже семьдесят процентов. Не потому, что мальчик не хочет драться, конечно, а потому, что он не почувствует, что имеет на это право. Не после того, как мальчик не сумел сдать экзамен на временную лицензию. И да, это было не так давно, и все же прошло уже достаточно времени, и поэтому, возможно, Шота должен чувствовать, что его ученик смирится со своей неудачей и увидит в этой возможности шанс проверить свои силы и навыки, с лицензией или без нее, но Айзава знает своих учеников. И поэтому он не удивляется, когда Тодороки, как и ожидалось, стоит в стороне, вместо сражения поощряя Мидорию стараться изо всех сил, прежде чем прислониться к стене, спокойный и молчаливый, каким он обычно бывает, когда его не смущает вид вышеупомянутого мальчика. И поскольку Шото отказывается, имеет смысл и то, что Бакуго делает то же самое, фыркнув и врезаясь спиной в стену, а не прислоняясь к ней, сжимая руки, показывая стремление сделать все, что в его силах, но не желая как-то выглядеть плохо в сравнении с единственным, кто также провалил экзамен. Наконец, Шинсо, который тоже отказывается участвовать в этом мероприятии, еще одна переменная, которую учел Шота. В конце концов, Хитоши еще совсем новичок, и ему даже не дали возможности сдать экзамен. Нет, Шинсо присоединится к Бакуго и Тодороки, когда они будут проходить дополнительные коррекционные уроки. После этого у всех троих будет шанс проявить себя еще раз. Но сейчас Шота наблюдает, как трое его учеников отходят от остальных, в сторону и действуют как зрители, каждый из них сосредоточен на разных людях. Или, возможно, нет, так как Тодороки и Шинсо разговаривают, жестикулируя в одном направлении. Бакуго, тем временем, направляет свой взгляд более скрыто. Шота знает, на чем сосредоточено их внимание. Честно говоря, у них правильные мысли. Шота позволяет себе оглянуться назад, скользя взглядом по семнадцати своим ученикам, которые противостоят Тогате. Тот, кажется, тоже оценивает их, рассчитывает, анализирует. Он ищет слабые места и, без сомнения, находит их. И Шота знает, что он уничтожит большую половину в первую минуту, и почти все из них потерпят поражение в следующую. Тогата будет быстрым и свирепым. Но все не так идеально. Потому что у Шоты есть представление о главном козыре... У Тогаты – нет. И это делает наблюдение за тем, как все действуют, еще более приятным. В другом мире, возможно, этот бой закончился бы менее чем за три минуты. Тогата быстрый, умный и сильный нападающий. Его обучение у Сэра Ночноглаза превратило его из маленькой угрозы в самого опасного человека, которому можно противостоять, и блондин знает: главное – уверенность в своих движениях, когда он погружается в пол, только чтобы выскочить обратно, сбивая одного из учеников Шоты в мгновение ока. Но в этой вселенной, бой не заканчивается за три минуты, и только по одной причине. Изуку Мидория. Единственный оставшийся боец. В каком-то другом мире у Мидории был бы шанс на победу. Мальчик умный, с аналитическим складом ума, а у Тогаты есть свои подсказки, знаки, показывающие его планы. Мидория обязательно поймает хоть один из них. Но в этом мире? В этом мире у Мидории есть гораздо больше, чем просто шанс. Потому что за последние три недели Изуку отыгрывал поведение множества людей, включая их боевые стили. И когда же Тогата проваливается под землю, пытаясь застать врасплох своего противника? Его ребенок делает то же самое, меняя свой способ боя и весь матч. Это причудливое смешение стилей, то, как Мидория перепрыгивает от одного способа движения к другому, переключаясь так, будто это так же легко, как дышать, так же естественно, как сгибать конечности. Когда Тогата впервые приближается, Изуку наносит жестокий удар, знакомый крик какого-то американского штата, срывающийся с идеальной улыбки. Но затем, когда Мирио сливается с землей, Мидория поднимается к потолку, прижимаясь к стенам и радостно ухмыляясь, более дико, очень похоже на Гран Торино. И невозможно не заметить, как Тогата вынырнул, ожидая найти первокурсника, но Мидория в это время отскакивает от поверхностей, словно человеческая пуля, потрескивающая зеленой молнией. И он даже начинает наносить удары, сталкиваясь с блондином, пока третьекурсник не кидается в сторону, эффективно уклоняясь от половины из них. Но Мидорию это не останавливает и когда Тогата оборачивается, мальчик использует дальнобойный стиль, подражая Снайпу: выражение его лица меняется, глаза становятся более серьезными, взгляд более пристальным, когда он поднимает руку, щелкая пальцами и посылая в сторону блондина порыв воздуха. Он не попадает. Но отталкивает Тогату туда, откуда блондин не может до него добраться. И вот так продолжается матч: Мидория врезается в стены или оттесняет Тогату назад, пока не пройдет десять минут, и, наконец, Шоте приходится объявить: — Хорошо, это ничья. Потому что на самом деле ни один из мальчиков не остановился бы, и это была просто игра в ожидание, чтобы увидеть, кто сломается первым. (И по какой-то странной причине Шота не думает, что его Проблемный Ребенок проиграет. В конце концов, он видел, как далеко зайдет Мидория, чтобы доказать свою точку зрения.) (Это так же страшно, как и впечатляюще, и поэтому Шота готов закончить матч на ничье. По крайней мере, таким образом ни одному из них не придется сталкиваться с неудержимым врагом в битве настойчивости и силы.) К счастью, ни один из них не выглядит слишком расстроенным внезапной остановкой: оба мальчика улыбаются друг другу, Мидория опустил руку, Тогата сменил позу и вернулся в более непринужденное положение. — Ты действительно впечатляешь! — делает комплимент Тогата, — Я думаю, ты бы очень понравился Сэру! — Сэру? — спрашивает Мидория, а затем продолжает с трепетом в словах: — Ты имеешь в виду Сэра Ночноглаза?! — Именно, — кивает Тогата, и Мидория широко раскрывает глаза, пока третьегодки встают лицом к лицу с остальными учениками Шоты, которые наконец-то поднимаются, — Практическая стажировка – главная причина, по которой я смог так быстро разгромить вас всех! Мой наставник работал со мной до глубокой боли в костях, но такая тяжелая работа помогает достичь вершины! Шота наблюдает за своими учениками и видит, как эта идея их очаровывает. Теперь, когда они почувствовали разницу в силе, стажировка кажется им гораздо более многообещающей. Теперь, когда у них есть цель, которую нужно превзойти, сила, которую можно достичь и добиться своей собственной. — Теперь нам пора, — говорит Тогата, беря свою рубашку и натягивая ее, — Ребята, продолжайте стремиться к небу и выходите за его пределы! Хорошо? — Хорошо! — Мидория щебечет, и его одноклассники быстро соглашаются, присоединяясь со своими согласными выкриками. Тогата смеется и уходит, Хадо и Амаджики следуют за ним. Большая Тройка выходит из спортзала, а Шота использует это время, чтобы обратиться к своим ученикам со словами: — Опыт – один из величайших активов, который у вас может быть, и то, чему вы научитесь, будет зависеть от того, с кем вы решите работать. Подумайте о том, каким героем вы хотите стать и чему вам нужно научиться. Стажировка повлияет на ваше будущее и только от вас зависит принятие правильных решений. Вы свободны. И когда его ученики выходят из комнаты, Шота знает, что они прислушаются к его совету. В конце концов, это в их природе Plus Ultra. (А пока его ученики возвращаются в общежитие, Шота будет работать над кое-чем другим. В конце концов, Цукаучи уже должен был прибыть на кампус.)-----
Пока их классный руководитель идет в офис Незу, готовый поговорить со знакомым детективом и самим садистским существом о сожжении школы и танцах на ее пепле, ученики 1-А направляются в общежитие, счастливые, что день закончился, даже это только его начало. Некоторые, такие, как Юга Аояма, сразу же возвращаются в свои комнаты, бормоча о прекрасном отдыхе, прежде чем ускользнуть. Другие, однако, продолжают свой день, встав с солнцем и готовые к новому дню. Эйджиро Киришима мчится за бутылкой с водой, упоминая что-то о занятиях в спортзале с Тецутецу Тецутецу из 1-B, прежде чем отправиться обратно, а Тенья Иида уходит ненадолго, готовый отправиться на пробежку, раз они свободны. А есть те, кто просто остается в общей комнате или доходит лишь до кухни, довольствуясь тем, что остается в присутствии своих сверстников, пусть даже еще на какое-то время. Вот так и остаются Изуку Мидория, Хитоши Шинсо, Шото Тодороки, Очако Урарака, Момо Яойрозу, Тсую Асуи и Фумикаге Токоями, развалившись на диванах, в то время как Рикидо Сато, Кода Коджи и Мезо Шоджи, направляются на кухню. Десять студентов находятся в орбите друг друга, вполне довольные компанией. Молчание, конечно, длится недолго, и именно Шинсо нарушил его и спросил: — Итак, вы, ребята, с нетерпением ждете свою стажировку? — Ага! — Мидория соглашается, — Я имею в виду, я не уверен, с кем стоит работать, сомневаюсь, что Гран Торино примет меня снова... если ему вообще позволят меня тренировать... но я должен быть в состоянии найти кого-нибудь! — Почему Гран Торино могут не разрешить тебя тренировать? — спрашивает Урарака, наклоняя голову, и Мидория нервно смеётся. — Ой! Э-э, это из-за того инцидента в Хосу. — Точно! Когда Стейн добрался до тебя, да? — догадывается Урарака, а Мидория кивает. — Ага! И поскольку я, скорее всего, не смогу вернуться к нему, мне нужно найти нового героя, который сможет чему-нибудь меня научить. — Разве Тогата не говорил, что ты понравишься его наставнику, керо? — спрашивает Асуи, и Мидория загорается. — Верно! Сэр Ночноглаз, единственный напарник Всемогущего, который у него когда-либо был! Они представляли собой идеальный дуэт умов и мускулов, и Сэр... — Ты много о нем знаешь, да? — бормочет Шинсо, и Мидория взволнованно кивает. — Сэр Ночноглаз вдохновлял меня в детстве, хотя, по общему признанию, я мало что о нем знал... вообще-то, вроде, как и об Айзаве-сенсее! — Сэр Ночноглаз и Айзава были твоими вдохновителями? — спрашивает Токоями, — Я всегда думал, что это был Всемогущий. — Всемогущий был моим любимым героем, — легко соглашается Мидория, — И он всегда был тем, кем можно восхищаться. Но я... — Мидория поднял руку, чтобы потереть шею, — Я поздно расцвел. Типа... очень поздно. — Насколько поздно? — спрашивает Тодороки, и Мидория посмеивается, хотя он заметно напряженнее, чем несколько секунд назад. — Во время попытки сдать вступительный экзамен? — Вступительный экзамен, — повторяет Токоями, и Мидория кивает, опустив взгляд в пол. — Ага! Не знаю, кто больше всего удивился, когда это произошло, но скорее всего я? Когда понял, что получил причуду? — Ты имеешь в виду, что пошел на экзамен, думая, что ты беспричудный? — спрашивает Яойрозу, — Это... — Глупо? — спрашивает Мидория, сгорбив плечи, — Я знаю. Я шел вслепую и это было... обескураживающе. — Вообще-то, я собиралась сказать «восхитительно», — мягко поправляет Яойрозу, и Мидория поднимает голову. — Серьезно? — Ага! — вторит Урарака, — Деку, ты побежал спасать меня, несмотря на то, что думал, что ты беспричудный! Все остальные побежали в другую сторону, даже Иида! — Это сердце будущего героя, — добавляет Асуи, — Но тогда... какой у тебя был план на героизм? Раз тебя вдохновляли такие люди, как Сэр Ночноглаз и Айзава-сенсей, но кумиром был Всемогущий. — Ну, — пожимает плечами Мидория, бросая быстрый взгляд на своих друзей, прежде чем снова уставиться в пол, — Я всегда хотел быть таким героем, как Всемогущий. Я хотел вдохновить людей, дать им почувствовать себя в безопасности. Но я просто... я знал, что это нежизнеспособный вариант, понимаете? Я был без причуд, мы все это знали. — Итак, ты решил попробовать Подполье, — заявляет Яойрозу, и Мидория кивает. — Так и есть, — задумчиво улыбаясь, Мидория объясняет: — Вот почему я занялся анализом. Сотриголова использовал свой шарф, чтобы помочь, когда его причуда ничего не может сделать. Ночноглаз мог предсказать, что бы сделал противник, даже без его причуды. Все лучшие герои Подполья концентрировались на мозге, а не на мускулах... и я поступил так же. У меня не было причуды, которая могла бы сносить здания одним ударом, поэтому я отдал приоритет скорости. — Что изменилось? — спрашивает Асуи, и Мидория фыркает. — Оказывается, наращивание мышечной массы – это то, что мне было нужно. У моей причуды было необходимое условие, о котором мы не знали. Если бы я использовал ее до подготовки к вступительному экзамену... Ну, врачи говорят, что мои конечности могли бы сразу оторваться. Мгновенно его друзья сочувственно шипят, рука Тодороки инстинктивно сжимается на месте рядом с Мидорией. Зеленоволосый мальчик, однако, только пожимает плечами, хотя его улыбка кажется менее лучезарной, чем обычно, более мрачной и торжественной. Как будто вспоминает время, в которое ему не хотелось бы возвращаться. Его друзья, конечно, замечают это, видя, как тускнеют его глаза, и именно поэтому Урарака не может не вскрикнуть, говоря: — Ну, я рада, что ты стал таким, какой ты есть! Хотя было бы здорово увидеть, как ты ведешь себя как мини-Айзава! — Он уже так себя ведет, разве нет? — спрашивает Шинсо, но затем, глядя на Мидорию, продолжает, — Я... Я действительно впечатлен. Моя причуда вызывала у меня проблемы, но совсем без нее? — насвистывая, Шинсо качает головой, — Черт возьми, Мидо, я не знаю, как ты это сделал. — Тьмы внутри тебя немного, а солнце преобладает, наделяя большей настойчивостью, — соглашается Токоями, и Мидория краснеет, взволнованный тем, о чем говорят его сверстники. — Ребята! Это... ничего особенного, правда! Я просто рад быть здесь, с причудой или без нее. — И ты бы в любом случае был здесь, — легко говорит Асуи, — С причудой или нет, керо. — Айзава, наверное, еще быстрее объявил бы тебя своим сыном, — поддразнивает Шинсо, но его улыбка при этом остается искренней, и Мидория не может сдержать слез. — Я... Ребята, вы думаете, что я мог бы это сделать, даже без причуд? — спрашивает Мидория, и те сразу же кивают, без видимых колебаний. — Мидория, — шепчет Тодороки, и тот смотрит в его сторону, — Тебя было бы невозможно остановить, как и сейчас. А Изуку? Что ж, Изуку – простая душа, и поэтому, когда он сталкивается с добротой из-за своей прошлой беспричудливости и верой в него – верой, которую он никогда не получал в детстве? Ну, слезы пролились. Но с ними приходит самая яркая улыбка и осознание того, что будущее будет таким же прекрасным. И честно говоря? На данный момент этого более чем достаточно.-----
Кацуки Бакуго вздохнул, когда его одноклассники прошли мимо, не замечая, что он стоит за углом. В другой день, возможно, его заметили бы, уловили бы его присутствие. Но сегодня? Сегодня Кацуки наблюдает, как Деку выходит из здания, а к нему присоединяются еще шесть статистов. Хвостик, Лягушачье Лицо, Круглолицая, Мозгоеб, Птичий Мозг и Половинчатый легко следуют за ним, все семеро говорят о том, чем можно заняться и куда пойти. — Я давно хочу мороженого, понимаешь? — спрашивает Круглолицая, а затем: — Как думаешь, Айзава-сенсей позволит нам уйти? — Если Мидо будет тем, кто спросит, то да, — соглашается Шинсо, заслужив испуганный смех и взволнованное отрицание Деку. Как будто он до сих пор к этому не привык, несмотря на то, что происходит? После трех чертовых недель заданий? Трех недель, когда Бродяга-сенсей давал ему особые привилегии ради его игры, вплоть до того, что он позволил Деку кого-то исключить, а тот до сих пор этого не понимает? «Кто в этом виноват?» — спрашивает его разум, а Кацуки не хочет думать об ответе. Но в этом блядская проблема, не так ли? Не так ли?! Так. И Кацуки это знает. Ками, он действительно понимает. В конце концов, ему ткнули в лицо достаточно его ошибок, чтобы все стало очевидным. Эти последние несколько недель были для Деку не просто шансом подняться выше. Нет, это был шанс разорвать Кацуки на куски, показать его недостатки, настолько ярко, что он не смог их заблокировать, не смог проигнорировать правду. Не смог игнорировать тот факт, что он не тот, кем себя считал. Кацуки не тот идеальный человек, каким его выставляли с детства. И дело не только в том, как он видит себя, не так ли? Нет, другие тоже... — Посмотрите на это, у ботаника есть рот! А я-то думал, что из тебя это выбили много лет назад! Резкие взгляды, едкие замечания. Слова Деку были ясной отсылкой к тому времени, о котором Кацуки никогда не думал вспоминать с чем-то иным, кроме апатии. — Смотри, куда идешь, никчемный урод. Неужели такая бесполезная тварь, как ты, вообще не может ходить правильно? Или это слишком сложно? — Как будто ты когда-нибудь сможешь стать героем! Ты даже думать не можешь, чтобы слова не вылетали из твоего рта! Герои не криповые, Деку! Слова из его собственных уст, показанные его учителем и директором через экран. — Прыгни лебедем с крыши и помолись о причуде в следующей жизни. Кацуки не может забыть, как его учитель впился в него взглядом, как его сдержанная ярость поднималась все сильнее и сильнее, ясные и холодные черные, а затем красные глаза уставились на него сверху вниз. Как крыса ни разу не взглянула на экран, все время направляя на него свои глаза-бусинки. Разбирая его. Находя каждый недостаток. — Какого черта ты хочешь? — крикнул Мозгоеб. И класс вздрогнул. Отвернулся. Они боялись. — Просто заткнись, чертов зануда! Мой проклятый комплекс превосходства означает, что ты ошибаешься, несмотря ни на что, потому что я не могу ошибаться. Никто не высказался против этого заявления, никто не выразил несогласия. Круглолицая подыграла, Деку не позволил ему вмешаться. Больше никто ничего не сделал. Неужели они все видят его именно таким? Злодеем? Никем иным, кроме как грубым и жестоким человеком, не уважающий никого? (О чем говорит то, что его одноклассники боялись, когда Деку вел себя как он? Тот Мозгоеб видел в нем только того, кто кричал и оскорблял других?) (Значит ли это, что Кацуки даже не может их винить?) Кацуки не знает. Он ни черта не знает, и это его бесит. Он не любит ничего не знать, не понимать. Ему не нравится быть единственным, кто не в курсе. Но он находится там, настолько за пределами границ, что не может видеть их линии, понимая, что то, что он видел, было ни чем иным, как давно разрушенными иллюзиями. Кацуки не лучший из лучших, он это хорошо усвоил. Он знал это с первого дня, с тех пор, как тест на причуды открыл ему так много – причуду, отданную Деку, тот факт, что у других были лучшие, более яркие и практичные способности, чем у него, что он не был лидером, и все в такой короткий промежуток времени. Но сейчас? Сейчас Кацуки думает, что он даже хуже, чем он думал. И, возможно... просто возможно, Деку был чем-то большим, чем предполагал Кацуки. Даже до Причуды Всемогущего,то, что говорят статисты – правда. Блять. Твою мать. Кацуки придется назначить дополнительные сеансы с Псом, не так ли? Что бы ни было. Чего бы это ни стоило, ему нужно достичь вершины. (Быть большим, чем фальшивым... злодеем, которым он себя выставил, которым он стал на своем пути.) (Он не проиграет. Никогда.) (Не таким образом.)-----
Шота вздыхает, откидывается назад, чувствуя себя более утомленным, чем обычно, наблюдая, как Цукаучи раскладывает свои бумаги по соответствующим папкам с особой тщательностью, свойственной таким случаям. Рядом с ним Незу выглядит так, как будто он полон энергии, его лапы вибрируют, а уши дергаются, когда он смотрит на стену, будто вычисляя ответ на уравнение, которое может видеть только он. Будто в поиске способа решить проблему, исправить переменные и выровнять их так, чтобы события могли начать сокращаться. И, к счастью, кажется, первую часть они почти закончили, первая формула решена правильно. Но Шота слишком устал, чтобы продолжать думать бессмысленными, нелогичными математическими терминами, и поэтому он позволяет своим мыслям ускользнуть, сосредотачиваясь на других вещах. (В конце концов, он знает, что только еще больше разозлится, если ему придется хотя бы на мгновение подумать о том, что эта чертова школа сделала с его сыном.) Итак, Шота мычит и позволяет глазам закрыться, прижимая подбородок к своему захватному оружию и пытаясь найти что-то еще, о чем можно подумать. Стук в дверь прерывает эту попытку, и Шота моргает. В конце концов, кто вообще решит так просто сюда заглянуть? — Заходи! — Незу щебечет, не обращая внимания на странность того, что кто-то точно знает, где они находятся, когда они спрятаны в одном из многочисленных конференц-залов, расположенных внутри UA, но затем дверь распахивается, и Шота теряет все опасения, которые вызвали напряжение его плеч и заставили руки подняться, вцепившись в ткань вокруг шеи. — Эм, сенсей? — говорит Мидория, явно нервничая, руки немного трясутся, улыбка слишком сильно дрожащая, даже если она сияет. Шота не может не встать, автоматически двигаясь и приближаясь к ребенку. — Да, малыш? «Он плакал», — отмечает Шота, видя красные глаза мальчика, слабые следы, которые не исчезли полностью. — Что случилось? — Мы, э-э, — начинает Мидория, и использование слова «мы» – это то, что заставляет Шоту посмотреть на шесть других учеников, которые держались поблизости, явно ожидая своего друга, — Нам было интересно, можем ли мы выйти ненадолго? За пределы кампуса? — все слова – это вопросы. Ясно, что Мидория чем-то потрясен, раз снова так беспокоится перед Айзавой. Он давно так не нервничал. С тех пор... С тех пор, как произошли первое задание и разговор, с которого все это началось. (Шота задается вопросом, о чем говорил ребенок, что его друзья, похоже, готовы поднять его, если он упадет, эмоционально или физически.) (Хотя у него такое ощущение, что он знает.) — Куда? — спрашивает Шота, и Мидория, кажется, становится более уверенным в себе из-за отсутствия немедленного отказа, плечи теряют свой сгорбленный и робкий изгиб, когда он говорит: — Урарака хотела съесть мороженое, и мы подумали, что это звучит неплохо! Мы всего на пару часов, сенсей. — Пару часов? — повторяет Шота, и Мидория быстро кивает, — Хорошо. Просто убедись, что вы не столкнетесь со злодеями. Понял, Трудный Ребенок? Мидория краснеет, но, тем не менее, с энтузиазмом кивает. — Конечно! Мы скоро вернемся! — Дай мне знать, когда это произойдет, — твердо говорит Шота, — Или я пошлю Ямаду в качестве маяка. Он с радостью прокричит на весь город, чтобы найти вас. — Правда?! — спрашивает Мидория со слишком большим энтузиазмом для того, что должно было представлять собой угрозу, и Шоте приходится сдерживать вздох любви, наполнивший его грудь. — Идите за мороженым, — вместо этого говорит он, а затем смотрит на остальных, — Не позволяйте ему находить неприятности на свою голову, поняли? — Разумеется! — быстро говорит Урарака, и Шота кивает, прежде чем повернуться, протянуть руку и двинуться, чтобы закрыть дверь. И он не упускает из виду, что Тодороки бормочет: — Он как чрезмерно опекающий отец. Он также не упускает из виду взволнованную реакцию Мидории, которая на самом деле не является отрицанием, вовсе нет. Нет, он замечает все это. Но Шота ничего не говорит, довольствуясь улыбкой в ткань на шее и считая, что все в порядке. Да, дела идут хорошо. (Но не для Альдеры. Нет, она сгорит.) (