A priori

      Сегодня прохладное утро, ознаменовавшее начало октября. Из приоткрытого окна в кабинет врывается лёгкий ветерок, как и звуки мимо проезжающих машин. Я с лёгкой улыбкой отвечаю взаимностью на чонгуково сообщение о пожелании хорошего дня и ожидании вечера и возвращаюсь к прерванной на пару минут работе.       Это длится недолго, я слышу стук в двери и, не отрываясь от проверки методик, с которыми почти покончено, разрешаю войти. В кабинете сразу показывается госпожа Сон, сверкая своей яркой улыбкой. Я кидаю на неё короткий взгляд, отвечая тем же, и ставлю последние штрихи в конце документов — свою подпись.       — Прости, что отвлекаю, — присаживаясь в кресло у моего стола, говорит та, и я уверяю, что ничего страшного, переключая полноценно на неё всё своё внимание. — Вчера говорила с классным руководителем старших классов, их родители обеспокоены будущим своих детей, — вздыхает та, поправляя свои очки. — Я подумала, что будет хорошей идеей, если ты проведёшь с ними беседу. Ты ведь всего три года назад выпустилась из школы, знаешь все тонкости и могла бы просто и без давления поделиться с ними своим опытом на равных. Я думаю, что так они будут чувствовать себя менее скованно. Они прислушаются к тебе, — делится она своей идеей, и я уже складываю в голове примерный план действий. Мне нравится. Когда я была на месте старшеклассников, сама бы не отказалась от такого.       — Сегодня у них будет свободное время? — интересуюсь я, выстраивая новый план на сегодняшний день.       — Да, у них сегодня нет последнего урока, — загорается сразу же та, и я тихо усмехаюсь.       — Отлично. Пусть их предупредят, чтобы не разбегались после уроков, — киваю я.       — Спасибо, дорогая, ты, как и всегда, спасаешь меня! — широко и ярко улыбается та, и я улыбаюсь в ответ. — Кстати! — уже около дверей восклицает она, и я от неожиданности даже вздрагиваю, устремляя на неё вопрошающий взгляд. — Через две недели будет проведён осенний бал, ты уже слышала?       — Почему так рано? — удивлённо спрашиваю я. Сейчас ведь только начало октября, а он обычно хотя бы в его конце проводится.        — Было проведено голосование среди учеников, они решили, что лучше сейчас, ибо ближе к каникулам слишком много работы и на это нет времени, — поясняет та, и я понимающе мычу. — Ты же помнишь, что первая его часть для учеников, а вторая для учительского состава? Ты можешь пригласить кого хочешь и хорошо отдохнуть, — как-то лукаво улыбается госпожа Сон, и я хмыкаю.       — Да кого я… — начинаю отнекиваться, но меня нагло и с ухмылкой прерывают:       — А вот не надо мне тут, — с хитрим блеском в глазах проговаривает та. Я ощущаю себя мышкой, загнанной в угол. — Моё окно выходит прямо-таки на сторону парковки у входа в школу. Я уже не раз видела, как комиссар Чон приезжал за тобой, — я неловко молчу, опуская голову вниз. Кажется, сейчас даже мои уши горят. — Хоть я и не очень хорошо его знаю — мы сталкивались всего несколько раз из-за рабочих моментов, но он кажется действительно замечательным мужчиной. Я буду держать за вас кулачки, — уголками губ улыбается та и поднимает вверх два кулака, крепко их сжимая. Я шепчу смущённое «спасибо» в тот момент, когда двери за ней захлопываются.       Я ещё минут десять пытаюсь прийти в себя после. И в этом мне помогает звонок, так и говорящий «господи, иди уже подыши свежим воздухом».       Я выхожу на улицу и громко вдыхаю прохладный воздух, наполняя им лёгкие до отказа. Идея с осенним балом не такая уж и плохая, но я в ней всё же не уверена. Во-первых, я никогда не ходила даже на такие вечеринки, чувствуя себя на них не очень комфортно: все всегда на них много пили, смеялись и вытворяли непонятные для меня вещи — в общем, делали всё, чего не делала я. Я была белой вороной. Я успокаиваю себя тем, что это вечеринка в стенах школы с взрослыми людьми, а значит, вот этих всех подростковых вбросов не будет. Во-вторых, захочет ли Чонгук пойти со мной и будет ли у него вообще на это время? Пожалуй, этот вопрос волнует меня больше всего, потому что первый рядом с Чонгуком по умолчанию отпадает.       Я тяжело вздыхаю. Вот почему я так не люблю всякие мероприятия — это сплошная морока, они добавляют очень много головной боли. Я могу бесконечно взвешивать несколько вариантов на чашах весов, выедая себе мозг чайной ложечкой и в итоге просто психануть, а это отбирает все силы.

* * *

      Я, поправляя свою чёрного цвета юбку в пол расклешённого кроя трапеции, присаживаюсь на стул, заранее поставленный по центру около доски, прямо перед партами, за которыми сидят дети. Кто-то из них смотрит заинтересованно, а кто-то недовольно. Я понимаю обе стороны. Я закидываю ногу на ногу, слегка стукая по полу каблуками замшевых сапожек, и складываю папку с заметками на своих коленях.       Я обвожу всех учеников пронзительным взглядом, отмечая нескорые особенности в поведении, которые за эти пару минут успели проявиться, и наклоняюсь чуть вперёд, утыкаясь локтями в колени. Откидываю мешающие волосы за спину, слегка задевая острым концом кольца белый гольф. Облизываю губы и улыбаюсь, пытаясь понять, как лучше начать беседу.       — Надеюсь, что вы не сильно злитесь за то, что мы здесь собрались в ваше свободное время. Хочу сказать сразу: это не лекция и не урок. Всего лишь свободной формы беседа. Вы можете задавать интересующие вас вопросы об учёбе, университете и прочих вещах, а я буду отвечать правдиво, так, как оно есть на самом деле. Договорились? — в ответ слышу согласие и удовлетворённо улыбаюсь. — Что ж, какие есть вопросы?       — Это правда, что в университете легче, чем в школе? — тут же спрашивает одна девушка с заднего ряда.       — Легче, но не всем. Только тем, кто не откладывает домашку на потом и отвечает на каждой паре, — слышу недовольное сопение и тихо смеюсь из-за их реакции. — Серьёзно, сначала вы работаете на баллы, а потом — уже они на тебя, — киваю для большей убедительности.       — Так ли тяжелы экзамены, как нам о них говорят? — слышится от парня с первой парты.       — Всё не так страшно, как вам кажется. Изначально да, вы будете нервничать, переживать о каждом задании, думать, что недостаточно хорошо выучили материал, если не можете дать ответ на вопрос. Однако когда вы их сдадите и получите результаты, вы внезапно для самих себя поймёте, что вы смогли, и оказывается, что поступление в универ теперь гораздо сложнее. Эта цепочка тянется, наверное, всю жизнь. Потому что, поступив в университет, вы будете думать «а это не так тяжело, как сдать первую сессию», — посмеиваюсь я, смотря на весёлые огоньки в глазах детей.       Кажется, лёд между нами начинает оттаивать. Дети, чувствуя спокойную и непринуждённую атмосферу, быстро начинают включаться в беседу, наперебой задавая вопросы обо всём на свете. Им нравится, что я говорю с ними просто и на равных, при этом всё ещё оставаясь наставником. Из-за этого я чувствую какую-то важность, словно мой опыт может помочь кому-то не натворить каких-то делов в будущем. Я ведь и поступала на психолога для того, чтобы помогать другим, и возможность реально это делать мне нравится.       А дети впитывают всё, как губка, не желая прекращать. Именно поэтому, когда мне на телефон приходит уведомление от Чонгука, который сообщает, что уже подъехал к воротам школы, я с ужасом отмечаю, что мы проговорили намного дольше, чем изначально собирались, даже не заметив звонка. Прощаюсь с детьми, желая хорошей дороги домой и удачи в будущем, с некоторыми даже обнимаюсь, даря ласковую улыбку, и ухожу, напитанная приятной энергией.       На улице под вечер становится ещё прохладней. Меня уже на первой ступеньке на выходе окутывает холодный ветер, и я обнимаю себя руками. Чонгук, не изменяя себе, подходит ближе и подаёт мне руку, помогая спуститься, после чего загораживает меня, позволяя жестоким потокам ветра бить ему в спину.       — И ты снова легко одета, — оглядывая меня с ног до головы, констатирует факт Чонгук.       Честно говоря, это вообще глупо вышло, но утром из-за выходного Есон я чуть было не опоздала — она выключила мой будильник, чтобы не мешал спать, и когда я чуть ли не с куском бутерброда во рту выбегала из квартиры, то забыла захватить с собой пальто. Заметила я это только, когда села в автобус — до него я бежала, было жарко.       Я не обращаю особого внимания на его бурчанье и улыбаюсь, смотря ему в глаза. С момента, как я вижу Чонгука, моё настроение ещё больше скачет вверх. Мне кажется, что ещё чуть-чуть, и я начну светиться, как новогодняя ёлка. За эти дни, что мы не виделись, я действительно успела очень соскучиться. Удивительно, как эти чувства влияют на меня.       Я не сдерживаю порыва и, несмотря на мелькнувшую в голове мысль о том, что кто-то (особенно госпожа Сон) может нас увидеть, прижимаюсь к Чонгуку всем телом, обнимая его за талию. Кажется, Чон не ожидает или не надеется на такое приветствие, а потому мгновенно замолкает, прекращая свою тираду о здоровье, которую я и люблю почитать, не сразу, осторожно обнимает в ответ. Мы молчим несколько долгих минут, прежде чем оторваться друг от друга. Чонгук незамедлительно снимает с себя своё пальто и накидывает его мне на плечи.       — Ты же заболеешь, не надо, — возмущаюсь я, хмуря брови.       — Просто дай мне позаботиться о тебе, — упрямо смотрит в мои глаза, и я понимаю: я не смогу его переубедить. Громко выдыхаю и киваю.       — Если ты всё же заболеешь, я заставлю тебя есть курячий бульон на завтрак, обед и ужин, — идя к машине, угрожаю я, складывая руки на груди.       — Ты мне уже второй раз угрожаешь едой. Я переживу третий? — с улыбкой на лице спрашивает Чонгук, идя рядом.       — Кажется, ты не воспринимаешь меня всерьёз, — резко останавливаюсь и поворачиваюсь к нему, с наигранным вызовом смотря в глаза. С хмурым выражением лица я говорю, дуя губы. Чонгук же, вижу, едва сдерживается, чтобы умилительно не засмеяться.       — Мне действительно стоит начинать опасаться, — сдавленно смеясь, проговаривает он, кивая несколько раз подряд. Я минуту смотрю безэмоционально перед собой, а после не выдерживаю и тоже начинаю громко смеяться, слабо ударяя его по плечу.       — Да ну тебя, — и продолжаю путь.       — Как прошёл день? — интересуется Чонгук, помогая мне поскорее укрыться от резкого ветра в тёплом и уютном салоне машины. Я снова погружаюсь в спокойную атмосферу, вдыхая насыщенный приятный запах. Я на крошечное мгновение ловлю себя на мысли, что хочу, чтобы этот запах оставался и на мне как можно дольше.       — Отлично, — широко улыбаюсь я. — Я сегодня была наставником для одиннадцатых классов. Делилась своим опытом с ними, — рассказываю я, совершенно забывая пристегнуться. Не замечаю, что мы, вообще-то, стоим на месте. Чонгук улыбается, наблюдая за моей жестикуляцией, и так приятно понимать, что ему интересно слушать всё это, потому я не могу остановиться. — Самое забавное, это когда меня под конец спросил парень, сидящий у окна, насколько хорошо надо учиться, чтобы в будущем иметь машину Карлман Кинг. Сразу после этого мне пришло сообщение от тебя. Он увидел тебя в окне, — тут же хохочу я, вспоминая, в какой недоумевающий ступор впала на несколько секунд, — прекращая смеяться, смотрю на Чонгука. Он глядит так проникновенно, что внутри меня порхают бабочки, предвкушая нечто особенное. Улыбка медленно сходит с моего лица. Я вдруг чувствую, словно оказываюсь в кино, в той самой сцене.       — Когда ты улыбаешься или смеёшься, я понимаю, что, несмотря на сорок пятый калибр у меня на поясе, здесь вооружена только ты, — тихо, почти шепча произносит Чонгук, и я задерживаю дыхание. Разве законно такое мне говорить? Моё сердце такого не выдержит.       Чонгук выглядит так, словно и сам не ожидает такой откровенности от себя, но смотрит всё равно уверенно, ни о чём не жалея. Он не ждёт от меня ответа, наверное, давая время осмыслить всё и наверняка представляя лишь маленький огонёк внутри меня, не зная, каков на самом деле там масштаб пожара. Он тянется ближе и помогает застегнуть мне ремень, пока я не отвожу взгляда от его лица. Он оказывается так близко, что я совершенно теряюсь в этом моменте. Чонгук заводит машину, трогаясь с места.       Я много о чём думаю по дороге на каток и, честно говоря, по приезде не могу остановиться на чём-то конкретном. Передо мной, кажется, разбивается картинка моего представления мира. Я так часто слышала от друзей и знакомых об их неудачных отношениях, что просто поверила, что так у всех. Я отчаянно пыталась доказать это самой себе. Я хотела другого, однако понимала, что это невозможно — ну кто я такая, чтобы у меня было иначе? — и, в конце концов, решила, что уж лучше быть самой, чем с кем попало.       Пару раз самые смелые парни пытались со мной познакомиться. Писали в социальных сетях, подходили в университете или кафе, однако я на всех смотрела скептически. Вежливо отвечала, а после сливалась. Я не чувствовала никакой искры, не видела никакой перспективы. Когда я пыталась представить будущее в отношениях с ними, я видела лишь пустоту. А я не хотела терять время зря.       Но в моей жизни появился Чонгук. Я не могу не верить его словам, потому что, глядя в его глаза, вижу слишком многое. Я вижу зародыш этого ещё при нашей первой встрече. Так искусно врать просто невозможно. Этот мужчина заставляет меня забывать о собственных предостережениях и сомнениях. Рядом с ним мне просто-напросто хочется позволить себе освободиться от всего гнетущего и утонуть в его надёжных объятьях.       С ним я вижу будущее.       Я вылезаю из своей скорлупы, позволяя Чонгуку приблизиться, несмотря на страх нового и неизведанного. Доверяю свое хрупкое сердце его рукам. И мне страшно, потому что я чувствую, что теряю контроль над собой и своими чувствами. Я чувствую, как всё больше и больше позволяю им захватить меня в свой плен, прекрасно понимая, что, безболезненного выхода из него не будет. Но я не хочу останавливаться. Я с каждым мгновеньем, проведённым вместе, желаю большего.       Когда мы заходим внутрь катка, нас встречает полнейшая тишина. Такая, что даже самый тихий звук громко отзывается эхом. Где-то высоко, прямо над огромным катком светит один прожектор, освещая середину, в то время как к краям едва попадают лучики света. Я вижу, как в пару сантиметрах надо льдом летают маленькие снежинки — его стружка. Я ощущаю мороз. Это завораживает.       — А почему здесь никого нет? — интересуюсь я, поворачиваясь к Чонгук, стоящему у меня за спиной. Мой голос тут же отзывается эхом по всему помещению. По коже бегут мурашки от того, как это невероятно.       — Я не хотел делить с кем-то наш личный момент, — увиливает Чонгук от ответа, и я хмурюсь, пытаюсь понять, что он имеет в виду. И как только догадка приходит мне в голову, вскидываю в удивлении брови.       — Ты арендовал весь каток? — я не скрываю шока в своём голосе. Озвучивание ответа не требуется, его молчание — подтверждение. — С ума сошёл, — утверждая, шепчу я, представляя, какие на это потребовались деньги.       До того, как мама встретила моего отчима, мы жили бедно. С того времени у меня осталась привычка всегда экономить на всём. Даже сейчас, когда денег уже достаточно, внутри стоит барьер, который постоянно нашёптывает о том, что их нельзя тратить на нежизненно необходимые вещи. Лучше пусть лежат на «чёрный день». Поэтому сейчас, когда я представляю, какая сумма была потрачена Чонгуком, у меня на задворках сознания мелькает паника. Я её стараюсь подавить, и беззаботность, которую показывает мне мужчина, этому немного помогает.       Чонгук посмеивается из-за меня и берёт за руку, ведя к лавочке у входа. Он сажает меня на неё, а сам присаживается на корточки передо мной. Берёт одну мою ногу, ставя её себе на колено, и аккуратно расстёгивает сапожек. Следом проделывает это со второй ногой и после, быстро, пока я не замёрзла, надевает белые коньки, ранее взятые у входа, умело их зашнуровывая. Такая забота очень приятна. У меня на глаза наворачиваются слёзы.       Он хлопает себя по бёдрам, убеждаясь в хорошо проделанной работе, и поднимает голову, встречаясь взглядом с моими мокрыми глазами. Он хмурится, не понимая, что случилось, а мне от его вида хочется плакать ещё больше. Чонгук не осознаёт то, насколько прекрасным является.       Удивительно. Разве в мире это не должно быть нормой?       — Что случилось? — обеспокоенно спрашивает тот, и я шмыгаю носом, усердно хлопая ресницами, чтобы прогнать напрашивающиеся наружу слёзы. Он протягивает руки к моему лицу и приводит под глазами большими пальцами, помогая стереть влагу, а после берёт мои щёки в свои ладони и, помогая чуть наклониться, оставляет свой нежный поцелуй на моём лбу.       — Знаешь, рядом с тобой я чувствую себя принцессой, — шмыгая носом, признаюсь я, и Чонгук улыбается.       — Надо исправлять. Хочу, чтобы ты чувствовала себя королевой, — тут же отвечает он, а я в голос стону, закрывая лицо руками. Чонгук смеётся.       — Ты невозможен, — бурчу я и следом за мужчиной начинаю хохотать.       Спустя минуту я ощущаю, как Чонгук легонько отрывает мои руки от лица и помогает подняться. Он уже успевает надеть свои коньки, и вдруг я понимаю, что пора вставать на лёд, а я, вообще-то, не умею. Думаю, все соответствующие эмоции от этой мысли отпечатываются на моём лице. Чонгук же, как будто специально, лукаво улыбается, забавляясь моей реакции, и тянет меня к нему. Я хочу покататься, но и страшно от мысли, что придётся падать. Но кто сказал, что это обязательно?       — Не бойся, я буду рядом и буду тебя держать, — подбадривает Чонгук, помогая взобраться на лёд. Я тут же вцепляюсь своими руками в его мускулистые предплечья. На одну миллисекунду даже страх отступает, отдавая главенствующее место любопытству и желанию посмотреть и потрогать их больше.       — Мне мама как-то тоже говорила, уча кататься на велосипеде, что ни за что не отпустит, — бурчу я, смотря на свои ноги. Стараюсь держать их ровно, чтобы не разъезжались. Несмотря на свой страх, я чувствую необъяснимый восторг.       — Никогда не отпущу, пока сама не попросишь, — я вскидываю голову, смотря на серьёзное выражение лица Чонгука. Мне кажется, или это действительно звучит совсем в другом контексте и близко не подходящим под этот момент на льду?       — Что ж, учи, — сглатываю я, кивая на лёд. Чонгук улыбается и, отталкиваясь с места, держа меня за руки, едет ближе к середине.       Время летит безбожно быстро, и я, честно говоря, устаю из-за не покидающего меня всё это время азарта и адреналина, но прерываться не хочу. Чонгук оказывается хорошим учителем, и уже спустя какой-то промежуток времени я не боюсь стоять на коньках без поддержки, но не спешу ему об этом говорить. Мне нравятся его прикосновения. Он придерживает меня то за руки, то за талию, пока в один момент вообще не подхватывает под коленями, отрывая ото льда и держа на руках, кружит по всей территории. Кажется, у него появляется мания носить меня на руках. Ну а кто против? В этот момент я вскрикиваю, довольно хохоча, крепче хватаюсь за него и утыкаюсь носом в шею, где концентрация запаха Чонгука сильнее всего. Никогда бы не подумала, что буду так делать и мне будет это нравиться.       Мы скрываемся в слабо освещённом месте. Чонгук подъезжает к заборчику у трибун и усаживает меня на него, становясь между моих ног, при этом придерживая за талию, чтобы вдруг назад не завалилась. Мы оба тяжело дышим и тихо посмеиваемся. Такое времяпровождения нам нравится. А главное, нам никто не мешает наслаждаться друг другом, не отвлекаясь на посторонние звуки.       — Когда ты научился так хорошо кататься на коньках? — интересуюсь я, устраивая свои руки на его крепких широких плечах.       — У меня с родителями всегда были натянутые отношения. В особо сложные дни я брал свои сбережения и приходил сюда. Тут мысли были заняты лишь тем, как не упасть, и всё лишнее и тягостное уходило. И спустя парочку падений я научился, — спокойно поясняет Чонгук. В его глазах и словах не чувствуется боли, лишь отдалённая тоска. Мне хочется, чтобы и та исчезла, переставая омрачать такое большое и доброе сердце.       — Кажется, ты всё детство уходил куда-то, ища место, где тебе будет спокойно и уютно, — задумываюсь я, опуская голову. Мне грустно, что его дом не стал для него безопасным местом, его крепостью. Чонгук не даёт погрузиться в эти тяжёлые думы и легонько дотрагивается пальцами до подбородка, поднимая голову, заставляя смотреть в глаза. Я давно замечаю, что ему очень важен зрительный контакт, и рядом с Чонгуком мне не трудно его предоставить.       — Я понял это не так давно, но дом — это не место, это люди. Я всё время искал человека, с которым мне было бы комфортно, — говорит он, не отрывая от меня взгляда. Мне очень хочется, чтобы у Чонгука был такой человек. Я внезапно ловлю себя на мысли, что сама хочу им быть. — Сколько бы раз я ни был на том пляже или здесь на льду, чувство одиночества всё равно меня не покидало. А ведь я не всегда был один. Со мной не единожды ходили друзья, — продолжает мужчина, а я слушаю, не смея прерывать. Мне, на самом деле, очень нравится слушать Чонгука. Его голос глубокий и спокойный, как и суть всего рассказа. — И только будучи там и тут с тобой я ни разу не задумался о чём-то грустном, потому что даже оно преобладает светлый оттенок, — признаётся тот, и я закусываю губу, чтобы та не начала дрожать от переизбытка эмоций. Я даже не могу описать их. Это целый взрывоопасный коктейль.       Осознавать свою важность в жизни другого человека очень сложно. Словно в руки дают нож и только тебе решать, что с ним делать. Это безграничное доверие. Я знаю, что оно на вес золота. Чонгук снова и снова показывает мне свои чувства, и мне хочется сделать то же самое. Внутри меня уже таится многое по отношению к нему, но я не знаю, как выразить это словами. Такое чувство, что всё моё тело дрожит от желания коснуться, но мы и так стоит в обнимку, гораздо ближе, чем всё, что было до этого, но я понимаю, что мне мало.       Я вижу, как Чонгук всего лишь на крошечное мгновение опускает взгляд на мои губы, но тем не менее ничего не делает. Он никогда до этого сам не проявлял попыток сблизиться самостоятельно, зная, как мне сложно даётся риск с этими отношениями и принятие нас. Он уважает меня и мои чувства, и не описать словами, как я за это благодарна. Я понимаю, что как бы сильно он ни хотел сделать что-нибудь, он так не поступит, ожидая от меня разрешения. Ведь я первая беру за руку и переплетаю пальцы, я первая обнимаю и прижимаюсь ближе.       Моё сердце начинает биться в несколько раз быстрее от мысли, что я хочу сделать. Я переживаю и смущаюсь, но мне уже не страшно. Не с Чонгуком.       — Поцелуй меня, — шепчу я, и первая тянусь к его губам, прикрывая глаза. Чонгук реагирует сразу, слегка сминая мои губы своими.       У меня внутри целый фейерверк чувств, ведь это мой первый поцелуй, и он с Чонгуком, с человеком, который захватывает все мои мысли и, кажется, прорывает оборону сердца. Чонгук целует напористо, но медленно и нежно. Не углубляет поцелуй, просто показывает как надо. У меня мурашки по телу.       Границы между нами стираются. Я понимаю, что, позволив нам больше, стираю белые и чёрные полосы. Все мои сомнения и страхи растворяются под трепещущим чувством у меня в груди.       Это безумно приятно.       Хочется больше контакта, из-за чего смущение отходит на второй план. Я завожу свои ноги Чонгуку за спину, скрещивая на пояснице, и притягиваю ещё ближе, окольцовывая шею руками. Из-за внезапности, чуть резковатости таких действий, мы почти теряем равновесие, приходится отстраниться. Я тихо хихикаю и опускаю голову, чувствуя, как лёгкий румянец появляется на щеках.       — Извини, — тут же говорит мужчина, но не отстраняется, лишь перемещая свои руки за спину, одну размещая на поясницу, а другую — на лопатку, надёжнее меня придерживая, и притягивает ближе к себе, почти не оставляя между нами пространства. Я чувствую его горячее дыхание у себя на губах, наверняка припухших от поцелуя, и гулко сглатываю.       — Всё нормально, — неловко усмехаюсь я и, перебарывая стеснение, снова приковываю внимание к лицу Чонгука. Его глаза кажутся ещё чернее обычного, и меня это захватывает в особый плен. Мне хочется всегда вызывать в нём такую бурю внутри.       Я хочу ещё, и, судя по глазам мужчины, — он тоже. Кажется, мы подаёмся друг к другу одновременно, тут же припадая к губам. В этот раз мы понимаем, что ничего нам не помешает: Чонгук держит крепко, а я не наклоняюсь назад, наоборот, льну к его телу ближе так, чтобы между телами не было и миллиметра. Я радуюсь, что сижу, иначе бы наверняка не выдержала всего наплыва эмоций.       Я каждой клеточкой своего тела ощущаю властность, которую источает Чонгук, и ей хочется поддаться с улыбкой на лице. Мне не хочется прекращать это сладостное удовольствие. Губы Чонгука мягкие, немного влажные, умело двигаются и управляют моими. Я во власти Чонгука и чувств, которые с новой силой, которым я ожесточённо противилась всё это время, захлёстывают меня.       По ощущениям вечность — на деле же несколько минут. Внутри определённое удовлетворение и лёгкость, словно я действительно могу взлететь. Как я и предполагала: поцелуй случается тогда, когда случается. О нём не надо постоянно думать, загадывать наперёд и готовится. Рядом с нужным человеком он будет тогда, когда вы просто окажетесь готовы.       Сквозь влажные звуки поцелуя мы слышим тихий щелчок, а после весь каток погружается в темноту. Хоть на нас попадает и так немного света, сейчас прожектор совсем потухает, заставляя нас отстраниться.       — Мы забыли, что каток закрывается в восемь вечера, — отрываясь от моих губ, шепчет Чонгук, прислоняясь своим лбом к моему. Из-за близкого расстояния мы всё ещё видим очертания тел друг друга. Я не сразу нахожу, что ответить, всё ещё находясь в прострации, слыша лишь его тяжёлое дыхание, попадающее горячими потоками на моё лицо.       — В такой момент грех не забыть, — усмехаюсь я, и Чонгук посмеивается, помогая мне спрыгнуть с ограждения на лёд и стойко удержаться на нём.       Мы, держась за руки, подъезжаем к выходу из катка. Чонгук снова рвётся помочь мне с переобуванием, и позволяю — вижу, как это для него важно, ну а мне приятно. Я ласково улыбаюсь, благодаря за заботу. Я снова сцепляю наши руки в замок, выходя из здания. Отмечаю, что его руки намного холоднее, чем во время нашего катания, которое, как-никак, а физическая нагрузка.       — Давай купим чай в том кафе, — указывая рукой на заведение напротив, и после кивка Чонгука следуем туда.       Внутри тепло и уютно, по декорациям в виде жёлтых листьев и ярко светящихся гирляндах на стенах сразу понятно, что они придерживаются уличной атмосферы, чем наверняка привлекают много клиентов. Быстро заказываю зелёный чай Чонгуку, не забывая уточнить, что без сахара, и какао — себе. Горячие напитки должны помочь согреться.       Чонгук со вздохом, но проигрывает мне в вопросе оплаты. Мне хочется просто один раз самой позаботиться об этом, так как я хочу сделать приятно и помочь. Это из-за меня всё-таки он замёрз, а теперь отогревается, попивая чай в салоне машины, где включает печку. Хоть его водолазка и тёплая, мы же были около льда. Я чувствую укол вины за то, что не отменила это свидание или не поменяла его на что-то другое, хотя каток и был оплачен лишь на сегодняшний день.       — Всё хорошо, не переживай, — успокаивает меня Чонгук, отрывая одну мою руку от стаканчика, крепко сжимая её в своей руке. Он ласково улыбается, глядя в мои глаза, но это не даёт должного эффекта. Мужчина со вздохом отставляет свой стаканчик, поддевает пальцами мой подбородок, а после приближается, кратко целует в губы и довольно улыбается, видя мои розовеющие щёки и бегающие зрачки. — Я не прочь и поболеть, если ты приготовишь мне свой бульон, — ухмыляется он, тут же получая в ответ возмущённый взгляд, на что начинает смеяться. Я же прищуриваюсь, смотря на то, как ему весело, пока я тут все круги Ада прохожу.       — А вдруг он не вкусный? — хмыкаю я, отворачиваясь, устремляя взгляд в лобовое стекло.       — Твой суп для меня априори не может быть не вкусным, — говорит тот, и я кидаю на него прищуренный, не верящий взгляд. Если бы Есон его озвучивала, то это прозвучало бы как «ты меня наёбываешь сейчас?» Уже почти озвучиваю это и заодно насмешливое «смотри, чтобы пробовать не пришлось», хотя знаю, что прекрасно готовлю, но Чонгук заставляет забыть об этих планах и вводит в ступор своим: — Хочу попробовать твоё какао, — мне в голову приходит совершенно глупая идея — протянуть ему свой стаканчик, на дне которого остаётся совсем немного, но я всё же ставлю ставку на другую, может быть, не менее глупую идею, если прогадала.       Но Чонгук не любит сладкое.       — Ну, так попробуй, — сдавленно отвечаю я, сглатывая.       Замечаю его томный взгляд на своих губах и понимаю, что нет, не прогадала. Нам мало. Надо убедиться в реальности происходящего. Мы сливаемся в недолгом поцелуе почти сразу. Чонгук нежно сминает мои губы своими, при этом проходясь по ним языком, собирая сладкий вкус какао, и спустя мгновение отстраняется.       — Вкусно, — выдаёт вердикт он, облизывая губы, и я неосознанно повторяю за ним, а после смущённо улыбаюсь и отворачиваясь. Чонгук заводит мотор, а я поддаюсь с обречённым вздохом назад, ударяясь затылком о мягкое сиденье.       Понимаю одно — пиши пропало. А если быть точнее, пропала ты, Мин Яуль.