Прыгай

      Реакция директоров и учителей, которых позвали для заполнения документов со мной, как с опекуном, и для оценки уровня знаний Дань Хэна, на нашу просьбу принять его в школу в декабре была очень растерянной. Наверное, не стоило говорить, что он впервые пошел в школу. Лучше бы приврал про домашнее обучение. Но не принять мальчика не могли: повода для отказа не было. К тому же рекомендация от какого-то кружка, которую нам сочинил Цзин Юань (и даже заверил печатью), а также от детского сада, хотя ее было получить нелегко произвели на них впечатление. Да и сам Дань Хэн на собеседовании с психологом и учителем показал свои лучшие качества. Все же не зря я его неделю натаскивал, а то ему бы еще какую-нибудь психологическую проблему с привязанностью прописали.       Нас благополучно приняли, поэтому в понедельник Дань Хэн, держа меня за руку топал в школу. Все выходные я убил на то, чтобы внушить ему и привить мысль, что школа — невероятное место, в котором классно и весело. Я сам в это не верил. Особенно при том, что за свою жизнь специально или от скуки, но я и сам закончил 10 университетов разных эпох, направлений и стран. Не знаю, зачем я добровольно влипал в этот ад без денег, но, видимо, всем иногда нужен адреналин и гора стресса. И все же лучше Дань Хэну идти в это место с позитивом, иначе он там выжить не сможет… психически здоровым.       Наверное, детский сад и те уроки у учителей все же помогли мальчику привыкнуть к тому, что я не всегда рядом. Главное не предавать его веры и знания, что я обязательно приду к нему в конце дня, что мы встретимся. Настроение у него было приподнятое, он ожидал хорошего дня, новых знакомств. Зная его, может, и новых знаний хотел. Я смотрел на него и от его уверенных скачков и любознательных глаз сам проникался уверенностью, что первый день у него пройдет потрясающе.       Я сдал его на руки учителя. Я стоял на пороге до тех пор, пока учитель и фигурка моего Дань Хэна не исчезли за поворотом. Я переживал, что он может обернуться в какой-то миг и не увидеть меня. Расстроится еще.       Бодрым шагом и с легким волнением на сердце я пошел на работу. Мальчик заразил меня своим настроением настолько, что мои коллеги долго не могли поверить в приветствие, прозвучавшее с моей стороны. И уж тем более, что я ухмылялся. Именно ухмылялся, потому что улыбка у меня только для Дань Хэна. Ко всему я относился с легким снисхождением: новая задача от начальства — так уж и быть сделаем; взнос на день рождения коллеги — почему бы и нет; совет новичку — нет проблем, пусть поучится на моем опыте. К обеденному перерыву мне стало казаться, что еще немного и я начну срать радугой, как единорог — настолько мне было хорошо. Все же Дань Хэн умеет влиять на мое мироощущение.       К несчастью реальность мне вскоре напомнила, что я за свою полувечность должен был уже давно привыкнуть к реализму. После обеденного перерыва, когда с новыми силами сел за свою не такую уж и плохую работу, мне позвонили из школы. Я уже напрягся. Ничего хорошего не бывает, когда тебе звонят наставники ребенка. Хвалить по телефону они его явно не будут. Или расшибся, или чему-то или кому-то навредил.       Так и оказалось. Дань Хэн подрался. Причем настолько рьяно, что сломал другому ребенку нос, а заодно и раковину в туалете. Причем я не уверен, что верно расслышал, но мне показалось, что раковину он разбил как раз носом одноклассника. Мда… вот тебе и тихий, милый ребенок… Хотя что-то мне подсказывает, что виновен не он. Или мне хочется в это верить, как родителю?       Бросив работу, я понесся в школу. В учительской сидел, сжавшись, Дань Хэн в окружении весьма недовольного вида учителей. Ему тоже досталось: я отчетливо успел заметить, что его искусали и исцарапали в драке.       Классный руководитель тут же принялась жужжать над моим ухом. С ее ли слов, или со слов другого ребенка, но Дань Хэн первый понесся с кулаками на пострадавшего, который сейчас спасал нос в медпункте. Дань Хэн, конечно, умел временами удивлять меня, но сейчас я был поражен куда сильнее. Это не макание чужих детей в песочницу, а драка еще и в первый день.       И все же верить чужим словам и не верить тому, кого ты любишь — определенно неверная ситуация. Надо было выслушать и мальчика, о чем я попросил учителей. С недовольством и едкими замечаниями по поводу того, что тут и слушать нечего, но они все же позволили мне это.       Я сел напротив Дань Хэна и взял его руку в свою. На ней был отчетливый глубокий укус, я накрыл его пальцами, посмотрел на мальчика, дожидаясь, когда он сам заговорит. Я не злился на него, хотя и был удивлен, и надеялся, что он все поймет.       — Блейд, не злись на меня, — он почти плакал. Ему стыдно? Или он боится, что я начну кричать, как учителя?       — Да я и не злюсь, честно. Может, расскажешь?       — Перед уроками меня попросили представиться. Я рассказал о себе и сказал, что живу с тобой, — он быстро провел по щеке, видимо, слезы все же хлынули. — На перемене они… стали говорить, что меня мать бросила, потому что я никому не нужен… — он замолк, то ли собираясь мыслями, то ли не решаясь продолжить.       Не думаю, что его задели слова о матери. У видьядхар нет понятия "семья". Община в лучшем случае. Тогда что же произошло такого, что смогло вывести из себя спокойного Дань Хэна?       — А потом? — я пересадил его к себе на колени и обхватил руками.       — Они сказали, что ты явно алкаш и шаромыжник, потому что тебе нужны только деньги, которые тебе дают на содержание меня, — он склонил голову, мне на руки упали его слезы. — Блейд, прости, я не должен был тебя позорить. Прости. Я не должен был драться!       — Тише, тише, — я погладил его по голове. — Ты молодец, малыш. Я не злюсь на тебя. Неправы все они. Ты поступил правильно. Если ты считал, что человек не поймет словами, то значит до него могло дойти только так. Я знаю, что ты не жестокий, не плохой. Все иногда злятся.       Я говорил все это потоком, как и бежали мои мысли, незаметно покачиваясь. Как мне стало хорошо. Да, плохо, что он подрался, плохо, что его смогли вывести из себя. Но как же приятно знать, что я настолько важен для него, что его ранят такие оскорбления. Насколько прекрасный человек живет рядом со мной. Ругать его за это точно не надо. Он нуждается в успокоении, его должны точно также лечить от этого бешеного пса со свернутым носом, посмевшего покусать моего Дань Хэна.       — Посиди пока что здесь, — я усадил его, потрепал по плечу и подошел к учителям, требовательно и недовольно смотрящим на нас.       — Ну? — как бы мне хотелось ответь «загну».       — Я выплачу весь ущерб, который нанес мой племянник. Но извиняться ни я, ни тем более Дань Хэн не будем. Да, он испортил имущество и сломал нос ребенку — это неправильно. Но упущением с вашей стороны и со стороны родителей было дозволять клевету среди детей и оскорбления.       Я поклонился и, не слушая их, взял Дань Хэна за руку, и вышел в коридор. Словно по иронии судьбы навстречу нам брел тот самый мальчик со сломанным носом, усердно и довольно зажимающий свое рыло. Я велел Дань Хэну идти вперед, а сам задержал засранца и присел перед ним.       — Ну привет, я тот самый шаромыжник, — лицо маленького говнюка побледнело, глаза стали искать помощи. — Во-первых, Дань Хэна я выбрал сам. Я мог оставить его где-нибудь еще, но с этим лучшим ребенком жить мечтал бы каждый, если бы осмелился подружиться. А вот ты своим родителям достался слабоумным уродцем, и с этим они уже ничего не сделают. Живи с этим. А во-вторых, на свою зарплату я могу купить Дань Хэну столько, сколько твои родители, как бы они тебя ни любили, тебе и за пять лет не купят. Лошара.       Я встал и пошел, не оглядываясь, к Дань Хэну, который нервно ждал меня в конце коридора. Я не соврал: на моем банковском счете и в разных источниках накопления были внушительными. За вечность можно много накопить даже честным трудом. Особенно, когда многое надоедает и теряется желание что-либо покупать.       — Пойдем в офис? — я вновь взял за руку Дань Хэна. — По дороге купим в аптеке что-нибудь для твоих царапин, а потом в офисе ты мне почитаешь негромко, хорошо? Ты мне вроде вчера про интересную книгу говорил?       Дань Хэн робко кивнул.