Трое мерзких

      Утро в резиденции Фирвальдштет началось весьма занятно, впрочем как обычно. Взаимная мастурбация Козимо и Боиса сопровождалась писком Цереры. Оральные ласки выдавливали из гортани хриплые ноты. Шартрез позировала перед Фаготом в позе наездницы. Её верный конь — Талер. Коня герцогиня жестоко пришпорила в конце — эту забаву она переняла у супруга вместе с сапогами со шпорами. Раны Талера вылизал Фагот. И никакого соития, о чём вы думаете! Я пока не осмелюсь утверждать, что ни один член не входил в Шартрез, но с большой долей вероятности они были задолго до брака с Козимо. Клюзе заставил Мерга мастурбировать ему в течение полутора часов. Сегодня мастурбительное утро, вы не находите? Сплошное рукоблудие! Лорд Мерг, прошу прощения, слуга Мерг неделю обитает в темнице. Ножки новоиспечённого слуги пока ещё болят… Стоять он не в состоянии. Незадача! А вот анус привык к пыткам. Эсквайр облобызал Мерга наутро после казни — вымыл. Темница — личная пыточная Клюзе на ближайшее время. К слову пару уточнений о Мерге: член огромный, туловище вытянутое, мускулатура достойная. Большая родинка под грудью неподалёку от пупка — Клюзе она не очень нравится, он задумывается её содрать. Кормление калом происходило трижды. Мерг никоим образом не высказался ни о вкусе, ни о неприязни. Клюзе подобное занятие пришлось по душе.       Вот такое утро в апартаментах трёх развратников. Предлагаю перенестись в столовую — там есть, на что посмотреть.       Обворожительный Клюзе в белых полукюлотах, высоких ботинках, закрывающих лодыжки, и леопардовом камзоле на нагом торсе сидит за столом с кусочком хлеба во рту. Озорная Тичино скачет по крупному носу, хватается когтями за кольцо в крыле и съедает лакомство, не забывая пощипать чёрные усы.       — Озорница жёлтенькая! — улыбается Клюзе. — Поразительно смышлёная.       Горделивый Фагот слизывает с тарелки Шартрез красный соус из-под кусочка бараньей головы. На завтрак Эльфрида подала господам кукурузную кашу, как уже было сказано запечённую баранью голову под красным соусом, пятнадцать жареных яиц, пироги с вишней и яблоками. Водой служат бургундское и чай.       — Глаза не трогай, — Козимо останавливает Клюзе, тянущегося к бараньей голове.       — Почему? — канарейка перескакивает с макушки удивлённого эсквайра на плечо. — Они вкусные. Я высосать их хочу.       — Это лакомство для Цереры. Найди пососать что-нибудь другое.       Боис и Талер сажают на пол чистого и одетого слугу Мерга. Яростный взгляд женевца остыл, щёки лишились недельной щетины. Колосс похудел и побледнел. Неудивительно. Столько дней не видеть солнечного света!       — Ты сжалился над ним? — Шартрез с ехидством обращается к Клюзе. Герцогиня облачена в тонкий камзол. Под полупрозрачным шёлком нет ничего, на ногтях свежий белый лак. Ни капли лишнего.       — Наскучила мне темница, Шартрез, — Клюзе потягивается за столом, демонстрируя покрытый волосами торс и блестящие барбеллы в сосках. — Ножки болят спускаться и подниматься по лестнице. К слову, ножки моего слуги выздоравливают. Мерг уже способен на них стоять, правда, не без помощи других. Посмотрим, как он будет бегать по резиденции.       — Тебе нравится в Фирвальдштет, Мерг? — Козимо небрежно перекидывает ногу на ногу, поправляет пряжку на правом сапоге.       — Да, фюрст Козимо, очень.       Громкий голос Мерга стал тихим и безэмоциональным. Горло саднит от криков и члена Клюзе. Женева отныне не беспокоится за лорда. В замок пришло письмо, в котором Мерг — в действительности буквы писал Козимо — приказал его не ждать и отправить сундуки с золотом в Цуг фюрсту Козимо. Сидя в темнице, Мерг видел, как Боис и Талер под руководством Шартрез наполняли сокровищницу Фирвальдштет.       — Как твоя целка, Мерг? — герцогиня поворачивается к новому слуге и широко раздвигает ноги. Неприкрытые прелести безразличны Мергу. Он смотрит не на половые губы, а на еду, вкус которой забыл за неделю.       — Моя супруга задала тебе вопрос, — Козимо раздражает молчание слуги.       — Её нет, герцогиня Шартрез, — Мерг поднимает чёлку со лба, выставляя напоказ выжженную фразу «не целка».       Шартрез улыбается, заливается громким смехом. Клюзе бьёт себя в грудь — это его рук дело: и фраза, и состояние Мерга.       — Обворожительная Шартрез, дорогой кузен, — эсквайр подпрыгивает на стуле, — я же совсем забыл вам рассказать. Мой слуга обрезанный. Два дня назад я совершил над ним сие действие.       — Для чего? — удивляется Козимо, однако обрезание кажется ему благосклонным жестом.       — Хочу постоянно видеть головку большого члена.       — Продемонстрируй, Мерг, — просит фюрст и жестом приказывает Боису поднять на ноги сидящего.       Нервно трясущимися руками Мерг расстёгивает брюки, ощущая хватку Боиса на животе. Синюшный член в кровоподтёках свисает над ширинкой.       — Как вам? — Клюзе гордится неумелым обрезанием. — Достойный член резиденции Фирвальдштет?       — Он ещё работает? — уточняет Шартрез, глядя на эсквайра.       — Ты не представляешь, как он встаёт, когда я вылизываю грязную дырку.       Бывший лорд склоняет голову от стыда. Мерг разочаровался в себе и в своём организме. Отдаться невежественному эсквайру всё равно, что неудачно повеситься.       — Мерг, ты не забыл наши каждодневные забавы? — Козимо поднимается из-за стола. — Шире ноги, — кивает Боису.       — Нет, достопочтенный господин, — слеза течёт по щеке Мерга.       Боис шире расставляет ноги потерявшему титул лорду. Козимо со всей силы ударяет сапогом по члену. Боис тем временем сверкает глазками — его разжигает жестокость фюрста. Мерг сжимает руками лишённую кожи головку — линии на ладонях покрываются кровью и неожиданной похотью.       — Не плачь, Мерг, — Шартрез проводит пальцами по большой груди, отодвигает камзол и подзывает внимание Мерга запахом выделений, накрывших половые губы. — Это не скоро закончится.       Клюзе выжидает тридцать секунд, чтобы подействовал нюхательный табак, и с распростёртыми объятиями и гримасой сожаления подходит к плачущему слуге.       — Я так долго тебя ждал, дружочек. И вот ты появился в резиденции. Ты никуда от меня не денешься, пока я сам не захочу, — он оборачивается на пьющего за столом бургундское Козимо. — Ты велел мне найти пососать что-нибудь другое? Я нашёл.       По просьбе эсквайра Талер встаёт на четвереньки. Боис сажает на него Мерга. Под громкое чавканье мокрого рта под усами Шартрез победоносно улыбается. «Где, интересно, кожа с головки обрезанного члена? — думает она. — Необходимо отправить подарок леди Герте».       Удовлетворённый Клюзе поднимается с колен при помощи служанки Хаберль. Она вытирает ему губы салфеткой.       — Кузен, будь добр, позволь Хаберль вычистить клетку Цереры. Испражнения крысы в сочетании с дерьмом Тичино добавляют непередаваемую сладость поцелую Мерга. Незабываемый вкус во рту я готов высасывать часами, — Клюзе наклоняется над слугой и гладит по волосам. — Это будет твоим завтраком, дружочек.       — Чем ты будешь удивлять Мерга на обед? — Шартрез опускает камзол с плеч. Козимо пребывает в блаженстве, наблюдая её без одежды. Нужно было принять предложение поцеловать и обсосать груди. Увы, прошлое не вернуть.       — Фаготом, — отвечает Клюзе. — Мы не просто так держим животных в резиденции. Талер, не соберёшь кучку добермана?       Так проходит завтрак. Через два часа Козимо целует ликёрными губами Боиса, в ответ получая кофейные ласки. Клюзе показывает Мергу резиденцию, не забывая вставить в рот или между ляжками в каждом коридоре. Пару слов о резиденции: первый этаж — столовая, кухня, гостиная, комнаты слуг; второй этаж — апартаменты развратников, кабинет фюрста и библиотека. О темнице было сказано ранее, также существует чердак, но о нём в другой раз.       Маркиза Бирджит — ровесница Козимо. К 48-и годам обзавелась пятью сыновьями и расщелиной между передними зубами.       — Иди сюда, — подзывает Козимо черноволосую и черноглазую гостью, — не ютись в кресле.       На диван к нему подсаживается грудастая особа. Вы не подумайте, не Высшие Силы наделили формами Бирджит. Пятеро сыновей каждый в своё время оттянули и обсосали железы.       — Интересное письмо ты прислала мне, — Козимо убирает чёрную прядь за ухо. — Мы встречались месяц назад, когда Тристан ещё находился в утробе. Превосходно провели оргию. Твой сыночек родился с золотом на макушке?       — Перестань, старый развратник! — Бирджит стучит Козимо по кисти. — Не знаю, что ты сделал в этот раз, но месяц спустя после рождения Тристан отказался пить молоко из груди. Твоя сперма так повлияла на него?       — Если бы моя сперма повлияла, твой сыночек родился бы мёртвеньким. Значит, вот в чём смысл фразы: «Высоси из меня молоко»?       — Козимо, посмотри на них, — Бирджит вываливает наружу грудь. — Огромные! Маленький гадёныш не ценит моё тело. Ты же не такой? — она притягивает Козимо за шею.       Маркиза Бирджит пользуется услугами резиденции Фирвальдштет, в частности Козимо, уже давно. Он совокупляется с ней во время беременности. Три раза из восьми оказались неудачными — Козимо членом задушил двух мальчиков и одну девочку. Но не расстраивайтесь! У Бирджит и её супруга пять здоровеньких сыновей.       — Сильно сожми мои сиськи и выпей всё молоко! — велит маркиза.       «Сиськи, — ухмыляется Козимо, присасываясь к левому соску, — да, другим словом не обозначить формы, размером с арбузы». Спустя два часа Бирджит выходит из комнаты с высосанными «сиськами». Совокупление не произошло, Козимо удосужился лёгкой мастурбации. Специфическое молоко он выблёвывает в ведро, подставленное Боисом.       На обед господам подают густой мясной суп. Мерг сидит на полу и лакомится отходами Фагота на тарелке. После плотной трапезы господа отдыхают в комнатах. Клюзе готовится к предстоящей оргии с милордом из Золотурна — мастурбирует на Мерга. Козимо спит — набирается сил перед бурной оргией. Шартрез засыпает под чтение Талера.       На чай перед ужином в резиденцию Фирвальдштет приходит графиня Джулия, супруга графа Кнаппе. Мне не хватит словарного запаса описать её красоту и стать. Длинные чёрные волосы до пояса, глаза цвета зелёных гранатов. «Пантера, — восхищается Козимо, отмечая, как прелестно корсет подчёркивает большие груди. — Если она желает лично меня, я покрою её тело распутством, которое не видела моя комната».       — Рады видеть графиню в резиденции Фирвальдштет, — Козимо склоняет голову. — Позвольте представить: моя супруга герцогиня Шартрез и мой кузен эсквайр Клюзе.       Ни Клюзе, ни Шартрез не притягивают взгляд графини Джулии. Гостья поглощена Козимо. Горячий напиток в чашке остывает, пока она ждёт возможности начать разговор. Манеры никто не отменял. Слуги Мерга нет в столовой — он отдыхает в щели между комнатами Клюзе и Козимо. Слуга Талер выгуливает Фагота. Лысая крыса Церера бродит по столу и норовит залезть усами в чашку эсквайра — Тичино её прогоняет.       — Фюрст, я проживаю в Цуге последние десять лет. Родилась я тридцать восемь лет назад в Ури.       — Чудный кантон, — подхватывает разговор Козимо. — Множество раз бывал там.       — Не сомневаюсь, — загадочно улыбается Джулия. — Двадцать лет назад я вышла замуж за графа Кнаппе. У нас с супругом три дочери, рождённые в Ури.       — Радостно слышать о Вашей семье, миледи, — Козимо подкуривает сигарету в мундштуке. — Граф Кнаппе не соизволил сопроводить супругу в резиденцию Фирвальдштет. Жаль. Я бы не прочь с ним познакомиться. Думаю, герцогиня и эсквайр обрадовались высокопоставленному господину.       Клюзе кивает. На Клюзе белая короткая шубка, что так радует глаз служанки Хаберль. Шартрез улыбается из вежливости к графине. Снова манеры! Новые знакомства — это всегда хорошо. В сокровищнице ещё есть место для монет. Деньги не бывают лишними.       — Я намеренно пришла к Вам, фюрст, одна. Разговор наш будет о моих дочерях. Штеффи — старшая, ей — 16 лет. Кора — средняя, ей — 15. Аннет — младшенькая, ей пока 13.       — У Вас с графом большая семья, — Козимо курит. — Много наследниц, много потенциальных господ станут избранниками Ваших дочерей.       — Мне нужна помощь, фюрст, — графиня Джулия отставляет чашку. — По Швейцарии ходит слух о некоем господине, который собирает невинности девиц знатного происхождения. Этот господин путешествует по кантонам, обращается в бордели за девочками. Мне рассказывали подруги, что платили ему золото за своих дочерей. Много лет назад это было. Неизвестного господина давно не видели. Утверждали, он красив, статен и богат. В швейцарских борделях мне о нём не поведали. Господин канул или бесследно испарился. К чему я это рассказываю, фюрст? Вам не доводилось видеться с таинственным незнакомцем? Возможно, Вы знаете, где его найти?       — Графиня ищет господина для лишения невинности дочерей? — Козимо стряхивает пепел и смотрит на гостью исподлобья. Круглые очки не скользят на носу, голубые глаза скрываются за чёрными стёклами.       — Вы догадливы. Наследницам графа Кнаппе я ищу подходящего господина. Мои девочки достойны красоты, стати и богатства мужчины, о котором говорят, но который по неизвестным причинам скрывается.       — Ты знаешь, кого ищет графиня Джулия? — Козимо поворачивает голову на Клюзе.       — Нет, — он приподнимает и опускает плечи. — Я не заслушиваюсь слухами о девочках.       — А ты? — вопрос к Шартрез.       — Разные господа посещают швейцарские бордели. Пока графиня ищет необходимого мужчину в одном, он может находиться в другом. Швейцария — большая страна, кантонов много. Невинности — реки, протекающие вокруг наших земель. Могу сказать за себя: меня невинности лишал не господин и не за монеты.       — Женщина? — Клюзе вскидывает бровь над повязкой.       — Мужчина, — она отбивает вызов. — Их было трое.       «Спереди, сзади, в рот, — вспоминает Шартрез. — Они окружили меня и каждые полчаса меняли позиции. Именно поэтому я с отвращением отношусь к мужчинам».       — Я знаю, о ком Вы говорите, графиня, — Козимо любуется блистательной женщиной в расшитом узорами корсете и выпускает струю дыма на Клюзе. — Был господин, собирающий невинности девочек знатного происхождения. Он бродил по борделям, платил сотни золотых, если ему предоставляли девственниц. Лишал детства спереди и сзади сразу. Давно это было — правда. Больше десяти лет о нём ни слова не молвят. Занятие ему не наскучило, всего лишь изменилось содержание его прихоти. Последний раз он был замечен в Во тринадцать лет назад. Господин лишил невинности новорождённую девочку. Насытился? Я бы так не утверждал. Нетронутые щели не могут надоесть, — Козимо делает долгую затяжку и накрывает стол плотным дымом. — Не догадались? — обводит взглядом сидящих. — Это я. С 16-и лет я шастал по борделям в поисках удовлетворения прихоти. За двадцать лет я лишил невинности каждую третью девочку в Швейцарии.       Клюзе причмокивает чаем. Тайна Козимо, о которой Шартрез не знала, не шокирует её. Фюрст в резиденции лишил невинности многих девочек. Герцогиня наслышана о молодых годах супруга, собственными глазами наблюдала его буйный нрав. Поменялось ли мнение Шартрез? Нет. Она не исключает, что было бы куда лучше, если именно Козимо лишил её невинности в 14 лет — трое вселились бы в одного, и три члена срослись в один.       Графиня Джулия триумфально расслабляется на стуле. Она пришла в резиденцию за признанием Козимо.       — Ты меня не помнишь, не так ли? — графиня расплывается в улыбке. — А я запомнила твой шрам на щеке. О тебе в Швейцарии говорят те, чью невинность ты забрал. Бордель на западе Ура — именно там ты купил мою целостность двадцать три года назад. Служанка отвела меня в тёмный дом, где в одной из комнат ей передал сотню золотых юноша в военном мундире и со шрамом на щеке. Я запомнила твои голубые глаза, Козимо.       — Похвально, — фюрст снимает очки, в доказательство предоставляя, что его глаза за двадцать три года не изменились. — Я не запомнил ни одну щель, в которую влился в юношеские годы.       — Поразительно, что ты женился, — графиня с энтузиазмом оглядывает Шартрез. — Она — красавица, очень подходит тебе. У вас есть дети?       — Нет, — отвечает Козимо, отвлекая голосом Джулию от герцогини. — Мы не созданы для детей. Дети — белые личинки в трупах.       — Будь у тебя дочь, ты бы лишил её невинности?       — Непременно, — Козимо тушит сигарету в пепельнице. — Итак, вернёмся к твоему визиту, Джулия. Ты меня нашла. Невинности твоих дочерей я не куплю, с недавних пор мне платят за девственниц. Когда я увижу прелестных дочурок? — шрам на левом уголке губ ползёт вверх.       — На следующей неделе. Плачу по тысяче за каждую. Мои дочери частично в твоём распоряжении в течение ночи: Штеффи — спереди, Аннет — сзади, Кора — полностью, их всех — в рот. Пора им становиться женщинами. Твоя грубость не испарилась с годами? — графиня кладёт локоть на стол.       — Какого плохого ты обо мне мнения. Моя грубость с годами достигла апогея. Освежевать? Засунуть какой-нибудь твоей девочке крысу во влагалище? Выпороть? Залить расплавленное железо в горло? Выбирай.       — На твоё усмотрение, дорогой Козимо. Утоли свою похоть. Я попрошу тебя оставить в живых Штеффи и Аннет, а Кору убей, пожалуйста. Неудачная вышла дочь. Старшая и младшая ещё ничего, но со средней ни я, ни супруг справиться не можем.       — А что с ней? — Клюзе перебирает цепочку от табакерки.       — Читает Джейн Остин, утверждает, что невинность отдаст в браке.       — Браво! — аплодирует Шартрез. — Мне нравится эта девочка.       — Прошу, Козимо, перед смертью выбей из Коры дурь, — просит графиня.       — Членом? — он округляет глаза.       — Чем угодно. Я скажу дочерям, что веду их в резиденцию на ужин. О лишении невинности ни слова. Они узнают правду в твоих апартаментах, Козимо, или где ты собрался это делать.       — Да-а-а… — тихо вздыхает Клюзе, — дела…       Козимо убирает с блюдца чашку и крутит по скатерти маленькую тарелочку. Шпора на левом сапоге проходится по ножке стула.       — Давно я не вкушал переды, зады и рты молоденьких девочек, — циничный взгляд на графиню. — Ты мне предоставляешь целых три тела, Джулия. Благодарю. Я утолю свою похоть. Обещаю выполнить все условия.       Шартрез провожает графиню до выхода. У самой двери она восхищённо шепчет: «Тебе досталось достояние Швейцарии. Меня до сих пор удивляет факт, что Козимо нашёл себе суженую». «Меня удивляет факт, — задумывается Шартрез, — что за двенадцать лет брака Козимо так и не показал мне свою любовь, которую сдерживает в кристально-голубых глазах».       Прикосновения и поцелуи сопровождают супружескую жизнь Козимо и Шартрез, однако член не удовлетворяет, а влагалище не впускает внутрь мужчину. Очаровательная герцогиня не может объяснить себе, что именно ей нравится в образе Козимо: внешность или стержень. Всё гораздо проще — его безжалостность и бессердечие с долей вероятности пробьют заткнутые от мужчин желания Шартрез.       За два часа до ужина Клюзе ублажает двух господ — маркизов Доммартин: Зигурда и Бернда, братьев. Старшему Зигурду вставляет в зад член, младшему Бернду — раскалённую кочергу. Из одежды на Клюзе противогаз и ботинки. Буйство оргии не в глазах, а в его бронированном мускулами теле. Слуга Мерг слизывает языком с пола смазку и кровь, интенсивно мастурбируя. Он получит свою порцию удовольствия от Клюзе немного попозже.       На ужин в резиденцию Фирвальдштет приходят граф Монсо с сыном Вернером. К этому моменту удовлетворённые маркизы Доммартин зашивают анусы в родовом поместье. Клюзе трапезничает в комнате в компании Хаберль и Мерга. Одурманенный похотью, он не в состоянии спуститься на первый этаж в столовую — Козимо понимает кузена.       На столе говядина «по-староанглийски»: десять кило мясо под корицей, гвоздикой, душистым перцем, шалфеем, мускатным орехом и луком. Гости закусывают хлебом, пропитанным винным уксусом. Выпивают — женевскую мочу, привезённую из замка бывшего лорда Мерга. Козимо облачён в чёрный сюртук на жилет. По левую от него руку элегантная Шартрез. Длинными ресницами она отгоняет неприличное внимание лорда Вернера. Длинными пальцами она обмакивает хлеб в соус из-под говядины.       Представим гостей. Граф Монсо обладает жёсткой итальянской внешностью. Идеальный рост — 180 сантиметров. Очертания фигуры под тёмным кафтаном и брюками говорят Козимо о надрывном желании Монсо. Граф широкоплеч, не слишком узок в талии, многогранен в возможностях тонких пальцев. Лёгкая седина в волосах намекает о возрасте Монсо — 61 год. Орлиный, с небольшим изгибом нос, ровные губы, острые брови и впалые щёки на квадратном лице гостя Козимо рассматривает без стеснения. «Красив, — думает он. — Такому графу я отдамся без сожаления и сомнения». Шартрез заслушивается бархатными речами Монсо. «Удивительно, как на первый взгляд совершенный мужчина в глубине души скрывает мужеложца», — размышления запиваются кислым вином.       Лорд Вернер к 23-м годам не обладает внешностью отца. Коричневые кудри и борода сливаются с цветом глаз. «Цвет дерьма, — смеётся сравнению Шартрез. — До хищного взгляда графа отпрыску очень далеко». Вернер высок ростом и сух телосложением. Однотонный кафтан превращает его в кочергу. Молодой гость не перетягивает на себя внимание Козимо. «Он, наверное, и волосат к тому же, — раздевает лорда фюрст. — Давиться волосатостью непривлекательного мальчика в мои планы не входило». Вернер глупо улыбается, являя за ужином кривые передние зубы. У красивого родителя уродливый сын. Природа порой насмехается над людьми. Интересно было бы взглянуть на последователя Козимо и Шартрез. Каким бы он получился? Безграничным в желаниях или холодным в любви?       — Сколько стоит любовь, Козимо? — Монсо поворачивает стул боком к столу и откидывается на спинку. Фюрста восхищает величие плеч графа.       — Любовь, — произносит Козимо потухшим голосом, никто в столовой не видит обесцвеченных от несправедливости глаз. Чёрные очки надёжно скрывают личное. — А что Вы подразумеваете под любовью, граф?       — Тела. Их существование, соединение, гармонию. За тридцать лет брака я могу с уверенностью сказать, что после первых двух лет жизни с графиней моя любовь к ней угасла. Какое топливо поддерживает любовь?       — В котором содержится множество составляющих элементов.       — От страсти до нежности? — уточняет Вернер.       — Нежность — отрицательное чувство. На нежности любовь не строится. Страсть? — Козимо поднимает правую бровь. — Страсть — звено длинной цепи потребления. Человеческое тело создано давать и брать. Я предпочитаю брать. Всё, до последней капли и чуточку больше.       — Герцогиня Шартрез за двенадцать лет брака выглядит свежей, — Монсо улыбается сделанному комплименту. — Моя графиня в 44 года покрылась морщинами и непробиваемой коркой. Я ценю женщин, удовлетворяющих все потребности мужчин, при этом оставаясь вечно молодыми, доступными и подчиняющимися.       — Я ношу маски и одеяния из растений для сглаживания лица и фигуры, — Шартрез ловит на губах самодовольный взгляд Монсо. — Когда наступает момент оргии, мои руки покрывают доспехи. Не судите женскую сторону мира по графине. Её вина в том, что супруг предпочитает плоскую грудь, а не большую, сосать член, а не лизать половые губы.       — Это не вина моей супруги, — Монсо смеётся, отчего у Козимо зудит в паху. — Мужчины привлекали меня ещё в юности. Владеть мужчиной — чувство господства. Владеть женщиной — испытывать раба на прочность.       — С последней фразой соглашусь, — кивает Козимо. — С предшествующей поспорю. В моей комнате над мужчинами имею власть я. Я ощущаю внутри член, но я не раб, а господин позади меня блаженствует и надевает на мою голову корону.       — Я верю в Ваше распутство, Козимо. Вижу, как Вы пожираете глазами под очками супругу. Но, — Монсо закидывает ногу на ногу, — Шартрез, как можно любить плотолюбца и сластолюбца в лице Козимо? Что происходит между вами на любовном ложе?       Если бы Монсо не имел привлекательную внешность, Козимо заткнул тщеславного гостя углём из камина. Поднятая за столом тема любви двойственно отражается на сердцебиении Козимо. Он ненавидит размышлять и говорить о любви. Не верит в любовь и сам же её от себя отгоняет. «Люди не любят, — говорил он Боису. — Люди не понимают смысла любви. Любовь — это жажда. Жажда выплёскивается через потовые железы. Если ты чувствуешь холод на горячей коже, значит ты — глупец. В таком случае для тебя любовь — это саморазрушение. Я разрушаюсь под взглядом Шартрез двенадцать мучительных лет».       — Человеческая плоть, — Шартрез отвечает на вопрос Монсо, — не наделена необъяснимыми формами и содержимым. Все мы состоим из мяса, крови, жира и костей. Сластолюбец выбирает не тело, а его возможности. Жажду утоляют пища, воздух, напитки. Я даю Козимо вкусить плоды природы, которыми меня наградило рождение. Я заполняю лёгкие Козимо дымом табака кидзами, привезённого из Японии. Козимо пьянеет, подставляя рот под мои соки. Мы — жертвы любви. Наше спальное ложе — могильная плита, пропитанная жаждой и секрециями.       Чувство гордости пылает в груди Козимо. Ложь обернуть в простыню извращённой мечты не способна ни одна женщина Швейцарии, не исключено и мира. Не сегодня завтра Козимо заболеет приапизмом — притворство Шартрез покроет член синим цветом, любой звук из уст супруги причинит адскую боль.       — Поцелуйтесь, — граф Монсо водит ухмылку по лицам Козимо и Шартрез.       Козимо собирает нижнюю губу в трубочку. Он хочет поцеловать Шартрез. Не передать словами, как сильно он желает поцеловать ту, что годами мучает его неприкосновенностью. Сколько чувств вложить в сплетение губ? Отказать гостю или заткнуть раба?       Козимо приближается к сидящей супруге и склоняется к запрокинутой голове. Расстёгивает на Шартрез две пуговицы пиджака и кладёт руку на живот — под чёрной сорочкой ощущается спокойствие. Не снимая очков, с открытыми глазами Козимо попеременно накрывает верхнюю и нижнюю губы. Поцелуй нежности, не сластолюбия. При других обстоятельствах Козимо целовал бы Шартрез иначе. Герцогиня просовывает руку под сюртук и проводит ладонью по бедру супруга. Она ощущает тёплую кровь, обмазывающую мускулы на ноге. Эрекция возникает у одного мужчины за столом — у лорда Вернера. Козимо ведёт рукой с живота на бок и отдаётся во власть близости. Супруги целуются мягко и непорочно. Алая помада не переходит с полных губ на тонкие. Шартрез не заживляет шрам на щеке Козимо — бесчувственность не вдохнёт жизнь в бездушие. Жаль, сцена происходит без зрителя Клюзе — ему было бы больно в момент супружеского поцелуя.       — Это оказалось чувственно, — Монсо приятно удивлён исполнению просьбы.       Шартрез вытирает губы друг о друга. Козимо закуривает, возвращаясь на место за столом.       — Чувственно настолько, что наши с Шартрез чувства взбудоражили лорда Вернера.       — Прошу прощения, фюрст, — Вернер вытирает с виска текущую каплю пота.       — Козимо, — Монсо допивает вино в бокале, — после того, как Вы выкурите сигарету, предлагаю более не откладывать оргию.       — Поддерживаю, — соглашается тот.       — Шартрез, я бы хотел, чтобы Вы присутствовали, — выдвигается неожиданное требование.       — Женщина нарушит уединение трёх мужчин. Я планировала со слугой погулять вокруг резиденции, чтобы ужин улёгся, и чтобы вечерний воздух принёс цветочные сны.       Козимо не приверженец подглядывания. Он запрещает Шартрез подслушивать и наблюдать из соседней комнаты-щели оргии. Нет, ему не стыдно за себя, наоборот, чувство гордости подталкивает на жестокость. Шартрез нельзя восхищаться супругом, дающим в зад господину или слуге. Сам же Козимо неоднократно следил за герцогиней, ублажающей женщину. Откровенно говоря, ему нравилось: и Шартрез, и акт однополого соития. Он понял, что вступил в брак с подходящей его любострастию дамой.       — Две тысячи сверху, — Монсо предпринимает необходимые меры. Молчание фюрста говорит о задумчивости выбора: деньги или супруга. — Шартрез, я не предлагаю Вам присоединиться к нам с сыном. Сидите на месте и любуйтесь. Уверяю, оргия не вызовет рвоту. Ваш супруг в надёжных руках.       «Членах», — перефразирует Шартрез.       — Мускусный аромат трёх мужчин принесёт мне эротические сны, — она вытирает рот салфеткой и моргает Козимо в знак согласия.       Чёрная кунсткамера располагает обилием мебели, свечей и золота. Шартрез занимает кожаный диван и расстёгивает пиджак. Мрак — сюртук порока. Поздний вечер затихает за окном. Пламя на воске не колышется от дыхания двух тел на столе. Козимо облачён в сюртук на нагое тело, маска, усыпанная одинаковыми камнями, полностью скрывает его эмоции.       Лорд Вернер без одежды оказывается тощим и волосатым. Граф Монсо являет Козимо и Шартрез облитое мускулами и короткими волосами тело. «Какое убогое создание, — думает Шартрез, высматривая в чёрной гуще член Вернера. — Какое великолепие, — очертания ровного и большого члена Монсо заполняют ротовую полость слюной». Сын и отец одного роста, но разного телосложения. Зная вкусы Козимо, Шартрез понимает, что шестидесятилетний граф выглядит выигрышно на фоне тоненького сынка. Вернер и Монсо лежат членами друг к другу — почти трутся клиторами, если бы они были. Два разных члена в руках Козимо. Первая свеча потухает. Первый стон вырывается из горла Вернера. Представление обещает быть занимательным. Пальцы Козимо обводят головки и расширяют влажные анусы. Кожаные перчатки покрываются слоями белых выделений. Козимо в облегающих перчатках — Шартрез это нравится. Под расстёгнутым сюртуком выглядывает твёрдый член — на удивление, Шартрез это тоже нравится. Выпуклые вены на мокрой коже червями тянутся от лобка к сердцу. Монсо гладит Козимо по ноге и нащупывает член. Ладони в перчатках успокаивают жажду на лобках. Две головки дёргаются, словно цветочки от ветра на лугу.       Шартрез не взяла с собой кисэру, поэтому пользуется сигаретой без мундштука. Табак с привкусом апельсинов во рту. Цитрусовые сочетаются с мускусными в чёрной кунсткамере. Два взрыва спермы изливаются на сюртук. Увиденное не будоражит Шартрез. Мужские тела — излишки бурной фантазии Творца.       В комнате у лестницы, на круглой кровати, Клюзе перестаёт поедать виноград, потому что слышит отрывистые стоны извержения. Он засовывает культи в ботинки, не зашнуровывает и в леопардовом камзоле на плечах выходит в коридор. Слуга Боис ждёт окончания оргии в щели между апартаментами. Боис не трогает себя. Когда гости заплатят за услуги, он придёт к Козимо залечивать полученные раны.       — Вон отсюда, — ровным голосом произносит Клюзе и занимает место слуги.       Перед ним рисуется омерзительная картина. Два господина — взрослый и молодой — лапают спереди и сзади нагого Козимо. В комнате ярко из-за свечей и драгоценных камней в маске. Запах кислого пота и апельсиновой сигареты раздражают слизистую карего глаза. «Почему я слеп только на правый?» — обречённо спрашивает себя Клюзе. Он не понимает нахождения Шартрез на диване. Сколько раз Клюзе подсматривал за Козимо? Много. Сколько раз за Клюзе подсматривал Козимо? Не так много. Фюрста не интересовали возможности кузена.       Козимо привлекает граф, именно поэтому он стоит к нему спиной. Неловкие руки Вернера ошпаривают рельефные грудь и живот. Монсо наклоняет вперёд Козимо и присасывается ртом к анусу. Вернер проводит членом по выпуклым камням на маске. Задний проход смазан и готов ко второй части оргии. Козимо мастурбирует двум гостям. Вернер снимает маску и прижимается губами. Колючий бородатый поцелуй. Член Монсо трётся о зад Козимо. Граф грубо хватает за рёбра, щиплет за грудь и оттягивает соски. Вернер занимается крайней плотью Козимо. Монсо входит в тугую щель.       Клюзе закрывает рот ладонями, чтобы не выдать возмущения. В его кузена вставляют быстро, по-содомски грубо. Клюзе обижен на судьбу. Сука на Небесах взмахивает волшебной палочкой и не попадает магической пыльцой на бедного эсквайра.       Член Козимо заглатывает Вернер. Фюрст держится на прямых ногах и закидывает руку на Монсо за спиной — орлиный нос к большому, тонкие губы на тонкие. Чувственный поцелуй стряхивает пепел с сигареты Шартрез. Вернер облизывает грудь Козимо, но голова повёрнута на герцогиню. «Ты мне не нравишься, мальчик, — Шартрез сдвигает широкие брови к переносице. — На его месте я бы тебе не дала».       Монсо поворачивает лицом Козимо. Они целуются самозабвенно и похотливо. Вернер примеряет на себя белые ягодицы. Козимо отрывисто дышит в рот графу. Монсо приседает и поднимается с семидесятикилограммовой ношей. Фюрст держится за широкую шею швейцарца, больше похожего на итальянца. Согнутые в коленях ноги закинуты на сгибы локтей. Поцелуи не прекращаются. Слишком уж их много к середине оргии. Шартрез удивляет, что её супруга не отторгают слюни грязных ртов. Вернер вставляет в анус Козимо член отца и сам пристраивается со спины. Это как две пушки перед глазами — моментальная смерть. Козимо жмурится и скалится. Морщины вспарывают лицо от лба до подбородка. Шрам на щеке расходится от натиска, как разрывается анус от двух мушкетов. Юный Вернер превращается в кастрата — высокие всхлипы-стоны задувают пять свечей. Граф Монсо подобен хищнику, вырвавшемуся из клетки. Даю голову на отсечение, что в клетку Цереры его член не поместится. Что касается упомянутой лысой крысы — она безучастно наводит порядок в своём жилище, подметает хвостиком половицы.       Порох в мушкетах заканчивается. Козимо стоит на выпрямленных руках и ногах. Золотой браслет на правой лодыжке трясётся от нервных фрикций Вернера сзади. Не без рвотных позывов рот принимает Монсо. Вы представляете, читатели, что сейчас происходит с Клюзе? Над любовью надругаются, но она всё равно не разрушится.       Два члена мастурбируют в открытый рот Козимо. Колючие волосы Вернера в паху царапают. Всплески ядовитых вод орошают губы, которые совсем недавно подарили Шартрез поцелуй. «Замечательный» — по её ощущениям. Тонкие мягкие губы пачкаются спермой. Головки вытираются о щёки, как тухлые тряпки, коими не моет резиденцию Эльфрида. Козимо выбирает объект своего вожделения — отсасывает остатки семени у графа. Ещё не конец оргии, друзья! Два члена излились, но главный только выходит на сцену. Козимо поднимается с колен и взглядом опускает на пол Монсо. Они меняются местами. Вернер мастурбирует член, нацеленный на рот отца. Впалые щёки соединяются, обхватывая длинный орган. Вернер тянется поцеловать Козимо, но тот нагло отталкивает ударом между ног. Ненависть облачается в одинаковую одежду. Карие глаза Монсо уверяют в удовлетворении. Расплавленное золото заливается в рот графа на последнем вздохе. Монсо откидывается спиной на пол. Два гостя, заполненные усладой оргии, валяются в ногах Козимо. Шартрез поражена выдержкой супруга. Струи крови текут по внутренним сторонам бёдер. Подбородок властолюбиво вздёрнут. Козимо победил двоих. Он из последних сил скрывает от Шартрез боль в заду и левой ноге.       Герцогиня наблюдает, как отец с сыном одеваются. Содомия прячется под аристократизмом. Монсо и Вернер расплачиваются за предоставленную аудиенцию — гора золотых монет сыплется на клетку Цереры. Козимо не двигается в центре комнаты — это принцип.       — Боис! — зовёт он слугу.       Боис провожает из резиденции двух гостей. Они прощаются скромным: «Благодарим». От Козимо ускользает лёгкое прикосновение Монсо к Шартрез. Граф дотрагивается до её пальцев, когда проходит мимо.       Клюзе вытирает слёзы перед возвращением в комнату. Он берёт с круглой кровати поднос, усыпанный виноградом, и ставит перед раздетым на цепи Мергом.       — Не трясись, — просит хриплым голосом. — Ешь и ложись спать. Я не трону тебя.       Шартрез вытаскивает из внутреннего кармана пиджака чёрный платок. Скользящей тканью она протирает грудь и живот Козимо.       — Не надо, — он еле стоит на ногах, удерживая в мускулах желание рухнуть перед супругой. — Просьба Монсо выполнена. Ты свободна.       — Я могу залечить твои раны, — Шартрез вытирает рот и щёки Козимо, тянется губами, чтобы поцеловать, и целует. Как в столовой. Как перед гостями. С нежностью. Как Козимо целовал её. Она чувствует на губах вкус фюрста, а не графа и лорда.       — Ты свободна, — повторяет Козимо и делает шаг назад на онемевших ногах. — Уходи.       Шартрез в последний раз проводит платком по мокрому и холодному телу, на секунду поднимая взор на голубые глаза, подведённые чернилами. Ровный ободок течёт от пота — Козимо никогда не плачет.       — F21, — произносит Шартрез неизвестную комбинацию.       — Что? — Козимо пронзает её непониманием.       — Ты не поймёшь, — она оставляет платок на плече и отдаляется спиной к двери. — До завтра, Козимо. Завтра ты тоже не поймёшь, и я ничего не могу с этим сделать.       В кунсткамере между кроватью и диваном падает на пол вылитый из золота экспонат. На звук удара прибегает Боис.       Шартрез надевает кожаный плащ и выводит из резиденции Фагота. Шартрез плачет и курит кисэру. Она не может помочь Козимо, не в силах спасти Клюзе. Доберман-альбинос бегает вокруг резиденции Фирвальдштет. Фагот — призрак в ночи. Фагота не существует.       На чёрной простыне лежит утомлённый Козимо. Боис вытирает его полотенцем, но перестаёт, когда господин шипит от боли, стоит ткани соприкоснуться с левым бедром.       — Что такое? — не понимает Боис.       — Тазобедренный сустав болит. Неудобная была поза на руках графа Монсо.       — Монсо носил тебя на руках? — слуга аккуратно обводит больное место.       — Стоял на месте. На руках меня носишь ты.       — Наполнить чан водой? Я помою тебя, смою мерзость.       — Будь со мной, — Козимо протягивает руку, подзывая Боиса.       Уязвимость Козимо перерождается в сталь под поцелуями Боиса. Раны не заживают моментально. Слёзы не высыхают, если их стереть. Каменное сердце в теле петиметра раскалывается — отдельные кусочки сшиваются золотыми нитями.       Ночью Боис берёт Козимо четырежды. Ночью Шартрез возвращается в резиденцию. Ночью Клюзе снимает с шеи Мерга цепь.       Завтра наступит новый день, похожий на предыдущие. Завтрак, ликёр, обед, отдых, чай, отдых, ужин, оргия, ночь. Ночью под мантией сна трое мерзких стирают прошедший день. В ночи правда. Утро принесёт забвение. И так ежедневно.