О цветных галстуках и красивых девочках

Сынмин устал. Устал думать обо всем подряд и тревожиться. Помимо проблем с отцом, совершенно неуместно появились новые – Чан. Попытка убедить себя, что это минутное помутнение выходила с трудом. Сначала самоубеждение, что Крис – просто очень хороший человек, а потом бабочки в животе при мысли о нем. Злополучное голосовое после второго прослушивания было остановлено через полминуты после включения и удалено трясущимися руками. Может оно и было корнем проблем? А потом Крис начал пропадать. И Ким вроде и рад, ведь, если нет источника проблем, то нет и самих проблем, но неприятное чувство все равно было. Старший писал все реже, а затем вовсе перестал. С каждым односложным ответом внутри у Сынмина что-то рушилось. Если бы кто-то сказал ему, что однажды он будет грустить из-за того, что ему перестали желать доброго утра в сообщениях и отправлять глупые селфи он бы рассмеялся. Писать первым неловко до жути. Шутить, отправлять фото кажется странным и будто неправильным: а вдруг он сделает что-то не то? Покажется навязчивым или глупым. А может Бан из-за этого и перестал слать сообщения? Не чувствовал отдачи и желания общаться? Чтобы не думать ни о чем лишнем юноша загружает себя учебой. Огородиться учебниками и задачниками, слушать только видео-лекции, а не свои мысли. Сидит до поздней ночи и решает задания, пока слова и числа не начнут путаться, а ручка из пальцев выпадать. Жизнь снова сереет постепенно, почти заметно. Сынмин ходит по школе помятый от усталости и нервный весь. Когда Джисон пытается утянуть его на прогулку, чтобы друг отдохнул и развеялся тот отмахивается и отговорки ищет. Феликс не говорит почти ничего, лишь ругает за сбитый режим и обнимает. В чужих руках тепло и спокойно и Ким будто подзарядку получает. Утонуть в учебе оказалось не лучшим решением, но понимает это Мин не сразу. А точнее вообще не понимает, до того момента, когда госпожа Ким заходит в комнату поздно ночью и тревожно смотрит на сына, нежно по волосам проводит и ручку осторожно вытягивает, прося пойти спать. Парень смотрит в экран телефона, чтобы узнать время и видит почти три часа ночи. Недосып начинает сказываться на учебе и самочувствии. Нагрузка так неприятно давит на плечи, но это действительно помогает временами не думать о проблемах. Будние вечера в формулах и теоремах вызывают головокружение. Сынмин пытается отвлечься и отдохнуть хотя бы немного, выводя каракули на полях тетради. Незатейливые линии превращаются во что-то напоминающее лицо. Кружочки и черточки выглядят глупо и вырисовывающийся персонаж не похож ни на кого и на всех одновременно. Ким начинает выводить завитки, аккуратно и старательно. Улыбка сама собой лезет на лицо и парень резко останавливается, осознав кого он совершенно неосознанно рисует. Карандаш летит в сторону и Мин выдыхает тяжело. Ему срочно нужен полноценный отдых. Сынмин ложится на кровать, лицом вниз и протяжно стонет в отчаянии. Мягкая подушка приглушает звук. Как же надоело, что мысли засоряются ненужными вещами. Как бы выбить из головы образ чужих кудрей? Дверь комнаты противно скрипнула и Мин приподнялся на локтях, поворачиваясь на звук. Из дверного проема выглядывает голова отца, очки его сползли на переносице, а морщины из-за приглушенного света настольной лампы казались более выразительными. – Что ты делаешь? – Страдаю, – честно ответил парень, вновь падая лицом в подушку. – Мило, – сказал чуть удивленный отец и вошел в комнату. Хотелось ответить ему грубо, чтобы ушел и не возвращался. Зашел без приглашения и дверь за собой не прикрыл. Теперь в комнате останется неприятный запах табака, тянущийся шлейфом за мужчиной постоянно и от одной мысли об этом где-то в горле кислить начинает. Ким стоит и смотрит на сына, Сынмин спиной чувствует прожигающий взгляд. Приходится перевернуться, чтобы рубцов не осталось. У мужчины рубашка белая, выглаженная идеально. Госпожа Ким хорошо постаралась. Через плечо перекинут галстук, который еще только предстоит завязать. Сынмин щурится, чтобы разглядеть узор и замечает на нем что-то отдаленно похожее на ноты. Смешок вырывается сам по себе, когда в голову приходит мысль, что Чану бы этот галстук очень пошел. Он ведь музыкант. – Что смешного? – спрашивает мужчина, вставая напротив зеркала на шкафу. – Галстук дурацкий, – на языке вертится давно интересующий вопрос и не задать его не получается, – зачем ты их носишь? Разве не понимаешь, что они уродливые? Господин Ким в ответ выдыхает шумно ноздрями и начинает завязывать узел медленно и неаккуратно. У жены всегда лучше получается. – Думаешь? Притворюсь, что не знал, – Сынмин закатил глаза, – твоей маме нравится. А мне нравится, когда она счастлива. Сынмин мычит коротко в знак понимания. Господин Ким правда очень любит жену. Несмотря на все их минусы Мин считал, что они идеальная пара со здоровыми отношениями и почти хотел себе такие же со своей будущей парой. Уметь слушать, поддерживать в нужный момент и быть влюбленными до беспамятства даже после двадцати лет брака. – Мы с мамой едем в ресторан, ты хочешь с нами? – спрашивает мужчина. – Нет. – Ясно. И вновь тишина. Отец продолжает шуршать тканью галстука, пытаясь его завязать и Мин думает, что скоро не выдержит и позовет маму, чтобы она разобралась с этим кошмаром. Мужчина заканчивает мучиться и подходит к кровати сына, нависая над ним. – Я рад, что ты так серьезно относишься к учебе, но прошу не перетруждайся. Мама переживает. За себя не волнуешься – подумай о ее нервах. Сынмин вновь вину чувствовать начинает. Беспокоить маму казалось неправильным, тем более таким способом. – Извини... Господин Ким вытягивает из кармана брюк пару смятых купюр и небрежно бросает на стол. – Закажи себе что-нибудь на ужин, – сказал он и вышел из комнаты, наконец оставляя сына наедине с собой. Дверь он так и не закрыл. В школе учителя, из-за предстоящих экзаменов требуют все больше с каждым днем. Ким потихоньку разлагается. Он проводит все больше времени в учебниках, повторяя материал, хотя и так все прекрасно знает и почти не видит друзей. Каждую перемену бегает куда-то по просьбам учителя Кана, якобы тот ничего не успевает, а староста ему очень помогает: принеси, унеси, заполни. Одноклассники кажутся расслабленными и почти не уставшими. Действительно, они ведь не изводят себя до изнеможения зубрежкой. Учитель протягивает юноше лист с тестом, который класс решал на прошлом занятии. – Ты мог и лучше, – говорит он вполголоса и проходит дальше. Внутри что-то рушится. Мин немного трясущимися руками переворачивает тест: семьдесят два балла из ста. Он почти никогда не писал работы ниже девяноста баллов. И, учитывая то, сколько он времени проводил над учебой последнее время такой результат кажется невозможным. Парень вплоть до звонка сидит пытаясь, разобрать свои ошибки. Лекция преподавателя проходит мимо ушей. А нервный ком все растет, не переставая. Ответы вновь и вновь выходили неверными, что доводило до грани. Сынмин взрывается. Злость и усталость охватывает с ног до головы, разум пелена непонятная заполняет и парень приходит в себя, только тогда, когда стук глухой слышит и костяшки начинают неприятно гудеть, пульсируя. Он убирает руку со стола Ханны, когда та отрывается от диалога с одноклассницей и поднимает взгляд на парня. Взгляд у нее как всегда спокойный и ровный, холодит от чего-то и по телу мурашки пробегают. Он и не заметил, как тут оказался, буквально на автомате подошел. – Я должна спросить "кто там?" или что? Одноклассницы хихикают мерзко и шептаться начинают. Сынмин вздыхает тяжело и говорит то, что давно уже стоило: – Пойдем, поговорим. Излюбленный подоконник оказывается не занят и Ким внутри тихонько ликует. Хоть что-то хорошее. Он облокачивается на него и вздыхает. Ханна позади медленно плетется. Это начинает немного нервировать. Она подходит к другу и встает рядом, оставляя между ними несколько сантиметров для соблюдения границ личного пространства. Они молчат какое-то время, наблюдая за проходящими мимо людьми. Сынмин смотрит на ноги подруги: все те же красные конверсы. Ничего не поменялось. – Я устал, – говорит он тихо. – Понимаю. – Почему мы перестали общаться? Ханна смотрит на него странно, выгибая бровь и по телу проходят мурашки. Как-то совестно стало. – Я тебе нагрубил тогда и до сих пор не извинился... Со стороны девушки слышится смешок, но поднять на нее голову не получается из-за неловкости всей ситуации в целом. – Я уже и думать об этом забыла! Ты бы еще через год вспомнил. – Чего?! – Ну да. Я к тебе лишний раз в школе подходить не решалась, потому что ты какой-то угрюмый ходил. – А тогда в кафе почему на меня злилась? – Я на тебя не злилась... Ты просто под руку попал и оно как-то само вышло. Сынмин смотрит на подругу внимательно, пытаясь в глазах разглядеть крупицу лжи, но глаза чистые и честные. Куда внезапно делся тот холод, который он ощутил в классе? Неужели он все это время накручивал себя, думая что она серьезно обиделась и их дружба пошла под откос? – Если честно... Слабо верится. – Думай, как хочешь, – ответила девушка и положила голову на плечо друга. – Дурочка, – зря переживал все это время. Сынмин отзеркалил ее жест, укладывая свою голову на ее. Люди, проходящие мимо хихикают и шептаться начинают, обсуждать происходящее, но им все равно. Сейчас удобно, тепло и спокойно. – А у меня брат опять пропадает, – говорит Ханна после небольшой паузы. – В каком смысле? – парень притворился, что не понимает и не заметил отсутствие Криса. – На работе. Редко на связь выходит и агрессирует из-за недосыпа. Мне пришлось забрать Берри в тайне от него. Хочу посмотреть в его паникующие глаза, когда он о ней вспомнит. – Жестоко. – Он заслужил, – грубо отрезает девушка, на секунду отстранившись от плеча друга, – знаешь, я боюсь такой жизни. Казалось бы музыкальный продюсер – мечта, а не работа, но зная, что ему пришлось пройти, чтобы подняться на тот уровень, на котором он сейчас... Он не спит иногда сутками, пропадая в работе и недоедает. Мама в него чуть ли не насильно еду в какой-то момент пихала. А чтобы Чанбин в студии не переживал за него сильно, он дома запирается и там работает. Я поэтому дубликат ключей и сделала. Не хочу однажды прийти и увидеть его в отключке. Сынмин представляет, какого это. Переживать вечно за состояние близкого, ведь сам из-за здоровья мамы нервничает. Отец также, сутками, на работе пропадает. Оказывается, у них больше общего, чем казалось. – Хочу уснуть и не проснуться. – Грустно, – они стояли облокотившись друг на друга еще какое-то время, смотрели на проходящих мимо людей и тяжело вздыхали. Жизнь сложная штука, особенно, если нужно переживать не только за себя, но и за близких в равной мере. После уроков Ханна целенаправленно тащит друга на студию брата, чтобы он просто составил ей компанию. Она говорит, что закончила эту неделю с удовлетворительным результатом и проход ей открыт. Они идут пешком довольно долго, но в приятной дружественной атмосфере с шутками время проходит очень быстро. Здание, в котором находится студия серое и от него веет холодом. Ничего в нем не привлекает, лишь отталкивает. Цветные вывески являются яркими пятнами на бетонных стенах, но от них рябит в глазах неприятно. Дверь резко открывается и Сынмин с Ханной останавливаются, когда видят, как оттуда выходит знакомая фигура. Чан в черной толстовке, потертых спортивках и тапочках забавных. Ему правда студия, как второй дом. Волосы растрепаны напрочь и он выглядит сейчас, словно сумасшедший ученый. К уху прижат телефон и Бан что-то громко, в агрессивной форме на английском обсуждает. Мужчина не сразу замечает младших, стоявших рядом. Сынмин обводит Кристофера взглядом с ног до головы и хмурится, когда видит между чужих пальцев знакомый предмет. Теперь ясно, почему в студии пахло табачным дымом. Ким ловит себя на мысли о необходимости сделать замечание старшему, что курить вредно, а потом одергивает себя, ведь Чан сам это прекрасно знает и осознает, что делает. Все же не маленький. И Ким ему никто, чтобы запрещать курить. Но все равно неприятно видеть его с сигаретой. Бан замолкает, видимо, слушая, что ему отвечают на другом конце звонка и вздыхает тяжело, отправляя сигарету в рот. Он сжимает ее зубами и поворачивается. Ханна приветливо машет рукой, на что Чан от неожиданности вздрагивает, хватаясь за грудь. Он явно не ожидал увидеть их здесь. Сынмин и Ханна смеются из-за удивленного лица напротив. Чан кидает короткую фразу в трубку и сбрасывает звонок, разводя руки в немом вопросе: какого черта? – Вы что тут забыли? – Мы в гости, – просто ответила Ханна, пожимая плечами. – Привет, – тихо сказал Ким, легко помахивая ладонью. Чан в ответ даже на секунду не перевел на него взгляд, от чего в груди как-то неприятно кольнуло. – У тебя же еще уроки должны идти. – Они уже час, как закончились. И... Ты должен был забрать меня вчера. На сегодня мы не договаривались. Пошли, Минни. Девушка схватила Кима за рукав пальто и потянула в здание, проходя мимо старшего прямо в здание. Видеть Кристофера таким непривычно. Будто его подменили. Бан и Ким быстро наперегонки добегают до нужного этажа и заходят в студию, смеясь, как дети. В помещении в нос сразу ударяет сильный запах табака. Сынмин морщится и думает о том, что вот-вот задохнется. Ему это место все меньше нравится. Чанбин, сидящий в кресле даже поздороваться с Мином не успевает – Ханна заталкивает друга в комнату отдыха, кидая приказ сидеть и ждать. С прошлого его визита именно тут ничего не поменялось. Он вновь полной грудью вздыхает и направляется к дивану. На столе у стены валяются пустые упаковки из-под лапши быстрого приготовления. Ничего удивительного. Парень скидывает верхнюю одежду на стул и садится на диван. Интересно, куда делась Ханна? Через какое-то время в комнату вываливается Чан, параллельно ругающийся с Чанбином. Мин смог уловить только часть фраз Со, исходящих из студии. Мужчина поворачивается к Киму, после того как захлопнул дверь и вздрогнул. Он уже забыл, что младший тоже тут. – Привет. – Привет, – Сынмин выдыхает и улыбка появляется сама собой. Чан стоит и смотрит внимательно, разглядывая, будто впервые в жизни видит его. В голове нет никаких мыслей впервые за долгое время, поэтому Сынмин говорит то, что на языке вертится с самого начала, как он сегодня Чана увидел: – Курить вредно, хен. Хочешь просадить легкие? Крис усмехается по-доброму и, стащив тапочки с ног, залезает всем телом на диван. Сжимается в комок, чтобы длинные ноги уместились и не спадали на холодный пол. Голова благополучно находит место на ляшках Сынмина, из-за чего младший вздрагивает и не дышит, густо краснея от неловкой тактильности. – Мягонько, – он затылком ерзает пару раз, блаженно закрывая глаза, будто ноги Мина – самая лучшая подушка в его жизни. Юноша совсем теряется и еле сдерживает себя, чтобы не ударить Бана по лбу, чтобы чушь не говорил. Крис с усилием поднимает веки и смотрит вверх. Ким отворачивается, чтобы не утонуть ненароком в чужих глазах и не сгореть от стыда. Вот бы сейчас провалиться под землю, пропасть из этой комнаты куда угодно, лишь бы не ощущать быстрый стук сердца в ребрах и горящие жаром уши и щеки. – Ты таким осознанным иногда кажешься, — начинает после недолгой паузы Крисофер, – иногда забываю, что ты школьник. А потом вижу, как ты смущаешься из-за всякого и делаешь глупости иногда и вспоминаю, что ты одноклассник сестры... – он замолкает на секунду, подбирая слова, – я нечасто курю... Только тогда, когда стрессую из-за работы. Сынмин опускает на него взгляд и понять не может: отчего Чан перед ним оправдывается? – В студии табаком за километр несет. – Ладно, может, в последнее время и часто. В комнате вновь звенит тишина, нарушаемая лишь тихим дыханием. Мин постепенно начинает успокаиваться. Он откидывает голову на спинку дивана и смотрит на потолок. Там, на бетонной поверхности идет кривая трещина и Сынмин хочет дотронуться. Провести по ней пальцами, ощутить шероховатость бетона, лишь бы отвлечься от чужой головы на коленях. – Мне сейчас спокойно так, – заговорил Чан внезапно, – я на тебя смотрел и задумался. И из головы нервные мысли как-то вылетели. – Остудил голову? – Можно и так сказать, – он снова замолкает и Мин тоже ничего не говорит, а потом Чан произносит почти шепотом, – я даже рад, что так получилось... – Как? – не понял Сынмин. – Ну, что Ханну отчислили. Мы бы не познакомились. Сынмин резко выпрямляется. Глаза сами собой округляются в немом удивлении. Он наклоняется над лицом Криса и громко спрашивает: – Ханну отчислили?! – А ты не знал?! – Чан также глаза округляет, – она не рассказывала что ли? – Она сказала, что перевелась из-за того, что наша школа ближе к дому... Бан начинает внезапно смеяться, искренне и тепло, теряя образ уставшего до смерти человека. Сынмин не может не улыбнуться, глядя на него. Где-то в животе опять появляются надоедливые бабочки. – Какая же врушка, – отсмеявшись сказал мужчина, – боже... – Что не так? – Ну... – он снова поерзал головой, подбирая слова, – только пообещай, что не скажешь ей? – Клянусь, – уверенно произнес Мин, протягивая мизинец. Чан слепил их пальцы на секунду и начал рассказ: – Я начну издалека. Ханне... Очень тяжело дался переезд. Все друзья в Австралии остались, а тут все совершенно другое, понимаешь? – юноша утвердительно кивнул, – она так буйствовала... С родителями ссорилась. По итогу... Она в новом классе совсем не могла обосноваться, друзей завести не получалось. Не знаю по ее бунтарской инициативе было или с ней действительно общаться не хотели. – Мне она показалась очень открытой с первого же дня... И в классе она всем приглянулась. – Это в средней школе было. Когда она в старшие классы перешла стало легче, нашла себе подружек и все такое. У меня словно камень с души упал, – Ким подумал, что Крис правда хороший брат. Переживает так за сестру. – До этого она проводила почти все время со мной и Чанбином, будто мы ее лучшие и единственные друзья. Тогда она, глядя на нас и увлеклась музыкой. И до сих пор к нам липнет, мы не против в целом, но ей бы со сверстниками побольше общаться. А в прошлом году... – голос Чана дрогнул и Мин напрягся, – она себе друзей нашла. Особенных. У них своя музыкальная группа была, а ее они к себе солисткой взяли. Мы с родителями поддержали... Хорошее, ведь дело... А потом, либо я не углядел, либо родители. Эти друзья ее каким-то чертом достали себе разрешение выступления в ночном клубе, где вход с совершеннолетия только. Я понятия не имею, как их туда пустили. Они даже выступили и, казалось, все нормально прошло, но, как оказалось, кто-то сделал видеозапись, – Сынмин уже догадывался, чем все закончилось, – и она попала прямо в руки директору. В начале этого учебного года. Замять конфликт не удалось и их всех благополучно исключили. – Поэтому она перешла к нам не с начала года? – Да. – Они разве не могли обойтись чем-то мягче? Например, отстранение от занятий? – Шутишь? – Понял... Сынмин смотрит на мужчину. У него по линии челюсти легкая щетина и парень пытается сдержаться, чтобы не дотронуться. Желание ощутить пальцами легкое покалывание почти сводило с ума. Кудри на макушке растрепаны и рука сама собой к ним тянется. Способ перекинуть внимание удачный. Мужчина к руке ластится, как кот и прикрывает глаза в блаженстве. Пряди мягкие и Мин позволяет себе еще глубже запустить руку. Грустно, что на Криса наваливается такая нагрузка и он себя совсем не бережет. Не отдыхает и отдается работе полностью весь. Но не Сынмину его судить, ведь он сам такой же. Тонет в учебе и трудиться до того момента, пока выгорание не словит. В голове всплывает одна идея и он спешит ее озвучить: – Слушай, хочешь предложу глупость? – Всегда да. – Ты сказал, что со мной тебе спокойнее стало. А что, если ты звонить будешь и жаловаться на проблемы? Негатив выбрасывать. Может, меньше нервничать будешь... – это и ему самому на пользу будет, ведь за все то время, что они провели вдвоем в голове сложные мысли почти не появлялись, несмотря на неловкость и смущение по началу. Чан смотрит на младшего мягко и спокойно. Мин сразу начинает думать о том, что его предложение глупое и детское. Бан точно не согласится. – Хорошая идея, но есть куча минусов. Я раздражаюсь по сто раз на дню из-за любой мелочи. Не смогу же я тебе звонить во время учебы или поздней ночью. Сынмин понимает, что он прав, но все равно как-то грустно от отказа. Какой же бред выходит. Он пытается отдалиться, но в то же время ищет способ связаться и не потерять общение. Как можно больше времени взаимодействовать. Крис только собирается что-то еще сказать, но в комнату врывается Чанбин, оповещая старшего о том, что за ним приехали. Мужчина с трудом поднимается с колен Кима, оставляя после себя лишь набежавшую прохладу. Они коротко прощаются и расходятся. Чан поехал домой по просьбе сестры и уговорам Бина. "Наконец-то отдохнет," – думает Сынмин. В студии теперь проветрено, но холодно. Ханна спешит закрыть окно, когда видит, как друг трясется. Он сидит в студии до вечера, слушая рассказы Чанбина и Ханны. Его успешно напоили растворимым кофе и накормили доставкой и это точно был один из лучших вечеров за последний месяц. В голову не лезли мысли об учебе и Чане. Джисон бы позавидовал, если бы узнал с кем проводит время Сынмин.