Моя декабрьская боль

Вечер того же числа       Если подумать, отношения мало интересовали меня с самого начала. В средней школе реактивная бомба под названием переходный возраст ударила по мне так внезапно, что за лето я перерос всю старую одежду. Новое тело было угловатым, но легко переносило тренировки, к каким меня приучил старший брат, а ещё оно загадочным образом притягивало внимание. Много внимания противоположного пола. Быстро рассчитав коэффициент пользы, уже к середине учебного года я беззастенчиво применял свои данные на любом человеке. Это было приятно и выгодно, ведь красивым людям прощают многое, а красивым и богатым прощают всё.       Многочисленные романы, лёгкие, безответственные, часто содержащие одни поцелуи и прогулки, сделали меня легендой Академии. Целью были не сами девушки, а репутация, статус, впечатление, которое производишь, заходя в комнату. Строго говоря, я брал готовые шаблоны из фильмов и книг, понятия не имея, что значит это попсовое чувство. Алые паруса, рыцари и принцессы в беде, и ничего настоящего. Возможно, поэтому я не сразу понял, что ты со мной заигрываешь.       Поздно вечером, спустя десяток объяснительных, переписанных набело из-за ошибок и чернильных клякс, я повернул ключ в замке собственной двери. Пустая квартира встретила темнотой и глухим ватным эхо. Я скинул туфли, оставил в гардеробе верхнюю одежду и зонт. Проверил сигнализацию, включил обогрев пола, зажёг коридорные бра. Я прошел через гостиную в кухню, сел на барный стул и уставился в зеркальный корпус кофемашины, как будто видел свою бледную физиономию первый раз.       »…планирую сделать шаг навстречу».       Рука достала телефон и быстро набрала номер Джесс (думаю, даже код экстренной службы набирается гораздо медленнее). Абонент недоступен. Человек из кофемашины посмотрел на меня как на дурака, ведь Джесс всегда отключала мобильник на ночь.       »… ты ведь меня отошьёшь, если приглашу сейчас?»       Я упал лицом на мраморную столешницу, такую приятную, такую холодную в отличии от меня самого. Твое присутствие в радиусе одной комнаты всякий раз действовало как удар по голове — я стремительно тупел и терял связь с реальностью. Даже то, как ты произносишь мое имя, нарочно растягивая букву И, как быстро входишь в доверие любого человека: всё это поднимало во мне волны зудящего раздражения.       Синяки на запястьях болели. Я потер их, вспоминая железную хватку. Твое нежелание проигрывать совсем не сочеталось с твоим вечно доброжелательным лицом.       Мой желудок, за день видевший одну чашку кофе и шоколад, тошнотворно ёкнул. Есть не хотелось. Я заставил себя открыть холодильник и, отыскав там начатую пачку хамона с фетой, закинул в рот несколько кусочков, практически не жуя. Как чайка.       Ты до противного любезен со всеми, кроме меня, и, наверное, в этом вся соль. Я действительно задет отказом, и должен изменить ситуацию, должен вернуть контроль, чтобы мерзкая слабость в ногах при виде твоей улыбчивой морды не лишала меня способности к прямохождению.       Душ, два часа игры в плойку и полстакана виски на сон грядущий неплохо проветрили мозг. Я с удовольствием зарылся в кровать, обнимая подушку с двух сторон.       Мне приснился ты.       Наверное, запах свежего белья напоминал запах стиранного дзюдоги, или обхват моих рук был слишком похож по диаметру на объем туловища — кто знает. Дурная голова решила, что мы лежим на траве, где-то на утёсе. Под нами море (шум сплит-системы?), над нами звёзды. Поют сверчки, как бывает июльской ночью накануне рассвета. Я беру твою руку и зачем-то прикусываю подушечки пальцев, ведь цвет твоей кожи так похож на марципан (!!!) Ты смеёшься и спрашиваешь:       «Любишь сладкое, Киллуа?»

***

Хрен знает какое вообще плевать       На утро я проснулся, презирая весь мир. Шею ломило из-за того, что я вертел ею до будильника в поисках удобной позы, но как бы я ни лёг, сны повторялись. Я чувствовал себя прозрачным, тонким, как будто раздетым на два слоя кожи до самых костей. Пришлось компенсировать этот факт махровым банным халатом.       Серая осень за окном пахла мокрыми тряпками и землёй. Я нарисовал на потном стекле злую рожицу. У рожицы имелись клыки и сдвинутые толстые брови, прямо как твои. Я решил, что не буду ходить в Академию пару дней.       В понедельник вернулась Джесс, предварительно оборвав мне телефон контрольными звонками. Она заехала домой бросить вещи и уладить вопрос с документами для ректората, так что к ее приходу я сидел одетым на банкетке.       — Боже, ты как борзая в попоне, ждущая выгула. Настолько плохо? — в качестве приветствия Джесс пощупала мой лоб и, не обнаружив температуры, больно щёлкнула по носу. — Не драматизируй. Пойдем выпьем кофе, я знаю уютное местечко.       — Мы с ним подрались.       — О как. Не тот прогресс, которого хотелось, да?       Я потер ладонями лицо, не зная, как объяснить последнюю неделю. Она терпеливо ждала, счастливая и загорелая, и мне стало совестно за свои полуночные смс, наверняка испортившие отдых.       — Мы странно подрались. Была тренировка дзюдо… Ты знала, что он дзюдоист? Я не знал. Этот говнюк уронил меня раз пятнадцать, и я так быстро вышел из себя, что накинулся на него. Очнулся верхом, когда начал душить, а потом нас разняли. Клянусь, Джесс, я никогда не был таким…       — Возбужденным? — Джесс прислонилась к стене, прокручивая связку ключей вокруг пальца.       — Не смешно.       — А я не смеюсь. Твое лицо розовое.       Ее перманентная правота и женская прозорливость всякий раз била меня по черепу, как мамин подзатыльник. Я вскинулся, ошалело моргая, потому что — да, вот то чувство, которое не давало мне спать. Я ощущал то же самое лишь однажды, на чемпионате MMA по боксу прямо перед тем, как меня отправили в нокаут. Я был зол, счастлив, я был в восторге, ведь тогда появился противник сильнее меня самого. Разница в том, что теперь я не хотел делить своего противника с кем-то ещё.       — Он мне снится.       — Там тоже дерётесь? Я обречённо повертел головой, представляя, с каким стыдом буду рассказывать марципановый сюжет. Джесс присвистнула.       — Так, пойдем-ка на свежий воздух. Боюсь, что ты лопнешь от прилива крови к щекам, если я вытяну хоть одну подробность.       Мы вышли из подъезда как два заговорщика, перешептываясь и оглядываясь по сторонам. Красно-бурые ладошки кленов лепили свои пятерни к асфальту, черному и лаковому от дождя. Мы забыли зонт: я поднял воротник, завидуя капюшону на куртке Джесс. Оставалось верить, что «уютное местечко» находится неподалеку. Выслушав мои излияния, она задумчиво поправила пуговицу.       — Прямо зубами?       — Ага.       — Вот скажи, о чем ты думаешь в тот момент? Гон вкусный, как еда, или…       — Как еда! — отрезал я, справедливо считая, что никого не обманываю. Десерты ведь тоже считаются пищей.       — Не думай, будто спас положение. Это явная сублимация, детка.       — Субли… Что?       — Пришли, кофейня на втором этаже. Меня сюда подруга водила перед отпуском. Пряный кекс, латте соленая груша, все дела.       Старинное здание с пузатым балконом и лепниной в стиле эклектика обвивал бардовый плющ. Крыльцо поддерживали две массивные колонны, а ступени расходились веером. Пожалуй, более атмосферного дома для посиделок ненастным вечером октября было не найти.       Мы поднялись по лестнице, которая шла винтообразно мимо плиточных мозаик и многочисленных горшков с цветами. Уже на первом пролете запахло бадьяном, корицей и жареной арабикой. Я вспомнил, что за день не выпил и чашки.       Внутри оказалось тихо, только ненавязчивая музыка лилась из динамика под потолком (что-то из Стинга). Круглые столики на кованых ножках прятались по затемнённым нишам и углам с ширмами, некоторые стояли у окна как любопытные четвероногие. Джесс выбрала тот, над которым висела лампа тыквенного цвета, оранжевого и густого. Ничто не предвещало беды.       — Значит, только пальцы? Хотя, следуя символизму, твои сны и без того слишком интимны. Как говорил старина Фрейд, всё член.       Я вздохнул и раскрыл меню.       — Слишком банальный каламбур, теряешь форму.       Горячий шоколад выглядел так заманчиво, так что я почти сразу определился и полез на страницу с блинчиками, надеясь на какой-нибудь жирный слабосолёный лосось. Я был настолько занят выбором, что проигнорировал человека у стола.       — Добрый вечер, готовы заказать?       — Да, мне этот напиток, порцию блинов с красной рыбой под лимонным соусом, горячий яблочный штрудель и мо-мо…мо…       — Мороженое. — Ты закончил вместо меня, расплываясь от уха до уха. Ты ждал, пока я подниму голову.       — Что ты тут делаешь?       — Работаю. Меня лишили стипендии на этот месяц, так что лишние деньги не помешают. А ты где пропадал?       — Болел.       Меня осенило: ты числился на бюджете, поэтому мог легко вылететь из Академии за любой проступок, будь то даже системные опоздания, чего уж говорить о драке. Получалось, что причина всех твоих проблем носила имя Киллуа Золдик. Хаха, это я.       Джесс спасла ситуацию, легонько коснувшись тебя перчаткой.       — А мне, пожалуйста, мокко на миндальном, без сахара. И тост с ветчиной.       — Будет сделано. Что-то ещё добавим?       Я посмотрел на длинный черный фартук, туго затянутый в поясе, на кремовую рубашку с бабочкой, скатанную на рукавах в три четвертых, и остро ощутил, что краснею. Опять.       — Ш-шоколадный фондан! — я ляпнул это, лишь бы ты ушёл, желательно надолго. Но ты насмешливо поднял брови, глядя на меня в упор.       Твой голос оказался таким же, каким я его запомнил за все ночи домашней изоляции.       — Любишь сладкое, Киллуа?       Вселенная вокруг схлопнулась до размеров моей черепной коробки. Какое-то время я не слышал ничего, кроме звука собственного сердца, а оно колотилось как бешеное. Джесс смотрела на меня круглыми глазами, пока не перешла на кокетливый хохот.       — Так заметно, правда? Очень любит. В основном, конечно, это привилегия девочек, но с природой не пободаешься.       Речь шла не о тортиках. Я фальшиво улыбнулся, пытаясь одновременно испепелить ее взглядом и сползти под стол, чтобы пнуть ногой.       — В любом случае сегодня я угощаю. Я ведь должен тебе кофе, помнишь? Все будет готово через десять минут.       Ты убрал блокнот и отошёл к барной стойке. Судя по всему, на тебе лежали обязанности и официанта, и баристы, хотя я видел других сотрудников в поле зрения.       — Какой такой кофе? И почему вы пьете его не вдвоем? — яростно зашептала Джесс, возвращая подстольный пинок.       — У него спроси! Я тоже рассчитывал на другое. Ай!       — Значит, ты недостаточно конкретен. Плохо стараешься. Где тот Киллуа, который за один вечер собирал целый гарем поклонниц?       Наш секретный шепот был таким громким, что люди за соседними столиками начали оборачиваться. Я шикнул, приложив палец к губам.       — Он не девчонка, это другое! И вообще, тебе же была противна идея пари с самого начала.       Джесс поставила картонное меню на ребро, прикрывая нас этим экраном от всех любопытных. Краем глаза я заметил, что ты смотришь в мою сторону.       — Я и сейчас против, потому что идея подлая. Но вдруг это правда твой человек? Вдруг всё, от церемонии вступления до последнего сна, не случайно?       — Ты опять начиталась своих комиксов про большую и чистую мужскую любовь, да?       — Допустим… — она наклонилась ещё ближе, и я подумал, что со стороны мы смотримся как парочка, и нас могут неверно понять (ты можешь).       — Кроме прочего я хочу, чтобы ты влюбился. Хоть раз, по-настоящему. Сделай мне такой подарок на Новый Год.       Я нахмурился, глядя в ее широкоформатные, точно у кошки, зрачки. Джесс действительно верила в любовь-до-гроба, во все эти сладкие истории со счастливым концом, где люди находят друг друга посреди гигантского аэропорта или едут через всю страну ради слова «прости». Я не верил. Я припечатал меню к столу одним резким движением, откидываясь на спинку стула.       — Нашла радиостанцию по заявкам в моем лице? Розовые сопли не наш формат. Это пари ради личной выгоды, не забывай.       — Ну конечно, тот soulmate moment ничего не значит по масштабам Вселенной. Вы просто так везде натыкаетесь друг на друга. Просто так во сне ты предсказал его вопрос с точностью до последнего слова.       — Игра психики, совпадение.       Джесс передразнила мою манеру скрещивать руки, когда я что-то отрицаю. Ты вернулся с заказом.       — Вот и напитки. По рецепту в горячий шоколад мы кладём немного кайенского перца, но я не стал, подумал, тебе не понравится. А для твоей девушки комплимент — имбирное печенье с клюквой.       Джесс сразу растаяла, пропустив главное мимо ушей.       — Как любезно с вашей…       — Она не моя девушка.       Длина паузы затянулась, так что я сам забрал блинчики у тебя из-под носа. Тактичность плохо давалась мне с самого детства, несмотря на бесчисленные уроки этики и мамины слёзы.       — Ахаха! Неловко вышло, я подумал… То есть, я видел как вы…       — Мы друзья. — наконец очнулась Джесс, лениво помешивая мокко. Ты задумчиво оглядел нас двоих, выискивая то ли подтверждение, то ли опровержение данного факта.       — Ага, понял. Киллуа, ты едешь на экскурсию в пятницу?       Это выглядело так, словно тебя переключили из одного режима в другой с помощью невидимого тумблера. Или сняли блокировку.       — Нет, не люблю такое.       — Жаль, было бы веселей. Я еду, всегда хотел посмотреть на каньон осенью. Белые клёны красивые.       Ты помялся, раскладывая приборы очень медленно, как будто ждал от меня другого ответа. Я демонстративно напхал полный рот.       — Чтож, приятного аппетита. Если понадоблюсь, жмите кнопку на столе.       — Большое спасибо! — Джесс отдала меню с вежливой улыбкой, мне же пришлось ограничиться кивком. Как только ты ушел, я схватил телефон и принялся лупить пальцами по экрану, судорожно открывая вкладки.       — Теперь что за срочность? Маман?       — К черту мать, мне нужно успеть подать заявку.       — Куда?       Я отмахнулся от нее как от мухи, раздраженный несвоевременным приступом глупости. Я спешил, я должен был успеть, пока ректорат не закрыл набор на сраный автобусный ад.