Прыгай

      Оказывается я действительно сильно устал в эти дни. Тело настолько измоталось, настолько долго работало на каких-то резервных запасах, что теперь я засыпал в любую минуту, не требующую моего участия в жизни Дань Хэна. Я и ночами спал теперь крепче. Меня не могли растормошить звуки. Хотя при этом я сам нервно мог несколько раз за ночь вскочить и начать озираться. Не знаю, может, мне снились сны дурного характера, может, я уже просто сам привык к такому поведению, пока Дань Хэн был без сознания. Продолжить спать я мог только, проверив юношу, спящего в соседней комнате. С ним все было в порядке. Каждый раз, заходя к нему я лишь видел спокойного молодого человека, обхватившего мягкого ворона крепнувшими руками. Он начал уверенно набирать вес, даже неуверенно ходить уже пытался.       В эту ночь ближе к утру я также вскочил и начал озираться. Почти сразу я заметил на своем теле повиснувшие руки, которые до того, как я приподнялся, видимо, обнимали меня.       Рядом со мной лежал Дань Хэн. Вот почему мне жарко, весь вспотел. Он выглядел мирным и даже счастливым, но после пережитого я больше боялся именно такого умиротворенного лица, за которым неясно, насколько близко или насколько далеко ушел юноша от меня, сможет ли открыть глаза.       — Дань Хэн, — я стал трясти его за плечо, внимательно смотря в лицо. — Дань Хэн!       — М? — он неохотно открыл глаза, несколько раз медленно моргнул и посмотрел на меня.       — У тебя что-то болит? Что случилось? — про себя я с облегчением выдохнул.       — Все в порядке, — он рассеянно сел. Распущенные волосы, прилипая к его пижаме посыпались по плечам.       — А что тогда?       — Просто захотел спать с тобой, — он потер глаза и лег назад, обхватив меня за талию, словно требуя, чтобы я лег тоже. По его подтянувшимся ногам, казалось, что ему из-за прерванного сна холодно.       Я не знал, что тут ответить. Не сказать, что я был против такой ситуации, но она просто была странной.       Посидев так в растерянности, я все же лег. Что ж теперь не спать и ломать голову? Я закрыл глаза, намереваясь продолжить сон, хотя чувствовал, как сбросивший сон Дань Хэн продолжает наблюдать за моими движениями. Его руки, оказавшиеся под шеей и на моей груди, все время возвращали меня мыслями к нему. Он то случайно проводил большим пальцем по моей шее, то начинал крутить пуговицу на моей кофте или чуть постукивать по ней. Наконец, она переползла к сердцу и затихла. Я решил, что он уснул.       — Блейд, — его голос слишком громкий, он не привык, что теперь его звучание глубже. — А теперь ты любишь меня?       Невольно я почувствовал, как мое сердце гулко ударилось о руку юноши и заволновалось. Я боялся этого вопроса, потому что не знал, как на него ответить. Сейчас я точно могу сказать ему лишь «нет», но что если пройдут месяцы, а может пару лет и мое отношение к нему изменится. Но если я сейчас отвечу отказом, то не затушу ли то, чем он волнуется? Сейчас следует попытаться уйти от ответа.       — Спи, Дань… — я попытался сделать свой голос затухающим, но его это не обмануло.       — Ты не спишь, не сможешь уснуть. У тебя сердце колотится так, словно ты километры пробежал. Блейд, ответь мне.       Внезапно Дань Хэн лег на меня грудью. Даже с закрытыми глазами я понял, что его лицо предельно близко к моему. Его дыхание толкнулось мне в подбородок. Я услышал звон. Мне пришлось открыть глаза. Да, я верно подумал. Он, словно кот разлегся на моем широком торсе и внимательно с ожиданием чуда смотрел на меня, склонив голову на бок. В руках он держал цепочку, на которой висело кольцо предыдущего Дань Хэна.       — Малы… — я осекся.       — Блейд, ты сказал мне, что когда я стану старше, ты ответишь мне на этот вопрос вновь. Я стал! — он смотрел на меня с волнением. Я чувствовал в нем готовность к действию: борьбе, если я откажу, и щедрости человека, готового отдать все в себе до нищеты.       — Дань Хэн, — я отвернулся. Смотреть на него и говорить честное, но горькое для него «нет» мне просто невыносимо. — Прости, но ответить тебе я не могу тем, чего ты хочешь.       — Но почему?! — в его голосе было отчаяние, он вскочил, уперевшись мне в грудь костлявыми руками. — Почему? Неужели я некрасив?       — Дань Хэн, если бы в красоте была вся суть, то на свете самыми счастливыми были красивые люди. Я, прожив столько веков, уже точно не ведусь исключительно на красивые лица, — я положил ему на плечо руку, но сделал только хуже. Он отвернулся и стал беззвучно содрогаться плечами.       Знаю, малыш, знаю. Нет ничего больнее кипения внутри отвергнутых чувств. Бесполезных, неприменимых, обиженных. Им обидно, потому что они знают, что если бы им сказали «да», то они смогли бы сделать много невозможного. Те мечты и фантазии, которыми ты утешал себя, которыми подкреплял храбрость признаться, сейчас жгут тебя изнутри. Тебя бичует и твое самолюбие, потому что получить отказ — это всегда значит, что где-то для человека, которого ты любишь, есть человек лучше тебя. Тебя! Способного дать все, способного любить, как никто другой. Эти благородные извинения, которыми сопровождается отказ, делают тебя еще более жалким, потому что тебе сочувствуют, словно протягивают ребенку, пытавшемуся продать свои игрушки, поощрительную монету. Но ты не игрушки продаешь! Ты ставишь на весы огромное чувство, которое не хотят оценить всерьез, даже не хотят попытаться! Я тоже это проживал…       Но в моем случае нет никого другого, кто был бы лучше тебя. Просто я оказался в странной ситуации.       — Дань Хэн, послушай. Просто послушай и подумай! Попытайся понять, — я закрыл глаза рукой, потому что если продолжу смотреть на то, как он плачет, то просто из жалости скажу «да» — так нельзя. — пару недель назад ты был маленьким и милым ребенком, которого я любил, как отец или дядя. Без шуток. Я готов был для тебя сделать все просто за твою улыбку. Я давно уже не ощущал такое счастье от того, что кто-то радуется твоему подарку настолько бескорыстно и искренне. А сейчас ты стал взрослым. Настолько внезапно и резко, что я до сих пор не могу к этому привыкнуть. Я смотрю на тебя до сих пор как на ребенка, который боялся остаться один надолго. Дань Хэн, мне просто дико, по-уродски даже пытаться любить тебя сейчас. У меня внутри такой конфликт от одной только мысли об этом.       Дань Хэн повернулся ко мне. Его лицо, покрасневшее от текущих по щекам слезам, было злым и решительным одновременно. Он вновь ухватился за цепочку с кольцом и, смотря на меня упрямыми блестящими глазами, тихо, запинаясь, проговорил:       — Я не сдамся. Буду хоть каждый день спрашивать тебя, пока ты не почувствуешь моих чувств!       Я пожал плечами. Если ему станет легче, то пусть пытается. С ощущением разбитости я смотрел на то, как он ложится рядом со мной, обхватив себя руками.