***
Не то, чтобы Хуа Чэн был силен в готовке, но завтрак своему омеге сделать был просто обязан. Так кричали все его инстинкты, которые уже давно, со встречи с этим солнышком, не дают ему покоя. У него чуть ли сердце кровью не обливалось, когда вспоминал растерянный взгляд Се Ляня, прежде, чем закрыть дверь в спальню прямо перед его милой мордашкой. Ну серьезно, внутренний альфа рвал и метал, желая прижать омегу к себе и аккуратно покусывая открытые участки тела порыкивать тому в макушку. Вот только именно из-за подобных порывов нежности, боясь затискать парня до смерти и услышать разочарованный или уставший вздох, Хуа Чэн и сделал, что сделал. Ну и никак нельзя не согласиться с тем, что омега в его одежде выглядел не только тискательно, но и одуреть как горячо, что заставило дыхание сбиться, мышцы напрячься, а ниже пояса всему затвердеть. Боялся не только затискать, но и откровенно задушить возбужденными феромонами. Подобная близость казалось ему слишком быстрой для отношений, которые он планировал выстроить крепко и надолго. Сам себя не узнавал от подобных мыслей. — Доброе утро, Сань Лан, — послышалось со спины, вместе с тихим шлепаньем босых ног о голую плитку. Се Лянь, сладко потягиваясь и потирая глаза, стоял посреди его островка кухни как чертово божество, словно даже эфемерно светясь, с этими его до смерти мило растрепанными волосами и голыми ступнями, пальчики которых выглядывали из-под, несколько раз подвернутых, домашних штанов, каждый из которых до одури хотелось поцеловать, а после надеть теплые носочки, чтобы не мерзли. И плевать, что было лето. Он купит самые теплые, чтобы эти пяточки с пальчиками точно не мерзли. О боги, о чем он, черт возьми, только думает. Но внутренняя сущность только поддакивает в такт любой безумной мысли. — Доброе утро, солнце, — улыбка сама по себе растянула губы, и только сейчас Хуа Чэн понял, что уже минуту как уронил кухонную лопатку, которой мешал рис с овощами на сковороде, и тупо стоит и пялится на чужие голые ступни. Кажется, у него новый фетиш – ножки его омеги. Хотя, весь Се Лянь сплошной новый фетиш. Ночные порывы все же взяли верх, и потому Хуа Чэн просто не выдержал и сгреб в медвежьи объятия пискнувшего омегу, и под его звонкий счастливый смех терся о каштановую макушку и тискал бочка, лишь не решаясь спуститься к аппетитным ягодицам и бедрам, которые до смерти хотелось пожамкать, что аж внутренний альфа весь чесался, но какие-никакие рамки все еще останавливали. А Се Лянь, казалось, только этого и ждал, ибо сам активно потирался носиком и щеками о чужую грудь и даже, тяжело сглотнув, притерся шеей к чужой, прямо туда, где концентрация феромонов была наивысшей и в трепетном предвкушении билась ароматическая жилка. Он мог поклясться, что услышал счастливый скулеж и тихое рычание, означающие лишь, что Хуа Чэну очень понравился его жест, ведь Се Лянь только что осознанно пометил их запахом друг друга. Прямо не отлипая, Хуа Чэн наложил ароматный рис, заварил чай и усадил его за стол на свои же колени, чуть ли не с ложки кормя омегу, чему тот не особо то и был против. И под бодрое пение птиц за окном, после допитого чая и нескольких томным, коротких поцелуев, они наконец вспомнили, что занятия никто не отменял. А жаль. Чуть не опоздав, зато за ручки, они вошли в лекционный зал, где Се Ляня, чуть ли не с боем, отцепил от альфы Ши Цинсюань, причитая, что с появлением пары, друг совсем о нем забыл, так пусть хоть на лекциях посидят вместе. Се Лянь не планировал расстраивать друга, потому пришлось лишь получить несколько быстрых поцелуев в губы, нос, щеки и переносицу, и под завистливые взгляды одногруппников и собственные красные щеки отправить Хуа Чэна на его привычный ряд, где, уткнувшись лбом в стол, дремал Хэ Сюань.***
— Он сказал, что я неимоверно бешу, а потом снова засосал, да так, что я от нехватки кислорода почившую бабулю почти увидел! — первая лекция тянулась долго, а все потому, что каждый хотел поскорее вырваться из душного кабинета и услышать историю друг друга. Не торопясь гуляя по небольшому скверу у университета, Се Лянь уже рассказал о прошедшей ночи, и под счастливо-влюбленный чужим рассказом, взгляд Ши Цинсюаня слушал, как тот рад. А после последовал рассказ самого Ши Цинсюаня, о его нелегкой доле, с прыгающей интонацией и очень активной жестикуляцией: — Естественно, я не собирался вырываться, но пришлось, иначе боялся уже на самом деле задохнуться. Короче, закончилось все тем, что он оставил на мне свой запах, и мы с Хэ-сюном теперь вместе! Ши Цинсюань в самом деле сегодня светился пуще обычного, а феромон кипариса был разбавлен ароматом моря. Сочетание весьма странное, но в то же время, очень гармоничное, как и сама эта парочка. И Се Лянь был искренне рад за друга. — И на этом приключения не закончились, самое интересное ждало позже! — нервное хихиканье само вырвалось у Ши Цинсюаня. — Пропускать занятия в первые же месяцы такое себе удовольствие, а спать хотелось жутко, ну а Хэ-сюн, как и ты, в общежитии обитает, куда доступа ночью уже не было. Ну и куда еще податься, как не ко мне. — Ши Уду ведь так до сих пор и не вернулся из командировки? — поинтересовался Се Лянь зная, что названный задерживался в поездке. — Да, брат на долго там застрял, — отмахнулся Ши Цинсюань. — Так я думал! — глаза округлились до предела, руки всплеснули вверх, а голос повысился. — Мы с Хэ-сюном, значит, удобно устроились у меня на кроватке, моей любимой кроватке, я удобно устроился на нем, мы долго целовались и почти дошли до петтинга… — А можно без подробностей?.. — Я, черт возьми, почти засунул руку в его штаны. Да я почти схватился за его член!.. — Боги, за что мне это?.. — И ты блин представляешь??? Прямо в этот момент я услышал скрип двери и упавшую челюсть брата… — Ой-ей… — Вот и я сказал то же самое! — И что Ши Уду? — Да брат замер с таким лицом, что даже описать сложно, толи он был в шоке, толи в растерянности, толи гневе, толи все сразу. Но это ладно. Лежим мы значит такие, Хэ-сюн уже на мне, я в его штанах, с характерным запахом феромонов чуть ли не по всему дому, не то, что в комнате, и тут Хэ-сюн выдает: «Привет»… — … — У меня была такая же реакция, как у тебя сейчас. А вот брат рвал и метал, потребовал, чтобы Хэ-сюн немедленно ушел, и ко мне больше не подходил. На меня кричал, что мол, нужно о учебе думать, а не со всякими альфами развлекаться, — к концу голос становился все тише, и конкретно поникшим. Слова брата на самом деле задели омегу, ведь он не «развлекался со всякими альфами». Он старался прилежно учиться, а Хэ Сюань не «всякие». Они поистине нравились друг другу, чего Ши Уду даже не мог понять, но ему постарались объяснить. — Хэ-сюн очень разозлился на эти слова, они так спорили, Лянь, что я начал задыхаться от концентрации их феромонов, которыми они пытались давить друг на друга, вообще про меня забыв. Вот только, когда я уже не выдержал, и начал конкретно давиться, Хэ-сюн тут же перестал выпускать феромоны, потащил меня к распахнутому окну и успокаивал уже мягким запахом. Я не знаю, как он так быстро переключился, но даже брат обалдел от этого, ведь сам еще долго не мог унять сущность, хоть и пытался, что бы мне стало легче. А мне, черт возьми, стало легче, благодаря Хэ-сюну. — С ума сойти. Я догадывался о реакции Ши Уду. И что в итоге? — В итоге Хэ-сюн обнимал меня, шептал что-то на ухо и гладил, успокаивая, а брат настолько офигел от этой картины, что бросил только: «Непотребствами не заниматься», фыркнул, зыркнул, да и ушел к себе в комнату. — Обалдеть. Ши Цинсюань кивал, аки китайский болванчик, и все не переставал светиться. Он и сам уже хотел бы найти своего мрачного альфу и накинуться с объятиями, да только с другом хотелось поговорить не меньше. — Какие люди, — протянул ехидный голос прямо перед омегами, которые были увлечены разговором, потому чуть не столкнулись с компанией. — Где же твой кобель, сучка? Я ему задолжал пару синяков под глазом. Се Лянь тяжело вздохнул и поджал губы, пока Шу Синь и несколько ребят из компании за его спиной смеялись над «шуткой». Было очень неприятно находиться рядом с этим альфой, и только сейчас удалось хорошенько разглядеть и разобрать запах феромонов этого парня, ибо на вечеринке от многих пахло табаком, который был на удивление приятным, но в омеге вызывал тревогу, если запах исходил исключительно от этого альфы. Шу Синь был на пол головы выше Се Ляня, с противной улыбкой-оскалом и надменными глазами, что смотрели на всех и все оценивающе. Длинные темно-русые волосы естественно струились по спине, что могло выглядеть даже красиво, если бы не их обладатель, массой он явно уступал Хуа Чэну, да и здоровым образом жизни пренебрегал, будучи слегка худощавым. Сейчас на нем были спортивные штаны с кислотно-желтой футболкой, что раздражала глаза Се Ляня на ярком солнце, а на макушке красовались солнцезащитные очки. Липкий слой чужих феромонов противно кружил в воздухе, вызывая еще и раздражение. Да как он смеет что-то говорить о его Хуа Чэне? Было ясно, как день, что Шу Синь попусту бахвалится, ибо при виде его альфы этот парень поджимал ушки и затихал, не то, что мог хотя бы слово против вставить. Шу Синь боялся Хуа Чэна, хоть и пытался этого не показывать. — А-а-а! Это ты вопил как омега, когда Хуа Чэн твои наглые пальцы пихал тебе же в зад? — Ши Цинсюань так же не испытывал восторга от этого человека. Шу Синь был тем самым ублюдком, которому лишь бы самоутвердиться и вообразить из себя того, кем не является. — О! А еще сверкал пятками, чуть ли в захлеб не рыдая, когда Хуа Чэн разбил тебе глаз. Кстати, как синяк? А вообще мне плевать. — Ну что ты, Цинсюань? Смотри какой, хочет вернуть долг, это ведь хорошо, — смотря на сереющее лицо напротив, подхватил Се Лянь. — Сейчас я позвоню Сань Лану, и он придет. — Что, думаете всегда будете под крылом своих альф? Думаете они не кинут вас, как последних шлюх, найдя кого поинтереснее? Какие наивные омежки, — Шу Синь выглядел весьма разгневанно, и даже его компания друзей начала улавливать странный вкус феромона в воздухе. — Ты чего? Забей, что они тебе сделали, не дали что ли? — попытался успокоить альфу один из компании, легонько схватив за предплечье, которое Шу Синь нервно вырвал из хватки, и одарил злым взглядом омег перед собой, которые показательно развернулись, ясно дав понять, что чужие слова им параллельны, а компания Шу Синя им более, чем неприятна. Не успели омеги далеко уйти, как в спину услышали: — Блять, в итоге я все равно трахну тебя так, что забудешь имя этого одноглазого пса, и свое заодно. Се Ляня лишь задело, что этот недоумок смеет указывать на увечье Хуа Чэна. Он и сам не знал, что случилось с глазом альфы, а спрашивать не хотел, боясь поднять на поверхность, возможно, неприятную историю. В любом случае, привлекательность Хуа Чэна прикрытый глаз никак не портил, а на характер уж тем более не влиял. — Как бы после таких заявлений его самого не трахнули, какой-нибудь палкой. Если Хуа Чэн услышал бы, уверен, так и было бы, — бурчал Ши Цинсюань, мельком глянув на друга, пытаясь понять чужие эмоции от этой встречи. Полную историю с этим неприятным альфой он уже слышал, но никак не думал, что у нее будет продолжение в виде подобных стычек. — Надеюсь Сань Лан не узнает. Не хочу, чтобы он волновался.***
Лето пролетело в мгновение ока, и никто по нему практически не скучал, ибо выдался сезон уж слишком жарким. Но таким же жаром на душе оно несло в себе и воспоминания, в которых незнакомец тайно ухаживал за Се Лянем, а после объявился в виде прекрасного альфы, что тут же завладел его сердцем и вот уже месяц, как продолжает жить в мыслях и сердечке омеги, что по уши влюблен в этого прекрасного парня. И плевать, что многие, точнее почти все, поспорили бы, что Хуа Чэн прекрасен. Да, он был чертовски красив, но вот характер… Все преподаватели зареклись спорить с этим студентом, и по возможности не желали даже пересекаться лишний раз и контактировать. Хуа Чэн же к такому исходу привык и был более, чем рад. Своим красноречием он мог переспорить любого преподавателя, ввести в ступор любого омегу, и вывести на тихую внутреннюю агрессию любого альфу (внутреннюю и тихую потому, что в открытую никто не решался). Да, спорить и нарываться никто не хотел еще и потому, что альфа не только на словах, но и на деле мог дать отпор. Жизнь научила его стоять за себя, а потому пришлось заниматься своим телом, что бы можно было эту жизнь вертеть на… В общем, быть как рыба в воде, как птица в воздухе, и как Хуа Чэн есть сейчас. Но были исключения, когда альфа превращался в самого нежного и любящего парня на земле, готовый исполнить любую, самую невероятную просьбу. Он был готов распадаться на кусочки и собираться вновь лишь ради одного человека. Дарил всю свою нежность и чувства, коих в жизни сам был обделен и никогда не думал, что сможет кому-то их преподнести. Но вот, появился омега, что полностью завладел его сердцем, и Хуа Чэн рядом с ним становился самым верным псом, и самым идеальным альфой, от чего все омеги вокруг так и заливались слюнями. И в таком альфе утонул Се Лянь по самые кончики пальцев. Утонул и выплывать не намерен, ибо самому безумно хотелось подарить всю ту любовь в ответ, стать самым лучшим омегой и делать Хуа Чэна счастливым. Всего месяц прошел, а чувства были настолько крепки, словно они с прошлой жизни повязаны красной нитью судьбы. Вокруг так и ходил слух, что они истинные, но это не было правдой, о чем Се Лянь и пытался несколько раз говорить, а Хуа Чэн лишь улыбался и крепко целовал его, даже не опровергая чужие слова. Ему было все равно, ведь никакие истинные, по его нескромному мнению, не сравняться с ними. Этот месяц был наполнен множеством поцелуев, морем любви и огромным количеством нежности. Се Лянь несколько раз оставался на ночь у своего альфы, и все же добился того, что заставил Хуа Чэна спать на одной кровати. И ничуть не пожалел, даже услышав какие-то невнятные и странные предупреждения от своей пары. Его так нежно тискали и зацеловывали все лицо, словно любимого пушистого кота, а после так горячо и пылаюше целовали, что было страшно за свое целомудрие. А, впрочем, с Хуа Чэном не так уж и страшно… Но альфа всегда останавливался, как только в комнате становилось душно, прижимал к себе крепко-крепко, укрывал одеялом со своим запахом и буквально убаюкивал феромонами. Се Лянь безоговорочно доверял ему, внутренний омега и тому подавно верил альфе, а потому такой фокус срабатывал и буквально за несколько минут Се Лянь умудрялся засыпать в самых теплых объятиях. А наутро вновь утопать в заботе и любви, отдавая всю свою в ответ.***
Редко выходили дни, когда именно Се Лянь ждал Хуа Чэна у университета, а не наоборот. Обычно они встречались в парке и шли вместе, но в этот раз Хуа Чэн проспал первую лекцию, потому омега отправился один. Занятие закончилось, а он решил выйти и встретить свою пару, игнорируя странные взгляды на себе. Странное дело, но Ши Цинсюань тоже проспал сегодня. Вместе с Хэ Сюанем… А странно это потому, что друг рассказывал про их свидание, и теперь ему очень интересно, чем же оно закончилось, что эта парочка умудрилась забыть про занятия. За размышлениями о друзьях омега упустил момент, как Хуа Чэн подкрался и со спины обхватил его обеими руками, отрывая от земли и кружа под его заливистый смех. — Сань Лан! — стоило только снова встать и развернуться, как оказался в крепких объятиях. — Привет, солнышко, — не отрываясь от парня, Хуа Чэн оставил короткий чмок на каштановой макушке, глубоко вдыхая любимый цветочный аромат, уже чувствуя, как день становится лучше от одного только вдоха любимого феромона. Странное дело, но выпускать омегу из объятий казалось сегодня смерти подобно. Се Лянь кое-как умудрился выбраться из кольца чужих рук, вот только эти руки все не желали его отпускать пуще прежнего, оставаясь на его талии и все норовя гладить и трогать. Они уже поняли, что довольно тактильные по отношению друг к другу, но сегодня желание прикосновений в альфе возросло до небес. Добравшись до кабинета, Хуа Чэн все никак не хотел отпускать его от себя, хотя на лекциях они всегда сидят отдельно с друзьями. Но сегодня в альфе проснулся очень вредный ребенок, которым он никогда не был, а потому буквально поволок с собой, на свой ряд. Се Ляня слегка удивляло чужое поведение, а то, как Хуа Чэн ластился и все потирался то о макушку, то о шею лицом, вводило в ступор. Прямо спросив, что сегодня такое случилось, в ответ Се Лянь получил ошарашивающее: — Ты восхитительно пахнешь. Хочу тебя забрать от сюда к себе, завернуть в одеяло и исполнять все твои прихоти, — Се Ляню даже послышались рычащие нотки в речи. Хуа Чэн и до этого был нежным с ним, да и людей в округе не стеснялся, но сегодня превосходил самого себя. Се Лянь в ужасающем смущении оглядывался. Аудитория уже было полная, и все как один поглядывали на их парочку, кто-то с нескрываемой завистью, кто-то смотрел на Се Ляня понимающе, а кто-то в страхе отворачивался, до этого нагло скользя по нему сальными взглядами, но как только натыкались на один темный глаз, спешили сделать вид, что их хата с краю. Ощущение, что что-то явно не так, все сильнее прокрадывалось в сознание, а жмущийся к нему впритык и тихонько порыкивающий Хуа Чэн, что не переставал его обнюхивать, от чего, что греха таить, внутренняя сущность пищала как маленькая омежка, только заставлял в этом убеждаться. — А ну пусти мой цветочек. У нас же уговор! — возник, будто ниоткуда, Ши Цинсюань. — Лянь, ну что за дела? А ну за мной, а ты, — тыкнул он пальцем в Хуа Чэна, что вцепился, чуть ли не всеми конечностями, в Се Ляня и сверлил омегу недовольным взглядом. — Вот твой друг, на него и кидайся. Пошли, — толкнул к нему Хэ Сюаня и потянул открывшего рот омегу за собой. Се Лянь отчетливо услышал угрожающий рык за спиной, от которого по телу пробежали мурашки, заставив пальцы на ногах поджаться. Тяжело сглотнув, он кинул мимолетный взгляд за спину, и увидел темный зрачок, что заполонил всю радужку. От этого животного взгляда хотелось заскулить и нырнуть обратно в чужие объятия. — Хе-хе, — ехидненько посмеивался Ши Цинсюань, усевшись с Се Лянем на места, что находились на пару рядов ниже тех, где остались двое альф. — Что такое? — не понимая вообще ничего, спросил Се Лянь, оторвав взгляд от своей пары, что уже порывалась встать и вернуть омегу к себе. — Ты серьезно не понял, что такое? — вылупил глаза Ши Цинсюань, указывая на него и наклоняясь к уху, шепча: — У тебя течка скоро, Лянь. Тут-то все встало на места! Можно было сразу догадаться о своем предтечном состоянии, как только Хуа Чэн так яро отказывался его отпускать. Поняв, что только что вытворял Хуа Чэн, он вновь обернулся, смотря на свою пару с таким восторгом и любовью. А альфа уже смотрел в ответ, с какой-то мечтательной улыбкой, уперев кулак в щеку, не сводя взгляда. — Я, конечно, и не сомневался, но поздравляю, Лянь. Хуа Чэн бесповоротно в тебя влюблен, — беззлобно посмеивался Ши Цинсюань, пока Се Лянь краснел и с трудом заставил себя оторваться от разглядывания альфы. В такие периоды феромоны омег слегка менялись, не заметно для них самих, зато очень отчетливо для окружающих. Запах почти кричал: «у меня скоро течка». Большинство омег узнавали о скором состоянии по наглым и возбужденным взглядам альф вокруг себя, ведь еще бы – самка скоро будет пахнуть еще слаще, и будет готова беспрекословно принимать альфу. Большинство даже не осознано заглядывались на омегу в такой уязвимый период. Сущность всегда была в полных ладах с головой и сердцем, а потому видя незнакомого почти течного омегу, само собой разумеется, хотелось только одного – вдавить в ближайшую поверхность и повязать. Это было на уровне инстинктов, и никто не смел такое вытворять на самом деле, лишь самые бесстыжие и отбитые кидали пошлые фразы. В редких случаях совершалось насилие, но такое вытворяли лишь самые ужасные люди. К сожалению, насилие случалось даже и без течек с гоном, а просто потому, что кто-то решил, что им это дозволено. Но была странная особенность. Если омега не просто не знаком, но и был любим альфой, то отношение этого альфы было совершенно иным. Раз и сущность, и сердце выбрали себе пару, то этого омегу в предтечном состоянии хотелось уберечь, позаботиться, баловать и делать все, лишь бы той было хорошо. Хуа Чэну до зуда хотелось забрать Се Ляня с занятий, хорошенько накормить, сделать массаж, выполнить самую дурацкую его просьбу, но лишь бы парень не испытывал и малейший дискомфорт, был счастлив и окружен заботой с макушки до пят. Мысли о своем странном состоянии, если и посетили его, то Хуа Чэн их тут же отмел. Заботиться о Се Ляне хотелось всегда, ну и что, что сегодня еще сильнее. Это нормально. — Это не нормально, а ты тупица, если еще не понял причину, — прервал его размышления Хэ Сюань, за что получил на себе злючий взгляд. Хуа Чэн все понял, и от осознания, что у его любимого скоро течка захотелось позаботиться только сильнее. У альф это в природе заложено, чтобы сперва хорошенько любить и нежить, а в течку хорошенько любить и трахать. Вот только альфа понимал, что свою течку Се Лянь проведет один, и если и был огорчен, то ни за что этого не покажет, ибо прекрасно понимает, что его пара все еще невинна и не захочет это исправлять в ближайшую течку. А узнал он это случайно… Точнее нагло, но совершенно случайно подслушав их с Ши Цинсюанем разговор. Омега в очередной раз ночевал у него, и проснулся раньше, потому решил приготовить легкий завтрак, а заодно поговорить по телефону с другом. Что бы смартфон не мешал готовке, включил громкую связь, по которой один бесстыжий омега во всю строил догадки о их «горячей ночи». Ночь и впрямь была горячей, но лишь из-за температуры, а красные щеки Се Ляня были до того очаровательны, что Хуа Чэн лишь остановился за углом, не желая раскрывать себя, но желая услышать продолжение и то, как его пара начнет мило отнекиваться и пытаться выключить громкую связь. Вот только вместе с тем он не ожидал услышать, что Се Лянь уже почти готов ему отдаться не только душой, но и телом, но только не в течку. Хоть в таком состоянии и приятнее лишаться девственности, но омега желал быть, так сказать, в трезвом уме и памяти. Хуа Чэну тогда пришлось незаметно проскочить в душ, совершенно бесстыдно в уже своей светлой памяти представлять картины, от которых член стоял так, что готов был прорвать домашние шорты. Собственно, именно по этой причине и сбежать в ванную, пытаясь справиться с возбуждением, а не то сам уже не в силах иногда совладать с собой, и не залюбить и вылюбить своего омегу. Ну а факт того, что Хуа Чэн может стать его первым альфой в плане секса, чуть не снес ему крышу, заставив рычать в кулак, кончая в другой. С того момента прошло не более пары недель, а течка уже наступила, потому о близости не шло и речи, но Хуа Чэн сделает все, что бы омеге было комфортно. Омеге, что сидит и кидает на него смущенные взгляды через плечо время от времени, а внутренний альфа диким зверем воет, требует немедленно прекратить эту пытку и обнять крепко свою пару и глубоко вдохнуть его запах. Еле держится, ей богу. Не успела толком закончится лекция, как Хуа Чэн уже был возле Се Ляня, осторожно сплетаясь с ним пальцами, что бы через секунду потянуть чужую ладонь на себя, оставляя на каждом пальчике по поцелую, под умилительные и завистливые вздохи вокруг, и смущенную, но счастливую улыбку своего парня. Он помог Се Ляню собрать вещи со стола, все не выпуская его руки, и тут же потянул к себе ближе, утаскивая парня за собой, подальше от людей, что бы поскорее зацеловать эти прелестные красные щечки и губки. Он бы не прочь сделать это здесь и сейчас, но знает, что омеге будет очень стыдно и некомфортно на глазах одногруппников, потому сделает так, как тот хочет. — Сань Лан, — получив свои поцелуи в небольшом закутке этажа, они шли на следующую лекцию, на которой будут сидеть вместе, ибо под напором чужих нежных губ, пообещал это своему альфе. — У меня т-течка скоро, — говорить об этом, хоть и было естественно, но очень неловко. — Я уже знаю, солнце. Хоть и не сразу понял, — пытаясь притереться как можно ближе, ответил Хуа Чэн, оставляя очередные несколько поцелуев по всему лицу омеги. — Где будешь ее проводить? — В общежитии, в отдельном блоке. В обоих общежитиях – для альф и омег, – комнаты на самых последних этажах служили для проведения течек и гонов. Они были полностью изолированы, со звукоизоляцией и уютной обстановкой, чтобы студентам было комфортно проводить такой уязвимый для них период. После каждого студента комнаты хорошо выветривали, и полностью выводили чужие запахи. Эти дни студенты могли проводить со своими парами в этих специальных комнатах, но только, если вместе с записью в комнату сообщат об этом смотрителю, что бы не было случаев, что кто-то привел партнера уже под воздействием гона или течки, а потом об этом жалел. — Я хотел попросить тебя… — слегка покраснел и замялся Се Лянь, замедлив шаг и бегая взглядом по лицу альфы напротив, что готов был весь мир к его ногам положить, о чем он и сообщил. — Не нужен мне весь мир, — смеялся Се Лянь. — Но… Можешь одолжить мне свою футболку? — застеснявшись и опустив взгляд, решился Се Лянь. Всю лекцию он думал об этой просьбе, и пока стыд не затопил его полностью, наконец озвучил ее. — Конечно, — словно завороженный чужим смущенным лицом, ответил Хуа Чэн, в ту же секунду скидывая рюкзак на пол и хватаясь за края своей футболки, под лезущие на лоб глаза Се Ляня. — С-сань Лан, что ты делаешь?! — схватился он за чужие руки, останавливая это безобразие и несщадно краснея до самой макушки. — Не сейчас ведь, течка то через два дня начнется, ну! Так они и стояли с минуту – Хуа Чэн, что тупо моргал и смотрел на парня, все еще держа руки на краях футболки, слегка ее приподняв, и Се Лянь, что держал чужие руки, не давая чужому торсу оголиться. — Солнце, я совсем дураком становлюсь, когда ты рядом, — засмеялся вдруг альфа. — Скажешь с крыши спрыгнуть – тут же послушаюсь. А что Се Лянь? Се Лянь лишь умирал внутри от любви к этому сумасшедшему альфе. Умирал и смеялся так счастливо, что заработал новый поцелуй, и плевать, что студенты от их парочки глаз никак не отводят.