***
По обрывкам фраз лазутчиков и цветистых речей Воло Хальсин смог выяснить, что мальчонку из цепких лап гоблинов вырвал Ретт, передал его, еле живого, барду, а тот уже передал беднягу прямо в руки друзей, после чего над ним основательно поработала Шэдоухарт (поразительно, что послушница Шар имеет склонность к целительству). О прочем можно было догадаться и самому… но куда уж там со среброязыким песнопевцем под боком. Если верить ему, Ретт огнем и железом прошелся по храму Селунэ, безжалостно изничтожая всех, кто стоял у него на пути. — Дрора Рагзлина он кромсал и резал, и бил, и снова кромсал! — с придыханием рассказывал Воло. — Точно обезумевший зверь, он кидался на него с секирой, что казалась продолжением его руки, так ловко и умело он ей орудовал! Что это, если не яркое доказательство нетерпимости нашего героя к приспешникам зла! — Пф. Скорее доказательство его хорошего вкуса, — фыркнул так удачно оказавшийся рядом Астарион. И, кашлянув, как бы невзначай наклонился к Хальсину: — Этот краснорожий воитель заявил, что хочет сшить себе медвежий плащ. Уг-х! Какая безвкусица! Неудивительно, что наш драгоценный атаман так взъярился!.. Переход занял у них несколько часов — долгих и утомительных. Множество раз они — по сигналу Астариона или Уилла — прятались в лесу или за камнями, чтобы не нарваться на патрули гоблинов или стаю гноллов (дважды это взаправду их спасло). На подступах к деревне Ретт скомандовал привал. Лагерь разбили в глубине молодого дубровника, под сенью густо переплетенных ветвей, в окружении колючего кустарника. Раненых усадили — фактически, уложили — на спальные мешки. Смочили горло, подкрепились немного. Гейл помогал Барту и Ремире напоить Андерса лечебным зельем, Шэдоухарт втирала мазь в раны Хальсина. Ретт, Уилл и Лаэзель бурно шушукались, глядя на деревню в просвет между зарослями. Астарион осторожно, силясь не подпалить пальцы, затягивал жгуты на груди Карлах. «Болтается», — с широкой ухмылкой объяснила воительница Барту, и тот вмиг стал, как она, весь красный. — Значит так, — зычно, но не слишком громко произнес Ретт. — Посреди деревни стоит валун с рунной печатью. Гейл, можешь связать ее с руной у Рощи? — Да, — не раздумывая, кивнул Гейл. И только после этого задумался. — Н-н-но мне нужно время. — Сколько? — спросил Ретт, глядя ему прямо в глаза. — Конкретно. — Около двадцати минут, — покрутив ладонь, ответил волшебник. — Плюс-минус минут десять. — Много, — резко произнесла Лаэзель. — Другого выхода нет, — печально произнес Уилл. — Ненавижу порталы, — глубоко вздохнул Ретт и вскинул секиру. — Но без него мы здесь сгинем. Дамы и господа, план. Добраться до камня, напитать его магией, связать с камнем близ Рощи — и свалить отсюда. Однако перед всем этим важнейшее дело — разведка. Первый доброволец господин атаман. Без возражений. Второй доброволец Клинок Фронтира… Уилл вытянулся по струнке и положил руку на рукоять своей рапиры. — Третьим добровольцем я избираю ветерана Аверно, — продолжил Ретт сухим, командным тоном. — Сука, да, — оскалилась Карлах, стукнув кулаком о кулак. — А четвертым пусть будет… Кудряшка, ты как там, голодный еще? — загорелое лицо прорезала кривая ухмылка. — Как волк, моя радость, — со смаком протянул Астарион и пружинисто поднялся на ноги. — Веди. — Я должна быть с тобой, — грозно заявила Лаэзель. — Ты должна охранять лагерь, — не менее грозно отрезал Ретт. — Здесь раненые. И Гейл. Следи, чтобы он как следует отдохнул. От этого зависит успех операции. — Будет сделано, — вмиг отозвалась Лаэзель. — Понял, книгочей? — вновь ухмыльнувшись, бросил Ретт. — Приказ — отдыхать. И слушаться мудрую нянюшку-гитьянки. — Есть, сэр, — слабо улыбнулся Гейл, прихватив край широкополой шляпы. — Он и без нянюшек обойдется, — заявила Шэдоухарт, сверкнув глазами. — Разумеется, нет, эльфийка, — фыркнула дева-гитьянки — однако губы ее чуть дрогнули. — Полу-эльфийка, — поправила шаритка — судя по заметной усталости в голосе, уже не впервые. — Возражения? Предложения? — повысив голос, вопросил Ретт. И, не дожидаясь ответа, произнес: — Нет? Вот и прекрасно! В таком случае, дама и господа, — вперед! И небольшой отряд по едва заметной тропе направился в сторону деревни, а их временное пристанище накрыло густое покрывало тишины. Уходя, Ретт склонился над Хальсином, якобы взять парочку лечебных зелий, что лежали около него. На деле… да наверное, и на деле для этого. Однако раз уж они так удачно оказались рядом… — Прости за «старого пня», — шепнул молодой воин покаянно, мазнув губами по виску. — Я был… не в себе. — Ничего, — шепнул Хальсин с трепещущим сердцем, незаметно погладив его по руке. — Будь осторожен, родной мой. — Конечно, — улыбнулся Ретт, сверкнув белоснежными зубами. — Я всегда осторожен.***
Их не было около часа, в течение которого беспокойство нарастало, как снежный ком, несущийся с вершины горы. Меньше всего это было заметно по Лаэзель, больше всего — по лазутчикам. — А-а как мы поймем, что можно выходить? — спросил Барт, изгибая брови. — Атаман пришлет Вилку, — сухо бросила Лаэзель. — Чего? — вытаращился лучник, однако гитьянки не стала ничего пояснять. Волшебник прилег на свободный спальный мешок и, выпив зелье, погрузился в глубокий сон. Портал из храма Селунэ и бросок до деревни забрали у него много сил, и их требовалось восполнить — скоро они пригодятся все, до крупинки. Послушница Шар, походив вокруг и покрутив вороной косой, набросила на него согревающие чары и села рядом, подогнув под себя ноги и прикрыв глаза. «Еще немного и его макушка коснулась бы ее бедра», — лениво подумал Хальсин. Как-то раньше он не задумывался о том, чем живет отряд Ретта. Какие в нем связи? Кто любим атаманом более всех? Есть ли такие вообще или он всех оценивает одинаково? Они все равны… От размышлений его отвлек влажный кашель. — Тебе плохо, дитя? — встрепенувшись, спросил Хальсин. — Еще бы, — спокойно ответствовал Андерс — и снова закашлял. — Я калека без будущего. Уж не знаю, хорошо ли, что меня спасли… — Что за унылый вздор, молодой человек?! — громко воскликнул Воло, однако Лаэзель и Шэдоухарт на него зашипели, и он понизил голос. — Ваши ноги на месте — пускай и без пальцев. У вас нет одной руки — ну, а вторая, вторая-то здесь! И, наконец, ваша голова все еще на ваших плечах, и пока это так вы еще имеете право называться везучим. — Легко тебе говорить, горлодер, — прорычал Барт, высовываясь из-за дерева — он тоже решил прикорнуть. — У тебя культяпки на месте. Если бы ты попал в такую… — Прошу прощения, — перебил Воло крайне возмущенно, — но я только из такой выбрался. Исключительно благодаря выдающимся талантам и чуйке. Чуйке на хороших людей. Я сразу понял — еще при первой встрече! — что господин Ретт человек великих достоинств, кому можно доверить не то что жизнь — но бессмертную душу! — Как жаль, что этого человека великих достоинств не было рядом, когда Анда кромсали эти живодеры, — ехидно заметил Барт. — У него рядом были вы, — холодно заметил Хальсин, и лучник вздрогнул — видно, позабыл о нем. — Очень точно подмечено, — неожиданно рассудительно кивнул Воло. — И кому как не вам, друзьям и соратникам, стоять друг за друга горой! — Но мы… — начал было Барт. — Заткнись, — буркнула Ремира — и осторожно, но крепко обхватила притихшего Андерса руками. — Хватит нести чушь, мелкий. Как вернемся во Врата, найдем тебе работенку. Непыльную. Хватит с нас приключений. — Если вернемся, — тихо произнес Андерс, прижимаясь к ней. — Конечно, вернемся! — вскричал Воло. Его тут же огрели щедрой горстью шипения, и он звучно прошептал: — Конечно, вернемся, мой мальчик. С таким, как господин Ретт, можно вернуться даже из Ада!***
Вилкой оказался призванный фамильяр, состоящий по виду из одних только костей да шерсти, с огромными ушками и острыми глазенками. И визгливым голосом. — Хозяин Ретт, — провизжала Вилка, суча тонкими лапками. — Зовет, зовет! — Идем, — кивнула Лаэзель, выхватив меч, и бросила Шэдоухарт: — Буди его. Шаритка тотчас же склонилась над магом и легонько встряхнула. Барт взял на руки Андерса, Ремира и Воло ему помогли. Хальсин кое-как, держась за дубовый ствол, поднялся на ноги. Вся дрожа от возбуждения, Вилка подпрыгивала на месте. — Зовет, зовет, — пищала она, наворачивая круги вокруг себя. — Быстрее, быстрее! — Была ли кровь? — спросила Лаэзель сурово. — О да, — выдохнула Вилка, сверкая масляными глазками. — Много, много! «Воистину много». Красные лужи и искореженные трупы уже их ждали. Ретт отыскался около камня, медитативно точащий секиру. Уилл стоял сверху на камне, зорко выглядывая их на горизонте. А под камнем валялся Астарион, охая и держась за живот. — О-о-о-о, — подвывал вампир, суча ногами, как перевернувшийся на спину таракан. — Мне плохо-о-о-о… — Потому что много пить вредно, — хохотнул Ретт, пряча секиру за спину. — Как добрались? — Без происшествий, — произнесла Лаэзель. — Прекрасно, — выдохнул Ретт, погладил Андерса по голове, улыбнулся Хальсину и обратился к Гейлу: — Ну что, соня, готов? — Прошу всех в сторону, — еще не до конца проснувшийся волшебник широко зевнул, хорошенько потянулся — и встал в стойку. — Это займет какое-то время. — А где Карлах? — оглядевшись, спросила Шэдоухарт. — Выпускает пар, — хмыкнул Ретт. — Ее движитель во время боя перегревается, — объяснил Уилл Хальсину и авантюристам, спрыгнув с камня. — Ей необходимо его остудить. Она ушла в тень, но скоро должна… — Я тут! — радостно объявила Карлах, выглянув из ближайшего — более-менее сохранившегося — амбара. — Ох, и жара, скажу я вам! Хуже только если… И тут Хальсин почувствовал давление в висках. Острое, болезненное. Совсем как… «Нет. Не снова». Прозрачно-голубые глаза расширились. — Ебт! — заорал Ретт — и выбросил вперед руку. Воздух тяжелой кувалдой ударил в грудь. Мир вспыхнул, сузился и расплылся. Удар, земля, темнота, боль. Хальсин попытался вдохнуть — и не смог. На долгие несколько мгновений вокруг были только мрак и мука. Затем он почувствовал жар. Услышал за шумом крови крики и шипение. И, наконец, смог вдохнуть и открыть глаза… чтобы увидеть пламя. Оно доедало остатки домов, сухую траву, вилось вокруг камня… «Гейл! Ретт!» Он попытался встать. Все тело отозвалось тянущей болью, часть груди, левый бок и спина — режущей. Где-то кто-то кричал, где-то кто-то визжал. Чья-то ледяная тонкая рука схватила его за плечо. — Вставай, друид, вставай! — вопил знакомый высокий голос. — Вставай же, ну! Ретт нас убьет, если ты сдохнешь! — Астарион, — прохрипел Хальсин. Обернулся к вампиру и увидел, что половина его лица залита кровью. — Что такое?.. — Гоблины, — пропыхтел Астарион, помогая ему подняться. — Засада. Ретт нас отбросил. Он может в магию. Немного. Вставай, давай, давай!.. — А сам он?.. — начал было Хальсин, но не смог договорить — от резкой боли в груди дыхание перехватило. С невероятной для такого на вид хрупкого создания силой белокурый эльф, бросившись вперед, утянул Хальсина за собой. Сзади послышался звенящий звук — звук разбитого стекла — а после оглушительный взрыв. Из груди рвался кашель, от дыма ело глаза. Как они оказались за линией повозок Хальсин и сам не понял. Астарион просто толкнул его в брешь меж двумя телегами, юркнул следом, а потом стена сомкнулась за ними. Рука — уже другая, горячая и сильная — уронила его на землю. — Гребанные ублюдки! — выплюнула Карлах, вся пылая. — Сука, я им эти петарды в жопы запихаю! — Где Ретт? — кое-как прохрипел Хальсин. — Здесь, — услышал он сбоку. И, оглянувшись, наткнулся на сплошь черную физиономию. На короткий миг он решил, что это Уилл, но, приглядевшись, понял свою ошибку — и не смог сдержать смешка. — Сука! — совершенно дьявольски расхохоталась Карлах. — Ты как из печной трубы вылез! — И чувствую себя так же, — хмыкнул Ретт, стирая копоть с лица. Он стиснул Хальсину ладонь. — Ты как? «Кажется, сломал ребро. И все раны открылись». — С благословлением Отца-дуба, — прокричал Хальсин на фоне очередного взрыва — и настал черед Ретта хохотать. — Где остальные? — Уилл тут, — Ретт кивнул в сторону, и из-за его головы показался крученый рог. — Шедди держит щит вокруг Гейла. Приключенцы и Воло с ней. Лаэзель… — Здесь, — произнесла гитьянки, выглядывая из-за Карлах. — Астарион со мной. — Ради всех святых небес, — простонал белокурый эльф, когда за импровизированными баррикадами вновь раздались взрывы, — что им, мать его, от нас надо?! — Чтобы мы сдохли, солнце мое, — произнес Ретт и, слегка приподнявшись, глянул в прорезь меж телегами. — Они в зарослях, наверно. Не видно. — Нам надо уходить, — прохрипел Хальсин, тяжело сглатывая кровь. — Гейл уже?.. — Еще, — ответствовал Ретт — и снова взрыв. — Он только начал. — Сколько у этих чудовищ бомб? — взъярился Уилл, едва перекрывая шум пламени. — Много, — сухо произнесла Лаэзель. Однако явно меньше, чем они хотели тратить. Потому вслед за бомбами в ход пошли стрелы и арбалетные болты. Весь их малый отряд пытался отстреливаться, но силы были явно не равны. «Их там штук двадцать, — прикинул Ретт. — Судя по плотности обстрела». Нужно было передвигаться к сверкающему золотом щиту, за которым волшебник в поте лица тараторил заклинания. Руна требовала магической подпитки и долгой настройки Плетением. Мало того, сам камень находился на значительном расстоянии — которое не было защищено телегами, только хлипкими ящиками, половина из которых уже занялась огнем. Уилл и Ретт, отчаянные головы, то и дело высовывались из-за укрепления, чтобы высмотреть главу отряда — двое молодцов вбили себе, что если убить предводителя, остальная свора разбежится. Лаэзель и Карлах стреляли из арбалетов через просветы в телегах по лесу, фактически вслепую. Астарион подполз к Хальсину с бутылочкой лечебного зелья и, откупорив зубами, заставил опорожнить залпом. — Кх-кх, оно может, кх-кх, пригодится, — прохрипел Хальсин, силясь прокашляться. — Оно уже, — прошипел Астарион, подсовывая ему под нос вторую порцию. — Ты всерьез думаешь, старый пень, не видно, что ты на последнем издыхании?! Пей!.. — Вон тот! — вдруг крикнул Ретт, стоя почти в полный рост на телеге. — Вон тот, Уилл! С красными перьями на шлеме! Цельтесь в него! Цельте… И его сбило, как яблоко стрелой. Слетев с телеги, Ретт упал навзничь и замер. Из-под магического щита послышались разномастные вопли. Карлах тоже закричала. Хальсин онемел. — Нет, нет, нет! — завизжал Астарион, бросившись к молодому воину. — Ублюдок, не смей! Не смей, иначе я порешу твоего дурида, как!.. О, боги… «Болт. Арбалетный». Он попал точнехонько в грудь. С жесткого цветного оперения капала едко пахнущая зеленовато-желтая жижа. Карлах тоже кинулась к Ретту, шепча: «Ох, блять, ох, блять, ох, блять». За градом стрел — новый взрыв. — На! — прорычала Лаэзель, сунув опешившему Уиллу арбалет. — Стреляй! — Ретт, — прошептал Хальсин, наконец обретя голос — и поспешил к нему. — Ретт, Ретт!.. Загорелое от солнца, почерневшее от копоти, залитое бурым, его лицо уже наливалось синим, а прозрачно-голубые глаза под опухшими красными веками с невероятной скоростью мутнели. Ни звука, ни жеста. Кожа как воск. Арбалетный болт в левой части груди. Вокруг древка красным-красно. Хальсин склонился над его сухими губами, пока Астарион в остервенении сжимал его ладонь, а Карлах шептала как в бреду: — Не дышит. Не дышит. Не дышит. «И правда. Дыхания нет». И сердце не бьется.***
Едва ли он способен описать то, что произошло после. То было больше, чем взрыв, страшнее, чем одержимость. Из самого действа в голове лишь куски, грубые обрывки. Тем не менее, кое-что он помнил прекрасно. Ослепляющую ярость, невероятную силу, мучительную боль. Через него разом прошло столько энергии, сколько хватило бы на то, чтобы взрастить несколько полей или дать жизнь десяткам голов скота. Это взбурлило, взорвалось и лишило рассудка. Чистейший дар. Сильванус как он есть. Лианы, кустарник, корни, колючие ветви прорывали землю, крошили ее в пыль и крушили всех, кто вставал у них на пути. Звери, птицы, насекомые, даже чудовища бежали, нападали и разрывали на куски, будь они крупные и мелкие. И он слышал их, ощущал их — и они ощущали его. Ощущали всю глубину его гнева. «Довольно! Довольно, мерзейшие из созданий! Великий Сильванус видит все! Он покарает вас! Матерь-природа может все! Она изничтожит вас! Я — их орудие! Я — их щит! Да настанет баланс!» Вспышки света, вкус крови, запах жженого волоса, отблеск смеха, нежность мучений, красота воспаленной раны, когда из нее течет гной… И он тек из него, тек, тек, тек, пока не осталось ничего. Даже крови. И тьма накрыла его. Знакомая тьма. Чьи-то руки схватили за локти и потянули назад. Чьи-то голоса кричали и звали следом. Уже все равно. Ничего неважно. Его конец близок. Его закрутило, подкинуло — и бросило на обожженную землю. Темнота, боль. Так привычно… — Хэл! Хэл, Хэл, Хэл, Хэл!.. Как странно. Это нечто иное. Нечто… новое. Но при этом… знакомое. Нечто ради чего, быть может, даже стоит бороться?.. — Хэл, держись! Хэл, не закрывай глаза! Держись, держись!.. Помощь близко!.. Слепящая боль. Спина. Колючая боль. В руке. Ее дергали и сжимали, гладили и стискивали. И голос бил в уши. Узнаваемый голос. — Потерпи немножко!.. Немножко совсем, скоро помощь придет!.. — Ретт, — одними губами произнес он. — Держись, — твердил Ретт, гладя, сжимая его руку, пока на спину лилась жуткая огненная боль. — Держись, старик, держись! Все закончилось, закончилось. Ты дома. Мы дома!..