Трое мерзких

      Утро начинается с грандиозного завтрака! Представляю вашему вниманию семейство Кречман: маркиз Юстус, маркиза Беттина и их неотразимая дочурка Ульрике. Пятьдесят тысяч за стол. Под кровавыми колбасками, свининой, пшеничной и кукурузной кашами, пирогами с персиками и вишней, жидкими яичными желтками нагие гости ожидают оргии. Кречманы не будут трапезничать — их будут вкушать.       — Начинаем с игристого? — Клюзе склоняется к бокалу, который держит во рту маркиз Юстус.       — Твой игривый дружок уже начал, — Козимо кивает на член, рвущий полукальсоны.       — Всегда готов! — Клюзе вытягивается по струнке и прикладывает кисть к виску.       Наши развратники только покинули кровати, поэтому на Клюзе белые полукальсоны, на Козимо длинный камзол без рукавов, на Шартрез шейный платок. Фюрст пожирает взглядом герцогиню. Линии бёдер зазывают руки коснуться мягкой кожи. Неприкрытый лобок влечёт всунуть член между влажных губ. Козимо с утра не успел отдаться Боису — лучше бы подставил зад, а не глаза под чернила. Внешний вид выиграл партию у плотского удовлетворения.       Клюзе слизывает кукурузную кашу с маркиза Юстуса. Раздвоенный язык отыскивает левый сосок.       — Жаль, маркиз, ты лежишь на спине. Так бы сразу залез в зад, но пока довольствуюсь ртом.       Маркиз Юстус — швейцарец. Старше Козимо. Голубоглазый, небритый, лысеющий. Фигура хилая, есть жир на животе и груди. Лоб поражён морщинами. Не красавец, но внешность неплоха. Соизволит кто-нибудь сжалиться Наверху и послать Клюзе красавчика? В чём дело?! Одних шестидесятилетних господ приходится иметь! А как же упругие попки двадцатилетних юношей? Слуга Мерг стоит в сторонке, скрестив кисти на паху — его упругую попку высекли прошедшей ночью. Хоть одним красавчиком упивается Клюзе! И на том спасибо.       — Вы видите правым глазом? — неожиданно интересуется маркиз Юстус.       — Он у меня просто так побелел! Конечно не вижу! — твёрдый член затыкает рот — пресекает непрошеное любопытство.       Герцогиня Шартрез высасывает с губ леди Ульрике яичный желток и накрывает перевёрнутым поцелуем. Залезает на стол и садится на лицо тридцатилетней аристократки. На карие глаза Ульрике опускаются белые ягодицы.       — Трогай её, — Козимо уже мастурбирует, но ему необходимо больше.       Шартрез выполняет просьбу. Обводит бёдра Ульрике, убирает кусочки зажаренной свинины. Поверх мясного сока на коже остаются царапины от ногтей. Козимо учащённо дышит между раздвинутыми ногами маркизы Беттины. Клюзе переворачивает Юстуса, устраивая погром на столе, и разрывает надвое пирожок с персиком. Густая начинка стекает в анус маркиза. Член смазывается сладким повидлом, но входит в узкий зад натянуто. Козимо нещадно щиплет клитор и собирает пшеничную кашу с тела Беттины. Он будет мастурбировать ей ещё долго — пока не наестся. Шартрез засовывает кровавую колбаску в дыру Ульрике и трогает себя за грудь. Бессовестно поглядывает на Козимо, пребывающего в ярости. Провокация? Бесспорно. Козимо разрывает на части. Лишь неизвестное сдерживает, чтобы не вывернуть наружу Беттину. Как жаль, смерть не входит в сегодняшние планы.       Между маркизой и герцогиней есть некоторая схожесть. Серые глаза смотрят на Козимо с вызовом — Беттина жаждет член внутри, а не пальцы. Короткие руки и ноги проводят по плечам и бёдрам. Беттина симпатичная, а Шартрез никогда не считала себя красивой. Как опрометчиво… Козимо выливает на серые глаза игристое, прижимает к животу ляжки Беттины и резко входит.       Маркиз Юстус брыкается на столе под Клюзе. На пол летят куски мяса и бокалы с шампанским. Кукурузная каша прилипает к подошвам на ботинках. Между колбасками, по пирожкам пробегает Церера. Горловое рычание Клюзе сливается с блёклыми стонами Юстуса. Высказывать за столом удовлетворение не боится только наш бедный Клюзе.       Сосновая поверхность жалобно скрипит под фрикциями Козимо. Он выходит из Беттины и жестом показывает Шартрез, что пора меняться. Теперь он стоит на коленях перед лицом юной Ульрике, всовывает в рот член и не даёт губам отдалиться от лобка, а Шартрез целуется с Беттиной и обливает груди игристым.       Клюзе собирает со стола пшеничную кашу кусочком хлеба. Вслед за Юстусом, пачкающим спермой жижу из кукурузы и шампанского, изливается в анус. Леди Ульрике тоже получает порцию семени в зад — только золотого. Козимо затыкает мясом расширенную до безумия дыру. Шартрез и маркиза Беттина разбавляют мужскую сперму женскими секрециями. Столовая покорно наблюдает за соприкосновениями клиторов. Талер безмолвно разряжается в брюки. Хаберль подстрекает Клюзе съесть пару ложек каши. Мерг посылает господину соблазнительные взгляды и фразу: «Всунь в меня после завтрака». Эльфрида отгоняет Тичино от Фагота — жёлтая птичка щиплет добермана за уши. Козимо сажает на плечо Цереру. Крыса щекочет его длинными усами и спрыгивает на стол в надежде обожраться пшеницей и заснуть в забвении.       Шартрез откидывается на Козимо — голова ложится на мускулистое бедро. Он прижимает к себе твёрдый член, чтобы не стучал по неотразимому лицу. Шартрез проводит пальцами от соска до рёбер Козимо, окунается в красоту голубых глаз и дарит неожиданную улыбку.       — Доброе утро, — она хрипло смеётся, перемещает руку на бедро.       — Доброе, — Козимо приглаживает её растрёпанные волосы.       — Фух! — Клюзе хлопает по животу и отодвигает ботинком задницу маркиза Юстуса. — И покушал вкусно, и отменный зад испробовал! Всем доброе утро! — триумфально поднимает руки. — Мерг, иди отсоси у меня.       Вот так встретили утро три развратника. В резиденции Фирвальдштет наступил новый день.       Под чёрным сюртуком у Козимо белая сорочка. За столом в комнате Клюзе Хаберль красит господину ногти.       — Решил освежиться? — Козимо садится на софу.       — Расслоились, — Клюзе дует на левую руку. — Негоже мне такому страшному ходить со страшными ногтями.       «А кисти в целом тебя не смущают?» — задаётся вопросом Козимо, рассматривая чёрные ногти на своей левой руке.       — Где Мерг?       — Понятия не имею, где-то ходит.       — Ты не знаешь, где слуга? — Козимо снимает очки. — А я предлагал сломать ему ноги снова, чтобы не пропадал без вести.       — Что тебе до Мерга, кузен? — Клюзе впивается озлобленным взглядом в голубые глаза. — Мало одного? Где твой прекрасный Боис?       — Жаждешь забрать его у меня? — ухмылка сверкает на гладком лице Козимо. — Тебя так волнует мой слуга.       — Попка у него занимательная, да и губки рабочие, — Клюзе стучит голосовыми связками.       — С этим не поспоришь, — Козимо красноречиво цокает. — Клюзе, я пришёл предупредить тебя о новом клиенте.       — Какой клиент?! У нас на сегодня парочка записана!       — Да, я помню и очень благодарен тебе, что ты не проливаешь впустую сперму на Мерга.       Хаберль заканчивает красить ногти и убирает бутылёк в шкафчик. Клюзе подобен Тичино: канарейка сушит пёрышки на подоконнике, а он растопыривает пальцы. Бородка с квадратного лица исчезла. Клюзе шевелит губами, и аккуратные усы тоже двигаются. Выбритая бровь не заросла — предположительно Клюзе понравилась эта экстравагантная деталь, поэтому он продолжает избавляться от ненужных волосков. Великолепный Клюзе в леопардовом камзоле на нагом торсе и кожаных брюках сидит за столиком нога на ногу, продолжая обдувать ногти.       — Почему серьги снял? — Козимо отмечает огромные дыры в мочках кузена диаметром в сантиметр.       — Уши заболели. Решили отдохнуть. Вернёмся к клиенту.       — Думаю, следует заранее предупредить тебя об извращённом желании купца.       — Купец? — Клюзе вскидывает бровь с выбритой полоской. — Опускаешь меня ниже некуда! Хотя нет. Сегодня мы с тобой вставляем простолюдинам! Куда ещё ниже! От их двух монеток нам ни холодно, ни горячо.       — Тебе будет горячо, кузен, — утвердительно кивает Козимо и приподнимает уголки губ.       Клюзе засматривается на его руку, свисающую со спинки софы. Белая кожа в сочетании с красными костяшками и слегка вздутыми венами будоражат инстинкты. У кузена красивые кисти, не то что у него самого. Уродливый младший брат… В сколько мужских задов Клюзе вставил кривые пальцы? Не счесть. Первые фаланги короткие, вторые и третьи слишком длинные. Выпрямить такое убожество невозможно.       — Подробнее о клиенте, — Клюзе чует подвох. Козимо никогда не предупреждает о скрытных желаниях клиентов — обычно они хотят классическое соитие.       — Его влекут животные и ты.       Клюзе взрывается. Чёрный лак моментально высыхает на ногтях. Клюзе подскакивает со стула.       — Я не буду насиловать индюка! — крик охватывает комнату. Испугавшаяся Тичино улетает с подоконника на жёрдочку.       — Не индюка. Козу в ноздри.       — Ухожу в мужской монастырь! — Клюзе быстрым шагом направляется к выходу, распахнутый камзол взлетает словно крылья. — Буду развлекаться с просфорой, ликом Божьим и нетронутыми задами юных монахов! Сам вставляй член в ноздри козе!       Козимо останавливает возбуждённого Клюзе в коридоре.       — Я пошутил, — очков нет. Клюзе заколдовывают подведённые глаза. — В ноздри не надо. Надо в зад. Ты изнасилуешь её. Клиент наблюдает сие соитие, возбуждается, а потом ты вставишь ему, когда уже он будет сношаться с козой.       — Я не против вставить купцу. Хорошо, согласен, — Клюзе немного успокаивается, но волосатая грудь вздымается под камзолом. — Можно убрать козу? Можно я не буду её сношать?!       — Коза должна забеременеть, Клюзе. Суть в козе, понимаешь? Не ты изольёшься в неё, а купец. Клиент хочет заделать монстрика.       — Сегодня день изврата? — Клюзе мотает головой — встряхивает мозги. — То Шартрез исполняет прихоти могильщика, то я ублажаю козу! Мир сошёл с ума или мы?!       — Обыденность под пикантным соусом, — Козимо кладёт кисти на плечи кузена. У Клюзе пересыхает во рту от такой близости. — Купец с козой прибудут послезавтра. Если ему всё понравится, то тебе предстоит ещё подружиться с его гусем. Вот там, Клюзе, в ноздри.       — Прости, Козимо, спрошу грубо. Почему ты предпочитаешь сношать мозги бедному младшему брату, а не ебать его?       — Я не вставляю мужчинам, кузен, — Козимо поправляет камзол, обводит указательным пальцем леопардовое пятно.       «А я не подставляю зад мужчинам, — разочаровывается Клюзе, — но для тебя подставил бы. И почему я выбрал неправильную сторону мужеложства? Ягодицы у меня твёрдые, Мергу нравятся. Мергу всё во мне нравится. Почему же тебе, Козимо, я совсем не нравлюсь?»       — Я напьюсь после оргии, — предупреждает Клюзе. — Не знаю, что буду творить в пьяном бреду. Возможно, высеку членом Боиса или разорву анус Талеру. А может, — смотрит на Козимо снизу и почти касается губами гладкого подбородка, — и к тебе в комнатку загляну на оргию. Жди меня, кузен.       — Однажды я устроил оргию в резиденции твоих родителей, брат. Разбавил скучное соитие супругов большим членом и мушкетом. Отстрелил дядюшке, — Козимо ударяет кулаком Клюзе по паху, — его дружка, а твоей шлюхе-матери — обе груди. И для этого мне понадобился один выстрел. Перед тем, как переступить без разрешения порог моей комнаты, имей в виду, что под кроватью у меня заряженный пистолет. Я не пожалею тебя и выстрелю.       — Меж глаз, Козимо, — Клюзе упирается лбом в подбородок, — чтобы сразу подохнуть.       — На оргию с купцом и козой надень костюм-тройку с галстуком. Не опозорь резиденцию, Клюзе, и меня заодно.       Козимо находит Шартрез на чердаке. Она стоит над трупом внутри бараньей шкуры и курит кисэру. Зловоние не пугает супругов. Душу из тела леди Коры Козимо выбил несколько дней назад.       — Она воняет, — Шартрез затягивается кисэрой. — Маменька не собирается забирать дочурку?       — Графиня Джулия изъявила желание увидеть достаточно разложившийся труп дочери, — Козимо встаёт рядом с Шартрез и опускает взгляд на не украшенную платком шею. Руки за спиной в замке, а ему так хочется, чтобы они были на узкой талии.       — Когда ты лишишь невинности леди Аннет?       — Со дня на день. Аннет просила меня наутро вставить спереди, но я удержался.       — Сколько раз за ночь не удержался Боис? — Шартрез выпускает дым изо рта. Алые губы просят Козимо о поцелуе.       — Кажется, трижды. С девочками я покончил к двум часам ночи, а после отдался во власть Боису. Осуждаешь меня, Шартрез? — Козимо шепчет на ухо.       — За мужеложство или убийство? — она взирает на него снизу, привлекая длинными ресницами и глубокими глазами. — Почему её нельзя использовать для оргии? — Шартрез отворачивается и опускает взгляд на труп в шкуре. — Она же мертва.       — Могильщик предоставит выбранные им трупы. В Коре недостаточно червей, тело не так сильно разложилось. Совокупись со смертью, Шартрез. Утоли прихоть старой девы с косой.       — Кто утолит твою прихоть, дорогой Козимо? — она поворачивается лицом и кладёт руку на сердце. Золото сковывает орган. Звучание приглушённое и замедленное.       Козимо накрывает кисть ладонью:       — Ты готова к оргии? Помочь?       — И чем же?       — Чем скажешь, — Козимо убирает руку Шартрез с груди и переплетает внизу пальцы. — Я сделаю всё, что ты попросишь. Но помни, отказывать в оргии — некультурно.       — Я справлюсь, не переживай. Член мертвеца мне не нужно вставлять — большое спасибо на этом. А всё остальное — прихоти развратного ума.       «Ты и член мертвеца в дыру не вставишь, что говорить обо мне? — Козимо приближается к Шартрез, подставляет левую щёку под поцелуй, но она отводит полные губы и не заживляет старую рану. — Моё золото не обольёт тебя».       — Не подглядывай за мной, прошу, — Шартрез заходит за спину Козимо. — Я не слышала, как ты насиловал и убивал наследниц графа. И ты оставь меня наедине с развратом.       Могильщик Польт на три года старше Шартрез. Красивый и высокий мужчина. Жёсткое немецкое лицо усыпано родинками вокруг рта. За притягательным взглядом серо-голубых глаз Польт скрывает необъяснимую тягу к смерти. Пока он завозил два трупа в комнату Шартрез, поведал, как трижды лишал себя жизни. Первый раз — порезал вены, второй — повесился, третий — выстрелил в сердце. Шартрез отметила след от верёвки на шее. Польт трижды возвращался на бренную землю в Цуг. На вопрос Шартрез, что же нас ожидает по ту сторону, Польт ответил: «Ровная дорога без поворотов. Идёшь прямо и оказываешься там, откуда всё началось». Ни Шартрез, ни Клюзе, ни Козимо ни разу не умирали. Их не волнует жизнь после смерти. Мерзкие люди существовали и всегда будут существовать. Ненавистным личностям не следует желать смерти — жизнь рано или поздно свернёт не на ту дорожку. Это произошло и с Клюзе, и с Козимо.       Два года назад Польт хоронил молодую пару: Бернвальда и Ильзе. Супругов убили на свадьбе. При жизни они любили друг друга меньше, чем после смерти. Польт видел свежие трупы, когда закрывал крышки гробов. «Они — невероятно красивая пара. Безупречными супруги станут, когда их сожрёт гниение», — решил тогда Польт.       На полу в апартаментах Шартрез лежат юноша в сером костюме и совсем молоденькая девушка в дырявом платье. Кожа бело-серая и склизкая, глаз и волос нет, рты раскрыты. Из уважения к Польту Шартрез не морщится от трупного запаха — леди Кора на чердаке воняет сильнее.       — Я не могу до них дотронуться, — объясняет Польт. — Они для меня — священные создания. Я до безумия хочу их испробовать. Не поможете утолить похоть?       — Присаживайтесь, — Шартрез указывает на кресло, и Польт тут же его занимает.       Польт — заботливый надзиратель. Он требует от Шартрез аккуратности и почтения. Трупы — его дети. Ни один родитель не позволит чужому человеку бестактно обращаться с его чадом. Читатели, вспомните о графине Джулии и посмейтесь.       Шартрез соединяет алые губы с холодными устами. В рот попадают черви и зловоние. Не переживайте, Талер уже подготовил чан с водой и очень, очень много мыла. От обеда на сегодня Шартрез отказалась. После оргии Эльфрида сделает ей промывание желудка. С ровной спиной Польт сидит в кресле, на втором поцелуе вытаскивает из брюк член. В течение часа Шартрез обязана удовлетворять трупы — то бишь Польта. Через дыры на платье она прощупывает сдутые груди, случайными движениями расковыривая тонкую плоть. Шартрез блюёт в ведро, дабы не запачкать мёртвые тела. Это ведро вольёт в себя Польт перед финалом оргии. Очистившись, Шартрез залезает под юбку и вкушает гадость разложившейся дыры. Снова ведро. Под жалобный скулёж Фагота Шартрез сдерживает рвоту. Тем временем Польт нервно мастурбирует головку и подвывает доберману. Видно, что ему невтерпёж излиться, но Польт сдерживает себя.       Перенесёмся в соседнюю комнату. На диване с мундштуком во рту и очками для чтения на носу Козимо предаётся меланхолии с Джейн Остин.       «Предел мечтаний», — читает про себя, но желает услышать фразу.       — Предел мечтаний для всякого мужчины — женщина, которая будет услаждать чувства, не слишком при этом обременяя рассудок.       Козимо улыбается и поддевает большим пальцем нижнюю губу. Сигарета в мундштуке у виска. Церера ворует из тарелки на столе орешки. Пепел с сигареты падает в хрустальную чашу к трём окуркам.       — С моим-то рассудком, Церера, мне следует её ебать, а не разгадывать. Да? — Козимо прикрывает книгу, заложив страницу пальцами, и выпускает из носа струи дыма. — Ты так не думаешь? — он ждёт ответа от крысы. По красным глазам видит, что грызун его понимает, но ответить не способен. Так и Козимо с Шартрез — понимают друг друга, но не знают, как ответить на чувства.       Козимо возвращается к книге, находит место, на котором остановился, и с сигаретной затяжкой в его голову поступает мелодия. Рядом с тарелкой, наполненной лакомствами для Цереры, музыкальная шкатулка. Она пахнет золотом и старым железом. Козимо открывает шкатулку и обнаруживает записку: Сильвия. Почерк его супруги. Музыка играет в комнате, балерина не танцует.       С червями и кусочками плоти на губах Шартрез перемещает ласку с девушки на юношу. Чёрные пиджак и сорочка герцогини покрыты частичками Ильзе. Шартрез вылизывает Бернвальда, отрывая рот круговыми движениями. Польт этого не замечает из-за интенсивной мастурбации. Шартрез поцелуем возвращает обратно сухой язык. Не настолько сухой член оказывается у неё в руке. Мертвец возбуждается. Средних размеров орган распадается в кулаке, теряя прижизненную сперму. Удивительно, на что способна бесчувственная герцогиня! Трупы наслаждаются восхитительной Шартрез! Почему же Козимо не достоин этого?       Великолепный Колосс катает на спине Клюзе.       — Взрослые люди, а занимаемся детскими играми! — смеётся Мерг.       — Ты не взрослый, дружочек. Ты ещё маленький, а я — взрослый дяденька, у которого в заду играет детство.       — После обеда у тебя оргия, Клюзе, — Мерг закидывает его на плечо и целует в губы, — а ты растрачиваешь силы на чепуху.       — Я так-то всадить тебе хочу, женевец! — Клюзе целует в щёчку Мерга. — Поэтому отвлекаюсь на невинные забавы. Кстати, Мерг, ты не видел в резиденции деревянную лошадку? Который день ищу, так и не попалась мне на глаза.       — Деревянную лошадку? — переспрашивает Мерг. — Не встречал такую.       Хаберль отвечала Клюзе то же самое. В резиденции Фирвальдштет никогда не было детских игрушек. На Мерге белый парик с чёрной ленточкой на косичке — тот самый бинет, в котором Клюзе насиловал и кормил дерьмом лорда Мерга. Господин и слуга со временем превратили пытки в игру.       — Клюзе, что такое? Почему загрустил? — Мерг хлопает его по заднице.       — Нет… нет, я не загрустил, — он спрыгивает со слуги. — Ты прав. Давай закончим скачки на женевском жеребце. Я пойду подышу свежим воздухом.       Клюзе решает побродить вокруг пруда и по возможности выкинуть из головы нелепые мысли о деревянной лошадке. «Бессмысленная игрушка! Заставляет сомневаться в происходящих вещах!» — с этой мыслью Клюзе накидывает на плечи камзол и спускается на первый этаж ко второму выходу из резиденции. Никто не готовит обед, никто не стирает вещи, никто не наводит порядок в доме. Слуг нет.       Клюзе открывает дверь и не выходит из Фирвальдштет.       Мертвец изливается второй раз. Шартрез сдерживает рвоту за зубами. Польт подскакивает с кресла и пачкает спермой член Бернвальда. Могильщик не даёт Шартрез воспользоваться ведром, принимая рвоту из её рта в свой. Пока Польт поглощает отходы, из головки выливается сперма на лицо Ильзе. Оргия завершена! Следы недовольства Шартрез съедены Польтом. Мёртвые создания орошены любовью простого смертного. Шартрез в одиночестве удаляется очищать тело от мерзости, а могильщик Польт со счастливой улыбкой на лице увозит из резиденции трупы Бернвальда и Ильзе. Талер и Эльфрида принимаются отдраивать пол от остатков неповторимой оргии.       Козимо и Клюзе в одинаковых одеждах друг напротив друга. Чёрные брюки, белые сорочки без галстуков, чёрные сюртуки. На безымянном пальце Козимо обручальное кольцо, надетое Шартрез двенадцать лет назад. На Клюзе — стальные толстые. Лицо Козимо украшает шрам. В левом ухе две серьги, в правом — одна. «Он выигрывает меня по всем параметрам», — грустит Клюзе и просовывает пальцы в дырявые мочки.       — Веди себя достойно! — шипит Козимо. Горделивый подбородок, ровная спина и широко расставленные ноги воодушевляют Клюзе.       — Я хорошо себя веду! — он качается на каблуках грубых ботинок и сдерживает зудящий пах. — А тебя тоже будут иметь?       — Нет. Я вставлю девице, ты — мальчишке. Полчаса нам сосут, час мы лишаем их невинности.       — Ч-а-а-а-а-а-с! — Клюзе в ожидании сладострастия. — Ой, как мне будет хорошо!       Боис приводит в кунсткамеру четырнадцатилетних Гюнтера и Меноше — брата и сестру. Барон де Лавернь изъявил желание отдать маленьких слуг в бордель и зарабатывать на них деньги. Гюнтер и Меноше невинны. Барон де Лавернь заплатил сорок тысяч Козимо и Клюзе за «взросление» слуг. Детишкам необходимо быть подготовленными к пребыванию в борделе. А кто может это обеспечить, обесчестив аморальным образом четырнадцатилетних детей? Безусловно Козимо! Но барон де Лавернь попросил поиздеваться над мальчиком дольше, чтобы он не боялся мужчин. На подмогу Козимо явился Клюзе — не по своей воле.       Брат и сестра — двойняшки. Милые детишки, привыкшие к роли прислуги. В зелёных глазах — подчинение, ладони стёрты от тяжёлого труда, в коричневых волосах запах кухни и забитой дерьмом уборной.       Избавившись от сюртуков, Клюзе и Козимо ставят на колени брата и сестру. Плечом к плечу Гюнтер и Меноше работают ртами. Клюзе не рассматривает член кузена, его больше интересует общее состояние организма в процессе отсоса.       — Ты можешь на меня не смотреть?! — гневается Козимо. — Все тридцать минут глаз от моего лица не отведёшь?!       «Да. Я хочу наблюдать за тобой от начала и до конца».       Вслух Клюзе отвечает иначе:       — А что, нельзя?! Куда мне смотреть?! — он глубже проталкивает член в рот мальчика. — На мальца? — указывает ладошками на Гюнтера. — То ты мне задницы дедов предоставляешь, то маленьких мальчиков! Козимо, есть средний возраст? От тридцати до сорока! Ладно, можно и пятьдесят, но чтобы красивый и узкий! И можно со стадом коров!       Клюзе бы отымел и коров, и собак, и индюков, чтобы после насладиться Козимо: пятидесятилетним и красивым.       — Можно молча совокупляться?!       Козимо заглушает гнусавые требования Клюзе рвотными позывами Меноше. Девочка покрывает слюнями член, упирается руками в бёдра и умоляет прекратить пытку.       — Отрабатывай деньги своего господина, будущая шлюха, — Козимо ударяет её по щеке и вставляет член.       — Разве можно бить? — сомневается Клюзе.       — В борделе её и не так будут бить. Пускай привыкает!       Клюзе не поднимает руку на детей и женщин. В порыве страсти не прочь побить клиента по просьбе или по личной прихоти. Клюзе не осуждает кузена. У каждого своя разрядка.       Через десять минут от начала Козимо изливается в горло Меноше. Она плачет и просит прекратить. Клюзе также проливает сперму в Гюнтера. Двадцать пять минут оральных ласк выматывают брата и сестру. Козимо приказывает детям раздеться и возбудить друг друга. Стоя лицом к лицу, Гюнтер и Меноше целуются, мастурбируя щель и член. Два мушкета торчат из ширинок. Козимо и Клюзе поддерживают возбуждённое состояние. Эсквайру нравится наблюдать за мастурбацией фюрста. Вены на белой руке вздуваются, связки на шее выступают через кожу. Козимо запрокидывает голову и рычит со стиснутыми зубами. Клюзе ослабевает хватку на члене, чтобы не опозориться перед кузеном.       — Они ни черта не умеют мастурбировать! — Козимо притягивает за промежность Меноше и оставляет внутри четыре пальца. — Поставь ему! — приказывает кузену.       Клюзе подходит со спины к Гюнтеру и обхватывает рыхлый член, сам пока примеряет на головку анус мальчика. У Меноше трясутся ноги в судорогах от резких движений в щели.       — На сухую, — говорит Козимо.       — Сорочкой вытереть член? — Клюзе округляет разноцветные глаза.       — Их тряпками.       Козимо вытирает слюни и смазку куском платья. Вставляет Меноше сзади, отчего та вскрикивает. Невинность рвётся от больших размеров. То же самое Клюзе проделывает с Гюнтером, вытерев член о рваную тряпку, похожую на старую сорочку. Мальчик пытается вырваться, но рука крепко сжимает его член.       Две пары продолжают смотреть друг на друга. Козимо расстёгивает сорочку. Клюзе избавляет торс от одежды. Гюнтер и Меноше на четвереньках. Два господина насаживают брата и сестру, стоя на одном колене.       — Ты всегда так потеешь? — сквозь стон спрашивает Козимо.       — Я волосатый! — Клюзе слизывает каплю пота под усами. — Во мне много… — член гудит в анусе Гюнтера, и, чтобы не излиться, он сбавляет темп, — энергии… — смыкает веки и раскрывает рот; стенки узкого ануса придают насилию непередаваемые ощущения, — энергия выступает на кожу через пот. Ты тоже потеешь, братец!       Клюзе возбуждают поза, движения и внешний вид Козимо. Мокрое тело кусками выглядывает из-под расстёгнутой сорочки. Если Клюзе мускулистый, то Козимо рельефный и гладкий. Фактурность торса подчёркивают капли пота, стекающие с шеи до ремня на брюках. Кузены стоят на левом колене и держат детей за плечи. Одинаково двигаются, испытывают одинаковые ощущения. Отвлекаясь от разглядывания Козимо, Клюзе обводит взглядом свои блестящие от пота чёрные руки. Ускоряется, забывая о гигантских размерах члена. Гюнтер кричит от боли, Клюзе предаётся экстазу и изливается во второй раз.       — Продолжай его насиловать в анус, а я… — Козимо успевает вытащить и засунуть член в рот Меноше.       — А ты? — Клюзе удобнее укладывает Гюнтера на полу.       — А я займусь её передом.       На спину мальчика ложится тяжёлая туша. Клюзе сжимает запястья и, стоя на коленях, вставляет смазанный слюной член. Козимо ударяет Меноше в челюсть. Она теряет ориентацию на несколько секунд — этого достаточно, чтобы прорвать невинность спереди. Клюзе замечает много крови на члене кузена и под Меноше.       — Очень много, — наслаждение перебивает голос.       — Ты вновь на меня смотришь! — кожа Козимо багровая. Клюзе и не догадывался, что его брат способен возбуждаться до разрывов артерий.       — Она утопает в крови! Сам погляди! — он кивает на соединённые гениталии. — Ты ей внутренности режешь членом?!       Козимо останавливается и вытаскивает орган. Кровь продолжает вытекать из щели на пол.       — Это другое, — обмакивает палец в слизь на раскрытых половых губах и пробует на вкус. — Это маточная кровь.       — То есть, у неё… — Клюзе пыхтит над Гюнтером, прогибает поясницу, — начались… что начинается у женщин?..       — Да, — Козимо слизывает с щели кровь. — Это к лучшему. Так лучше.       Чтобы не испачкать сорочку, Козимо её снимает и отбрасывает на диван. Клюзе уже не знает, с какого ракурса вставить Гюнтеру — с мужским полом это не столь разнообразно. Козимо прижимает ляжки Меноше к животу и чередует насилие. Кровь — отличная смазка. Маленькое открытие оргии. Через полчаса два господина возвращаются к оральным усладам. Сперма и слюни текут по брюкам Клюзе. Козимо сдерживает порыв, чтобы после продолжительных двадцати минут излиться Меноше в щель спереди.       — Это всё? — Клюзе сидит на полу и вытирается сорочкой Гюнтера. — Ребятки готовы к борделю?       — Нет, ещё не всё.       Шпорой на сапоге Козимо разрезает надвое член Гюнтера. Зазубренным кольцом избавляет Меноше от сосков — девочку прижимает к полу Клюзе. Вдобавок к этому Козимо прыгает на её груди.       — Вот теперь всё, — Козимо оглядывает бездыханные тела.       — Я тогда, — Клюзе собирает вещи по комнате, — пойду к себе, отдохну.       — Отлично справился, кузен.       — Ага, — он задерживается у выхода с сюртуком и сорочкой в руках, — и ты был неплох.       Боис выбрасывает из резиденции Гюнтера и Меноше. Козимо на диване курит третью сигарету. Он погружён в мысли, поэтому не замечает появления Шартрез в комнате. Она присаживается к нему на диван и вынимает из пальцев мундштук с сигаретой.       Сильный запах заставляет Козимо вернуться из мыслей в действительность.       — От тебя приторно пахнет, — смотрит в одну точку — на краешек чёрного покрывала на кровати.       — Лучше мылом, чем мертвецами, — Шартрез затягивается сигаретой.       — Как всё прошло? — Козимо стирает засохшую маточную кровь с губ. Сидит рядом с супругой в не совсем приятном образе: в грязных застёгнутых брюках и без сорочки. От него воняет потом и спермой.       — Быстрее, чем у тебя, — Шартрез даёт ему затянуться. Вместо мундштука Козимо не отказался бы от алых губ. — О чём задумался?       — О музыкальной шкатулке.       — Не знала, что у тебя есть подобная вещица.       — У меня нет. Понятия не имею, откуда она взялась.       — Покажешь?       — Её нет, — Козимо превращает губы в плоские, отрешённо смотрит на супругу. — Её и не было никогда.       — Таинственная музыкальная шкатулка, — Шартрез улыбается голосом. — Нет ничего удивительного в резиденции Фирвальдштет.       — Шартрез, — Козимо заглядывает в серые глаза, — кто такая Сильвия?       — Не знаю. Почему ты спрашиваешь?       — Возможно, я забыл кого-то из клиентов, и мне напомнили. В резиденцию не приходила женщина по имени Сильвия?       — Дорогой Козимо, ты записываешь всех клиентов. Проверь.       Козимо проверял. В списках нет имени «Сильвия». Он не признаётся, что обнаружил некую Сильвию на листке в музыкальной шкатулке. Потому что, если предмета не существует, то также не существует листка с именем.       — Да, ты права, — Козимо кладёт левую руку Шартрез на бедро, правая остаётся на спинке дивана. — Наверное, я когда-то её записывал.       — Или это имя твоей бывшей шлюхи, которую ты изнасиловал и убил.       Шартрез вытаскивает из мундштука сигарету и тушит в пепельнице. Странно, но близость супруга её не тревожит. Козимо отворачивает лицо, понимая, что поцелуй она ему не подарит. Какой женщине приятно целовать мужчину, пахнущего потом и спермой?       — И всё же музыкальная шкатулка — это интересно, — задумчиво произносит Шартрез. — В Фирвальдштет давно не играла музыка.       — Музыка звучит, чтобы под неё танцевать. Танцы созданы для пар. Кто хочет танцевать в одиночестве?       Шартрез целует Козимо в уголок губ, ощущает привкус лекарств во рту. Правда скользит перед глазами Козимо, но он не в силах принять её. Шартрез оставляет его одного в кунсткамере. Он так и не вспомнит, откуда и зачем появилась музыкальная шкатулка. Таинственная Сильвия в конечном итоге обретёт лицо.       За ужином трое мерзких предпочитают есть в безмолвии. На чердаке леди Кора продолжает разлагаться. Оргии сегодня были морально тяжёлые — для Шартрез и Клюзе. Мысли Козимо заняты не гениталиями, а музыкальной шкатулкой.       — Крольчатина потрясающая, — Клюзе целует пальцы на каждый комплимент, — невероятная, нежная, таящая во рту. Хаберль, ты — кудесница!       — Вы меня захвалили, господин, — служанка смущается, но чувствует гордость.       — Мы с Мергом заберём тарелочку в комнату? Хочется насладиться вечером в компании вкусной еды, вина и за разговорами по душам. Присоединишься к нам?       — Как Вам будет угодно.       Первым из-за стола уходит Клюзе. Насытившись вкусным ужином, он забирает с собой Мерга.       — Всё было великолепно, Хаберль. Спасибо большое за ужин.       — Рада стараться, герцогиня. Вам принести в комнату чай со сладостями?       — Да, будь добра.       Тарелка Козимо наполовину пуста. За трапезой он выпил один бокал вина. Козимо не покрыт кровью и потом. Тело, удовлетворённое днём, спрятано под чёрной сорочкой в цвет короткого камзола. Светлые волосы уложены наверх, тёмные виски гармонично сочетаются с резкими бровями.       — Я пойду к себе, — Шартрез поднимается из-за стола. — И ты не засиживайся, Козимо.       — Спокойной ночи, — говорит он пустоте.       Талер не следует за госпожой. Шартрез просит его не подниматься к ней в комнату.       — Господин, добавки? Или Вам не нравится? — осторожно интересуется Хаберль.       — Убери тарелку и оставь графин с бокалом. Хаберль, Эльфрида, Боис, вы свободны. Идите спать.       В первой комнате Клюзе обнимается и целуется с Мергом на кровати. Они наслаждаются крольчатиной и запивают нежное мясо бургундским. Служанка Хаберль подпевает Тичино. Графин Козимо наполовину пуст. В дальней комнате облачённая в тонкий камзол Шартрез пишет чернилами на листке. Она пьёт чай и поит Фагота. Графин Козимо пуст.       Маленький Козимо осваивал танцы с пяти лет. Сначала ему не нравилось это занятие. Отец часто ругался и бил сына бичём. Старшие брат и сестра превосходно ощущали себя в танцевальных залах. Козимо предпочитал подшучивать и издеваться над служанками. Во время балов в фамильном замке наш будущий фюрст Цуга бегал по залу и распугивал гостей — ему нравилось ударять кавалеров по голеням и срывать платья с дам. Отец ругался и прилюдно порол младшего сына. В 25 лет Козимо танцевал лучше всех. В 25 лет Козимо зверски казнил старших брата и сестру — закопал по пояс в землю и оставил умирать. В течение длительного времени Козимо насиловал их в рот и срезал по кусочку на лицах. С матерью и отцом наш фюрст расправился более изощрённо. Мать насиловал на глазах отца, затем бритвой отрезал клитор, повторно насиловал — на этот раз горячим железным цилиндром. Пока она умирала, Козимо насиловал в зад отца. После смерти матери сын отправил в темницу старого герцога. В течение месяца Козимо кормил отца дерьмом — своим и его. Пять собак одновременно насиловали узника каждый день. Козимо наблюдал и мастурбировал. Перед сном он желал отцу спокойной ночи — изливался в рот. Рассказчик вас предупреждал, что Козимо — извращенец по своей природе.       Танцы придают юноше ловкость, уверенность, привычность в движениях, непринуждённость, величавость, грацию, изящество. Козимо поимел жизнь, став лучшим танцором на балах в Цуге. Паспье, бурре, гавот, англез, кадриль, форлана, котильон привили строгую форму, элегантность и изысканность. Козимо лучший во всём, поверьте. В массовых танцах он всегда выделялся, но должное отдавал парным. Всякая женщина впускала в себя Козимо после танца — буквально в соседнем зале. Жизнь кружилась в паре, а после теряла сокровенность.       В первой по коридору комнате эсквайр Клюзе танцует со служанкой Хаберль. Неродной сын смеётся со шлюхой-матерью. В дальней по коридору комнате герцогиня Шартрез танцует с Фаготом. Держит добермана за передние лапы, а он переступает задними. Хвалит пса, и питомец осыпает её искренними комплиментами из пасти. В столовой фюрст Козимо кладёт кисть на невидимую талию и держит за вытянутую руку несуществующую партнёршу. Он кружит её в вальсе, ощущает жар тела сквозь камзол. Сосредоточенный взгляд и ровное дыхание. Парой никто не любуется, никто не аплодирует. Музыка не звучит.       В первой по коридору комнате эсквайр Клюзе танцует один. В дальней по коридору комнате герцогиня Шартрез танцует одна. В столовой фюрст Козимо танцует один. Музыка не звучит. Трое мерзких заканчивают день на громкой ноте.