***
Субботнее утро, когда не было ни занятий, ни работы, без сомнений было любимым утром Се Ляня, когда можно было без зазрений совести дрыхнуть до полудня и лениво начинать свой день. Но сегодняшнее пробуждение было довольно быстрым и даже ранним. Потянувшись всем телом, в наслаждении хрустнув спиной Се Лянь сел в постели подавшись за телефоном и в удивлении уставился на время в девять утра. Несусветная рань для выходного дня. Однако раннее пробуждение было оправдано желанием поскорее увидеть одного альфу. Внутренний омега уже весь был взволнован и воодушевлен предстоящей встречей, да так и «просился» поскорее уже написать Хуа Чэну, что бы тот пришел за ними и забрал в свое гнездышко. Вот только альфа вряд ли в такое время бодрствует, а не наслаждается, наконец-то, спокойным сном. Но стоило зайти в мессенджер и увидеть «онлайн» под заветным именем, как улыбка тронула губы. Се Лянь немедля пожелал доброго утра и всеми имеющимися силами пытался остановить себя от просьбы немедленно закинуть себя на крепкое плечо и утащить в загребущие ручки альфы. Но Хуа Чэн опередил его. Сань Лан 💜 «Доброе утро, солнце. Есть идеи, куда хочешь сходить?»Солнышко ❤ «Помнишь ту фотобудку? Хочу несколько фото с моим Сань Ланом 🥺»
Сань Лан 💜 «Полностью с тобой согласен! Тогда план такой: через час я забираю тебя у входа в общежитие; мы идем кушать твою любимую лапшу с курочкой; берем кофе с собой; покупаем кошачий корм; идем кормить шерстяных в парк; я максимально исполняю все твои желания; мы идем в фотобудку; заходим рядом в киберарену, в которую ты как-то хотел попасть; я ищу прекрасное место, чтобы накормить тебя вкусным обедом; после едем ко мне; под дурацкий фильм едим мороженое, до которого мы не успели добраться в последний твой визит; я никуда тебя не пускаю, обнимаю до треска костей и усыпляю в своей постели, люблю и забочусь всю оставшуюся жизнь. Ну как тебе?)»Солнышко ❤ «Прекрасно! Но чего-то не хватает…»
Сань Лан 💜 «Что я упустил?»Солнышко ❤ «Много-много моментов, где мы целуемся)»
Сань Лан 💜 «Ох, это идет по умолчанию, как и то, как ты до сих пор будешь краснеть после каждого их них)»Солнышко ❤ «Сань Лан! 🫣»
Сань Лан 💜 «Скоро буду, солнце. Уже скучаю по твоим красным щечкам 😘» Се Лянь не мог не уткнуться в одеяло и запищать как маленький влюбленный омежка. Этот альфа что-то невероятное! Нежность затапливала сердце Хуа Чэна, смотрящего в экран телефона и уже представляющего алые щечки омеги. До покалывания пальцев хотелось немедленно затискать этого парня. Наконец появился стимул вставать по утрам. За ночь он выветрил квартиру, поменял постельное белье, убрал бедлам и просто убрался. В душе он провел не более десяти минут, ибо торопился успеть высушить волосы, нацепить на пустую израненную глазницу повязку, одеться и в приподнятом настроении отправиться на встречу с омегой. Ровно через час Се Лянь был готов и открыл смс, которая уже оповестила, что его ждут. Улица встретила его свежестью, начавшими желтеть листьями и теплыми объятиями альфы, куда он упал тут же, стоило оказаться рядом. Вдоволь наобнимавшись, пара двинулась по намеченному маршруту. — Ха-ха, Сань Лан, не думал, что ты так хорош в азартных играх, но так плох в компьютерных. Успев позавтракать в кафе, где Се Лянь в очередной раз краснел, что ест не самым аккуратным образом, под, буквально, обожаемый взгляд Хуа Чэна, они пошли в парк, в котором пушистые террористы оккупировали всего омегу, которого Хуа Чэн поднимал с холодной травы, ибо: «Солнце, уже холодно, вставай. И нет, я не ревную тебя к котам!». Фотобудка встретила пару смехом и очередной порцией счастья, проведя в которой пол часа, Се Лянь пытался выбрать самые удачные фото, когда же Хуа Чэн сгреб их все, сказав, что распихает по всему дому. Се Лянь плюнул и со своими лентами копий решил поступить точно так же. А вот киберарена открыла новые грани парней, Се Лянь оказался очень умел в данном вопросе, тогда как Хуа Чэну приходилось принимать поражение раз за разом. Но он, что-то, не выглядел сильно расстроенно. — Редко доводилось играть в подобное, в отличии от азартных игр, — пожал на это плечами альфа. — Ты в детстве только в карты, да кости играл? — с сомнением спросил Се Лянь. Хуа Чэн немного призадумался, пытаясь что-то вспомнить. — В любые игры, в которых делались ставки. — С кем ты играл? — Се Лянь был в сомнениях и растерянности. Очень странно, что ребенок занимался подобным, словно был беспризорником… — С идиотами в школе. Се Лянь немного помедлил, прежде, чем тихо спросить: — Какое было твое детство? Хуа Чэн не ответил сразу же, как это делал обычно, лишь нечитаемым взглядом посмотрел на дорогу под ногами. — Расскажешь, что случилось с… тобой? — Се Ляню не хватило духу открыто спросить про увечье на глазу. А то, что это именно рана, он не сомневался, ибо иногда из-за повязки можно было увидеть край рубцовой раны. Хуа Чэн не проронил ни слова, лишь взглянул на омегу и улыбнулся грустно краешком губ. — Прости, ты не должен рассказывать, если не хочешь, — быстро пролепетал Се Лянь. — Я обязательно расскажу тебе, солнце. Но… не сегодня, прости, — Хуа Чэн не то, чтобы избегал этой темы. Он открыто рассказал обо всем Хэ Сюаню, когда тот спросил, но Се Лянь совсем другое дело. Его мнение и реакция были важны, и альфа, почему-то, очень их боялся. Что подумает о нем Се Лянь, узнав о таком ужасном детстве? Посчитает его отвратительным? Но Се Лянь на его слова лишь улыбнулся, сказав: — Я буду ждать, сколько угодно. И что за бред посетил голову Хуа Чэна? Как этот ангел может считать кого-то отвратительным? Но портить свидание, которое выдалось впервые за столько дней, очень не хотелось, потому Хуа Чэн решил все же немного отложить рассказ о своем убогом детстве и травме, что заставила считать себя еще более убогим, чем жизнь. Альфа в благодарность за терпение трепетно сжал родную ладонь и оставил поцелуй в висок, подольше задержавшись губами. Хотелось незамедлительно впиться в губы, но его мальчик очень стеснялся целоваться в открытую на людях, поэтому сперва найдя пустой поворот в закоулке, Хуа Чэн, аки маньяк, утянул свою жертву в закуток, отнюдь трепетно прижав к себе хихикающего на такое сравнение парня, мягко смяв его губы. Се Лянь обожал целоваться с Хуа Чэном. У него было не так много опыта, но поцелуи именного этого альфы будили в нем что-то запредельное. Альфа всегда относился к нему как к драгоценности, и даже если поцелуи иногда перетекали во что-то более страстное и дикое, омега совершенно не страшился чужого напора и силы. Ему это до чертиков перед глазами нравилось. Но сейчас поцелуй выходил до того нежным, что впору было растечься розовой лужицей прямо под ноги этому альфе, что заставлял его внутреннего омегу помуркивать, а колени слабеть. Язык нежно оглаживал алые лепестки, губы осторожно, в меру сминали его губы, и даже покусывая уже порядком припухшие губы, Хуа Чэн оставался мягок, и делал это так, что Се Лянь готов был вознестись в эту же секунду. Омега отвечал тем же. Льнул всем телом, сплетал языки, покусывал и посасывал губы альфы. Какие они были… сладкие. Вопреки запаху Хуа Чэна, тяжелому, оседающему в легких костру, этот самый костер грел сердце и душу. Тело совсем перестало слушаться его обладателя, омега практически вис на шее Хуа Чэна, а этот хитрый лис улыбался в поцелуй на разнеженность парня в своих руках и не желал прекращать сладкую пытку, которая до одури нравилась обоим. — Ты еще со мной? — слегка отпрянув, но все еще касаясь горячих губ, прямо в них спросил Хуа Чэн, чувствуя на своих чувствительных подушечках заполошное дыхание. — Д-да, — разлепив слегка влажные глаза, ответил хрипло Се Лянь. Хуа Чэну резко захотелось заскулить и упасть в чужие ноги. Омега выглядел как божество с заволоченными страстью влажными глазами, с красными припухшими губами, разнеженный и такой податливый, словно марионетка в его руках. Хотелось продолжить целовать, прямо здесь и сейчас, но закоулок улицы был не лучшим местом, для продолжения подобного. Потому прижав к себе ослабшее тело, которое тут же ткнулось носиком в ямочку на его шее, Хуа Чэн крепко обнял парня, позволяя не спеша прийти в себя, мягко поглаживая кончиками пальцев макушку и спину. Вечность бы так простояли. Но все же решили выдвинуться к Хуа Чэну, там они смогут весь вечер провести в объятиях. По пути альфа все же затащил Се Ляня пообедать, хоть омега и отнекивался, как мог, ибо уже отвык есть по три раза в день. Хуа Чэн в принципе никогда не придерживался режима, но с появлением в своей жизни этого чуда, решил пересмотреть свои привычки. Квартира встретила Се Ляня чистотой и насыщенным запахом дерева и костра. Феромон словно обволакивал его с ног до головы, что аж захотелось резко залезть в чужую кровать и тереться об нее, впитывая все в себя. Но рядом стоял сам носитель этого потрясающего запаха, и если уж обо что и тереться, то лучше «предмета» в этом доме не найти. До квартиры они шли не спеша, потому уже вечерело, солнце начинало садиться все раньше и раньше. До завтрашнего дня Се Лянь никуда не собирался уходить, чему и не были против. Достав то самое мороженное в банках, они устроились на диване в гостиной, включив на ноутбуке сериал. Се Лянь так увлекся сюжетом, облокотившись плечом к плечу Хуа Чэна и иногда методично подцепляя ложкой очередную порцию мороженого. Он даже не понял, в какой момент то растаяло, и засмотревшись в экран омега упустил момент, как то начало капать на бедро. — Ой, — тихонько сконфуженно произнес омега, смущенно поглядывая на Хуа Чэна, который тут же потянулся пальцами стереть капли. Хуа Чэн не думая ни о чем, собрал капли мороженого пальцами, а подняв взгляд на лицо омеги, очень красное и смущенное лицо, невольно опустил взгляд обратно, где небольшое пятно от мороженного осталось на бедре, аккурат возле паха омеги, где он только что прошелся пальцами. Се Лянь с расширившимися глазами смотрел, как Хуа Чэн облизывает мороженое с пальцев, а после отставляет ведерки на столик к ноутбуку, и тянется к его губам. Поцелуй не требовательный, не глубокий, а просто такой нежный и, к сожалению, короткий. Хуа Чэн тут же отстранился, поднимаясь с дивана. — Я принесу тебе переодеться, — уже было хотел уйти Хуа Чэн в комнату, но чужая рука, ухватив его запястье, остановила, дернув на себя, и заставив сесть обратно. Взгляд, в котором читался явный вопрос, заставил Се Ляня покраснеть и забегать глазами по лицу напротив, пытаясь срочно придумать, как сообщить Хуа Чэну и не умереть, что хочет еще поцелуй. И омега не придумал ничего лучше, чем показать действием, нежели сказать словами. Он резко подался вперед и примкнул к чужим губам, чувствуя улыбку в поцелуе. Хуа Чэн немного ошалел, но был в неописуемом восторге, что его мальчик так требовательно накинулся с поцелуями. За эти несколько недель отношений альфа был счастлив неимоверной тактильности парня. Се Лянь любил держаться за руки, обниматься и просто трогать, задерживаться прикосновениями и в любой удобный случай тянуться к нему, но вот с поцелуями парень все еще немного стеснялся проявлять инициативу, лишь украдкой поглядывая на Хуа Чэна, так и выпрашивая взглядом полюбившиеся поцелуи. И альфа всегда давал желаемое, но в такие редкие моменты, когда омега сам тянулся к нему, имели особый шарм и степень восторга. Он не смел забирать инициативу, лишь следовал мягким губам, за чужими движениями, подстраиваясь под нежные смятия и полизывания. Хуа Чэн держал омегу осторожно за талию, нежно и трепетно лишь поглаживая бочка большими пальцами, не смея напугать и заставить напрячься, в то время, как сам Се Лянь, будучи уже очень напряженным, сжимал в одном кулаке край чужой футболки, а второй ладонью с плеча пробирался к шее. Сперва осторожно огладив краями пальцев нежный участок, парень смелее устроил ладонь на горячей коже, не отвлекаясь от поцелуя. Пока Хуа Чэн растекался от нежности под чужими пальчиками, зарывшимися ему в волосы на затылке, Се Лянь старался не терять голову, вот только стоило прикусить чужую губу, услышав томный выдох в свои губы и какой-то грудной рык, как эту голову захотелось потерять. Слегка проскулив в поцелуй в ответ, и почувствовав на талии чуть более крепкую хватку, в то время, как инициатива в поцелуе стала ускользать от него, омега стараясь не думать о своих действиях, поддавшись желаниям и инстинктам, привстал на диване и, не разрывая поцелуя, перекинул ногу через бедра Хуа Чэна. Лишь на несколько секунд оторвавшись, положив ладонь на горячую щечку омеги, внимательно вглядываясь в лицо, Хуа Чэн прошептал: — Солнце… Се Лянь ответил ему чуть приоткрытыми глазами, с пеленой пред ними, и тихим поскуливанием, а еще через мгновение, альфа ощутил весь драгоценный вес тела на себе, когда парень полностью сел, лишь не решившись придвинуться совсем вплотную. Губы альфы вновь взяли его в свой плен, а крепкие руки медленно начали двигаться, оглаживая все тело, прошлись по лопаткам, смяли бока, погладили талию, плоский, втянувшийся от таких манипуляций, животик, с трудом прошли мимо ягодиц, огладив и сжав бедра. Все тело хотелось потрогать, пожамкать, а еще пройтись языком, облизывая и помечая. Хуа Чэн с упоением вылизывал рот омеги, пока сам омега хватался за него, словно за спасательный круг в открытом море. В квартире стояла тишина, от чего звуки мокрых поцелуев и томное тяжелое дыхание буквально закладывали уши. В паху потяжелело моментально, а юркий язычок омеги и ладошки, что сжимали шею, кончиками пальцев зарывшись в основание роста волос, только сильнее будоражили кровь. Теряясь в ощущениях, но так четко понимая свои желания, Се Лянь чуть поерзал на чужих бедрах, чувствуя небольшой дискомфорт в джинсах, ибо вставший член уже ныл, а дырочка пульсировала, заливая нижнее белье сладкой смазкой, запах которой вот-вот уже ощутится в воздухе. Гадать, как бы побороть смущение ему помог Хуа Чэн, одним движением притянув омегу за талию вплотную к горячему телу. И Се Лянь ощутил всю степень не только своего, но и чужого возбуждения, что аж проскулил в голос. Сущностям нравился назревающий расклад дел, те буквально наслаждались близостью. Тело в руках Хуа Чэна было таким возбужденным, таким податливым, словно теплый пластилин, только мни и вот тебе любая форма, так и Се Лянь, стоит чуть надавить на поясницу, как парень тут же следует прикосновению и прижимается грудью к груди, стоит чуть вскинуть бедра, создавая большее давление твердого члена о напряженный анус, как омега сразу же тихо стонет, вышибая из Хуа Чэна весь здравый рассудок. Такой же напряженный член омеги упирался ему в живот, и Хуа Чэн лишь сильнее прижал парня к себе, наслаждаясь тяжелым дыханием, сбившимся хаотичным движением губ, и тихими откровенными постанываниями. Разорвав поцелуй, Хуа Чэн, не желая отрываться от вкусной кожи, спустился губами по линии челюсти к шее, глубоко вдыхая любимый аромат и целуя, целуя, целуя это сладкое местечко, чередуя с мокрым языком, откровенно вылизывая ароматическую железу, словно в гоне. Этот запах дурманил ему рассудок, как и звуки, что доносились сверху. Се Лянь, кажется, сходил с ума. Иначе никак нельзя объяснить, что он забыл под чужой футболкой, пальчиками одной руки осторожно касаясь горячей кожи живота, очерчивая кубики твердого пресса. Альфа поощрял его действия грудным утробным рычанием. Как же возбуждал этот рык, особенно вкупе с откровенным вылизыванием его шеи. Хуа Чэн времени даром не терял, следом пробираясь под футболку парня, все также гладя, сминая стройное тело, наслаждаясь своими действиями не меньше омеги, который поощрял продолжать слабыми, слегка стеснительными движениями бедер. Поцелуи спускались ниже, а руки поднимались только выше, медленно задирая футболку омеги, заставляя разгоряченную кожу пройтись мурашками от потери ткани и свежего воздуха на теле. Выцеловывая ключицы, Хуа Чэн не прекращал задирать легкую футболку, пока взору не предстали два розовых бутона вставших сосков, слегка засмотревшись на которые, у Хуа Чэна зародился очередной фетиш. Немедля, он приник к одному соску губами, тут же втягивая бусину в рот, слегка грубо посасывая под сдавленный откровенный стон сверху, пока терзал второй сосок пальцами. — С-сань Лан… — задыхался Се Лянь. — Мне остановиться? — не своим голосом, низким и слегка рычащим спросил Хуа Чэн, смотря прямо в глаза омеги, но тут же видя отрицательное мотание головой. — Просто мне… Мне очень хорошо… С тобой… Хуа Чэн наблюдал за движением губ, как омега шепотом делится сокровенным, как облизывал пересохшие губы и следом закусывал нижнюю, наблюдал за красными щечками и горящими ушами, пока глаза напротив бегали по его лицу и телу, желая и страшась заглянуть прямо в его расширившийся зрачок. — Ты даже не представляешь, как сильно мне хорошо с тобой, — в ответ, таким же шепотом, вызывая улыбку на лице напротив. Вновь жадно впившись в губы друг друга, альфа вернулся к очаровательным сосочкам омеги, потирая те большими пальцами невесомыми круговыми движениями, ловя губами тихие стоны, которые готов был слушать вечность. Се Лянь то и дело случайно проезжался попкой по крепкому стояку, от чего уже сам Хуа Чэн хрипло стонал, а омега от этих звуков кончался как человек. Более не в силах противостоять желанию, что буквально исходило в запахе Се Ляня, Хуа Чэн содрал футболку с парня, лишь на мгновения разъединив поцелуй, в который его требовательно вернул омега, уже сам сдирая футболку Хуа Чэна, а после заставил альфу откровенно рычать, впиваясь в его шею кусачими поцелуями, как и тот ранее, чередуя их с языком, вылизывая ароматическую железу. Се Лянь был словно опьянен, но не алкоголь так действовал на него, а запах альфы, что тяжелым костром забивался в ноздри, оседая прямо в сердце. Он слегка вскрикнул, когда альфа одним слитным движением поднялся с ним на руках и пошел в сторону спальни, через мгновение уложив его на лопатки на мягкой кровати, нависая сверху хищным зверем, вглядываясь, казалось, прямо в душу. Найдя в лице напротив, видимо то, что искал, Хуа Чэн снова терзал чужие губы, сплетаясь с языком в мокром поцелуе, вместе с тем медленно расстегивая джинсы омеги, всем видом показывая – одно лишь слово, движение, просьба – и я остановлюсь. Но Се Лянь останавливаться не хотел. Думал ли он, что дойдет до секса сегодня? Определенно да. Был ли он готов? Сказать было сложно, но это только до момента, пока Хуа Чэн не начал вылизывать его рот. Сейчас ответ очевиден – он до безумия хочет слиться телами с этим альфой, ибо любит его всем сердцем, и чувствует, что любим в ответ. Джинсы полетели куда-то на пол, а следом, предварительно помяв манящие бедра, Хуа Чэн вслепую взялся за нижнее белье, и тут же откровенно простонал в поцелуй, нащупав кружевную ткань трусиков. — Солнце, ты убьешь меня такими темпами, — прямо в красное ушко прошептал альфа, наконец смяв упругие ягодицы, а после привстал любуясь откровенно греховным и таким невинным одновременно видом, проходясь кончиками пальцев под кромкой кружев, что так красиво облегало напряженный член омеги. Се Лянь был до одури смущен, но не мог отвести взгляд от парня над собой, что так вожделенно рассматривал и гладил его тело, невесомо пальчиками задевая соски и член, ненавязчиво сгибая одну ногу омеги в колене, любуясь ниже, прямо там, где мокрое пятно вкусно пахнущей смазки так и манило к себе. Хуа Чэн гладил бедро, прямо у сгиба ноги и паха, так чертовски близко, чтобы раздразнить сильнее, но так недостаточно, чтобы получить удовольствие, на что Се Лянь хныкал и пару раз вильнул бедрами навстречу рукам, под хищную улыбку альфы. Он уже готов был подчиниться, готов был быть хорошим омегой, лишь для одного этого альфы, что осторожно перевернул его на живот, поцеловав мокро ушко, спускаясь по сантиметру ниже и ниже, целуя плечи и выцеловывая позвонки, с таким упоением, что наверняка останутся засосы на каждой позвоночной косточке, что дорожкой будут спускаться к ягодицам, которые уже ненавязчиво приподняли, заставив встать на колени, уткнувшись лицом в простыни, оттопырив попку вверх, и по-хозяйски с упоением мяли, порыкивая в кожу, заставляя дрожать. Се Лянь и не подозревал, что окажется в этой позе с лицом альфы меж его половинок ягодиц, куда, прямо не снимая белья, тот уткнется носом. Слишком грязно, слишком по-животному одуряюще. И слишком хорошо и стыдно, для одной девственной души. — Боги, Сань Лан... что ты делаешь? — тяжело дыша, словно в бреду пытался отстраниться омега, но пара сильных рук не позволила провернуть задуманное, крепко фиксируя на месте, не переставая мять и разглядывать своего омегу. — Хочу вылизать тебя, — откровенно и рычаще, вызывая тихий скулеж. Внутренний омега был в восторге от такой перспективы, сам Се Лянь сгорал со стыда, но и неимоверного жара. Нелюбимых не вылизывают. Нелюбимых не желают с такой страстью и отдачей, коих было в Хуа Чэне, когда тот до колен стягивал белые кружева, глубоко дыша, пытаясь впитать в легкие максимум прекрасного цветочного запаха. Самого охрененного для его внутренней сущности, что прямо сейчас с ума сходила от желания попробовать еще и на вкус. Рот наполнился слюной моментально, как только взору предстала влажная пульсирующая дырочка омеги, ровный очаровательный шовчик, небольшие набухшие яички и маленький аккуратный член, что тоже весь сочился и истекал в желании. Разведенные ножки Се Ляня подрагивали, но Хуа Чэн поддерживал омегу, чтобы тот не рухнул, словно новорожденный теленок, одновременно успевая гладить бедра и разводить в сторону ягодицы. Он еще обязательно налюбуется очаровательным видом, но более он был не властен над желанием испробовать любимого, потому мигом впился губами прямо в анус, посасывая влажный вход под громкий стон Се Ляня, которого слегка подбросило в кровати от невероятных ощущений. Хуа Чэн рокотал прямо в пульсирующую дырочку от кайфа, что испытывал в эти секунды, слизывая стекающую смазку и слушая полные отдачи стоны. Руки жили отдельной жизнью, то сжимая до отпечатков ягодицы, то гладя талию и бедра, перебирали пальцами выгнутые, словно у кошки, позвонки. Он словно пил афродизиак, с каждой каплей чужой сладчайшей смазки улетая все дальше в эйфорию, вылизывая все с большим упоением. Грудной рык походил на мурчание большого дикого и опасного кота, но альфы не мурчат, а вот Хуа Чэн от любви и эйфории, кажется, научился. Омегу всего трясло. От накатившего удовольствия закатывались глаза, когда язык Хуа Чэна ласкал кожу ануса, одним слитным движением проходился от яичек, прямо по шовчику, возвращаясь обратно, примыкая и буквально высасывая, выпивая его природные соки, рокоча от наслаждения. Се Лянь готов был кончить в тот момент, как кончик языка толкнулся в анус, легко раздвигая влажный вход, ненавязчиво и аккуратно лаская стеночки. Связь с миром была потеряна, член ныл и тек так, что капельки смазки срывались и падали на кровать, образуя постыдную ниточку между. Язык толкался все настойчивее глубже, не встречая сопротивление. А о каком сопротивлении могла идти речь, если Се Лянь с ума сходил от наслаждения, уже откровенно стонав и срывая голос, пока Хуа Чэн трахал его языком, не упуская ни единой капли смазки. В очередной толчок Се Лянь почувствовал, как давление на стеночки увеличилось, заставив вскрикнуть особенно громко, на что альфа слегка отстранился, целуя его в копчик, хриплым голосом спрашивая: — Все хорошо, солнце? Черт, Се Ляню было одуреть, как хорошо, до звезд перед глазами, но хватило его только на короткое, жалобное: — Д-да. Ладони вновь впились в простынь, когда пальцы Хуа Чэна вместе с языком продолжили растягивать его девственное нутро. Альфа хорошенько готовил его, чтобы не доставить боли. — Прошу, хватит, м-м-м… Я больше… не вынесу, а-ах, — возбуждение уже достигло апогея, казалось еще пара движений чужого языка с пальцами, и он кончит даже не успев начать. Хуа Чэн, довольно улыбаясь, да буквально облизываясь сытым котом, послушался и с большой досадой отстранился от ягодиц омеги, вытаскивая три пальца из теплого влажного местечка, любуясь как теплая смазка тут же начала сочиться наружу. Тихо цокнув от такой потери, он не решился поступиться просьбой омеги и вновь приникнуть губами. Осторожно перевернув Се Ляня на спину, Хуа Чэн залюбовался красным личиком, на влажный лоб и виски которого так очаровательно прилипли пряди распущенных волос. Взгляд омеги был поплывший, словно душа находилась далеко не здесь, губы приоткрыты, часто-часто дыша, от чего язычку приходилось часто их смачивать, так соблазнительно проходясь по пухлым лепесткам, грудь тяжело вздымалась, руки покоились у головы и груди, а ноги широко расставлены, так, как их оставил Хуа Чэн, когда ворочал свое сокровище – раскрытым прямо пред ним и его преданным взглядом. — Как же ты прекрасен, — хрипло выдохнул Хуа Чэн, ни на минуту не отрывая взгляда от любимого тела, стоя на коленях меж разведенных ног своего омеги, снимая с колен его трусики, а следом расстегивая и сдирая штаны вместе с нижним бельем, откидывая те куда-то прочь. — Красив и душой, и телом. Самый лучший. Слегка поплывший от слез наслаждения взгляд зацепился за образ, в котором Хуа Чэн стягивает последнюю одежду, блаженно выдыхая с облегчением, когда тяжелый член наконец освободился из тесноты брюк, приковав к себе один любопытный взгляд. После чего захотелось матернуться или же прочесть сутру. Се Лянь смотрел на пах альфы не моргая, пытаясь осмыслить реальность, в которой его этим, простигосподи, членом будут драть, наверняка разрывая и потесняя все внутренние органы, о чем он и пискнул тихонько, на что Хуа Чэн лишь хрипло рассмеялся, опускаясь вниз и медленно подползал на четвереньках, словно дикий хищник, ровняясь лицом к лицу: — Во-первых: не драть, а любить, — глубокий поцелуй, пропитанный нежностью и страстью, и тело к телу, обнаженные еще и душами друг перед другом, и слова, заставляющие трепетать сердце. — А во-вторых: давай договоримся, — тихонько, в самые губы шептал Хуа Чэн, нежно гладя горящую щечку и макушку, успокаивая. — Если тебе больно, то ты говоришь об этом, а не терпишь. Хорошо? Альфа не торопил, дожидался осознанного ответа, вглядываясь в самые глубины чужих глаз, так внимательно и вовлечено, словно в душу. И он дождался робкого кивка: — Хорошо, Сань Лан. Нежный поцелуй с движением бедер, потираясь каменным стояком о такой же твердый член, заставили Се Ляня проскулить. Хуа Чэн ненадолго оторвался от желанного тела, лишь дотянувшись до тумбочки у кровати, доставая недавно купленные презервативы. Не то, чтобы он планировал обесчестить свое солнце так скоро, но на подобный неожиданный случай решил перестраховаться. Лучше перебдеть, чем недобдеть. Губы вновь взяли в плен поцелуя, отвлекая от чужих рук, которыми альфа разрывал квадратик презерватива и раскатывал по ноющему члену. Еще пара движений бедрами о нуждающийся член омеги, и Се Лянь ощутил у входа крупную плоть, что поступательными движениями собирала его природную смазку. Хуа Чэн отвлекал его своими губами, которыми не переставал выцеловывать его губы, рукой, что ласкала тело, задевая соски и все эрогенные зоны, что успел изучить за короткий период. Только стоило сделать вдох, как крупная головка тут же вошла внутрь, легко раздвинув горящие стеночки. Се Лянь скулил и откровенно метался под Хуа Чэном от удовольствия, когда в его растянутое, мокрое от естественной смазки нутро, плавно толкались все глубже, не встречая сопротивления. — Вот так, мой хороший, — полностью войдя, прошептал Хуа Чэн, замерев в таком положении, пытаясь успокоить дыхание и внутреннего зверя. Се Лянь не чувствовал боли. Совсем. Он был так возбужден, так доверял этому альфе, что все страхи и зажатость тела отошли на второй план, позволяя омеге расслабиться. Сущность откровенно наслаждалась, выгибаясь дугой и заставляя выгибаться самого Се Ляня. Тишина не долго царствовала в комнате, покуда Хуа Чэн осторожно начал двигаться, перехватывая чужое дыхание. Се Лянь стонал ему прямо в губы, которые лишь слегка соприкасались друг с другом, обжигая своим жаром. Руки крепко держали за талию и бедра, свои хриплые стоны слышались словно со стороны, а пальчики омеги, что так отчаянно цеплялись за его плечи и шею, вызывали восторг. Как приятно было заниматься сексом с не просто с правильным, а с любимым человеком. Не только получать удовольствие по требованию организма, но и дарить это удовольствие, всецело отдаваясь на поруки общей страсти и любви. Слушать стоны наслаждения любимого было до того приятно, что собственный голос сдерживать было сложно. Тело горело от переполняющих чувств, Хуа Чэн размеренными движениями нежно брал его, потихоньку ускоряясь, доводя обоих до пика наслаждения. Собственные бедра жили собственной жизнью, подмахивая слегка невпопад, пальчики на ногах поджимались от откровенного кайфа, что они разделяли на двоих, доводя друг друга до грани нирваны. Хуа Чэн стонал его имя, выдыхая хрипло: «А-Лянь» и «Солнце», заставляя смазку обильно сочиться, создавая до того неприличные звуки, что будь Се Лянь все еще в своем уме, так покраснел бы с макушки до пят, да закрыл бы уши с глазами. Мокрые звуки, шлепки бедер о ягодицы… Се Лянь четко представлял, какой похабный беспорядок твориться внизу, в месте сосредоточения их наслаждения. Хуа Чэн умело вбивался прямо по комку нервов, заставляя задыхаться и срывать голос. Член терся о твердый живот, и Се Лянь чувствовал, что надолго его не хватит, ибо он уже готов был излиться. — Я… Я сейчас… А-ах, Сань Лан… Я почти, — со стонами выдыхал омега. — Давай, солнце, — и впился глубоким поцелуем, ускоряя движения, от чего те стали немного хаотичными. Се Ляня словно ударило током. Оргазм настиг его так сильно, что он случайно прикусил губу Хуа Чэна, слыша его, на удивление, довольное мычание. Сперма брызнула меж животами, тут же растираемая ими, пока альфа продолжал вбиваться в сжимающееся нутро, кончая практически следом, после последних нескольких фрикций, выходя из горячей тесноты до того, как набухнет узел. Не только в комнате – во всей квартире стоял настоящий дурман из смешанных феромонов двух влюбленных, что слились телами. Вдохнув чуть глубже, ощущалось, словно они посреди горящего цветочного поля. До одурения нереальный аромат. — Я так люблю тебя, солнце мое, — шептал Хуа Чэн на ушко, целуя все лицо разморенного омеги, который, услышав предназначенные ему слова, тут же прерывисто вздохнул, обняв альфу так же крепко, как ранее цеплялся за него в наслаждении. — Я тоже люблю тебя, Сань Лан. Полежав некоторое время, лишь наспех сняв полный презерватив и вытеревшись простынью, ибо ту все равно стирать, Хуа Чэн сцапал омегу в объятия, не желая никуда идти и никуда выпускать того из своих рук. Еще долго целуясь и целуя друг друга в любой доступный участок лица и тела, Се Лянь все же уговорил Хуа Чэна сходить в душ, в котором альфа хорошенько помыл Се Ляня, да так, что тот разморенный и разнеженный лаской уже практически засыпал на руках, несущего его обратно в поменянную постель, альфы. И Хуа Чэн желал бы, чтобы так проходил каждый их вечер, заканчивая крепким сном, в объятиях друг друга.