А на Дальнем востоке тайга

— Спеть? От просьбы Ринчина Айхан в недоумении останавливается, скрипя свежевыпавшим снегом. — Конечно, я не буду настаивать, если ты не хочешь, — Улан-Удэ встает рядом и мягко ему улыбается. — но я был бы очень рад послушать. Ветер шумит, что-то нашептывает, будто подсказывает, как лучше поступить. Якутск задумывается, взвешивая все "за" и "против". Он, вообще-то, не особо певец, хотя и голос у него достаточно приятный. И с чего, любопытно, Ринчину захотелось так внезапно его послушать? "Якутяночки" опять переслушал? Айхан коротко хмыкает, раздумывая над просьбой. Песня? Лучше спеть что-то народное, наверное? Но ведь практически все традиционные песни лучше звучат с хомусом, без него они звучат совершенно по-другому... Или, наоборот, взять современный трек? Ринчину же будет достаточно, если он просто споет на своем языке? Усиленно рассуждая, Айхан в задумчивости поднимает голову. Зимний световой день – очень короткий, а вкупе с зачинающимся рассветом и тяжелыми тучами небо и вовсе приобретало какой-то сизый, неоднозначный цвет. На них довольно тихо – что необычно – спускался январский снег, а мороз игриво щипал щеки, заставляя выступить на них легкий румянец. Сердце тихо, приятно трепетало. Несмотря на все тяготы климата, Якутск свою родину очень и очень любил – а как иначе, когда он здесь почти четыре века живет. Туймаада моментально что-то осознает, и, чуть раскрыв глаза от понятой мысли, опускает взгляд с неба на горизонт. Робко поглядывает на Ринчина, и, осмотревшись вокруг, выпускает пар изо рта. — Если только ты услышишь... Улан-Удэ кивает ему, как бы подтверждая, что в столь ранний час кроме него на улице никого нет. Улыбается благодарно, и встает в молчаливом ожидании, как бы намекая, что готов послушать. Поглядывая чуть в сторону от Ринчина – чтобы с ним взглядом не сталкиваться – Айхан глубоко вздыхает и набирает в грудь воздуха. Бу маннык сибиэһэй Салгыҥҥа мин өр да өр Мин дьиэбэр кэлэн утуйабын. Сарсыарда мин уһуктуом Чыычаах ырыатыттан – Кэрэтиэн, истиэххэ кэрэтиэн. Дорообо, мин дойдум сарсыардата! Мин туойуом эн кэрэ көстүүгүн. Дорообо, тахсар күн саһарҕата! Мин оҕолуу ахтыбыт эбиппин. Голос у Якутска мягкий, но поставленный – правильному дыханию на морозах он давно научился. Льется, словно сплетаясь с тем самым ветром, и создает непохожую ни на что якутскую мелодию: уникальную, гармоничную, ласкающую слух. Голос Айхана не очень громкий, но отчетливо различимый, а еще такой мелодичный, что Ринчин про себя отмечает – когда-нибудь он попросит спеть Якутск еще. — Ты восхитительно поешь, — своим обычным тоном, но с ноткой восторженности говорит Улан-Удэ. — большое спасибо, я в восторге от твоего голоса. Туймаада тушуется, вскидывая плечи – как он обычно это и делает. Алеющий румянец от мороза, похоже, чуть разжег еще один, а губы оказались смущенно сомкнутыми. — Скажешь тоже...