Остров затонувших кораблей

Тэхён очередной чихает, в отличие от Сону, которого он вчера хотел защитить от болезни, и вместо этого заболевает сам. Как глупо. Человек, который посвятил свою жизнь океану и изучал каждый из его берегов под различными природными явлениями, мог просто заболеть после всего, что произошло. Голова становится настолько тяжелой, что она невыносимо трещит и напряжение сдавливает мозг внутри черепа, как будто там застрял большой камень, и готова разлететься на куски. Пространство перед глазами искажено и размыто, как будто Тэхён снова принял то самое обезболивающее и теперь у него какое-то ощущение, что он выпал из реальности. Его ослабевшее тело трясётся дрожью, чувствуется сильный жар – поднялась температура. Казалось, что-то чудится у него перед глазами, какие-то тёмные круги в пространстве. Не смотря на ужасное самочувствие, Тэхён все равно выходит на палубу на ватных ногах, чтобы проверить, как идут дела, и отдать приказы матросам. Это продолжается до вечера, пока Хосок не встряхивает его, когда Тэхён уже на грани сознания, сползает вниз, еле схватившись руками за грот-мачту. Тэхён где-то за гранью реальности слышит обрывки слов Хосока и смотрит на него затуманенным взглядом, пытаясь сфокусироваться и оттолкнуть надоедливые руки, пытающиеся удержать его на ногах. Но он терпит поражение из-за слабого тела и плохого самочувствия. — Тэхён, ты меня слышишь? Идём в кубрик, тебе нужно согреться. Ты что-нибудь кушал? Тэхён отрицательно качает головой по всем трем пунктам в словах Хосока. Сегодня он очень слаб, поэтому защищать себя у него не получится. И Хосок тащит его в кубрик, усаживает на свою бочку, где он сам просидел несколько минут, и отходит в сторону. Пространство перед его глазами все еще плывет, и Тэхён не совсем соображает, где он находится, но отчётливо чувствует пару десятков взглядов, направленных на него. Матросы перестают трапезничать и разговаривать друг с другом, как только в центре появляется старший помощник капитана с дурной репутацией. Тем не менее, они прекрасно знали, с кем собираются плыть через Тихий океан, но их слишком увлекла доля найденного сокровища, поэтому они с лёгкостью отодвинули присутствие человека, потерявшего звание легендарного мореплавателя за один день со следами крови на руках. Их глаза, полные презрения и подозрительности, осматривают его с головы до ног, созерцая беспомощность первого помощника, который все это время притворялся, будто ничто не сможет его сломить. Некоторые моряки, скривив губы, с отвращением отворачиваются и перешептываются о нем, когда Хосок подходит к Тэхёну с небольшим ведерком теплой воды и ставит его перед его ногами, начиная снимать обувь. Сзади подходит Сону, который накрывает его одеялом, затем отвлекается, исчезая из поля зрения Тэхена, но через пару секунд появляется снова и тычет в его пересохшие губы ложкой темным сиропом с каким-то приторным запахом и кисло-сладким послевкусие. Хосок погружает его босые ноги на тёплую воду, придерживая за щиколотки. — Тэхён, – Хосок зовет его, и он приоткрывает глаза и смотрит помутневшим взглядом на бывшего друга, который сидит перед ним на коленях, — ты можешь говорить? — Что происходит, Хосок? – он хрипит, и Хосок приходит к выводу, что дела действительно плохи, но, по крайней мере, Тэхён соображает, кто стоит перед ним. Он смотрит на беспомощного парня и думает, что следует предпринять, судорожно вспоминая наставления Ханы – невесты его покойного брата. Давным-давно она каким-то образом вылечила его, когда он так же внезапно заболел. — Перестань ты с ним нянчиться, Хос, – откуда-то сзади раздается снисходительный голос, и Хосок оборачивается через плечо. — Пусть немного помучается. Ему это пойдёт на пользу. Хосок хмурится, услышав такие слова от соотечественника, хотя его нисколько не удивляет подобное чужое отношение к Тэхену. Пора бы уже привыкнуть, но злость в крови бурлит. — Не лез не в своё дело, Мингю, – сурово произносит он и отворачивается, чтобы поправить край пледа на плечах Тэхёна. Остальные моряки молчат, наблюдая за зарождающейся сценой, как скучающие зрители, и ожидая продолжения. Сону немного взволнованно прячется за спиной Тэхёна. — А что? – Мингю криво усмехается и со скрипом встает на ноги, оттолкнувшись от деревянного стола и медленно приближаясь к нему. Хосок застывает и сжимает руки. Напряжение, которое повисло в воздухе тяжело давит. — Зачем заботишься об убийце? Пусть тоже умрет в муках, как твой брат. — Ты, ублюдок!... Присутствующие понимают, что дело крайне не шуточное, и они даже моргнуть не успевают, как Хосок срывается с места и угрожающе шагает в противоположную сторону, где стоит его соплеменник, который явно нарочно вывел его из себя, но Хосок вовремя останавливается в паре метрах от него с поднятым кулаком, когда он слышит твёрдый голос, похожий на раскат грома в небе. — Стоять! Моряки один за другим поворачивают головы в сторону лестницы, ведущей на верхнюю палубу, за исключением Хосока и Мингю, которые злобно смотрят друг на друга, и видят разгневанного капитана корабля. — Прекратить бунт сейчас же! Чон, Ли! Хосок по-прежнему не сводит глаз с Мингю, который всё ещё придерживается своего мнения, и, не в силах должным образом излить кипящий в груди гнев, он сжимает кулак дрожащей рукой и с силой ударяет по столу, заставляя сидящих моряков вздрогнуть, а тарелки зазвенеть. — Чтоб тебя! Он тяжело топает к лестнице, случайно задевая Чонгука плечом, и покидает кубрик. Его шаги и сердитые восклицания все еще слышны из верхней палубе. Моряки, посидев пару секунд молча, снова начинают бурно обсуждать произошедшее, а Мингю, презрительно хмыкая себе под нос и глядя на больного Тэхена, возвращается на свое место. — А-ну прекратили шептаться! Я знаю вас всех в лицо, если вы снова поднимаете эту тему, пинайте на себя, – Чонгук предупреждает суровым взглядом и даже не выдает своей лжи, когда говорит, что знает всех в лицо, а некоторые пытаются скрыть свои лица. — Хватит трапезничать, на вахту пора. Чонгук поджимает губы и подходит к своему помощнику, присаживаясь на корточки на том месте, где пару минут назад сидел Хосок. — Дальше я сам, Сону, – говорит он мальчишке и доверительно кивает. Сону снова поправляет одеяло с горящих из-за высокой температуры плеч, но Тэхён как будто оживляется и отворачивается от чужих рук. — Нет, не трогайте меня. Мне надо уйти отсюда. Я... нет, – он судорожно вытаскивает мокрые ноги, дрожит от холода, сует ноги на ботинки, делает попытки встать, но голова кружится вместе с раскачиваем корабля. Он делает пару жалких попыток дойти до лестницы, но Чонгук ловит его. — Я хочу помочь, – наставляет он, но горячие ладони Тэхёна пытаются от него отвертеться и толкают от себя. — Прекрати. Мы с тобой не друзья. — Не друзья, – соглашается с ним Чонгук. Почему Тэхён не может просто убежать от него, как он успешно проворачивает с другими, которые его донимают? Чонгук определенно в курсе того, что произошло в «Икеа́трисе», он военный и в курсе дел города, но он не пытается говорить о нем отвратительные слова за его спиной, провожать его ненавидящим взглядом, как это делает большинство людей. Новость о крушении «Икеа́триса» просочилась по всему портовому городу, когда Тэхён вернулся один в ужасном состоянии, о нем узнали даже те, кто не имеет никакого отношения к самому Тэхёну, погибшему экипажу корабля или даже самому городу. Все осуждали его. Сытый голодного не разумеет. Боль другого человека почувствует тот, кто сам ее пережил. Поэтому люди озвучивали то, что было у них в голове, на логическом уровне. Сказать это – одно дело, но понять – совсем другое. Человеческий разум всегда ищет козла отпущения, когда ему не позволяют знать больше, чем ему нужно, словно подверглись влиянию иллюзии на фоне возникшего миража и смогли разглядеть чего-то лишь обманчивого, нежели разумного. Они не знают, через что Тэхен прошел в тот день и что он чувствует по сей день. Тэхен чувствует ужасный озноб сквозь беспокойную сонливость, ощупывает вокруг себя пронизывающими руками, натягивает на себя одеяло и укутывается до носа, но согреться не получается. В то же время его сильно морозит. От этих неприятных ощущений он не понимает, что с ним происходит, сознание, кажется, не работает разумным образом. Он сухо кашляет, страдая от болезненных ощущений в горле, как будто там застрял какой-то скомканный листок бумаги, и Тэхён тупо пытается избавиться от него, все время глотая слюну, и не понимает, почему это ему не помогает, а наоборот ухудшает. Время от времени он приоткрывает глаза, размыто видит туслый свет от маленьких ламп, незнакомые стены, и снова закрывает глаза, погружаясь в дремоту, из которой снова выныривает через несколько минут. К тому же кровать какая-то странная. У него в каюте для помощников есть другая кровать, конечно, не такая, как у других – не гамак или лежанка, а обычная деревянная с толстым матрасом, чтобы было удобно для его травмированной ноги. Чужое тёплое запястье прижимается к его лбу, пытаясь определить, насколько у него высокая температура, и Тэхён чувствует чьё-то присутствие скорее по запаху, нежели чем из-за прикосновения. Какой-то странный аромат одеколона смешивался с характерным запахом мужчины. Этот мягкий исчезающий аромат имбиря, переплетенный с цитрусовыми аккордами, также был запечатлен на подушке, где находилась голова Тэхена. Дерьмо, думает Тэхён, когда он дрожащими движениями открывает глаза и видит Чонгука, склонившегося над ним с протянутой рукой на лбу. Когда он замечает, что Тэхён, лежащий перед ним, пришёл в сознание, Чонгук переводит взгляд с его лба на глаза, которые смотрят на него в ответ каким-то безмятежным и естественным взглядом. Без открытого призрения или притворной смелости. Их лица расположены очень близко. Пространство выглядит так, будто время застыло. Чонгук отходит от него и плавными движениями манит к своей персоне молчаливый взгляд Тэхён. Он подходит к миске, стоящей на поверхности рундука, смачивает ткань в воде и быстро отжимает ее, после чего возвращается к своему помощнику, прикладывает мокрую сложенную ткань ко лбу, давая облегчение всего на пару минут. — Как ты себя чувствуешь? – шепчет Чонгук. Он знает подход к больным людям, поэтому тихо шепчет, чтобы не доставить дискомфорт Тэхёну. Тэхён потрясенно хлопает глазами, не в силах ответить, и только потом понимает, в каком положении он сейчас находится. Чувствуя какую-то неловкость и злость на себя, что оказался слабым перед природой, он принимает сидячее положение, болезненно морщась от двух факторов: левая нога снова начинает доставлять дискомфорт и тяжелеет голова, где, кажется, катится огромный валун и больно врезается в лоб. Но с его лба вместо валуна на его бедра, скрытым под одеялом, шлёпается мокрая ткань. Тэхён сильно щурится, чувствуя резкую боль в глазных яблоках. — Прости, я... сейчас уйду. Подожди немного, – он утвердительно поднимает руку и хрипло обещает, что покинет чужую каюту, как только почувствует себя более менее живым. — Нельзя. Ляг обратно, – властный голос Чонгука и своё собственное слабое тело вынуждают его снова лечь, и от этого становится еще хуже. Спина вспотела, а кровать, казалась, самым настоящим котлом в аду. Чонгук поднимает мокрую ткань с одеяла и снова кладет ее на чужой лоб. Матрас прогибается под его весом от колен. Тэхён чувствует, как в ноге становится прохладно, когда Чонгук откидывает одеяло, и его охватывает запоздалое осознание того, что на нем только нижнее белье и рубашка, и ощущает набирающее обороты сердцебиение и тягучее волнение в животе. Чонгук его, конечно же, раздел, и, наверняка, увидел шрамы по всему телу, оставшиеся из-за кораблекрушения. — Что ты делаешь? – обеспокоенно спрашивает он, и жар ещё сильнее разливается по его телу. И он сомневается, что это из-за простуды. Чонгук кладёт ладонь на бедро его левой ноги и смотрит на него снисходительным, осуждающим взглядом, затем, качая головой своим мыслям, начинает разматывать на бедре ткань для зафиксирования травмы, чтобы как-то облегчить дискомфорт во время передвижения. — Наматывать ткань нужно не слишком плотно, иначе нарушается кровообращение конечности. Нога так сильно беспокоит? – его теплая ладонь пробегает от одного участка кожи к другому, оставляя после себя фантомные прикосновения. Эта ситуация приводит Тэхена в замешательство и заставляет смутиться. — Ну... часто. — Травма во время крушения «Икеа́триса»? – он спрашивает в лоб, в одно мгновение испортив всю идиллию, возникшую между ними. Тэхен не отвечает ему и не собирается. Молча ждет, пока тот закончит возиться с его ногой, и думает, что Чонгук задает вопросы, на которые он определенно знает ответы. С каких это пор отношения между ними радикально изменились, в какой именно момент он стал толчком, проглотив в себе эти взаимные ненавистнические взгляды? Тэхен не знает ответа наверняка, и восемнадцать дней назад он был даже представить себе не мог, что будет лежать в капитанской каюте с болезненным видом и позволять этому капитану увидеть его шрамы на своем теле. И даже представить себе не мог, что у него будут неопределенные отношения с этим заносчивым капитаном с огрубевшей от грязи и соленой воды кожей, где они не являются ни друзьями друг другу, ни кем-то меньшим или большим, чем друг, ни просто знакомыми. — Перестань на меня так смотреть, – просит Чонгук и протягивает руку, как будто снова хочет проверить температуру, но в последний момент передумывает и встает с кровати. — Жуть. Тэхён моргает и наблюдает, как Чонгук наливает пресную воду в алюминиевую кружку с вмятинами и подносит к его пересохшим губам. Тэхёну приходится облизать губы, прежде чем с удовольствием выпить воду до дна. — Лучше постарайся поспать. Кажется, температура спадает, – говорит Чонгук, и Тэхён неуютно ёрзает, подтягивая одеяло. — Э-ам... Спасибо? – от волнения он произносит неуверенную вопросительную интонацию, заставляя Чонгука коротко рассмеяться и забирать тряпку со лба, чтобы снова смочить в воде. Затем его выражение лица меняется. — Не обращай внимания на слова Ли... — Это не важно, – перебивает его Тэхён, совсем не желая поднимать на эту тему. — Я давно привык. Просто сегодня... мне не повезло. — Просто все говорят о случившемся на «Икеа́трис». — Как и ты, кстати, – хмуро замечает Тэхён. — Перестань. Чонгук что-то бурчит под нос и кладет тряпку снова на его лоб. К сожалению, уснуть не получается. Тэхён не может точно догадаться из-за болезни, жары или присутствия капитана, который ни за что не выпустит его отсюда, пока он не почувствует себя лучше. Чтобы его дальше не донимали с очередными вопросами, Тэхён притворяется спящим и закрывает глаза. Он слышит как Чонгук шелестит бумагами и что-то пишет быстрыми движениями ручки. Стараясь не выдать себя бодрствованием, он приоткрывает глаза и слегка поворачивает голову в сторону капитана, который сидит боком за столом и, к счастью, не замечает ничего странного, полностью погруженный в писанину. Тэхён никогда не интересовался тем, что там старательно пишет капитан, хотя стоило бы, как старшему помощнику, быть в курсе всех случаев отчетности перед начальством, но он не может, так как давно ушел со службы. Ему не разрешается вмешиваться во внутренние дела государства. Чонгук, бесспорно, красив, отрицать это бессмысленно. Его отросшая челка в последние дни забавно подергивается, когда он набирает буквы на листе бумаги, сосредоточенные глаза следят за информацией, а губы шевелятся, беззвучно проговаривая свои мысли. Чонгук уютный. Глядя на такую картину перед собой, Тэхёну кажется, что он снова тонет, чувствуя себя каким-то сумасшедшим мазохистом. Он был фундаментально настроен на все это пессимистично, что наслаждался односторонними чувствами, то есть от своих к кому-то, и если получал взаимность, то сразу же бежал в океан, опасаясь, что все идет слишком хорошо, а значит, очень скоро наступит болезненный конец. Чонгук перестает писать, откладывает ручку, встает со стула и закрывает блокнот, обматывая его скотчем. Тэхен закрывает глаза без лишних движений, когда Чонгук поворачивается в его сторону, подходит ближе и открывает рундук возле кровати, кладя что-то туда, предположительно тот же блокнот. Тэхен даже не дергается, когда Чонгук касается его щеки тыльной стороной ладони, отступает назад, поднимает свой синий китель, лежащий на поверхности кровати, ловко надевает ее на себя и неспеша выходит из каюты, закрывая за собой дверь. Каюту поглощает тишина, прерываемая только приятными звуками волн за бортом. Каюта капитана находится прямо на верхней палубе – в разгар работы и шума, но сейчас Тэхён не слышит никаких голосов. После нескольких минут бездействия и попыток снова заснуть Тэхёну становится невыносимо жарко, как будто его оставили поджариваться на солнце. Поэтому он безнадёжно вздыхает и медленно принимает сидячее положение, морщась от болезненных ощущений по всему телу. — Угораздило же не вовремя заболеть, – бурчит он под нос, чувствуя жжение в горло. Не каждый человек сильный, но всё равно злится на то, что всё-таки оказался слабым. В поисках воды он изучающе щурится по помещению и медленно поворачивает голову, чтобы свести к минимуму неприятные сдавливающие ощущения в голове, но напряженно замирает, когда натыкается взглядом на бутылку алкоголя, оставленную капитаном на столе. Тэхён нетерпеливо сглатывает. Он правда думал, что давно забил на это рукой и начал вести нормальный образ жизни, чтобы больше не совершать ошибок прошлого. Нет, он уже пытался бросить употреблять алкоголь несколько лет назад, перед последней экспедицией, но после нескольких неудачных попыток, это оказалось пустой тратой времени. И Тэхён сильно сожалеет, что взял в тот день перед отплытием бутылку с собой на корабль, а не оставил её где-нибудь дома под кроватью, бросив последний взгляд. И вот теперь он вынимает ноги из-под одеяла, поднимает босую левую ногу за колено и ставит ее на холодный деревянный пол, при этом не отрывая взгляда от бутылки, как будто у вещи срастутся ноги под воздействием галлюцинаций и убежит от него, не давая ему испить свою жалкую жизнь. Тэхёну сильно хочется забыться. И надеется, что это не мираж, не магия и галлюцинации. Он встает на ноги, даже не задумываясь о том, как он это делает, и поднимает дрожащую руку, но дверь внезапно открывается и в каюту заходит Чонгук с двумя вёдрами в руках. — Ты почему встал? – он не понимает, закрывает за собой дверь и хмуро смотрит на Тэхена, который вздрагивает от его голоса, вырвавшегося из-за его неразумного решения украсть бутылку. — Тебе нельзя. Сядь обратно, – Чонгук ставит ведра возле кровати и пытается дотянуться к Тэхёну. — Отстань, – напротив, тот отдергивает от себя его руку, пытаясь успокоить сердцебиение, привести дыхание в норму, и искоса смотрит на бутылку. — Я тебе не ребёнок. — Перестань упрямиться, – Чонгук начинает злиться, хватает его ладонь и сжимает ее, пытаясь поймать его взгляд. И у него это получается, потому что Тэхён смотрит на него. — Этим ты себе не поможешь, а наоборот, усугубишь ситуацию. Садись, – приказывает он. Сбитый с толку и потерявший остатки здравого смысла Тэхён подчиняется ему, делает пару шагов назад и садится на кровать. Он полностью теряет контроль над собой и не может унять неудержимое желание напиться, забыть о жизни, хотя бы на время отключиться от реальности. Чтобы перестать думать об этом, Тэхен наблюдает, как Чонгук опускается перед ним на колени, поднимает его левую ногу за лодыжку и осторожно проводит ладонью по ступне, чтобы стряхнуть с кожи мокрые маленькие деревянные корочки и всевозможное мелкое содержимое корабельных конструкций, прежде чем опустить её на теплую воду в широкой ведре. От перепада температуры тело снова бросает в дрожь, разум отбрасывает неразрешимую проблему в виде зависимости от алкоголя, от которой Тэхён, как оказалось, до сих пор не смог полностью избавиться. — Ты хоть понимаешь, что в этой позе ты выглядишь нелепо в моих глазах? — Не понимаю, – тут же признаётся Чонгук. — Моя забота – помогать своим подчиненным. Вы все – моя ответственность, – объясняется он и погружает его правую ногу в воду, затем без всяких проблем добавляет, — и ты в буквальном смысле моя правая рука. Без тебя я никто на этом корабле. — Ох, – не в силах придумать ничего стоящего в ответ, Тэхён изумленно выдыхает. Чонгук говорит об этом так просто, без повода и застенчивости, не совсем осознавая, что такой поток фраз заставляет Тэхёна чувствовать себя некомфортно. Из-за накаляющейся атмосферы Тэхен неловко постукивает пальцами по бедру, снова укрытому одеялом. Его ног касается мужчина, на которого Тэхен реагирует слишком остро. Что может быть хуже? — Я... А можно мне попить? – хрипло просит он, закашливается и отводит взгляд куда-то вперёд. — Конечно, – Чонгук поднимается с корточки, моет руку и вытирается полотенцем, лежащим на рундуке, и направляется прямо туда, куда смотрит Тэхён. Несмотря на свои противоречивые чувства, он действительно хочет, чтобы Чонгук принес ему спиртного, но капитан проходит мимо бутылки и забирает фляжку. Он наливает воду на ту же алюминевую кружку, возвращается к Тэхёну и тянет ему руку. Тэхён берет кружку из его рук и выпивает воду до дна, чувствуя, что у воды совсем нет вкуса, и он неотрывно смотрит на спиртное в бутылке на столе. Прежде чем вода в ведре остынет, ему помогают вытащить ноги и поднять их на поверхность кровати, и Тэхён терпеливо ждет, лежа на кровати, пока его капитан поможет перевязать бинты с его левого бедра. И он набирает в легкие воздух, замирает в нелепой позе смотрит куда-то вверх и быстро моргает, чувствуя себя неуклюжим подростком, а не взрослым самостоятельным мужчиной, которому через пару лет исполнится три десятилетия жизни. Чонгук вытрает ему ноги и кутает в одеяло. — Чувствую себя маленьким ребёнком, – признаётся он и слышит короткий смех Чонгука. Не получив никаких ответных комментариев, как это обычно бывает, Тэхён смотрит на Чонгука, который давно отошёл от него, и теперь сжимает в руке мокрую ткань. Так же молча Чонгук подходит к нему ближе и тянет руку, заставляя Тэхена инстинктивно дёрнуть головой. — Потеешь, – объясняет Чонгук своё действие. Он близко наклоняется, чтобы вытереть лицо, и делает всё аккуратно. Чонгук явно относится к той группе людей, которые помогут любому, чем смогут, без лишних слов, без осуждений. Тэхён смотрит ему в глаза с близкого расстояния и, кажется, понимает, что с ним происходит.

******

Становится очень душно, с каждым разом дышать становится все труднее и труднее. Кажется, что вот-вот можно будет проснуться и избавиться от ужасных ощущений, но какая-то тяжесть удерживает его за ноги и бросает вниз, в кромешную тьму его кошмара, который преследует его уже несколько лет, пожирая его страхи и болезненные воспоминания. Тэхён осознаёт, что это сон, который он видит каждую ночь на повторе, потому что он слышит бормотание капитана, шелест бумаг, как кто-то копошится в каюте, открываются и закрываются двери, но он не может проснуться. Из-за болезни ему снится какой-то бред. Он слышит голоса, шепчущиеся с разных сторон из темноты, чувствует холодные руки, пытающиеся схватить его. Ему становится страшно, как в первый раз, будто кто-то намеренно мучает его снова и снова, заставляя дрожать от страха и плакать от безысходности. Его зовут. Он слышит свое имя от очень знакомых обладателей голосов. Кто-то плачет прямо у него над ухом, а кто-то кричит. Просит остановиться, просит спасти от чего-то. Ему очень холодно, как будто его окатили ледяной водой, и – на мгновение – показалось, что он тонет, погружаясь все глубже и глубже, на самое дно океана. Ему чудится голос матери, которая всхлипывает и что-то говорит. Что-то очень знакомое, но сознание не улавливает сути, оставляя информацию из воспоминаний искаженной. Голос родного человека, кажется, прогоняет темноту, и Тэхёну хочется найти здесь свою маму и крепче обнять ее, ощущая в этом острую потребность. На душе какая-то тяжесть и чрезмерное беспокойство. Он оглядывается по сторонам, пытаясь что-то разглядеть в темноте, но здесь ничего нет. Ему хочется плакать, но не получается. Это странное неопределённое пространство будто давит на него. — Камушек. Услышав голос позади себя, Тэхен замирает, чувствуя дрожь по всему телу, который пробирается до самых кончиков пальцев. Только единственный человек называл его этим прозвищем из-за его безэмоционального лица. — Отец, – повернувшись к источнику звука и едва выговаривая севшим голосом, Тэхен делает шаг, но замечает, что аура у мужчины сердитое. Лицо отца искажено из-за потери воспоминаний о нем, вместо него какой-то плывущий, искаженный образ. Тэхен не может ясно видеть, но по какой-то причине он чувствует, что это действительно его отец. — Зачем ты это сделал? – голос крайне недовольный и совсем недоброжелательный. Отец по-настоящему зол, и Тэхен видит его во сне впервые за несколько лет после его смерти, и он не хотел, чтобы первая встреча воспоминаний во сне была именно такой. Одежда отца точно такая же, как и та, в которой он умер: коричневый вельветовый костюм с оторванной верхней пуговицей из всех трех, что есть. — Зачем ты это сделал? – повторяет мужчина вопрос. — Ты во всём виноват. Как маме жить теперь? Ты эгоистичный кусок дерьма. — О чём вы, папа? – истерический смех вырывается из него, и страх охватывает все его тело. И только тогда он понимает одну вещь: то, что сейчас озвучивает его отец, – это его, Тэхёна, собственные слова, которые он сказал своему отцу, когда тот покончил с собой. Образ отца из воспоминаний лишь повторяет его слова. Во сне не происходят какие-то магические явления. Это лишь игры разума, который воспроизводит забытые воспоминания, мечты и грезы, и строятся сам по себе, показывая знакомые явления и незнакомые, внушая нам, что это нам тоже знакомо. Осознав, что это всего лишь остатки воспоминания, Тэхёну удаётся заплакать, но несущественно. Ему кажется, что он просыпается. Он дергает головой, дрожит, пытаясь ухватиться за что-то, его живот сводит от рыданий во сне, слезы все равно не идут. После попыток проснуться он открывает глаза, в помещений тёмно, и он совсем один, словно всё ещё во сне. И горячие крупицы слёз скапливаются на внешнем уголке глаз и наконец-то слекают по виску, отставляя мокрую дорожку. Он лежит обессиленный и не может встать, но его поднимает Чонгук, который, очевидно, только что вошел в капитанскую каюту и застал Тэхёна в таком состоянии. Тэхён позволяет ему – холодному из-за погоды снаружи на борту, – обнять себя, уткнувшись в его плечо. — В этом нет ничего плохого. Ты можешь быть слабым. Поплачься, – утешает его Чонгук и гладит по голове, напоминая Тэхёну его маму и беззаботные времена. Тэхену кажется, что он выплакал всю тяжесть на душе в добровольно подставленное плечо, чтобы поплакаться. От этого, наоборот, он испытывает не облегчение, а какое-то чувство стыда, как будто завтра он пожалеет об этом. Он вообще не умеет проявлять настоящие эмоции, считая это неправильным. В конце концов, его эмоции – это только его эмоции, никто не должен вмешиваться, чтобы он мог принять эти чувства. Кроме того, он не тактилен и не переносит чужих прикосновений, и сейчас он чувствует себя странно и хочет вырваться из чужих рук, но из-за внезапно навалившейся на него сонливости у него не получается. Картина из кошмара всё лезет и лезет в сознание, мучая его и в реальности. — Успокой меня, пожалуйста, – умоляет Тэхён, отбросив мысли об унижений. Он подумает об этом завтра, а сегодня он слушает успокаивающий голос Чонгука. — Я рядом. Его голос действительно настолько убедителен, что хочется довериться и кивнуть, сказать, что ему верят. — Что ты чувствуешь, Тэхён? – спрашивает Чонгук. Тэхён всё равно слышит его, потому что это первый раз, когда Чонгук называет его по имени, и из его уст его имя звучит легче, чем из голоса в ночных кошмарах. — Я чувствую злость на себя, – он вспоминает умерших друзей и отца. Тоска до сих пор давит на него. С каждым днём он теряет частичку себя и ломается с треском. — За то, что сделал? — За то, что не сделал. — Ты про «Икеа́трис»? Ответа не следует.