Наказание

Прошли ровно сутки с того момента, как Хогвартс-Экспресс доставил членов семьи Фон Элдрич в родные края. Утомительная поездка сильно отразилась на героях, они вернулись в дорогое фамильное поместье до жути уставшими. Ну, девушка уж точно. В любом случае, хорошо, что множественные вещи дочери пришлось тащить не Фредерику, а нанятому персоналу. Признаться, мужчина до последнего не хотел никого нанимать, но увидев все собранные чемоданы юницы, в последний день учёбы, он понял, что это необходимо. Пусть и проворчав что-то в адрес горничной, и матери Хелсы, Бефесды, которая помогала паковать чемоданы, о беспечности, необходимости дорогих тряпок, там, где это не нужно вовсе, и прочего, он согласился отдать деньги за перевоз груза, что создали его собственное чадо и любимая жена. Иронично. Хелсе наконец-то можно было снять излюбленную мантию факультета, а именно, Слизерина. Но это не значит, что ей позволено отлынивать от остальных дел. Как никак, день потомков чистой крови распланирован по часам, даже во время каникул. Было раннее утро, золотые лучи солнца отрывисто тянулись, с охотой располагаясь на крышах высоких, величественных зданий, впрочем, под это описание идеально подходил особняк Фон Элдрич. Пусть утро было ранним, Хелса не спала. По плану в её расписании был завтрак. И она вполне могла начать его в одиночестве, так как глава семейства вставал на час позже. Что же можно сказать о вышеупомянутой Бефесде, и Севиафане, младшем брате Хелсы? Что касается роскошной, обворожительной, и-и-и откровенно говоря, чудаковатой волшебнице, то стоит отметить, что привычным местам обитания местной аристократии магов, она предпочла попытки маглов опередить их. И решила посетить страну, опережающую остальные во всех этих технологиях. А именно, Японию. Неизвестно, когда ей надоест любоваться подобием муравейника, а потому никто не знал, когда Бефесда Фон Элдрич решит вернутся домой. Впрочем, никто и не был против. Любая мать заслуживает отдых. Тем более мать двух детей. ТЕМ БОЛЕЕ мать Хелсы и Севиафана. Кстати о нём! Из-за многочисленных косяков со стороны самого младшего из рода Элдричей, советом профессоров было принято решение об исключении ученика. Поначалу, отец семейства думал договориться с профессорами, о продолжении обучения для его сына, но, подумав хорошенько, он принял решение о переводе проблемного наследника в абсолютно другую школу. Но в конечном итоге, он продолжил обучение в Дурмстранге. А там, семестр оканчивается чуть позже. Фредерик открыл глаза. Как сильно ему не хотелось делать этого. Нет, дело не в лени, или других подобных чувствах. Вовсе нет! Кажется, его угнетало даже наличие собственного существования, за которое ещё и предстоит бороться. Минутка унылых мыслей с самого утра — отличное начало дня! Мужчина встаёт на ноги, впихивая ноги в тапки, что стояли у кровати. Его кожу шелком обволакивал чёрный дорогой халат, слегка оголяя грудь. Какой срам! Фредерик перевязал его, да потуже, и только после этого подошёл к зеркалу. Красивый, стройный, слаженный мужчина. Но ни в коем случае не слащавый. В глазах холод и сталь, он статный и гордый, а потому держит себя соответственно. Даже с самого утра. — Уродство. — сказал мужчина, о своём лице, в очередной раз применяя дезиллюминационное заклинание, скрывающее его лицо. Вот и он, знаменитый профессор защиты от тёмных искусств, преподающий в Хогвартсе. Известный как Заклинатель Без Головы. И как же он лишился её? Сказать честно, сам Элдрич так решил. Он получил травму, и уродство. На всю жизнь. Но, разумеется, был слишком упрям, чтобы просто смириться с новым обликом. Наверное, даже клеймом. А потому, воссоздал таинственный образ самолично. Навсегда, и от всех скрыв собственный лик, подобно Всаднику Без Головы. Как же так вышло? Всё гениальное просто. Бывший пожиратель смерти, родом из института Дурмстранг. Известен как один из наиболее лояльных к стороне министерства, не скрывающий своего положения и роли в событиях минувших дней. Первый из последователей Тёмного Лорда, что решился на открытую защиту последователей смерти, чудом избежал приговора за счёт защиты со стороны академической верхушки Дурмстранга и Хогвартса. Открыто заявляет, что не отказывается от своего Лорда, но и не смеет участвовать в преступной деятельности пожирателей смерти. Фредерик участвовал в оправдании многих из бывших пожирателей смерти, за что получил уважение как со стороны последователей Тёмного Лорда, так и со стороны министерства. Во время одного из слушаний по делам пожирателей смерти Фредерик был атакован одним из противников идеи восстановления пожирателей в правах. Лицо мага было опалено, осталось без части плоти. Но опошлость скрыта. Пора бы утолить потребность в пище, завтраком. Который уже должен ждать хозяина дома на столе. Он вышел в столовую. И был удивлен. Его дочь. Ответственная, пунктуальная и образованная Хелса, сидела за столом, подперев щёку около кружки с остывшим чаем и вафлей на маленькой тарелочке. Сидела с закрытыми глазами. Что греха таить? Та, бессовестно спала. Уже, как минимум час, благополучно пропуская урок вокала. Но это не разозлило Фредерика, напротив. Она так юна, так беззащитно невинна сейчас. Так красива. Она — уникальна. Прекрасный генофонд, чего скрывать? Смуглая кожа, длинные блондинистые пряди, спадающие по уставшим, опущенным плечам. Голубые глаза, которые скрываются за тяжелыми, закрытыми веками. Ей было запрещено значительно корректировать свою внешность. Да и не нужно было. Где ещё увидишь светлую на волосы и глаза, но темную на кожу? Мужчина тем временем тихо, медленно подходит ближе. Его завтрак, как ни странно, стоял на месте. Судя по всему, горничная, чтоб её, постеснялась разбудить господскую дочь. Зато не постеснялась запихать пол шкафа по этим чёртовым чемоданам, абсолютно ничего не сказав отцу семейства! Но сейчас не об этом, хотя мысль пробежала в голове старшего. Он подошёл совсем близко. Она бубнит во сне. Забавно. Было. До тех пор, пока речь не стала осознанной, и понятной для мужчины. — Блиц… То, что ты сказал является правдой? Знай есть те с кем-можно… А есть… Ть… с кем нельзя… Отец не шутит… Отец… — а далее следует неразборчиво. Умиление сменяется гневом. И любопытством. Не похоже, что студент рассказал о чём-то девушке. Она явно, всё слышала сама. Холодная, большая рука Фредерика ложится на щёку спящей. — Хелса. Дочь моя. — он сказал это так грубо и угрожающе, как только мог. Слова режут слух сильнее любой звуковой волны. Хелса, как зачарованная, открывает глаза. Голубые очи формируют очертание… Отца?! Девушка вскочила, невольно отстраняясь от руки, впрочем, сам Фредерик уже убрал её за спину, испепеляя чадо взглядом. Да, головы не видно совсем. Но Хелсе это не нужно, чтобы прочувствовать эмоции родителя. А та, осмотрелась. Сначала глянув на часы, а затем на отцовский завтрак. Она выпрямила спину. — Отец. В своё оправдание скажу… — она опустила взгляд. Ей стыдно. — Нет. Я виновата. — Влезай в форму, и на урок. Бегом. А после него, в том же темпе, в мой кабинет. Тебе ясны эти изречения? — Да, отец. — она поднялась со стула, и поспешила в комнату. Фредерик был разочарован. Казалось, что завтрак сегодня стал ещё отвратительнее, чем обычно. И дело не в ингредиентах. Урок для Хелсы окончился быстро. Преподаватель просто отказался вести его те последние пять минут назначенного часа, в которые девушка влетела в комнату. По расписанию десятиминутный перерыв. Она уже стоит у двери в кабинет. В подобие школьной формы. Синяя юбка, жилетка подчёркивающая грудь, белая рубашка, чёрные гольфы, и лоферы, красивый зелёный бант на шее, в цвет факультета, но котором училась Хелса. Волосы распущены. Она морально готовится. Она виновата. Поднимает сипло сжатый кулачок, чтобы постучать. Её прерывает речь старшего за дверью. Которую слышно до жути чётко. — Входи. Какого бы объема не были твои лёгкие, факт остаётся фактом. Перед смертью — не надышишься. — девушка взглотнула. Несмело положила руку на ручку двери, отворяя её. И проходя внутрь. Склонив голову. Она не видит ни отца, ни то, что он держит в руках. Лишь очертания кабинета. Резные шкафы с книгами позади, стол, за которым, судя по всему и сидел Фредерик. Два дивана тёмно-зеленого цвета, стоящих поодаль от стола, но напротив друг друга. — Ближе, Хелса. — он похлопал основанием указки по своим ладоням. Хелса знала этот звук. Она начала дрожать. Отец никогда не избивал детей до потери сознания. Что Хелсу, что Севиафана. Но несмотря на это, главным фактором было присутствие обоих детей, во время физического наказания лишь одного из них. Таким образом, Фредерик формировал в детях ответственность, хладнокровие, и жестокость. По крайней мере, так ему хотелось, так он думал. Так ему хотелось. Но в Хелсе из-за подобных практик он взращивал лишь чувство вины. Именно поэтому, не проронив ни слезинки, во время ударов брату, после, когда никто не видит, она первая, со слезами бежала обрабатывать раны, и просить прощения. Но Фредерик, НИКОГДА не бил даже до царапин, или синяков. Хелса винила себя, просто потому что не понимала намерений отца. Потому что не хотела видеть правды сквозь пелену надуманной вины. — Хорошо. Руки, Хелса. — Отец, я… — Хочешь поболтать? Я совсем не против «растянуть удовольствие». Учти, ты сама задерживаешь сие мероприятие. Впрочем, продолжай, милая. — он прав. Хелса всё поняла. Это бесполезно. Впрочем, как и всегда. Она расстёгивает рукава блузки, и задирает их. Протягивает обе руки венами вверх. Наконец подняв взгляд. Фредерик встаёт из-за стола. Слышится трение одежды о кожаное кресло перед столом. Фредерик носит длинные темные одежды, что обязательно включают плащ с нагрудником из грудины зелезнобрюхого ящера. Нагрудник включает гербы школ магии Дурмстранг, Хогвартс и Махотокоро. На обратной стороне нагрудника имеются символы темных практик. Белые перчатки, что были получены в знак доброй воли в Японии, раньше они были розовыми, но изменили свой цвет в силу грязного прошлого Элдрича, которые, он снял, перед тем как взял указку в руки, ещё до прихода дочери. Они, аккуратно сложенные лежали на столе. Мужчина посмотрел в глаза дочери, и кратко кивнул. Она способна признать ошибки. Похвально. Первый удар. Даже не дрогнула. Второй удар, сильнее. Ровно на том же месте. Зажмурилась. Третий удар. Реакция впрочем, как и на первый. — Вот и всё. С пропущенным уроком разобрались. Поговорим о неком Блице? — О чем ты? — Фредерик улыбается. Как-то надменно. — И правда. — он поднимает указку вновь, Хелса дернулась, как от огня, а мужчина лишь отложил её на близ лежащий диван. — Вижу по реакции. Мне повторится? — Я встретила его у дверей класса, где проходило твоё занятие. Он выглядел плохо, и я решила ему помочь. — девушка осмелилась опустить руки. Её больше не планируют бить. Ведь так? Ну почему именно этот сон, почему именно тогда, когда отец был рядом? Эта история о последнем уроке, в последний день учёбы. Защиты от темных искусств. Профессор Фредерик Фон Элдрич. Студент седьмого курса, факультета Гриффиндор, Блиц, взболтнул лишнего, в попытках задеть Хелсу. О крестражах. Запретной практики. — Урок окончен. Не заводите змей, иначе я лично найду их и прирежу. Не читайте того, чего не следует. 8 очков Слизерину, 5 очков Пуффендуй, 3 очка Когтевран. Штраф в 2 очка Гриффендор. Все свободны, кроме вас, юный, а может не такой и юный, Блиц из Гриффендора. Вас попрошу остаться.

Это моя вина.

Хелса не подаёт вида. Выходит из кабинета, и отходит чуть дальше. Чтобы тени от ног не было видно под самими дверьми. Она прислушивается. Напрягает слух как-только может. Слышит урывки. Её сердце бешено бьётся, ведь из-за неё всплыла информация, которая не должна была. Ведь из-за неё, правда? Нет. Конечно нет. Блиц, совсем не по вине Хелсы был идиотом… Опасным идиотом. Раз уж имеет представление о закрытых, темных практиках. Но, как и в случае с Севиафаном, Хелсу душит страх, вина перед, по её мнению, несчастным. Который не виноват. Да-да. Конечно. В висках бьёт, а в голове одна единственная мысль.

Моя вина.

Дальше, хуже. Хелса уважает отца. Но боится. Он грамотно применил значимость наказаний. Они были незначительными, конечно. Но не для его детей. Не для его дочери. И в её голове возникает вопрос. Он жесток с нами. Со своими детьми. Его кровь и плоть. Что он сделает с чужим? Посторонним. Оборзевшем посторонним. Она слышит заклинание, явно слетевшее с уст отца в адрес провинившегося. — Круцио. — и Хелсу скрутило, словно она кожей ощущала ту боль, в этом заклинании. Которая предназначалась не ей. По щекам текут слезы. Хелса — популярная девчонка. Богатая сучка, с собственной свитой. Способная ученица и престижная особа, которая может гордо носить статус чистой крови. Может гордо носить фамилию Фон Элдрич… Плачет, плачет как первокурсница Пуффендуя, завалившая сессию. Она рыдает, тихо-тихо. Лишь бы никто не услышал, лишь бы не ответил. Спиною опирается о стену, прислоняется к ней максимально сильно, и запрокинув голову назад, устремляя взгляд к потолку сползает по стене. Усаживаясь, в новой, дорогой юбке на грязный пол. Плевать. Ей так больно.

Папа, пожалуйста остановись. Не мучай его. Не убивай.

Двери, спустя мучительные минуты таки открывается. Парень выходит, с победной ухмылкой на губах. Он выкрутился, и особо не пострадал, честно говоря. Хелса вытирает слёзы, и подскакивает на ноги. Когда парень наконец-таки вышел из кабинета, и за ним закрылись двери, Хелса тут же хватанула его за плечо, и оттащила в сторону, на приличное расстояние от кабинета. Где больше никого не было. Она достала палочку. — Так. Для начала. Епискей! — это было заклинание, которое исцелит раны Блица, если таковые остались после встречи с профессором. Хелса пока убрала палочку. — А теперь рассказывай, ты в порядке? То, что ты сказал… Это правда? — популярная, современная, офигенная, девчонка сейчас выглядит совсем не так, она сильно обеспокоена.

***

— Выглядел плохо, да? И как же мимо проходящая студентка, которая уже должна бы готовиться к отъезду в общей гостиной факультета, могла заметить эти мелочи? С чего вдруг, решила помочь, в угоду собственным планам? Почему оказалась в нужное время, в нужном месте. Минута в минуту, я полагаю? — наверняка не знал этого. Зато знал свою дочь. Хелса молчит, опустив голову. — Может быть, потому что эта студентка, стоя за закрытыми дверями, абсолютно случайно услышала заклинание? Знаешь, какое, Хелса? Круцио. — её начало трясти. Лишь об одном упоминании конкретного этого заклинания, конкретно в тот день, конкретно в этой ситуации. Ей страшно. Но плакать нельзя. Не перед ним. Не перед отцом. Позор ведь. А дыхание сбитое, и мужчина слышит это. Всё понимает. Фредерик подходит ближе, и осторожно, располагает руку на плече девушки, осторожного поглаживая его. Успокаивая. — Ты ведь подслушивала, Хелса? — она поднимает лицо. Голубые глаза, полные слез, устремлены в глаза родителя. — Да. — сказала как отрезала. Фредерик наигранно вздыхает. — Такими темпами моя дочь… — Сдохнет в одиночестве. — Хелса перебила мужчину. Это адреналин, чувство страха ушло на второй план. Она была полна гнева, и сейчас, готова высказать отцу всё прямо. Она терпела долгие годы. — Что, прости? — Ты слышал, отец. Каждый день, с семи лет, я делаю всё, чего требует семья. Я — надменная, эгоистичная стерва. Абсолютно для всех, кроме деспотичного отца, которому нравится ломать своих детей. Нравится ломать меня! Ты — никогда не понимал меня! Тебе всегда было, и будет плевать на мои чувства! Я лишь самый сильный сперматозоид, возможно даже, по случайности попавший в матку матери… И чтобы не выбросить сперму на ветер, нужно же сделать детей по образу и подобию. Деспотичными, надменными, одинокими ублюдками, но зато близкими по духу, правда?! — Фредерик слушает, не перебивая. Подобно психологу. Он знал, что этот момент настанет. Его хрупкая девочка — не робот. Сейчас настал тот самый момент, тот самый всплеск. Она всё скажет. Всё, что копила в себе эти восемнадцать лет. А после, он всё ей расскажет. Но прежде обнимет, возьмёт на руки, посадит на колени, обнимая, как тогда, далеко в детстве, когда всё было хорошо. Свою маленькую, любимую доченьку Хелсу. Его будущую гордость, а не сломленную… жертву обстоятельств. — Именно поэтому я пересекаюсь с отбросами. Помогаю им, привязываюсь, чего стоят краткие встречи с Турманом за школой. Что если я не хочу продолжать род чистой крови?! Что если хочу… просто выйти за того, кого полюблю, и кто полюбит меня, несмотря ни на что! Чез Турман — местный бабник, врущий всем и вся, и попавший на факультет Слизерин по счастливой случайности. Грязь из-под ногтей. Про которую, тем не менее наслышан Фредерик. И совсем не из-за хорошей репутации. Скорее, наоборот. Пусть Хелса думает что хочет о их отношениях, как отца с дочерью. Но его принцесса, и этот червяк? Равнять себя с землёй, из-за идиотских оправданий и порывов? Ни за что. — Хелса Фон Элдрич. — заклинание, скрывающее лицо спало. Она должна наблюдать его настоящие эмоции. А девушка, словно протрезвела. Она поняла, что её понесло абсолютно не в ту, степь, она прикрыла лицо руками, задрожала, как осиновый лист. Осознание пришло. — Отец… Я-я. Я не… Ничего не было, я. — он не стал слушать, грубо схватил дочь за запястье, и прижал к себе. — Послушай меня, девочка. Ты можешь думать что угодно обо мне, и моём отношении к тебе… — запускает руку в её волосы, неожиданно нежно гладит. -… это не так. Ты во многом ошибаешься… Но ровнять себя с падальщиками. Ты. Никогда. Не будешь. — он грубо сжал прядь волос, и потащил её к дивану, на котором лежала указка. Сам сел, особо не сопротивляющуюся девушку уложил на свои колени, так, будто собирается пороть. Лицо Хелсы находиться в районе его бедер, она упирается в одно из них грудью и руками. Дрожит. Ей страшно. Он никогда не делал этого прежде. Что её ждёт? Она затихла. — Хелса. Ты — намного больше, чем случайный сперматозоид, поверь мне. — он усмехнулся, практически цитируя дочь. — Ты талантлива и умна, красива и изящна. Достойна. Ты моя дочь. Кровь от крови, плоть от плоти, и ты не представляешь, как я горжусь с тобой. Ты — унаследовала лучшее от своих родителей. Несравнима со своим братом. Идёшь только вверх, не видя препятствий, в отличие от некоторых беспечных принцесс, родившихся с золотой ложечкой во рту, с котрых всю жизнь сдувают пылинки, а сами из себя они ничего не представляют. Ты понимаешь ход моих мыслей? — речь шла о юной принцессе Шарлотте Виндзор. Известной иначе, как «Утренняя Звезда». Она носит титул «Её Королевского Высочества», а сама по себе легкомысленная дура, которая прогуливает занятия. По своей наивности правда, но это не оправдание. — Я понимаю. Прости, похоже, я правда была неправа. — она тяжело вздохнула. Это были искрение слова. Тон отца, манера речи. Это не похоже на типичное наказание. Девушке стало не так страшно. — Я рад, что ты поняла меня. Эти слова не ранили меня. Но вот Турман… — мужчина задрал юбку девушки, одной рукой, сжимая обнаженные, из-за белья в виде стринг ягодицы, а второй беря указку в руки. — Коли хочешь познать мужчину, я дам тебе это. Поверь, ни один сопляк, которого ты встретишь на данном этапе жизни на подобное не будет способен. — Правой рукой он звонко шлепнул Хелсу, проводя своими холодными руками по слегка разраженной от сильного шлепка коже. А после из левой руки в правую взял указку. Проводя кончиком по заднице дочери уже ей. — Считай, Хелса. Она напряглась. Слова отца её пугали, но не в том смысле… Это не похоже на шутку, да и не умеет этот человек шутить, тем более на такие темы! Девчонка начала ерзать под его руками, пыталась встать. — Нет, папа! Это перебор, я не… — ладонь мужчины легла на поднявшиеся плечи девушки, её вжали диван. Большая грудь вжалась в бедро родителя. А дальше проследовал удар. Сильный, не шуточный. Это заставило девушку успокоится. Всё нормально. Это наказание, которое чуть более унизительное чем обычно. Продолжения не будет. Точно ли? Указка больно обожгла тонкую кожу. Хелса закусила губу. Если так подумать… Может ли возбуждать прерогатива того, что тебя сначала выпорет, а потом лишит отец? Хелсе стыдно признать. Но ответ — да. — Один. — она сказала это не боясь. Впервые за долгое время ей не хотелось спрятаться, не приходить, сбежать или провалиться сквозь землю. Было. Не больно. В кабинете Фредерика Фон Элдрича то и дело раздавались звуки пошлых шлепков указкой. И по началу, даже шёл счёт. Хелса смогла досчитать до пятнадцати полных ударов. Начиная с десятого, мужчина начал просовывать руку под юбку, осторожно касаясь девушки сквозь ткань пошлого белья черного цвета. Конечно, это очень скоро начало возбуждать юницу. Она потекла. Фредерик не сопровождал это никакими комментариями, знал — разверни сейчас Хелсу, лицо будет красным от смущения. Он лишь продолжал методично отчеканивать удары, не забывая ласкать после каждого. Вообще, хорошо бы начать сначала, и заставить дочь считать до задуманных тридцати. Но просто слушать её тихие стоны в половину времени, тоже нравилось Фредерику. К тому же. Она девственница. Как ни крути, понять её можно. Шестнадцать. Хелса робко сжимает бедра мужчины пальцами. Не пытаясь улизнуть от указки. Она издала первый стон. Такой тихий, такой застенчивый. Который тут же вызвал реакцию в главном, после головы, естественно, органе мужчины. Развернуть к себе лицом, сорвать этот ненавистный кусок кружевной тряпки, вжать всем телом в диван, и войти. Закидывая длинные, красивые ноги на свои плечи. Срывая с её губ стоны… Нельзя. Ему не пятнадцать, чтобы поступать подобным образом. Но дьявол, как же Фредерику этого хотелось. Двадцать. Хелса сама поднимает таз, напрашиваясь на очередной удар. Или больше на ласку, следующую за ним? Он понимает. Трогает её больше, чем порет. Та в свою очередь выделяет всё больше соков. Сама того не замечая. Двадцать пять. Стонет, не боясь, игриво увиливает от руки отца, дабы получить дополнительный, приводящий в чувство шлепок рукой, и подчиниться, принимая ласку, в чуть более грубой форме. Ей, похоже, так нравится больше. Тридцать. Удары прекратились. Как Фредерик держится, не понятно. Бельё — мокрое насквозь, а зад девчонки весь красный от порки. Мужчина запускает руку в длинные, блондинистые пряди, и грубо притягивает к себе, вынуждая дочь оторваться от его бедра, и следовать за рукой. Она делает это, с охотой. Его губы на уровне её уха. Обжигает дыханием. Хелса прогибается в спине. — Ещё? — Пожалуйста! — Фредерик победно улыбается, он всё делает правильно. Настолько, что обильные выделения отчасти испачкали его брюки. Мужчина усаживает девушку на колени, прижимает к себе. Та нежно обвивает шею старшего своими тонкими руками. Они смотрят друг другу в глаза. Инициатором был Фредерик. Он накрыл губы дочери своими, пошло, властно, влажно целуя её. Играясь с языком, обвивая его, и слегка прикусывая губы младшей, когда та заигравшись пытается перехватить инициативу. Спустя минут отстраняется. Оставляя демонстративный, тонкий след слюны. Щеки Хелсы залиты румянцем. Ей всё нравится, пусть и стыдно. Хотя, больше смущающее. Это не тот стыд, который она переносит обычно в этом кабинете. Фредерик отстраняется, только для того, чтобы уложить девушку. Он кладёт её на диван, словно куклу, а сам нависает сверху. Снова целует, кратко, не так красочно, как в первый раз. И, видимо, уже не выдерживает. Срывает жилетку. А после блузку. Сжимая меж длинных пальцев большую грудь Хелсы. Правда, пока в бюсте. Интересный комплект. Виктория Сикрет. Но ничего, его маленькой уже скоро предстоит носить Агент Провокатор. Пожалуй, слишком грубо. Хелса с протестом простонала. Это как будто бы отрезвило её. Она уткнулась руками в сильные плечи, подняла взгляд. Полный девственного страха. А не ней лишь бельё и школьная юбка. Обувь, зелёный бант, и гольфы тоже пошли в утиль. А именно — на пол. — Я буду учить уроки. Я буду заниматься. Я буду идти вперёд. Я никогда не разочарую тебя… — Фредерик вздыхает, склоняется, и по отечески целует её в лоб. Переходит на шёпот: — Я знаю. — склоняется к ушку, приобнимает за талию. И вновь тихо, но чётко произносит. — Я тоже, не разочарую тебя. — Мне страшно. — Я знаю. Тебе не будет больно. Вопрос в том, хочешь ли ты этого, так сильно, как говорила. — та молча сидит с минуту, а после сдержанно кивает. Взгляд в пол. Как обычно. Мужчина слоняется к губам. — Тогда ничего не бойся. Тебе будет приятно. Расслабься. — он склоняется, и наконец спускает эти бесполезные лоскуты. Белье плавно спадает на пол. Оставил её лишь в бюсте и юбке. Ему видимо, так больше нравится. А про элемент на груди вспоминает только подняв взгляд. Хотел было подняться, избавить и от этого. Но его опережает Хелса, проделывая это самостоятельно. Оголяя красивую, большую грудь, коричневые, аккуратные ареолы. Бюст так же отправился на пол. А Девушка легла, стараясь прикрыть только что оголенную часть тела. — Не прячь. Красивая. — она смущенно улыбается, её руки тянутся к юбке. — Оставь. Тебе идёт. — обхватывает пышные бедра, раздвигает их в стороны. Половые губы очень влажные. Прямо таки. Сильно. Фредерик склонятся, и проходится вдоль языком, как бы пробуя на вкус. Хелса прогибается в спине, тянет к нему руку, и громко, протяжно стонет. Он понял. Взял в свою, сплёл пальцы. И продолжил водить языком, пока не касаясь клитора. Хелса вся изъерзалась, пока Фредерик это позволял. В определенный момент он обхватил бедра покрепче, и снова вжал в тёмно-зелёное кожаное покрытие. Самым кончиком языка начал ласкать эпицентр удовольствия. То и дело поддевая его языком, лаская, проводя из стороны в сторону, вверх вниз. Хелса крепче сжимала руку, сплетённую в замок с рукой отца. Обилие выделений из его члена дало о себе знать. Он расстёгивает ширинку, вынимает орган, и начинает надрачивать себе, параллельно продолжая настойчиво обласкивать дочь. Она бьётся в экстазе, а Фредерик ловит момент. Первый палец проникает внутрь. Девушка лишь неловко ойкнула. — Больно? — Н-нет… Затем второй, третий. Продолжает лизать, но теперь Хелсе интересно прочувствовать другое. Самым кончиком среднего пальца задел точку G. Хелса прогнулась, и застонала с новой силой. Пальцы покинули проход. — Прости. Я больше не могу сдерживать себя. — Фредерик возвышается, оголенным членом водит по киске. Когда горячая головка задела клитор, Хелса вздрогнула от удовольствия. Обняла его за плечи, и утянула в поцелуй. Он был не против. Толкнулся вперёд. Смазки достаточно. Мужчина слишком искусно возбудил дочь. Она прервала поцелуй, и прикрикнула. — Больно! — Не сжимайся. Всё нормально. — Стой, подожди, я не… — рука легла на вагину вновь, пальцами он стал стимулировать итак чувствительный клитор. Хелсе ничего не оставалось, кроме как расслабиться в руках мужчины и стонать. До этого момента, замок из пальцев так никто и не развёл. Член медленно погружался в тело. Периодически останавливаясь, позволяя Хелсе привыкнуть. Наконец, он был в ней, до самого основания. — Ещё, п-папочка, прошу! — большего было не нужно, кажется, он всё это время ждал этих слов. Первый толчок, второй, третий. Хелсе нравится. Она стонет под отцом. Он таки, разорвал замок из рук, но лишь для того, чтобы обхватить пышную грудь, обласкать её языком. Вбирая губами ореолы, игриво прикусывая бусины. Это добавляло ощущений. Вскоре, ситуация позволила перейти в умеренный темп. Затем в быстрый. А после в очень быстрый. Фредерик втрахивал юное тело дочери в диван, он отрывался за всё то время, что сдерживал себя, словно кремень. Хелса подустала, но ей хорошо. Она хочет, чтобы и Фредерику было приятно. А в мыслях Фредирика лишь одно.

Буду долбить так, чтобы у тебя дрожали ноги.

Он почувствовал скорую разрядку. Хелса, порядком за это всё это время кончила более трёх раз. Фредерик отстраняется, совершив пару движений рукой, оканчивает ей на грудь. Хелса же аккуратно подобрала часть семени, поднося к губам, и пробуя на вкус. Тот нагибается. Целует её в лоб.

***

Спустя где-то пол часа оба пришли в себя. Оделись. Придётся придумывать отмазку, для остальных учителей дочери, но это не главное. Хелса, с легкой ухмылкой на губах натягивает на себя те влажные стринги, смотря за реакцией отца. Он усмехается, встаёт с дивана, держа в руках плащ. Накидывает их на плечи дочери. И берет её на руки. А она явно погрустнела. — Это ведь была разовая акция? — Если тебя возбуждает манера речи торговцев, то бонусы будут предоставляться в зависимости от желаний потребителя. До тех пор, пока он будет в этом нуждаться. — девчушка улыбается, прилегает к широкой груди родителя. Он выносит её из кабинета. — И что теперь? — заклинание вновь скрыло лицо. Отец, и далеко не папочка, вернулся. Он отпустил девушку на ноги. — Душ. Живо. Давай, в темпе вальса. — Хелса не расстроилась. Это лучший вариант развития событий. Она неспешно побрела в сторону ванной комнаты. Но чуть не забыла, и обернувшись спросила. — А как же плащ, отец? — Занесёшь вечером. — она счастливо хихикает, и убегает довольная. А Фредерик обреченно вздыхает. — Пожалуй, душ нужен ни одной тебе. — он побрёл в противоположную часть особняка, дабы, на этот раз уважить потребность в гигиене. Разошлись по разным сторонам. Однако, оба понимали, что за сегодня, их дороги ещё точно пересекутся. В спальне.