Прыгай

      Мой отпуск, который я взял на время перерождения Дань Хэна, подходил к концу. Малыш уверенно оправлялся, чешуя почти полностью сошла, жар был редок. Со стороны казалось, что все отлично и я спокойно уйду на работу в ближайший понедельник, но я с раздражением и тревогой понимал: все не так просто.       Все эти дни, пока он болел, а я почти неотлучно был дома, Дань Хэн или ходил за мной хвостиком, или разъезжал на моих руках и спине на правах ребенка. Доходило даже до смешного: я шел в туалет и знал, что пока я свершаю великие дела там, этот мелкий стоит под дверью и ждет меня. Так и параноиком недолго стать. Он даже не засыпал без меня. Я делал попытки уйти до того, как он закроет глаза, и все заканчивалось тем, что он заплаканный влетал ко мне в комнату и падал на кровать. Не знаю, почему он настолько боялся оторваться от меня.       Но я должен был работать: и ради средств, и ради внешнего приличия, иначе соседи могли начать что-то подозревать. А раз я должен был идти на работу, то Дань Хэну придется оставаться одному. Но как ему объяснить это и не оставить его наедине со страхом на целый день, я не знал. Надо было как-то поговорить, подобрать нужные слова, в чем я не был силен. Размышляя об этом несколько дней, я решил для начала просто попытаться показать ему, что в том, чтобы быть не вплотную ко мне, нет ничего страшного. А для этого мы пошли гулять. Заодно и с детьми поучится взаимодействовать: ему это пригодится на лет 6-9.       Одежда Дань Хэнов на разные возраста лежала в одном шкафу на разных полках. Периодически я ее обновлял: изнашивалась, или одному из этих засранцев не нравилось то, что носили его предшественники. Сейчас я, помогая одеваться нынешней версии, невольно даже расчувствовался. Почти все они в его возрасте были по-своему трогательны и милы. Сейчас, когда Дань Хэн обхватил меня за шею одной рукой, чтобы не упасть, надевая ботинки, я ощутил на себе словно все те разы, когда этот ребенок в разные века, в разных ситуациях, с разными намерениями так обхватывал меня.       Я все не мог привыкнуть, что этот мальчик не капризен и даже равнодушен ко многим вещам, которые видьядхар на каком-то подсознании волновали или оскорбляли. Вот даже сейчас. Почти все его прошлые версии имели какую-то зацикленность на внешнем величии: один отказывался выходить, пока я не уберу ему волосы, другой был придирчив к одежде, третий носил только один определенный цвет. Этот же малыш лишь с интересом смотрел в зеркало, пока я его одевал. И то мне казалось, что он не столько смотрит на свой внешний вид, сколько на наши с ним эмоции.       Во двор я его вынес на руках, чтобы поменьше нервничал. Если я хочу рассчитывать на успех, то должен сделать максимально много, чтобы он понял, что в этом мире и без меня не так уж и страшно.       На площадке было четыре ребенка и пропорционально им матерей. Неплохо. Я поставил Дань Хэна на землю и подтолкнул к песочнице, в которой копошились чужие детеныши.       — Поиграй с ними, — в его взгляде было сомнение, он, видимо, пока не решил бояться ему, плакать или попробовать прислушаться к моей просьбе. — Не нервничай, я буду рядом, вон там, где скамейка.       Я дождался, когда малыш робко подойдет к песочнице, и только после этого прошел к скамейке. Мне не хотелось садиться рядом с этими суетливыми и хвастливыми женщинами, они меня за эти 12 лет успели достать в качестве соседок, но лавочка была только одна.       Стоило мне умоститься на одном конце скамьи, как диалог на ее другом конце о том, сколько и как часто чей ребенок срет, смолк. Прошла мимолетная волна шепота, явно я стал свидетелем зарождения сплетен. Одна из женщин повернулась ко мне и с улыбкой, обнажающей все зубы, спросила:       — Ой, а у вас мальчик? А мы думали у вас нет детей. Вы же один живете?       — Сестра нагуляла и подбросила мне. Сейчас оформляю опеку, — я даже не посмотрел в ее сторону, я знал, что она сейчас пытается скрыть свое злорадство и желание осудить мою несуществующую сестру.       Не знаю, может, я совершал из раза в раз ошибку, говоря, что Дань Хэн в этом возрасте — мой племянник, еще и нагулянный невесть от кого. Но мне казалось, что это самый безопасный вариант, если добавить условие, что я занимаюсь его усыновлением. Скажи, что я его отец: не поверили бы, потому что возникает вопрос: а где я его прятал до его 5 лет? Пошли бы подозрения, проверки, еще и изымут его. Скажи, что он просто мой племянник, тоже странно, что он все время живет у меня. Подумают, что я его похитил.       Хотя так, обезопасив себя, от лишних проблем, я осознанно усложняю жизнь самому Дань Хэну. Люди злы. Эти же мамочки, которые сидят со мной на скамейке, дома внушат своим отпрыскам, что Дань Хэн плохой, потому что его мама бросила и воспитывается он не пойми кем, а значит водиться с ним не надо. В лучшем случае он будет почти одиноким, в худшем — его еще и унижать будут.       В любом случае в данный момент мне критически плевать на то, что они думают о нас с ним. Я следил за Дань Хэном. Он сначала робко сидел в углу песочницы и, видимо, ногой водил по нему. Песок для него имеет ведь особое значение: это первое, что он видит, выходя на сушу.       Спустя несколько минут дети обратили на него внимание. Сначала я выдохнул, решив, что все идет хорошо. Дань Хэн, казалось, даже забыл обо мне. Но через четверть часа кто-то из мальчиков, видимо, понял, что характер моего Дань Хэна отличается мягкостью и добротой. Сначала исподтишка и незаметно — как думал этот паршивец — какой-то крупный засранец начал поколачивать малыша. Дань Хэн начал нервно оборачиваться на меня. Но я решил пока сидеть. Если справится сам — отлично, если нет, то пока дело не дойдет до крупного, влезать в конфликт с одной из матерей, мне не хотелось.       Но, видя, что его нахальство не пресекают, засранец в открытую треснул Дань Хэна по затылку и толкнул его в песок. Тут уже я не стерпел. Мой малыш сжался и обернулся на меня. То как он посмотрел на меня, те обида, непонимание просто заставили меня возненавидеть себя за всю эту затею. Идиот, швырнул его просто в общество, ничего не объяснив, еще и выжидал чего-то. Надо было сразу этого засранца повесить на дерево за лямки подтяжек.       — Дань Хэн, — я преувеличенно благодушно воскликнул, вставая, — ты только посмотри на себя, весь в соплях!       Я подошел к песочнице и сел так, чтобы моя спина перекрывала обзор мамочкам на скамейке. Одной рукой я старательно отирал песок с лица мальчика, а другой старательно впечатывал чужого маленького засранца в песок, вкручивая его свиное жирное рыло. И делал это с такой милой улыбкой, словно в меня вселился ангел. Дань Хэн смотрел робко, не понимая, остальные мальчики тоже притихли. Вот овцы. Нет, чтобы матерей выкликать.       Только когда я удостоверился, что лицо моего Дань Хэна чистое, я выпустил затылок маленького засранца. Взяв на руки Дань Хэна, я со все той же улыбкой, которая теперь мне самому казалась кровожадной, повернулся к мамочкам, чуть поклонился и направился к дому.       — Запомнил, как я делал? — я повернулся к мальчику.       Он старательно кивнул и оглянулся туда, где мама того засранца пыталась выкопать его рыло из песка.       — Если тебя кто-то обижает, делаешь также. Иначе это придется делать мне. Понял? — я дождался его кивка.       Глупо было, наверное, такое спрашивать, но я все же поинтересовался:       — Как тебе прогулка?       — С тобой гулять веселее, — он не отрывал взгляда от ситуации в песочнице.       Я тяжело вздохнул. Похоже, мой план провалился.