Трое мерзких

      Химический вкус на языке. Белые стены пропадают. Козимо вырывается из замкнутого пространства в темноту кунсткамеры. Новый день не принёс лучи солнца. Плотные шторы раскрываются, нагретое стекло поджаривает лицо Козимо. Обязанности слуг сегодня выполняет фюрст. Может, в его венах и не течёт аристократизм? Иллюзия поднесла к вершине гнусную личность Козимо Скарпа.       Клюзе мирно спит на боку. Ладошки приютились между щекой и подушкой. Козимо безмолвно разглядывает покрытые чёрными чернилами руки, двойные серьги, пышные волосы почти до плеч, закрытые глаза с густыми ресницами, приподнимающиеся грудь и рёбра. Озорной брюнет с барбеллами в сосках — он же воробушек. Сравнение с маленькой птичкой заставляет Козимо улыбнуться за спиной Клюзе. Поцелуй в шею пробуждает спящего.       — Мне это не приснилось? — бубнит в ладонь Клюзе.       — Что конкретно?       — Ночь и утро.       — Ночью ты меня любил. Утром частицы твоей любви остались вот тут, — Козимо кладёт руку под одеялом на покрытый волосами живот.       — Не убирай, — Клюзе переворачивается на спину. Перед ним предстаёт нагой Козимо. Клюзе готов отсечь ноги до колен, если Боиса по утрам будят так же, но он уверен — Козимо так не делает.       — И не собирался, — Козимо ведёт ладонью от живота до шеи, нарочно задевает барбеллу на правом соске. Сжимает горло и опускает на губы кроткий поцелуй.       Они придаются быстрому оральному сладострастию. Вылизывают друг другу анусы, взаимно мастурбируют и изливаются в глотки. Козимо веселит Клюзе, изображая неистовство Боиса при совокуплении. Клюзе ходит по кровати на четвереньках, потешаясь над Талером в роли Фагота. Культи зажимают твёрдый член Козимо. Барбелла с правого соска исчезает во рту господина со шрамом. Счастливое утро, скажете вы. Не спорю. Любовь Клюзе осела на деревянные стены и чёрную простыню. Дружба Козимо не переросла в глубокое влечение.       На завтрак Эльфрида и Хаберль подают сладкую кукурузную кашу. Лица слуг не выражают заинтересованность. Не смею утверждать, что ночь страсти прошла в могильной тишине. Резиденция, несомненно, слышала ярую необузданность из центральной комнаты, но это было ночью, а сейчас буря стихла. Слуги в этом доме повидали многое — уже привыкли. Научились скрывать эмоции. Удобно, не правда ли?       — Как спалось? — интересуется Козимо у Шартрез.       — Превосходно. Мы с Талером замечательно прошлись по Цугу, выгуляли Фагота. Я легла в кровать и моментально заснула. Утром меня разбудил Талер.       Козимо проверяет супругу. Во время оплачиваемых оргий ему не стыдно перед Шартрез, чего не скажешь о громком совокуплении с Клюзе. Твой супруг отдался кузену! Где моралисты? Когда они придут? Козимо разминает шею под лезвие.       Фагота нет в резиденции — никого не волнует пропажа добермана. Шартрез отпустила пса? Как вариант. Шартрез оставила на улицах старого городка подарок Козимо. Не выкинула. Наигралась. В Фирвальдштет нет Тичино. Клюзе считает, что на свободе ей лучше, чем в замкнутом пространстве. Жёлтая красавица улетела — Клюзе не упорхнёт. Вечером прошедшего дня Церера прогрызла клетку и скрылась в стенах каменного дома. Крысы убегают первыми. Козимо расстраивает подлость лысого зверька. Если бы он не выбрал Клюзе, пропажи питомцев не случились. Увы, выбор сделан. Животные зачастую покидают наши жизни в самый ответственный момент. Фирвальдштет пустеет. Старые уходят, новые не придут.       Слуга Мерг приносит Козимо письмо.       — «Достопочтенный фюрст Козимо, — зачитывает господин вслух. — Меня зовут герцог Пройсс. Мы с Вами лично не знакомы, но я наслышан о резиденции Фирвальдштет. Моя жизнь в Альтдорфе со временем и стечением обстоятельств наскучила. Мне — 47 лет, моей супруге герцогине Лили — 45, нашему сыну Марко — 23. Мы приехали в Цуг сегодня ночью. Последний день проведём в богатом кантоне, потратим оставшиеся деньги. Если Вы не возражаете, я в компании супруги и сына посещу резиденцию Фирвальдштет, чтобы навсегда покончить жизнь. Плачу миллион. Сундук оставляю у главного входа резиденции. В вашем распоряжении три тела. Я не против провести время с Вами, фюрст Козимо, герцогиня Лили отдаст душу Вашей обворожительной супруге герцогине Шартрез, а Марко стесняется тяги к мужчинам, но надеюсь, эсквайр Клюзе сделает его храбрым. При условии, что оргия состоится, заберите сундук — так я пойму, как скоротать последние восемь часов на свободе с семьёй. С превеликим уважением к резиденции Фирвальдштет, герцог Пройсс».       — У двери действительно стоит сундук, — подтверждает Мерг. — Я не осмелился его взять.       Козимо складывает письмо и открывает портсигар. Сигаретный дым способствует размышлениям.       — Что думаете? — серое облако распадается на пыль и ложится на сосновую столешницу.       — Он открытым текстом просит убить его семью, — Клюзе горбится над полупустой тарелкой с кашей.       — Три гостя, три развратника. Совокупление с последующим убийством, — Козимо стучит средним пальцем по столу.       — Я согласна, — своим решением Шартрез озадачивает господ и слуг. — Насладиться последним моментом жизни перед смертью. Это всего лишь клиенты, желающие получить удовлетворение тела и души. Мы все когда-нибудь умрём. Почему нам самим не выбрать, когда и как испустить дух?       — Ты готова убить? — спрашивает её Клюзе. — Это не так просто сделать, как сказать.       — Поверь, Клюзе, это очень просто. Три гостя, три развратника, трое мерзких. Трое в одно целое.       — Мы не знаем наверняка правила оргии, — парирует Козимо, хотя идея Шартрез звучит заманчиво. — Герцог Пройсс, перешагнув резиденцию, выскажет условия — как вариант. Заколоть, расчленить, повесить. Способов множество. Смерть разнообразна.       — Герцоги предпочитают умирать красиво, — Шартрез настаивает на неозвученной задумке.       — Я не против вставить двадцатилетнему юнцу, — Клюзе притрагивается к каше. — Убить? Дольше положенного побуду в его анусе. Моё мнение — я согласен. Беру триста тысяч золотых за надругательство над молоденьким мальчиком.       — Ты остаешься при своём решении? — Козимо тушит в пепельнице сигарету, не замечая, как указательный палец задевает хрустальную стенку. — Ай, чёрт… — он приглаживает ноготь, лишившийся трети лака.       — Господин? — переживает Эльфрида.       — Я не поранился.       — Убийство семьи, — Шартрез крутит в руке бокал с игристым. — Оглушительный финальный аккорд.       — Мерг, — Козимо соскабливает остатки лака в пепельницу, — принеси в резиденцию Фирвальдштет сундук с золотом.       Сегодня воскресенье. Как мы знаем, по воскресеньям служанка Эльфрида красит Козимо ногти на левой руке. Сама судьба вернула фюрста в рутинную реальность дней. Господин и служанка расположились в гостиной: за столиком между креслом и диваном.       — В резиденции только мы с тобой из мужчин остались? — Клюзе прикладывает губы к стакану с кофе и ликёром. — Где молодые мальчишки?       — Готовят чердак для оргии.       — А-а-а, — Клюзе присаживается к кузену на диван. — Цепи, виселицы и прочие способы умерщвления?       — Клизма с кипятком, — Козимо ухмыляется, глядя на удивлённое лицо.       — Понятно! Люди разучились кончать жизнь безболезненной смертью, — Клюзе следит за маленькой кисточкой в руке Эльфриды. — А подкрась мне тоже, — он кладёт левую кисть на стеклянный столик.       Козимо качает подбородком — разрешает, и откидывается на спинку дивана. Клюзе разваливается у него на бёдрах, забывая о приличиях. Дует на покрашенные ногти Козимо и растопыривает пальцы перед кудесницей Эльфридой.       — Чем занимается Шартрез? — Клюзе упивается ликёром с кофе, локтем чувствует возбуждение Козимо под брюками.       — Начищает доспехи вместе с Хаберль. Ты даже не знаешь, где потерял служанку! — Козимо взъерошивает волосы Клюзе.       — Мы будем в доспехах? Зачем? Они же скрипят!       — Шартрез так хочет. Она с твоей мамочкой их смажет, и латы скрипеть не будут.       Эльфрида заканчивает наносить слой чёрного лака и с позволения Козимо оставляет кузенов наедине.       — А мне кто смажет член перед оргией? — Клюзе ложится головой на бёдра Козимо и закидывает ноги на подлокотник дивана.       — Постарайся как-нибудь сам.       — Твой Боис сегодня на удивление молчаливый. Что ты с ним сделал?       — Отбил член сапогом, а перед этим отсосал. Не люблю, когда слуга показывает характер.       — О-о, красавец получил по красивому члену, — Клюзе откровенно злорадствует. — И сколько ты продержишься без совокуплений с ним?       — У меня есть член поменьше для этого, — Козимо сжимает пах кузена. — Пускай он на пару сантиметров короче и в диаметре уже, мой эсквайр грубый и пылкий.       — Не делай так, — Клюзе притягивает голову Козимо для поцелуя. — Я не удержусь и пожелаю вставить тебе свой маленький член в рот.       — А я и не откажусь, — не покрытые лаком пальцы подлезают под кожаные брюки Клюзе, — но лучше потерпеть до ночи. Оргия обещает быть долгой и жестокой.       Козимо и Клюзе целуются в гостиной, не беспокоясь, что их потревожат слуги или Шартрез. Мастурбация не перерастает во взаимность. Член не переходит из брюк в рот. Белая смазка покрывает пальцы Козимо.       — Вставил Мергу после завтрака? — он оставляет на щеках Клюзе нежные поцелуи.       — Перед завтраком. Ревнуешь?       — Нисколько. Натянул его, как меня ночью?       — Натянул рот. Ты не блевал на меня, а вот ужин Мерга испачкал мой член. Бывает. Рот Мерга — не твой. Твои губы, — Клюзе обводит ложбинку на фигурной, — испробовали разные размеры и диаметры.       Козимо наматывает цепь от табакерки на твёрдый член под ширинкой. Клюзе бесцеремонно отбирает у него очки, вытягивается на ляжках и прячет под чёрными линзами усладу, получаемую от сжатия паха. Сладость оседает сахаром на губы. Мелкие звенья натягивают плотную ткань брюк и хлопковую под ними.       — Что это? — Козимо двигает стальное кольцо на безымянном пальце.       — А? — за линзами Клюзе видит тонкую чернильную полоску на коже. — Да так… чепуха. Мне нравится разрисовывать тело, поэтому…       — Поэтому, — Козимо поднимет очки на высокий лоб, — нарисовал обручальное кольцо? — пронзительные голубые впиваются в смущённые карий и белый.       — И спрятал под стальным. Это моя любовь, Козимо.       — Петиметр с уязвимой душой, — чернильное кольцо закрывается толстым металлическим.       — Скарпа, зачем нам жестокость? — Клюзе отвлекается на барбеллу под сорочкой, чешет грудь.       — Растут? — смеётся Козимо.       — Ты плохо застегнул!       — Дай гляну, — Козимо освобождает пуговицы от оков петлей и подлезает под ткань. Шарик на украшении плохо завинчен. Козимо исправляет ошибку, в придачу дважды целует Клюзе над соском. — Жестокость, Буффон, опьяняет. Ты чувствуешь силу во время буйной оргии. Последствия разогревают возможности. Экстаз стучит в висках. Я люблю оргии со смертельным исходом. Эротические удовольствия вытекают из дыр, смешиваясь с кровью и отходами.       — А я тебя люблю.       Клюзе сжимает губы, убирает внутрь рта. Козимо вскидывает брови от наивной сентиментальности. Мокрые поцелуи остаются на гладком лице. Клюзе оттягивает мочки хуже серёжек, кусает и обсасывает раздвоенным языком.       — Шлюха и шут, — Козимо проводит ладонью по расстёгнутой сорочке.       — К оргии наденешь серьги? С ними тебе лучше.       — Надену. Я забыл их снять вчера, а вчера была суббота.       — Обо мне думал, да?       Козимо поднимает с себя Клюзе, шлёпает по заднице, подгоняя прочь из гостиной.       — Я до вечера в них похожу! — Клюзе вертит очки.       — До обеда! — кричит Козимо в коридор, куда ускакал его брат, и присваивает себе оставленный стакан с кофе и ликёром.       — Шлюшка хочет до вечера!       Шлюшка получила желаемое — Клюзе ходил в круглых очках до вечера. На ужин Хаберль и Эльфрида подают бургундское и бордо. Сосновый стол ломится от изысков: колбаски и сардельки под острым маринадом, рулет, фаршированный кроликами, раки, креветки. Трюфели разбросаны по скатерти. Не хватает старины Людовика — он бы порадовался.       — Последняя трапеза, достопочтенный герцог, — Козимо приглашает к столу Пройсса и его семью.       — Премного благодарны резиденции Фирвальдштет, — утончённая герцогиня занимает место подле Шартрез.       Сорокапятилетняя Лили не имеет ничего схожего с цветком. Чёрные кудри, карие глаза, дугообразные брови. Гостья ниже Шартрез, но морщины на лице грубее, чем у Клюзе. «Она привлекательная, — Козимо из вежливости целует руку, украшенную перстнем. — Придётся побороться за неё с Шартрез».       — Креветочки чудные! — длинные усики торчат под усами Клюзе. — Испробуйте, Ваше Светлость, — он подмигивает Марко и подаёт ему блюдо с сотней черноглазых морских обитателей.       — Премного благодарен, — смущается юный герцог.       «Премного благодарны, премного благодарен, — повторяет про себя Козимо. — Они благодарят за смерть, не за еду».       Марко похож на мать. Такие же чёрные кудри и карие глаза, но маленький рот и широкие ноздри. Низкий рост, худенький, телосложение невзрачное. Да что мне ещё сказать? Клюзе поведает вам больше!       «Миленький мальчик. Нежная внешность. Сладенький. Податливый. Без усилий раскроет рот под член и раздвинет ягодицы. Дырка разработана?» — как вы понимаете, Марко понравился нашему Клюзе.       — Расскажите о себе, — просит Шартрез тёплым голосом. Достопочтенная герцогиня всем видом показывает, что с интересом выслушает гостя.       Пройсс улыбается уголками плоских губ. Верхняя тонкая до жути. Герцог спокоен внешностью и молчалив характером. Средний возраст не отложил морщины на лице, чего не скажешь о полных щеках. Хорошо питается швейцарец — кролики из рулета так и прыгают в рот. Широкие плечи и грудная клетка — приятно ощущать под ладонями мускулы. Короткие волосы на голове прямые, не кудрявые, не густые, местами жирные, как сарделька, коей наслаждается Клюзе. Соблазнение Марко идёт полным ходом — эсквайр и юный герцог пока ещё не нашли общий язык на одной сардельке. Хорошо, что стеснительный сын пошёл внешностью в мать, ибо у герцога Пройсса ужасно огромные уши! Больше, чем у слона! Больше, чем размах крыльев орла! Ими можно обмахиваться в жару вместо веера. У Козимо бегут мурашки между лопатками — герцог Пройсс вставляет аккуратно.       — Жизнь надоедает, госпожа Шартрез, — Пройсс ставит локоть на стол и проводит пальцем между бровей. — Богатство перестаёт приносить удовольствие. Зима в Швейцарии уже не кажется пушистой и мягкой, а заливные дожди затекают сквозь крышу замка под камзол. Порывы ветра уносят радости жизни. Я не вижу развития. Ни кантонов, ни моего личного. Мне нет и 50-и, а я уже всё повидал в мире. Мои спутники — это Лили и Марко. Они светят ярко, подобно жёлтому шару в небе. Однако и они тускнеют, подобно осенней листве. Зачем ожидать дряхлую старость, когда можно уйти здесь и сейчас?       — Но Вашему сыну — 23, герцог, — Козимо впервые задумывается о правильности смерти. — Он и половину жизни не прожил. Вы забираете его на тот свет по личной прихоти.       — А что я получу от будущего, фюрст? — Марко заступается за отца. — Супругу? Детей? Фиктивный брак скроет мои подлинные намерения, красавица супруга — натуру мужеложца. Любить своих детей ради чего? Я — плохой игрок, фюрст Козимо. Не смогу скрывать за спинами супруги и ребёнка привязанность к мужчинам.       — Вы хотите умереть, потому что мужеложцам труднее жить в Швейцарии нежели представителям классических взглядов любви?       — Вы даёте мне гарантию, фюрст, что через двадцать лет на престол мира не сядет религия? Почему мужчинам запрещено совокупляться друг с другом? Потому что у них нет матки. Жизнь строится на продолжении рода.       — Ваше Светлость, две женщины совокупляются не хуже двух мужчин, но из их маток детишки не выскакивают, — парирует Клюзе. — Рачков? — предлагает он Марко, и тот с удовольствием принимает.       — Насколько я понимаю, Ваш отец не против как мужчин, так и женщин, — размышляет Козимо. — Прелестная герцогиня-мать отведает член вприкуску с клитором. Плотские утехи всегда будут ниже религиозных нравоучений, юный герцог. Бог умер на кресте не невинным. Держу пари, смазка капала с члена, и анус сжимался в момент смерти.       — Вытаскиваю из кармана три тысячи и ставлю на то, что ему всунули пару членов в рот, когда он кряхтел на кресте, — смеётся Клюзе и высасывает раковые шейки.       — Мы с супругом вместе с детства, — герцогиня Лили вытягивает в сторону руку и переплетает кисть с Пройссом. — Десятилетия легли между нашими гениталиями и пальцами, — она успокаивает скрываемое волнение герцога нежной улыбкой. — У него были мужчины, у меня — женщины. Большие члены и толстые губы не помешали нам стать родителями замечательного Марко.       — Необычайного, я бы сказал! — Клюзе двигает стул к Марко. Закидывает руку на обитую бархатом спинку, второй любовно поглаживает по бедру. Интимная близость теснится между камзолом Марко и кожаным пиджаком Клюзе. Они готовы залезть друг к другу в брюки прямо сейчас, а их губы с новым вздохом сокращают расстояние.       — Мы с супругом не сможем без Марко, — продолжает Лили, — а он не выживет в этом мире без нас. В смерти нет ничего страшного. Смерть — начало чего-то неизвестного, но столь желанного.       — Интересная мысль, — Козимо запивает рулет глотком бургундского. — Эсквайр Клюзе займётся Марко. Вами, герцогиня, и герцогом — мы с Шартрез. В удовольствии не смейте сомневаться. Это будет насилие. Остаётся главный вопрос: какой смертью вы втроём желаете закончить жизнь?       — Всё очевидно, фюрст Козимо, — Пройсс целует руку Лили и наслаждается улыбкой Марко под усами Клюзе. — Вместе. Любовь мужчины и женщины, любовь родителей к ребёнку. При жизни нас троих соединили швейцарский воздух и аристократизм. Свяжите нас чем-то интересным, чтобы мы втроём ступили на путь смерти неразлучными.       — Не сомневалась, — Шартрез проводит белыми ногтями по ободку бокала.       Ужин обостряет тяготение. Металлическое кольцо на кисти Клюзе обхаживает маленький член Марко. Он целует аккуратные губы, двойным языком подхлёстывает герцога с герцогиней присоединиться к эротической трапезе. Под полемику Пройсса о неотвратимости смерти Козимо опасливыми поцелуями вызывает необходимость у Лили. Он намерен сначала вставить женщине, а уже после принять мужчину. И именно задней частью Козимо ловит на крючок Пройсса — уж больно хорошо обтягивают кожаные брюки упругие ягодицы. Герцог оттаскивает Козимо за ремень и сажает себе на бёдра. Крепкие руки подлезают под чёрный камзол и разминают застоявшиеся грудные мышцы. Пройсс получает от Козимо два поцелуя, прежде чем перестать чувствовать на ширинке брюк раскрытые под плотной кожей ягодицы.       — Мы подготовили чердак для финальной оргии, — Козимо в обход декольте сжимает грудь Лили. — Оставляем вас наедине в столовой. Нам с эсквайром и герцогиней потребуется несколько минут, чтобы переодеться. Под крышу резиденции вас проводят Талер, Боис и Мерг.       Клюзе целует в щёчки Хаберль и Мерга — слуги жмут кисти господину и желают удачи. Шартрез в последний раз обнимает Талера. Козимо не прощается с Боисом — разочарование бьётся в прокуренных лёгких. «Я буду рядом и всегда приду к тебе на помощь», — шепчет на ухо Козимо, целующего руки Эльфриды, высокий слуга, наделённый блистательной красотой. Козимо плевать хотел на заботу Боиса.       В центральной комнате на втором этаже трое мерзких избавляются от величия и облачаются в латы.       — А почему мы переодеваемся в твоей комнате, Козимо, а не в своих…       Шартрез рывком снимает брюки вместе с исподним перед Клюзе.       — Засунь карий глаз обратно в глазницу, — пиджак перестаёт поддерживать далеко не маленькую грудь. Бесстыдная Шартрез в нагом одеянии прохаживается по кунсткамере.       — Действительно. Как будто я не видел тебя в таком обличье! — одним движением Клюзе снимает брюки. Разумеется, исподнего под ними не оказывается.       — Меньше болтай, быстрее одевайся, — Козимо прощается с сорочкой и на левое предплечье надевает латный наруч без налокотника и рукавицы.       Клюзе отстёгивает от пиджака кожаный рукав и к ремешкам на груди прицепляет латную руку без наплечника и тяжёлой рукавицы.       — Как неудобно! — ремешки туго затягиваются. — Почему мы надеваем доспехи на голую кожу? А как же поддоспешная одежда? Как же кольчуга?       — С такими претензиями не быть тебе рыцарем, Клюзе, — Шартрез проверяет заклёпки. В отличие от мужчин, её левая рука полностью покрыта латами. — Как ты говорил? Рыцарь-мастурбатор? Поблагодари Эльфриду — это она в последний момент предложила мне снять с твоего доспеха рукавицу и налокотник.       — Как неудобно! — возникает Клюзе, двигая плечевым суставом. — Железка давит мне под мышку! Козимо, у меня там волосы! Они цепляются за железку!       — У меня тоже волосы, кузен.       — У тебя не такие!       — У меня короче, чем у тебя, — Козимо двигает запястьем — ему некомфортно, потому что наруч заканчивается на середине тыльной стороны ладони.       — У тебя светлее они! — Клюзе ковыряется в ремнях.       Шартрез принюхивается:       — От кого-то из вас, мальчики, сильно воняет потом. Клюзе, это от тебя.       — Я потею от недоумения! — Клюзе в ботинках и пиджаке-доспехах скачет по комнате. — Зачем нам это? Когда были рыцари в Швейцарии?! Давно! Когда нас ещё не было!       Кожано-латный образ Клюзе возбуждает воображение Козимо. Член твердеет от вспотевшего тела кузена и болтающегося между ног достоинства. Такого же состояния груди Шартрез тоже будоражат организм Козимо. Три нагих человека — совсем немного до совокупления.       — Хватит скакать, стой смирно, — Козимо запрокидывает голову Клюзе. — Он меня раздражает, — выдирает седой волос из усов.       — Ай! Вот доспехи выдирают мне волосы под мышками!       — Давно пора, — Шартрез присаживается в кресло и скрещивает колени, дабы не светить перед мужеложцами противной женской дырой. — Не понимаю, чем мужчин привлекает волосатый камзол на твоей груди.       — После оргии, дорогая Шартрез, мы друг друга побреем. Я не буду спрашивать разрешения у Козимо и внаглую пройдусь лезвием по твоим губкам.       — Перестаньте злорадствовать и цепляться, — просит Козимо. — Как маленькие дети! Вы готовы?       Клюзе машет левой рукой в доспехах, Шартрез повторяет жест.       — Они почувствуют боль от совокупления с нами. Смерть будет мучительной и долгожданной. Не сдерживайте себя…       — Я не хочу в уборную, — перебивает Клюзе.       — Очень жаль! — не выдерживает Козимо и прикрикивает. — Мы так давно не видели твоё дерьмо! — самообладание возвращается в извращённый разум. — Смерть станет наградой. Покажите жестокость. За наши поступки нас никто не накажет.       На этом моменте я попрошу удалиться тех, кто не готов наблюдать бесчеловечные пытки, ибо жестокость, о которой вещал Козимо, взяла верх над тремя мерзкими.       Пройсс, Лили и Марко ожидают долгожданную смерть на чердаке под крышей резиденции Фирвальдштет. Раздетые. Возбуждённые.       Клюзе прижимает Марко к члену и насилует в рот. Шартрез вырывает передние зубы Лили, к оральной пытке подключается Козимо. Как вы понимаете, гости не сопротивляются. Сопротивление ни к чему, если деньги за боль заплачены. Клюзе отбивает ушки Марко латной рукой. Из почерневших раковин течёт кровь. Юный герцог глохнет и задыхается от огромного члена. Шартрез занимается клитором Лили — лижет до кровотечения. Латная рукавица мнёт груди до синяков. Под язык Шартрез в передней дыре Козимо вставляет член в заднюю. Мастурбирующий в этот момент Пройсс наблюдает двойное насилие супруги. Козимо, будучи снизу, царапает наручем живот Лили и откусывает мочки, украшенные серьгами. Изливается внутрь и откидывает от себя кудрявую шлюху — на лобке у неё тоже кудри. С первым поцелуем Козимо вырывает у Пройсса язык. Удар коленом в пах стирает смазку с головки. Клюзе вдалбливает в зад Марко дубину, обтянутую кожей и сосудами. Умелыми пальцами Шартрез двигает сперму в мошонке, короткими ногтями отрывает яички.       Рассказчик слышит крики и вопли клиентов. Вы не подумайте, боль ощутима в сладострастии. Желания достигаются долго и мучительно.       Пройсс и Лили соединены членом и влагалищем. Лицом к лицу. Козимо вставляет в анус герцогине, проталкивает головку до матки и переключается на вылизывание зада герцога. Наличие различных инструментов не пугает клиентов. Смерть предполагает изобилие путей достижения цели. Шартрез заливает сургуч заместо спермы в пустой мешок Марко. Тонкая игла ускользает в мочеиспускательный канал. Клюзе продолжает насиловать юношу без смазки — специально вытаскивает член из ануса, чтобы осушить. Параллельно надругательству над Лили Козимо высушивает рот Пройсса. Обильные слюни и кровь от вырванного языка вызывают у него рвоту. Прошедший ужин смешивается с нечистотами герцога и заполняют ротовую полость Лили. Козимо теряет интерес к грязной шлюхе — к ней возвращается Шартрез. Толстые пальцы в латной рукавице разрывают перегородку между передней дырой и задней. Шартрез меняется местами с Козимо — он вдвойне возбуждается от огромной щели. Клюзе готов излиться Марко в рот, но после того, как вставит в анус клизму с кипятком. Он добивается разрядки, как вы понимаете, после непродолжительных манипуляций.       На чердаке смирение с неизбежным борются с бушующим развратом. Шартрез зацеловывает тонкую губу Пройсса, ломая при этом член тяжёлой рукой. Член можно сломать, поверьте. Козимо отгрызает соски Лили, пускает кровь из груди и напивается алой жидкостью алчней Влада из соседней Трансильвании. Пышные ягодицы превращаются в телячью отбивную от ударов латным предплечьем. Нежная кожа на заднице Лили истончается, в раны Козимо заливает жёлтую жидкость — не могу с уверенностью утверждать, что это: сперма или моча. Клюзе расширяет толстой головкой и без того широкие ноздри Марко. Перевёрнутое вниз головой положение искажает зрелищность картины на полу чердака. Марко давится членом Клюзе и плачет, видя, как Козимо насилует его мать в большую дыру, и как Шартрез двигается половыми губами по рту Пройсса. Кто самый мерзкий из троих? Вы думаете, Козимо? Не смею перечить. Знайте, что Шартрез выкачивает у Пройсса костный мозг и замещает его на свинец. Продолжайте думать.       Тело Лили покидают остатки души. Сознание утекает в щели между половицами. Первая смерть на подходе. Семья покинет пыточную, держась за руки.       Козимо любовно берёт Шартрез за подбородок и нежно целует в губы:       — Я закончу. Приведи Лили в чувства.       Она ласково проводит пальцами по животу и груди супруга и совсем неприветливо ударяет в лицо Лили латной рукавицей. Козимо садится на сломанный член, трупные фрикции Пройсса приносят в анус прижизненную сперму. Клюзе вытаскивает голой рукой горящее полено из камина и затыкает разорванный зад Марко.       — Люби её, — Козимо кладёт Пройсса на Лили. — Сейчас. Чтобы я вам поверил.       Один труп любит другой. Супруги совокупляются в последний раз. Клюзе ставит локоть на плечо кузена, Козимо обнимает сзади Шартрез. Зрители дождались представления. Душа Марко выпрыгивает из маленького окна на чердаке. За болью сломанного и почти оторванного члена отца сын слышит всенаслаждение глубокой дыры, из которой вываливаются внутренности.       Трое мерзких сажают трёх гостей. Бездыханные тела обнимаются. Три рта соединены шестью губами и двумя языками. Два члена погружаются в одну дыру.       Козимо, Шартрез и Клюзе обливают Пройсса, Лили и Марко горячим сургучом из металлических вёдер. Смерть накрывает головы, плотное одеяло расстилается по рукам. Бордовая жижа припечатывает семью. Три тела испускают дух. Хвала им!       В центральной комнате трое мерзких вытирают секреции прошедшей оргии. Эльфрида и Боис заносят блюда, оставшиеся после ужина.       — От тебя не просто воняет потом, Клюзе, от тебя разит! — Шартрез промокает белым полотенцем влажное тело в кресле.       — Если ты не заметила, Шартрез, на чердаке горел камин, — Клюзе нюхает снятый пиджак-доспехи и ужасается запашку. — Я и так старался стоять подальше от него, подставляя к пламени зад и спину Марко.       — Как себя чувствуешь? — сидя нога на ногу у стола, Козимо поджигает сигарету в мундштуке и запивает усталость глотком бургундского. Его волнует, как повлияла на состояние супруги безжалостность.       — Мне понравилось, — смущаясь, улыбается Шартрез и принимает от Клюзе бокал вина и раскуренную кисэру. — Разум запирается в четырёх стенах и упивается беснованием. Подобное приносит неконтролируемое удовольствие.       — Планируешь повторить? — Клюзе ложится животом на разобранную кровать. Отстёгнутые от ног ботинки отброшены к двери. Облитая острым маринадом сарделька сводит массивные челюсти.       — Совокупление с последующим убийством? — Шартрез одаряет Козимо коварной улыбкой и ворует с тарелки кусочек разрезанного рулета с кроликом. — Два удовольствия подряд. Звучит, как вызов, Клюзе. Да, я не прочь повторить при условии, что заранее на оргии не будет трупов! — она кидает в Козимо мокрое полотенце. — Я убью тебя! Больше никаких парафилий, любимый супруг!       Козимо плывёт в блаженстве от вида счастливой и нагой Шартрез в своей комнате, в том самом кресле, где он целовал и отсасывал Клюзе. В кунсткамере на пламени десятков свечей царит тёплая и семейная атмосфера. Клюзе просит кузена передать ему со стола колбаски и сардельки. Шартрез наслаждается очищенными креветками, то и дело заводя Козимо бритым лобком. Трое мерзких не думают о Пройссе, Лили и Марко. Они вспоминают Аё с вагинальными шариками, могильщика Польта, выкопавшего трупы с кладбища, рогатую Хансуель — единственную женщину, на которую у Клюзе возникла эрекция. Да и вообще, Хансуель — единственная женщина в жизни Клюзе! Всех клиентов. Все оргии. Аморальности, экстазы, диапазоны стонов и криков, цвета спермы и дерьма. Трое мерзких смеются, предаваясь воспоминаниям. Между фюрстом, герцогиней и эсквайром нет стен резиденции, нет закрытости одежды и стыда совокуплений. Они разговаривают о том, о чём раньше только задумывались. Обсасывают кости клиентам и выплёскивают наружу фетиши, приправленные гнусностями. Они правдивы друг перед другом. Возможно, впервые за двенадцать лет или семнадцать. За год или за два. Шартрез с открытым восхищением засматривается в голубые глаза супруга. Козимо, не пряча улыбку, показывает очарование, которое он испытывает к ней на протяжении долгих лет. Клюзе вытирает о плечи кузена грязные пальцы, облизывает с кожи следы острого маринада.       Шартрез танцует перед мужеложцами. Виляют бёдра перед Клюзе, трясутся груди перед носом Козимо. Овации из-за стола. Аплодисменты с кровати. Разврат забыт. Бургундское расслабляет тела.       Шартрез ставит ноги Козимо ровно и садится, обвивает шею левой рукой. Вытаскивает сигарету изо рта супруга, избавляется от мундштука и втягивает в лёгкие дым. Нега растекается по мускулам Козимо при виде раскрепощённой Шартрез на бёдрах. Ладони проводят по плечам и тянутся на спину. Кровь отливает от щёк и сгущается в члене. Крайняя плоть упирается в низ живота Шартрез.       — Любишь меня? — спрашивает она.       — До невозможности.       — Люби меня.       Шартрез прижимается грудью к Козимо и соединяется поцелуем. Ладони ощущают мышцы под шеей, губы перемещаются на шрам. Глубокая полоса смазывается лекарственной слюной с языка.       — Мёртвая принцесса стонет в темноте, — Клюзе следит с кровати за парочкой через пустой бокал. — Принц целует губы, кажется, не те.       — Трое мерзких, — Шартрез тянет за собой Козимо на кровать к Клюзе. — Единственное, что имеет значение, — это маска, и она падает.       Скользящее полотно приютило трёх любовников. С разрешения Шартрез Клюзе целует Козимо. На чёрной простыне ни дети, ни родители, но семья. Смазка выделяется из трёх органов. Козимо склоняет лицо к раздвинутым ногам Шартрез. Клюзе утыкается губами в анус кузена. Кунсткамера не настолько страшная, как чердак, несмотря на спрятанный под кроватью пистолет. Порох забирает на тот свет быстрее горячего сургуча. Козимо лишает Шартрез супружеской невинности спереди. Он сверху. Она любуется им. Клюзе сзади в Козимо. Чёрные руки крепко сжимают рельефные бока и управляют фрикциями. Козимо самостоятельно берёт Шартрез. Одна женщина под двумя мужчинами. Один за другим, двое над одной. Слова не звучат в центральной по коридору комнате. Любовь в действиях, не в звуках. Поза знаменует могущество. Ноги Шартрез раздвинуты. Козимо на коленях выпячивает зад к Клюзе. Целуются мужчины. Целуются супруги.       Младший брат берёт старшего сверху. Супруга садится на лицо супруга и склоняется к члену, что испробовала половина Швейцарии. Шартрез на ложе с двумя мужчинами. Женская честь отворачивается и плачет. Шлюхи кричат ей: «Ты променяла нас на них! Ты обещала не быть с ними! Ты удовлетворяешь одного, а второму помогаешь!» Иисуса тоже распяли не в одиночку. Одной таблеткой болезнь не вылечишь. Три тела входят друг в друга. На двух подушках три головы. Стучащие слева сердца кладут развратников на правые бока. Козимо в центре. Козимо лишает сзади супружеской невинности Шартрез. Клюзе сдерживает в груди кузена порыв ярости. Смертей не будет. Кровь не выльется из дыр. Гигантские орудия не проткнут до внутренних органов. Культи скользят по шёлковой простыне. Мужчины не соревнуются темпами, не обгоняют на дистанции. Козимо упивается формами Шартрез под ладонями и на лобке. Толстые вены поднимаются выше сердца, чтобы переломать кадык. Клюзе перебирает рельефные кубики на животе, задыхается от мускусного запаха впереди лежащего Козимо.       Время идёт на минуты. У любви короткий срок годности.       Клюзе изливается в анус Козимо. Шартрез вылизана супругом. Козимо трижды разряжается: дважды в Шартрез, один в рот Клюзе. Золото — не сургуч. Золото из члена не обжигает.       Три пары глаз прикованы к потолку. Три успокоившихся тела не ласкаются под одеялом. Произошедшее — не обман. Соитие Клюзе, Козимо и Шартрез произошло десять минут назад. Острые стоны оглушили резиденцию Фирвальдштет со второго этажа по первый. Слуги ничего не слышали — ночью принято спать, но как мы знаем, в ночи правда.       — Это тот финал, который ты предполагал? — спрашивает лежащая справа от Козимо Шартрез.       — Я поимел Козимо, Козимо поимел тебя, — отвечает с краю Клюзе.        — Обещаешь ли ты любить, чтить и подчиняться. В болезни и в здравии, пока смерть не разлучит вас?       Шартрез и Клюзе переглядываются через Козимо — не понимают, кому конкретно задан вопрос. Потолку? Пустоте?       — Да, — в один голос сливаются эсквайр и герцогиня.       Козимо вылезает из-под одеяла и покидает комнату в неизвестном направлении, не сообщает о своих намерениях Шартрез и Клюзе. На чердаке три сплетённых тела придаются наивысшему сладострастию. Камин продолжает гореть. Пройсс, Лили и Марко вместе. Козимо хочет того же — чтобы он был с Шартрез и Клюзе.       Достаточно одного ведра. Козимо ложится между супругой и кузеном. Металлическая ёмкость не задаёт вопросов так же, как и Клюзе с Шартрез. Горячий сургуч соединяет левую руку Козимо и правую Клюзе. Нагретая жижа скрепляет супругов туже обручальных колец. Боль перерождается в истеричный смех.       Как вы думаете, достойны люди, подобные Клюзе, Козимо и Шартрез, жизни? Они — насильники, вредители, убийцы. Нас с детства учили, что зло получает по заслугам в конце истории. Так ли всегда? Что делать со злом, если добра не существует?       Горячий сургуч прожигает кости на руках Козимо, Клюзе и Шартрез. Трое мерзких навсегда. Разве это не замечательно?       — Мы пытаемся быть теми, кем не являемся.       Козимо слышит голос Шартрез сквозь собственный смех и Клюзе. Горячее превращается в ледяное. Золотое сердце фюрста застывает. Металл в кисти и на локте эсквайра расправляется. Герцогиня расцепляет пальцы.       Возможно ли победить зло, или без него наша жизнь станет ужасно скучной?