Огненный путь

Спокойно. Тепло. Сбоку щеку ласкает нежный золотистый свет. — Ну и куда мы попали? И этот Игнат вообще вставать будет?.. — слышит Файер сквозь забытье голос Захара. — Не мешай спать… Хрупкое, светлое, как солнечный зайчик, сновидение дрожит на ресницах… *Сон Файера* Перед закрытыми глазами солнце, бело-желтое веселое солнце. Оно только-только выкатывается из-за обросших зелёным сочным лесом высоких, очень высоких, прямо-таки летящих в вышине гор и голых кофейных скал. Сам парень лежит в высокой траве, которая восхитительно пахнет летом, июнем… Он вдыхает этот медовый аромат, аромат жёлтых одуванчиков и травы. Голубое небо кажется бездонным (хотя оно и есть бездонное, как космос, как Вселенная) Парень легко вскакивает на ноги, и его обдает холодной росой. Он смеётся звонко, как ребенок, и бежит в траве, бежит, а она не мешает. В спину начинает дуть озорной ветер… Впереди видно что-то большое и прекрасное. Точнее, не видно — он это чувствует, а пока перед глазами свежая березовая рощица, полная птичьего свиста и будто пронизанная золотыми струнами… Парень бежит огромными шагами, как будто на батуте. Прыжки становятся все больше, и в итоге земля уплывает из-под ног… Луг качнулся внизу, в десяти сантиметрах от Файера, и вскоре парень плавно поднимается (сон же) выше, выше. Он боится, как бы не ткнуться глазами в берёзы, и наконец вырывается из земного плена, сливаясь с прохладным потоком воздуха. Из-за огромного, необъятного леса величественно поднимается бесконечная синяя полоса. Он знает — это море… Сам он уже так высоко, что видны золотые и изумрудные звёзды, подернутые молочно-голубоватой дымкой, припорошенной белым снегом других звёзд. Впереди загорается северное сияние (откуда оно здесь?): золотисто-алое, пурпурно-розоватое, бирюзовое. Оно пульсирует, поёт, переливается ярким огнём. Красиво и немного страшно, потому что небо тёмное. У Файера перехватывает дыхание — и тут же начинается стремительное падение. Он падает, а земля все приближается. Вот и песчаный берег виден… ближе, ближе. На волнах вспыхивает бело-голубое пенное пламя. Вот до воды остается десять метров… пять… один… Раскинув руки, едва-едва касается водной глади, скользит по ней, как по льду. Голубая волна сбивает это скольжение. Другая — бирюзово-золотая — бьет по загривку, парень ныряет в воду с головой… …и просыпается. — Ну и долго ты будешь тут валяться? — недовольно спросил Захар, сидя прямо перед Файером. — Я тебя бужу, а ты такой, — он сделал глупые-глупые глаза и передразнил: — «Ой, дай досмотреть соон…» Что снилось-то? — Не скажу, — буркнул Файер. — Значит, свадьба. — Почему свадьба?! — Ну, как в мультике. Так и называется — «Не скажу». Видел? — Не. — Зря… Выберемся отсюда — посмотрим вместе… Согласен? — Согласен. А где мы?.. В раю, что ли? Щеку ласкал нежный теплый свет. — Смотря что ты называешь раем… — усмехнулся блондин. Файер встал и огляделся. Вокруг стояли серенькие металлические скамейки, такие, какие стоят в аэропортах. Пол был вымощен бело-серой плиткой, а во всю огромную стену было огромное стеклянное окно, сквозь которое было видно голубое утреннее небо, гигантская серая дорога и красивый, очень красивый самолёт золотисто-оранжевого цвета. — Красотааа… — протянул брюнет. — Красота не красота, а куда мы попали, интересненько… Я в этой трубе плыву, потом меня вместе с водой скинуло куда-то вниз… потом очнулся, вижу — ты тут разлегся… Ну, пошли, поглядим, что тут за… — Пошли. И они начали бродить по помещению из угла в угол. — О, здесь дверь! — крикнул Захар, и Файер подбежал к нему. Дверь была отворена, и парни оказались в другом зале, поменьше. Захару почему-то сразу бросился в глаза горшок с большой декоративной пальмой, а Файеру послышался… (что бы вы думали?) странный звук. — Везет мне на странные звуки… — сказал он, оглядываясь. — Иностранные звуки? — не понял блондин. — Странные, — засмеялся брюнет. — Обычно все жуткие события в моей жизни начинаются с подозрительных звуков. — Например? — с надеждой спросил блондин. — Не время болтать, — оборвал Файер. — Что это такое? — Как будто собака скулит… — предположил тот неуверенно. — Или кто-то трубы чинит гаечным ключом. — Собака? — прошептал парень и пошел на звук (ну а куда ещё). И тут же увидел, как к ним идёт собака-лабрадор. Идёт и хромает. Файер замер: сработал старый страх перед этими хищниками… Собака подошла вплотную, слабо завиляла хвостом и подняла голову. Парень увидел ее мокрые блестящие черные бусинки. Их взгляд был таким жалостным, что казалось, она вот-вот заплачет. — Пёсик, — ласково сказал Файер, присаживаясь на корточки. Лабрадор, не отрывая взгляда, положил ему переднюю лапу на колено. — В смысле? Типа — дай лапу?.. Я должен дать лапу? — Дай, — сказал Захар. — Если не боишься, что она тебя растерзает, конечно. — Или сожрёт, — брюнет начал осматривать лапу. Там оказалась заноза. Ее удалось вытащить. — Что это? — Файер показал чужеродный предмет другу. — Похоже на осколок гранаты. Всамделишная граната… наверное. — Откуда здесь гранаты?! — Согласен — какие в Сибири гранаты. Вот кедровые шишки есть, а гранаты импортные… — Ты сибиряк? — Ну да. Местный, светлолунский. А ты? — А я из N-ска. — Это который… — по лицу парня пробежала тень. — Да, это который. Кстати, я давно уже спросить хотел — а что было, когда я от вас, ну… слинял? — Ну, встаём мы в час дня. Катя сразу и говорит, что ты ускакал и оставил какую-то любовную записку. — Не любовную! — Ну, не любовную, — согласился Захар. — Повздыхали, поохали, тёть Лида звонила куда-то. А потом сбежал я! Когда в детдом вернулись уже почти, я и смотался. Ну, Влада я предупредил. Правда, не думал, что нас закинет неизвестно куда… Зашмыгнул я к вам, денёк собирался отдохнуть и обследовать ваше логово, но наткнулся на тебя вот. Ну дальше ты знаешь. — Понятно… А у тебя перекусить чего-нибудь нет? — А как же, есть. Когда убегаешь из детдома, надо быть готовым ко всему. Захар открыл рюкзак и ойкнул. — Что? — А рюкзак-то мокрый… С открытыми вкусняшками придется прощаться… Хорошо, что мы в 21 веке живём — упаковка герметичная есть хоть. Будешь сухарики? С беконом типа. Чай ещё вот. В термосе. Опять эти термосы… «Не рюкзак, а помогатор какой-то,» — подумал Файер. Перекусили. — Это солдатская еда? — спросил брюнет. — Это студенческая еда… Хотя думаю, солдаты и студенты чем-то похожи… Хотя вообще у меня одна знакомая студентка сама себе готовит нормальную еду. — Стереотипы ломает, наверное… А собаки едят сухарики? Лабрадор сидел рядом грустный-грустный. — Не знаю, попробуй. У одной знакомой девчонки была собака, которая жвачку лопала. Как ни странно, собачка, как только унюхала сухарики в Файеровой руке, сразу же слопала! Наверное, была очень голодная. Ей досталось совсем чуть-чуть. Захар сказал, что опасается, как бы не кончились припасы прежде времени. — Или нам придется ходить на охоту… — С собакой? — Она такая симпатичная и одинокая. Возьмём ее? — Захар, ты обалдел? Это же собака. Собаки едят таких, как мы. — Но это же маленькая собака… — Да, но когда она подрастет… — Она может нас охранять. — В жизни ничего глупее не слышал — она может нас… Эй, идея! Ведь она может нас охранять! Гениальная мысль. — Так берём ее? — Ну конечно! Ну, кто у нас умница? Вот то-то и оно… — Ладно, хватит прикалываться. Как мы ее назовем?.. — Это девочка, кстати. — Ну… — Луна? — Не… — Медведица. Найда. Лада. Щука. — Лада? Как машина? — Ну можно — Шкода. — Шкода… Не. Давай что-нибудь более эпичное. — Зачем эпичное? — Не знаю. — Ммм… О! — тут его взгляд остановился на вышеупомянутом горшке с пальмой. — Пальма! — Что? Пальма? — Да. — Гм… Ты — гений. Пальма, Пальмочка… О, она откликается. — У одной знакомой девчонки была собака Пальма. Она про нее стишок написала… Но прочитать наизусть стихотворение Захару не дали. Неожиданно Пальма вскочила и куда-то понеслась. Парни — за ней. Побегали-побегали по коридорам и забежали в рукав (какие в аэропортах бывают). Рукав вел в самолёт. Они оказались в салоне. Больше всего удивило то, что в самом аэропорту было безлюдно, а здесь — полно народу. Все уже сидели в креслах. — Продолжается посадка на рейс… — дальше парни почему-то не расслышали. Захар с радостным видом усадил ничего не понимающего Файера в кресло у иллюминатора, а сам плюхнулся рядом. — Пристегивайся. — А… А где Пальма? — Она? Да вот, под креслом. — Выгонят. — Не выгонят, не дрейфь. — Ты с ума сошел? Куда ты собрался?! — А тебе никогда не хотелось на самолете полетать? — Да что это на тебя нашло?.. И куда мы прилетим?! И где мы там будем мыкаться?! И почему нас сюда пустили?! Может, я вообще сплю?.. До сих пор? Или брежу?! Это похоже на бред! — Знаешь, похоже я догадался, — лицо Захара стало а-ля Ученый, Открывший Теорию Всего Сущего, просветлившись и вытянувшись, — это же Страна Чудес. Мы попали в нору, потом падали, потом… — Глупости, — оборвал Файер. — Не бывает страны чудес. — У меня дежавю, — сказал блондин. — В смысле? — ДимДимыч вспомнился почему-то. Ну ладно. — Всё, пошли отсюда. — Куда?.. — Как, куда — назад! — Остановите самолет — я слезу, — вспомнил Захар анекдот. Ох, этот идиот еще анекдоты вспоминает… — В смысле? Мы что — уже летим?! — Файер выглянул в иллюминатор и охренел выпучил глаза от шока. — Блин… Летим… уже… Как я не заметил?! Наступила пауза, сквозь которую слышался только говор пассажиров и тихое гудение. — Что ты натворил?.. — почти плачущим голосом промямлил брюнет. — Ничего я не творил. — А кто меня сюда засунул?.. — прошептал он. — Ты хочешь выбросить меня за борт? — Я хочу проснуться! Хочу домой… в роутер. Пыль вытереть надо. Радиационную. — Да успокойся. — Знаешь что? — Что? — У меня какие-то предчувствия. И они просто ужасные. Мне кажется, я сейчас заплачу, и не понимаю, почему… — Да брось ты, всё хорошо. Минут пятнадцать сидели молча. А Файер пытался понять, что происходит. Душа рвалась просто на кусочки, и он не понимал, отчего. Было так страшно, как будто вот-вот случится что-то мрачное, жуткое, убивающее надежду и все мысли… — Чего ты такой зелёный? — спросил наконец Захар. — Гормоны играют, наверное, — не очень уверенно предположил Файер, щупая себе пульс. — Со мной что-то происходит странное. У меня ощущение, что я что-то потерял. Что-то ужасно важное, жизненно важное, понимаешь, — и он подул на свои ледяные пальцы. А в салоне-то было тепло. — Тихо, успокойся, — улыбнулся Захар. — Ничего с тобой не случится. Наверное, аэрофобия просто. Вдохни-выдохни и смотри себе в окно. Файер честно сделал несколько глубоких вдохов и выглянул в иллюминатор. — О, началось, — тихо сказал он. — Посмотри на это. — На что?.. — парень отстегнулся (было можно) и примкнул к стеклу (или к пластику? Из чего вообще окна в самолетах делают?) — Ого, что-то сюда летит. Гляди, да это же истребитель! Настоящий! Ничего себе. Большой черный истребитель приближался, приближался… прямо. Никто ничего не успел понять. Да, был выстрел. Да, был грохот. Но Файер этого не слышал. Он видел дыру, но как будто и не видел ее. Все было как во сне, но в то же время это было на самом деле… — Держи! Живого держи! — услышал он голос, напоминающий панфлейту. — Да не того, а вот этого, в дырявой рубашке! Его схватили чьи-то когтистые лапы, наверху что-то захлопало, уши заболели невыносимо, дышать стало трудно. — Пустите! — Быстрее, быстрее сматываемся, пока не приперся этот… — Кто? — спросил другой голос. — Вон он, да этот… ну, а вот и он тащится… — Караул? — Нам крышка. Валим скорее отсюда. К госпоже, бегом, бегом! Азареликс!.. — в голосе послышалась явная паника. Файер пытался понять, что происходит, и с ним ли это вообще происходит. Он ещё не отошёл от шока. — Пустите! — Хочешь вниз шваркнуться?! — Нет! Я жить хочу… Он ещё минут десять назад был не прочь просто взять и умереть (никому не говорите, а то если Файка узнает, что это я вам сказала, то он мне спасибо точно не скажет). А сейчас он вдруг понял, как же прекрасна всё-таки жизнь, надо же. Самолёт уже, наверное, упал… Там же Захар!.. Файер сделал пару пустых вдохов, и… все исчезло. — Слушай, парень, — услышал спустя вечность он чей-то мужской голос. — Слушай внимательно, и потом не говори, что не слышал. Двадцать девятого января две тысячи двадцать четвертого года ты и твой покойный друг сунули носы куда не надо — в портал между мирами. Погнавшись за собакой, вы забежали в самолёт, который летел обратно в ваш мир. И все было бы хорошо, если бы антроптериксы не сбили ваш самолёт. Теперь они будут таскаться за тобой, пока не поймают и не притащат в Алзламок… Азалерикс тебя от них отбил в первый раз, сюда приволок и удрал… А сейчас вставай и уходи из моего дома! И знай: ты носишь за собой несчастья… Если интересно, сегодня двадцать девятое февраля две тысячи двадцать четвертого. Между мирами время барахлит… Иди куда хочешь. Всё, — чьи-то пальцы взяли парня за шкирку и выставили на холодный ветер. Раздался скрип, и дверь захлопнулась. — Все ещё не могу отойти, — промямлил парень, открывая наконец глаза. Весь мир был погружен в сонную тьму. Лесной домик, уютно светившийся сзади, давал возможность различить очертания угрюмого сурового соснового леса, недоброжелательно шумящего на ветру, который пах грязной веселой весной и снегом. Ощупав себя, Файер понял, что на него надели весеннюю куртку и теплые штаны. На ногах были резиновые сапоги, а в кармане парень обнаружил канцелярский нож с синей поцарапанной ручкой. И кусочек «всамделишной» гранаты. — Бав! — раздалось так неожиданно, что парень чуть не заорал. Из темноты высунулась собачья голова с торчащим языком. — Пальма? Всем своим видом собачка старалась показать: «Да, да, это я!» — Из-за тебя Захара… нету больше… тупая, тупая! Гадина несчастная, убирайся вон!.. — закричал Файер со слезами в голосе. Псина заскулила. «Да я не виновата!» — Ненавижу собак! Одна беда от вас!.. Вдруг в его голове прозвучало несколько реплик из прошлого: «Ты носишь за собой несчастья» «Вся твоя жизнь навеки проклята!!!» «Ты, проклятие всех времён и народов, сейчас же говори, мерзавец, что ты сделал с Симкой?!» «Ах ты, ссобака!» — Или это от меня одна беда, а не от тебя?.. — спросил он сам себя и вздохнул. Если бы он был девочкой, то решил бы, что самое время впасть в отчаяние. Хотя, пожалуй, так и было. Мальчики тоже вполне способны впасть в отчаяние. Представьте: вас ни с того ни с сего закидывает в параллельный мир (они что, бывают?!), в гиблое место. У вас нет дома, вы не знаете, куда идти, близких нет, единственный друг… единственный друг… А был ли он ему другом?.. Или так, приятель?.. Файер не знал. Он просто побрел в рандомную сторону. Побрел, чтобы делать хоть что-то. Чтобы казалось, что он идет к цели… Короче, чтоб было ощущение прогресса. Неверное ощущение. Самообман. Файер сам понимал, но было как-то всё равно — обман, не обман. Какая разница… …Он увидел две дороги. Одна была узенькая, как стёжка, а вторая — асфальтовая. В середине стояла подгнившая мокрая деревянная табличка. Там полурасплывшейся темно-красной краской было начертано:

НАЛЕВО ПОЙДЁШЬ — ВСЁ ПОТЕРЯЕШЬ, СЕБЯ НАЙДЁШЬ (но это не точно)

НАПРАВО СЛИНЯЕШЬ — ВСЁ НАЙДЕШЬ, СЕБЯ ПОТЕРЯЕШЬ (тоже не точно)