***
Дождь шел всю ночь. Леви не спал. Он давно понял, что духи сна его не жалуют — он больше всего пренебрегал именно ими. Он и не мог заснуть в такой момент, слишком велика ответственность, мирно спящая на его плече. Ей сильно досталось от того титана: даже без осмотра ясно, что у девушки как минимум сотрясение мозга — ей повезло мягко отделаться в этой ситуации. По крайней мере она жива. Их одежда все еще сырая после всего того, что им пришлось пережить. Они еле сохраняли остатки тепла в своих телах. Губы Микасы бледно-синие, как бы он ни пытался согреть ее собой. На востоке разгорается пурпурный рассвет, обрамляя снежные горные вершины слепящим малиновым заревом. У Леви никогда не было возможности так спокойно наблюдать восход солнца в горах, тем более настолько далеко от дома. За стенами, там, где ощущение собственной ничтожности возрастает в разы. Наблюдая за красотой, наполняющей его, казалось, черствое сердце, животворящими эмоциями, он искренне желал, чтобы этот рассвет был не последним в его жизни. Он многих терял, многими жертвовал, ни во что не ставил свою собственную жизнь ради человечества, которому было на него абсолютно плевать, но сейчас в нем забилось то самое первозданное чувство — жажда жизни, нежелание ее терять. Не сейчас. Не тогда, когда он наконец-то смог почувствовать что-то, помимо вечной усталости. Леви мягко укладывает Микасу на землю, и выходит из их крохотного убежища. Легкий свет восходящего солнца ласково касается холодной кожи, зажигая в Леви искру, которую он сам же давно потушил. Он чувствует себя, как в далеком юношестве, когда казалось, что все впереди, а жизнь хочется проживать. Леви возвращается в грот за их одеждой и спускается к реке, чтобы отстирать вещи от грязи прошлого дня. Течение реки быстрое, поэтому сначала он оттирает все руками насколько то возможно, а потом, прибив одежду камнями ко дну, оставляет в воде, чтобы та сделала свое дело. Нужно еще развести костер, что в его случае крайне проблематично. Но он уроженец Подземного города, ему и не с таким приходилось справляться.***
Микаса спит долго. Ее голове пришлось несладко, но она Аккерман: на них все заживает, как на собаках. Будить ее нет смысла — она все равно его не услышит. Остается лишь ждать. Леви не теряет времени. Он сумел выловить руками две средние рыбины и уже начал разделывать их складным ножом, чудом оставшемся в кармане куртки. Огонь ярко разгорелся, согревая и обещая хороший ужин. Постиранная одежда развешана на ветках, обувь сушится у огня. Поставив рыбу на огонь и вымыв руки в реке, Леви услышал, что Микаса пошевелилась. Он сразу же направляется к ней. Полусидя, опираясь на слабые замерзшие руки, скрыв лицо за короткими темными волосами, она ограждает себя от него и солнца, горящего в зените. Прикрытые веки прячут разбитый взгляд потухших глаз. Белая кожа покрыта мурашками от холода. Ей все равно, что на ней нет одежды, только старое нижнее белье, из-под которого проглядывают острые торчащие соски. Леви лишь молча стоит и смотрит, прекрасно зная, что ему толком нечего ей сказать. — Еда скоро будет готова. Одежда еще мокрая. Твой шарф унесла река. Леви разворачивается и собирается обратно к огню, когда его ушей касается тонкий всхлип. Он останавливает шаг, сжимая руки в кулак. Еще один всхлип. Она заплакала. — Микаса?.. Стоило ему ее окликнуть, как всхлипы стали только громче. Оставить ее наедине с собой? Не может. Леви вновь подходит к гроту и садится рядом с Микасой, сохраняя между ними определенное расстояние. Он смотрит на холодные темную землю и опавшие листья у себя под босыми ногами. Что делать с плачущей женщиной? Так много воды утекло с тех пор, как ему приходилось кого-то утешать, а тут она, гром среди ясного неба. Ее тело задрожало от плача, она обхватывает ноги руками, пряча лицо в колени. Что-то внутри Леви сжимается от пронзительной жалости к ней, и он не может подавить свой геройский порыв. Он пересаживается ближе к Микасе и, обняв за плечи, притягивает к себе. Ледяная. Она охотно льнет к нему, обжигая своей промерзшей кожей, выпуская наружу глубокие рыдания, так долго томящиеся в одинокой душе. Леви в абсолютной растерянности. Может, он зря подошел, и ей все-таки нужно было побыть наедине с собой? Но она сейчас такая уязвимая. Ему остаается лишь прижать ее к себе сильнее и ждать. Всхлипы утихают, Леви мягко поглаживает ее по спине. Бережно, стараясь не касаться пальцами белья, чтобы не накликать беду. — Почему… — вырывается у нее дрожащим голосом. Он не интересуется, о чем она, давая ей время сказать все самой. — Почему всегда… ты? — Микаса с трудом выговаривает последнее слово, снова задыхаясь плачем. Всегда «он»? Леви не может понять ее мысль, но продолжает молчать. Что ты хочешь сказать, Микаса? — Почему я не могу быть такой? — затряслась, долгая пауза. — Такой, как ты. — закрыла лицо руками, — Я… — у нее не хватило сил договорить, но Леви чувствует, что она не собирается говорить о себе ничего хорошего. Микаса сжимается в крошечный комочек у него в руках. Такая высокая и статная, она умещалась в его объятьях — казалось, она обернулась истошно вопящим слепым котенком, ищущим материнского молока. — Ничего не поделаешь, лейтенант, — наконец говорит он. Микаса притихает, услышав его, — не нужно желать быть мной. Она не понимает, чего на самом деле хочет. Микаса юна, в ней говорит максимализм. Он бы и сам порой был не прочь переселиться в новое чистое тело и забыть обо всем, что пришлось на его долю. Но не этой хрупкой женщине нести его крест. Микаса поднимает заплаканные красные глаза прямо на него, от чего его сердце трепетно сжимается. Она смотрит в его душу, разбивая стены вдребезги. Альфа устал притворяться, что не чувствует ее. Он наклоняется к ней ближе, словно движимый магнитом, и омега без стеснения сокращает то ничтожное расстояние, что остается между ними. Промерзшая изнутри, она нуждалась в тепле. Она кричала о спасении из ледяной пустыни, в которой ее неизменно держали. Касание ее губ тягучее. Ее холод обжигал. Она не отпускала его, но он и не думал отстраняться. Мягко, чувственно до воскресших бабочек в животе. Леви приоткрывает губы, берет инициативу на себя. Все так же нежно, он делает свой шаг. Ее слюна сладкая на вкус — ее хотелось пробовать, растягивать летящие мгновения. Микаса обвивает длинные руки вокруг его шеи, притягивая ближе к себе. Ей хотелось подчиниться. Быть подчиненной. Волоски на его теле стоят дыбом от шороха мурашек. Его кожа об ее кожу, ткань ее белья соприкасается с его. Он носом зарывается в основание ее тонкой шеи, вдыхая ее запах. Языком по мочке уха. Тихий вдох. Беда. Они поддались порыву, наплевав на все доводы против. Это было выше их сил. Возможно, это случится только один единственный раз. Но им же так холодно. Крепкие ноги Микасы обхватывают спину Леви, усиливая и без того неконтролируемое возбуждение, пламенем растекающееся по венам. Рукой залезая ей под трусы он чувствует — омега мокрая. До неприличия мокрая. Проводит мокрым пальцем по приоткрытым губам Микасы и слизывает, углубляясь в смелый поцелуй. Языком об язык — жарко, безотчетно упиваясь ее вкусом. Микаса трется грудью о грудь Леви, напоминая о все еще мешающем ей белье. Он стягивает его через голову, отрываясь от ее губ, лишь чтобы припасть к ним вновь. Леви ложится спиной на холодный камень, руками сминая крепкие ягодицы омеги, быстро освобождая ее от трусов. Полностью обнажена. Сильные пальцы углубляются в сокровенные складки, поглаживая, стимулируя стенки влагалища, Микаса сама насаживается, ее дыхание все громче у него в ушах, у него в голове. Она дрожит в такт биению своего сердца, задыхаясь у его горла. Она быстро меняет положение, усаживаясь поудобнее у него на паху, сохраняя между ними тонкую целомудренную ткань его белья. Трется об него волнами, не смущаясь уже твердо стоящего под ней члена. Заводит его руки ему за голову, не желая выпускать из собственного плена. Скоро проходится языком по его губам, тут же раскрывающимся ей навстречу, но сразу же спускается к напряженной шее, нежно касаясь зубами бьющейся артерии и припадая к влажной коже, облизывая и посасывая. Леви смотрит на нее, разгоряченную, и возбужденную, не в силах сдержать животный восторг. Он хотел ее. Его альфа отзывался на ее омегу: голодное животное пригласили на пышный пир. Бедра пронзает инстинктивный трепет, отзывающийся в Микасе. Она была за гранью того, что делала обычно, и свобода не могла не вскружить ей голову. Разве не этому она посвятила свое юное сердце? Не за свободу ли она ведет ежедневную войну? Она ведь тоже свободна. Ее рецепторы ликуют от терпкого вкуса кожи альфы, выпускающей каждую секунду все больше и больше пьянящих феромонов. Игривое движение бедрами, и она спускается языком ниже, от груди к пупку. Сквозь полуприкрытые веки и завесу темных ресниц она видит, что он внимательно наблюдает за ней с приоткрытым от громкого дыхания ртом. Микаса и подумать не могла, что его интерес к ней будет настолько заводить, что ей захочется каждую секунду превосходить саму себя. Здесь она точно не потеряет лица. Она тянется к его губам, ловя его язык на полпути. Правой рукой Микаса находит его член, чувствуя, как ладонь Леви сильнее сжимает ее ягодицу. Сдавленное в горле мычание, ее пальцы начинают стимулирующее движение. — Как ты пахнешь, — Леви жадно облизывает ее грудь, шею, впиваясь губами и прикусывая зубами. Она вскрикивает от острого ощущения и усиливает давление на его член, интенсивнее ведя рукой вверх и вниз, отчего Леви ухмыляется, глядя на нее глазами, полными пламени. Леви выбирается из-под Микасы, кладет ее на живот и накрывает собой. Она успевает вовремя среагировать и закрывает рукой грудь от падения на холодный камень. Омега тянется к его касанию и инстинктивно приподнимает бедра в предвкушение желанного проникновения. Щекоча касанием руки ее напряженный живот, Леви, жарко дыша в основание ее шеи, зарывается грубыми пальцами в лобковые волосы Микасы, оттягивая их, проникая глубже и дальше упорными кругообразными движениями к клитору. Его ласка отдавалась разливающейся по всему телу искрящейся пульсацией. Микасе не хватало воздуха, она глотала его ненасытно, выдыхая сдавленными стонами. Ей было неловко издавать громкие звуки при ее капитане, и она кусала руку, чтобы заглушить себя. Леви неожиданно больно зажимает клитор, заставляя Микасу пищать, тут же поднимая руку к шее, грубо поднимая ее опущенную голову. — Кто позволял тебе заглушать голос, Аккерман? — приказной тон альфы. Она жалобно смотрит на него, поворачивая голову назад, увлекая его в глубокий мокрый поцелуй. — Возьми меня, — жалобно ему в губы. Этой ее просьбе он не может отказать, хоть и любит качественные прелюдии. Ему хочется сбросить все на странные обстоятельства их близости, но на деле он сам еле себя сдерживает. Бедра Микасы дрожат от нетерпения, все сильнее распаляя огонь внутри нее. Леви входит в нее сзади заставляя ее задержать дыхание и сильнее изогнуться в пояснице. Его напор был непривычным для нее, поэтому и реакция на его движения оказалась непредсказуема. Она дышит громко, хоть каждый вдох через сжатое горло и проводит болезненный импульс. Леви двигается в ней часто и быстро. Хлюпающие звуки мокрой кожи отзываются в голове Микасы громким эхо, уносящем ее сознание дальше от ее реального тела. Рука альфы спускается с напряженной раскрасневшейся шеи на обделенную вниманием грудь. Немного замедляясь и углубляя движения члена внутри влагалища, он кругообразными движениями сминает каждую, в конце больно ущипывая твердые соски. Микаса выгибается в спине, запрокидывая голову, чтобы увидеть его выражение лица. Темные брови сведены, губы плотно сжаты, лишь щеки покрыты алой вуалью — способен ли он когда-либо расслабиться? Бедра Микасы сильнее отзываются на его толчки внутри нее. Он не может не заметить изменения в ее реакции, и это рисует легкую ухмылку на его губах. Он чувствует, что узел начинает набухать внутри нее. Либо он берет себя в руки и останавливается сейчас, либо… Ее рука тянется к его ягодицам, замедлившим движение, и она протяжно стонет: — Прошу… Микаса. Беда — твое второе имя. Он меняет положение и ложится на бок, утягивая ее за собой. Она поворачивается к нему лицом, ища его губы и находит. Глубоко и мокро. Его пальцы усиленно стимулируют клитор, и она кончает, широко раскрывая глаза, с его членом все еще находящимся внутри нее. — Я с тебя еще долго не слезу, — шепчет он ей в ухо, скользя языком по горячей раковине. Она одобрительно кивает головой. Его радует ее заинтересованность. Она, конечно, течная омега, но ее тело не отзывалась бы так на него, будь что-то не так. Реакция тела дает более точный ответ, чем слова, произнесенные вслух. Он шире раскрывает ее ноги. После особенно глубоких толчков он наконец кончает в нее, обмякая на ней и обнимая за плечи. Она тепло устраивается на нем, накрывая его руки своими. Они громко дышат в унисон, понимая, что это лишь небольшая пауза. — Если что, я пью противозачаточные. — Я вижу, что ты постоянно на таблетках, — он ухмыляется, глядя на нее. Микаса целует его губы, все еще не в состоянии насытиться его касаниями. Ее поцелуи глубокие, они покрыты слюной друг друга, но эти притягательные вкусы вскружили им обоим головы. Как бы сильно им обоим ни хотелось быть людьми, животное начало не обуздать. Язык об язык, скулы сводит, случайно бьются зубы; Леви вновь начинает двигаться внутри нее. Рука Микасы скользит к его члену в ее вагине. Она массирует его яйца, не обделяя вниманием и нежную кожу у основания ствола. Начисто бритый. Он начинает дышать громче сзади нее, обвивая руки вокруг ее вздымающихся живота и грудей. — Сильнее, — голова Микаса движется полукругами, погруженная в темные грезы наслаждения. Толчки сильнее и глубже. Она вскрикивает кончая, полностью теряясь во вспышке оргазма, но он продолжает напористое движение, не позволяя ей расслабиться. Она с энтузиазмом берет в рот его пальцы, покрытые их смешавшимися соками, настойчиво проникающие в пухлые раскрытые губы. — Каа… — голос Микасы прерывается в эйфорической дымке, — капитан… Леви забавляет приверженность этой самовольной омеги чинам, на которые в нормальном состоянии она плюет со стены Мария. Его пальцы проникают глубже в ее рот, отчего она давится, а темп члена становится совершенно неистовым, заставляя Микасу кричать. Она пытается вырваться из его тугой хватки, но левая рука Леви крепко держит ее ерзающий таз. Он вынимает руку из ее рта, давая ей возможность вдохнуть воздух в легкие. Она кашляет, дыхание учащается. Леви больно сминает раскрасневшуюся грудь Микасы, упиваясь ее вскриками. — А теперь имя. Ее лицо напряжено, ей нет дела до имен, она хочет чувствовать, чувствовать его грубую ласку снова и снова. — Имя, Микаса, — он почти на пике, голос низкий и хриплый. Она наслаждается тем, как звучит его голос глубоким шепотом. Преображение голоса альфы во время секса заставляло ее подчиняться так, как не мог ее заставить ни один командир. Она желала ему подчиниться. Высокие стоны, перехватывающие дыхание. Она чувствует, как он снова обильно кончает внутрь нее, разливаясь опьяняющим теплом. Он крепко сжимает ее тело и сдавленно рычит в ее волосы. — Ах, Леви! — пока в ее легких не остается воздуха.***
Микаса жадно ест горячую рыбу, обжигающую чувствительный рот. На ее плечи накинут подсохший плащ. Леви носится вокруг нее, перевешивая остальную одежду ближе к огню, чтобы та быстрее высохла. Они не оставляли друг друга в холоде, согреваясь теплом полных страсти тел. В груди Леви горит гордость за то, что ему удается хорошо заботиться об омеге, попавшей в его распоряжение. После долгого секса им, разгоряченным и жутко проголодавшимся, нужно хорошо поесть, чтобы продолжить свой долгий и непростой путь. Он садится напротив Микасы у костра, глядя на нее сквозь алые языки пламени. Он не может оторвать взгляда от омеги, впивающейся зубами в мясо рыбы, приготовленной его руками. Кажется, ее не мучают последствия недавней травмы. Она приподнимает на него глаза и тут же прячет взор, обжигаясь об его взгляд. Стесняется, хотя совсем недавно она умоляла его трахать ее, как редкая омега согласилась бы: жестко и без прелюдий. Самодовольство; тихая ухмылка, быстро исчезающая с губ. Она жаждет, как и он. Леви смотрит на игру огня на лице Микасы. Темный взгляд, закрытый ниспадающими волосами; розовые щеки и здоровый аппетит — она жизнь, которой нельзя оборваться. Леви поднимает глаза на полную луну, горящую на небе независимо от того, что происходит на земле. Ее холодный свет не отпускает, и он глядит, зачарованный. Леви не хочет, чтобы это был их последний раз.