Семь (не)смертных историй

Казалось, болит каждая косточка в теле, даже дышать было больно. Наверное, сломано ребро, а может, и несколько — в этот раз булочник знатно отделал Бана. Старый козел. «Вот вырасту большим и сильным, тогда смотри у меня», — зло думал Бан, прикладывая подорожник к ссадине на щеке. Хорошо, хоть батя надрался и дрыхнет, не то еще от него бы досталось за то, что никакой еды не принес. — Братик, кушать хочу! — прохныкала со своего соломенного тюфяка Килия. — Хлеба белого, с корочкой. Вот еще напасть! Мало Бану синяков да шишек, еще сестра уже который день хворает. Больного надо хорошо кормить, чтобы поправлялся. Но где Бан возьмет сестре белого хлеба? Тут бы хоть черствую горбушку надыбать. — Нету жратвы, — зло буркнул Бан, пусть и понимал, что срываться на Килию последнее дело, она же не виновата, что родилась слабой. — Тогда расскажи сказку, — не унималась она. — Про фейри из Полых холмов. Почему-то Килии особенно нравились истории о волшебных существах, которые она могла слушать бесконечно и даже забывала просить еду. Бану сейчас с больными ребрами не то что рассказывать, дышать было тяжело, но, взглянув в бледное, словно бы ставшее прозрачным личико Килии, он не смог отказать. — В дремучем лесу за городом живут фейри, — тихо начал Бан, стараясь лишний раз не шевелиться. — Есть среди них гоблины, которые умеют менять облик. Есть тролли, которые сделаны из земли и камней. Есть дриады, чья кожа покрыта корой и цветами. Но самые могущественные и прекрасные — это феи. Они живут в самой чаще леса, в Полых холмах, внутри которых есть чертоги с колоннами и всякими украшениями… И феи каждый день едят белый хлеб с корочкой. Килия слабо улыбнулась. — Хотела бы я стать одной из фей… — Ну, они стараются заманить людей к себе, обещают вечную юность и пиры, но на самом деле человек, попавший к феям, будет обслужить их. Чистить нужники и все такое. Бан не был уверен, что феям вообще требуются нужники, но он добился того, чтобы Килия рассмеялась. Правда, смех быстро перешел в надтреснутый кашель. С трудом встав, Бан принес сестре воды. Пришлось поднимать Килии голову, пока она медленно пила. Потом Килия забылась тяжким сном, а Бан еще долго лежал на соломе рядом с ней, и боль в истерзанном теле не давала уйти в страну грез — единственное прибежище от мира. О, как же Бан хотел отправиться в лес фейри и пропасть там навсегда! Он не боялся тяжелой работы в Полых холмах, которой родители стращали мечтающих о волшебном народце детей. Ведь слугу будут кормить, чтобы он не помер, да и поколачивать нечасто. А тяжелой работы Бан не боялся. Он бы хоть сейчас нанялся делать что угодно: таскать тяжести, драить полы. Даже вылизывать долбаные нужники! Но в области уже пять лет был неурожай, и сильные здоровые мужчины ходили без работы, кому тут нужен мелкий пацан. Даже отправиться жить в чащу, чтобы там охотиться и собирать ягоды, было невозможно. Кроме той части, где обитали фейри, остальные окрестные леса принадлежали знати. И от бдительных егерей со сворами злющих собак не уйдешь. К тому же Бан, всю свою короткую жизнь проведший в городе, не знал, какие растения съедобные, какие — нет. Как охотиться и свежевать дичь. Да, оставалось лишь уйти к фейри. Но куда Килии, болезненной тоненькой Килии, работать? Бросить сестру Бан не мог. Не дошел еще до такой степени отчаяния. Значит, отлежится денек и снова пойдет «на промысел». Снова тащить все, что плохо лежит, и попадать под кулаки безжалостных взрослых… Первое, что Бан увидел утром, была Килия, запихивающая в рот пучок соломы. — Братик, я нашла хлеб, — прочавкала она. — Очень вкусно! И она протянула ему солому дрожащей рукой. Бану с трудом удалось уложить Килию на тюфяк: она хныкала и жаловалась, что брат не дает ей кушать. Дождавшись, кода она уснет, Бан отправился на рынок, хотя от каждого шага тело будто молния пронзала. Ему удалось украсть репу у зазевавшегося зеленщика. Но вот молочница поймала Бана и отвесила пару крепких оплеух, прежде чем тому удалось вырваться. Однако Килия уже не могла есть. Ее маленькое тельце горело, вся выпитая вода выходила с потом. До утра Килия металась по тюфяку и бредила, то просила хлеба, но выплевывала куски репы, которые клал ей в рот Бан. То уверяла, что видит фей. И тогда улыбалась так нежно и светло, что у Бана разрывалось сердце. С такой улыбкой Килия и умерла. Глядя куда-то сквозь Бана, на видимое ей одной чудо. Проснувшийся папаша даже не взглянул на тело дочери, а, наградив Бана пинком по ребрам, ушел искать выпивку. Бан сам отнес ставшее удивительно легким тело сестры к Лесу Фей. Нашел у границы раскидистое дерево и стал копать могилу лопатой с отломанной ручкой, которую стащил у ехавшего на рынок крестьянина. По злой иронии он не смог украсть для сестры хлеба, зато лопату для похорон раздобыл легко. Он работал до сумерек, превозмогая боль в избитом теле. Нужна была глубокая яма, чтобы тело Килии не нашли дикие звери. Уж этот-то последний подарок брат ей сможет преподнести. Наконец, когда его макушка едва доставала до края могилы, Бан решил, что достаточно. Он выкинул лопату, затем вылез сам и снова взял сестру на руки. С минуту подержал ее так, затем прошептал: — Тебе будет хорошо в другом мире. Там ты встретишься с мамой, и вы будете есть белый хлеб. С хрустящей корочкой. Потом полез в яму, едва сдерживая стон боли. Когда Бан забросал могилу землей, то без сил рухнул в траву, будто кто-то подрезал веревочки, удерживавшие его руки и ноги. Несколько минут он просто сидел и тяжело дышал. Сгущалась ночь, на небе зажигались первые звезды, из-за горизонта робко выглядывала полная луна. Детишкам пора было возвращаться домой и ложиться в кроватки. Встав, Бан пошел в Лес Фей. И ни разу не обернулся… В лесу было темно, даже слабый свет звезд не проникал через сплетение крон и ветвей, образующих огромный купол. Бан шел словно в трансе, совсем не глядя под ноги, но почему-то ни разу не споткнулся, хотя мог бы переломать во тьме кости. А потом появились огни. Темно-зеленые сгустки света парили между ветвей, выхватывая из темноты очертания деревьев. Скрюченные ветви напоминали руки, то поднимавшиеся в безмолвной молитве к невидимым небесам, то тянувшиеся к Бану, будто желая его схватить. Но почему будто? Деревья раскачивал ветер, которого сам Бан не чувствовал. Стволы скорбно стонали, как души грешников в Чистилище. — Человек! — послышалось Бану среди скрежета. — Как ты посмел прийти в Лес Фей?! Мы сожрем тебя, человек! Между стволов мелькали тени с красными глазами. К скрипу деревьев прибавились противные писклявые голоса, на все лады повторявшие: — Уходи, человек! Тебе тут не место! Мы сожрем тебя! Но что Бану были какие-то тени по сравнению с пудовыми кулаками булочника? Он медленно шел вперед, уже особо не соображая, куда движется. Мир вокруг качался и плыл, черные силуэты сливались с зелеными огнями, сплетались в причудливые узоры. Поляна появилась совершенно неожиданно. Вот еще впереди расстилалась чернота — а вот Бан уже стоит на пустом пространстве. Перед Баном возвышался холм, здоровенный, как Абердинская тюрьма, и окутанный теплым золотистым сиянием. Вокруг обиталища фей кружились светлячки, пытающиеся соперничать со светом звезд. В зеленых склонах мерцали окошки, из которых доносилась веселая музыка. Бану нестерпимо захотелось пойти туда, он уже сделал пару шагов, когда перед ним прямо из воздуха появилась девушка. Тонкая и хрупкая, в белоснежном платье, она показалась ему самым прекрасным существом в мире. На ее нежном полудетском личике выделялись большие глаза цвета летнего меда, который Бан только видел один раз на рынке, но не смог украсть. — Добро пожаловать, юноша! — ее голос звучал переливами флейты. — Чего же ты хочешь? Бессмертия? Золота лепреконов? Или, может быть, — тут она прозрачно улыбнулась, — взять в жены сестру Короля Фей? Бан ответил хрипло, словно заново учился говорить: — Я хочу жить в Полых холмах и готов работать, если вы не будете колотить меня слишком уж часто. Ответом ему стал смех, переливчатый, как звон серебряных колокольчиков на сбруе дворянских скакунов. — Колотить? Какие вы люди странные! Нам не нужны слуги, ведь магией можно сотворить големов, которые сделают для нас все, что угодно. Бан сник: похоже, и здесь ему ничего не обломится. Никому он не нужен, даже феям, которые вроде как только того и ждут, чтобы похитить человеческих детей. — Не припомню, когда последний раз люди приходили сюда добровольно, — задумчиво проговорила фея, прикладывая пальчик к щеке в удивительном трогательном человечном жесте. — Но если ты и вправду хочешь стать одним из нас, то идем. В Полых Холмах ты будешь вечно пировать и петь с нами. Но знай, что, однажды ступив в наш мир, ты уже никогда не сможешь вернуться к людям. Как бы сильно ни захотел. Бан яростно потряс вихрастой головой. — Не захочу! Ненавижу эти отродья! Лицо феи вдруг омрачила тень печали, и, протянув руку, она коснулась щеки Бана прохладными невесомыми пальцами, точно провела крылом бабочка. — Да, я вижу, люди были жестоки с тобой. Но Полые Холмы излечат тебя. Память подернется пеплом, и боль исчезнет… Идем же! Она протянула ему изящную ручку, и Бан, не колеблясь, вложил свои пальцы в ее ладонь. Он моргнул, и окружающее сразу изменилось. Вокруг был залитый светом зал, где танцевали причудливо разряженные феи, среди их фигур то и дело мелькали и другие существа: угловатый тролль, словно собранный из грубо обтесанных камней, приземистый гном в полосатом колпаке, покрытая радужными перьями птица… Со всех сторон летела сладкая мелодия, казалось, поют сами стены. Столы ломились от яств, большинство из которых Бан никогда прежде не видел. А кстати, кто такой Бан? Он не смог вспомнить и отбросил это ненужное слово. Боль ушла из его израненного тела, на котором вместо лохмотьев появились алая куртка с заклепками и штаны. Но через миг он уже забыл, и как чувствовать боль, и что такое лохмотья. Став легким, точно ветерок, он взлетел в воздух, оказавшись на одном уровне с златоглазой феей. — Меня зовут Элейн, — сказала она. — А тебя я буду называть Лис. Пусть внешне ты и не похож, но, мне кажется, это имя подходит тебе. «Лис». Хорошее прозвание, ему понравилось. И он ступил в круг танцующих, не размыкая рук с Элейн… *** В городе Рейвен ходят слухи о том, что в ночь полнолуния на улицах появляется среброволосый мужчина в красном костюме. Он высок и худ, как сама смерть. Бродя меж домов, он заглядывает в окна и, если видит, что где-то обижают детей, виновным несдобровать. Красный призрак найдет их. И разорвет на части.