Замки в небе

      — Подожди меня… подожди совсем немного…       — Приди… приди… Я здесь…       И хотя все физическое существо Мью ощущалось яростно бурлящим котлом адского пламени, полным боли, жжения, грызущего онемения, не было никаких сомнений в том, что он придет — живой или мертвый. Подобно магнитам, притягивающимся друг к другу, сила настолько велика, что она превзошла любое земное противодействие, только бы снова воссоединить эти полюса.       Север Монгкула, Юг Бусабы.       Поэтому, когда, наконец, король достиг самых отдаленных скалистых владений острова — вытащив дрожащее тело из ледяных глубин с посиневшими губами, — он совершенно не осознавал рук, которые помогли ему подняться, тех же самых рук, которые сняли прилипшую, леденящую душу мокрую рубашку, чтобы накинуть на плечи мягкую овечью шерсть.       Или даже туоксу, который ему не принадлежал.       Он знал только тоску по магниту — неумолимое натяжение струны сердца, которая соединяла его собственное с его королевой омегой.       Спотыкаясь, вслепую, идет, ведомый этими безмолвными руками.       И когда Мью начал приходить в себя, внутренний термостат затрещал, пытаясь отрегулироваться. Он впервые осознал, что остров, на котором он стоял, оказался не тем, который он в последний раз видел мальчиком. Та же широта, долгота, да, но уже не просто зазубренные скалы, похожие на игрушку великанши в ванне с пеной в бушующих морях.       На самом деле, теперь остров казался отчасти прирученным…       Мью укрылся от проливного дождя под травянистым склоном холма, через потайные двери прошел, как он помнил, в одну из укромных кристаллических пещер. Но внутри приятно потрескивал огонь. Простая деревянная мебель. Плетеный тростниковый матрас. И на нем…       — Сиэль, — Соляриса вырвало проглоченной морской водой прямо там где он стоял, когда тиски, сжимавшие его плечи, сразу ослабли, и он на мгновение остался парить, покачиваясь, но невидимые руки надежно поддерживали его сзади.       Беременный омега — с раскрасневшимся лицом и струящимися слезами — полз к нему на четвереньках и задыхался:       — Мой король, прости мою… глупость… Я… просто хотел, чтобы вы были вместе. Я знал… как сильно я тосковал по своей, ааахх… и мечтам, которые так долго преследовали… маленького мальчика, убегающей… ты тоже это чувствуешь. Поэтому я пытался… п-пытался собрать… потерянные кусочки… снова вместе…       Глаза Соляриса расширились от растерянности и тревоги, когда он упал на пол, чтобы сразу же заключить Сиэля в свои объятия и прижать его к себе — одна рука крепко обхватила талию, другая — затылок.       — Шшшш, тише, не плачь. Галф, что ты говоришь.? У тебя жар?       Отстраняясь, чтобы положить холодную ладонь на блестящий от пота лоб младшего с прилипшими волосами, ищущий взгляд-       Но увидел, что его омега не ответил на пристальный взгляд — вместо этого он смотрел через плечо короля. Затем, когда он тоже инстинктивно повернулся, третья фигура наконец выступила из тени.       Мью вскочил на ноги. Увлекая Галфа за собой, он отступил, прижавшись к бледной, поблескивающей гипсовой поверхности стены, подняв одну руку в качестве импровизированного щита между ними… и ею.       Его матери.       — Кто… ты? — свирепый правитель Монгкула мог только шептать, новые вспышки молний, похожие на эффект стробоскопа, освещали сцену через открытый вход, а за веками мелькали кадры его жизни.       Женщина — призрак? Гуль? Ангел-хранитель? — уверенно говорила голосом королевы Талассы, подняв обе руки в виде мирного белого флага, хотя ее едва было слышно за эпическим стихийным оркестром природы, состоящим из громовых ударов тарелок.       — Я все объясняю. Я все объясню. Сначала позаботься о своем нуждающемся омеге, ибо последние часы он находился в седле боли — продлил свои роды, потому что сказал, что ты будешь здесь, рядом с ним, когда он будет рожать.       Словно по сигналу, Сиэль издал низкий вопль, откинув голову на завернутое в шерсть плечо своего мужа, выгнув спину в древнейшей из агоний.       В голове альфы словно щелкнул выключатель: Галф.       Только Галф.       Он был всем, что имело значение. Это самое знакомое, самое любимое, теплое тело в его объятиях. Молодое тело, вынашивающее их ребенка. Больше никакого ожидания — все должно было произойти сейчас.       Но здесь, на острове, без акушерки? Без врача любого профиля? Без поющих монахов, без медицинских снадобий, без готовой пресной воды или даже королевских коридоров, по которым он мог бы ходить… ибо было совершенно неслыханно, чтобы мужчина, не говоря уже о короле, присутствовал при рождении своего ребенка.       И все же они были другими, не так ли? Эти двое.       Правила переписаны.       — Только ты, мне нужен только ты, — простонал Сиэль, как будто их мысли стали общими, и, возможно, так оно и было. — Твой… аааахх… твой аромат.       Поворачивается к Солярису, чтобы оседлать его в сидячем положении и уткнуться лицом в изгиб шеи своего альфы.       Глубоко дыша — оба, вдыхая ароматы, успокаиваясь вместе, ища утешения и тишины в самом сердце бури.       Туоксу, связывающий их подобно надушенному защитному амулету.       И так они оставались несколько минут: старший гладил младшего по спине, шептал ему на ухо ободряющие слова, чтобы он держал голову над водой, несмотря на каждую мучительную волну, которая вздымалась и разбивалась о берег.       На размытом заднем плане третья фигура была занята — наполняла ведро водой из ручья за холмом, ставила глиняную кастрюлю на огонь, прежде чем нерешительно вручить чашку:       — Вот… это чай из валерианы, от боли, я всегда ношу корень с собой. Добавлено немного имбиря от тошноты. А также свежая вода и ткань, чтобы охладить его лоб.       Мью избегает зрительного контакта с говорящей. Приподнимает подбородок королевы, чтобы позволить ему пригубить ароматный травяной напиток землистого оттенка. Чувствуя, как тело его пациента расслабляется и приходит в более комфортное состояние, дрожь утихает, кулаки разжимаются, глаза закрываются, дрейфуя.       — Дай ему немного поспать, набраться сил, через час он станет матерью. А ты — отцом, сын мой.       Каждая часть этого заявления заставляла сердце короля учащенно биться в груди.       Осторожно маневрируя более спокойным Галфом, чтобы отнести его обратно на кровать. Младший хныкал и утыкался носом в его обнаженную грудь, борясь, пусть и бессознательно, за сохранение их связи, кожа к коже.       — Накройте его этим — милое дитя месяцами вышивало ваше чадо, — передавая свернутое лоскутное одеяло ярких цветов с рисунками.       Месяцы? Действительно… месяцы? В эти секунды мир внезапно стал чужим. Альфа боролся с внутренними вопросами, укутывая жену в уютное одеяло.       — Не зацикливайся на этом сейчас, — прозвучали тихие слова матери — потому что она действительно была его матерью, не так ли? — Скоро ты услышишь правду. Всю правду. Я не буду приукрашивать уродливую историю о том, как все это произошло… но сейчас просто знай, что я люблю тебя. Я люблю тебя так, как любила всегда, Мьюви.       Более ранние слова Галфа эхом отдаются:       — Я пытался… п-пытался собрать… потерянные кусочки… снова вместе.       Король кивает.       Поднеся изящную руку своей королевы к губам, чтобы нежно поцеловать, прижать к своей щеке.       — Словно ты знаешь меня лучше, чем я сам.       И это был не мужчина, а маленький мальчик, который украдкой взглянул на свою мать, когда она рвала листья мяты, чтобы добавить их в кипящую кастрюлю. Свет костра освещал лицо, столь глубоко знакомое ему до мозга костей, даже если он не видел его черт в течение прошедших десятилетий.       — Потерянные кусочки, — пробормотал Мью и смог только улыбнуться, почувствовав, что одинокий мальчик внутри наконец-то перестал бежать.       И все же, прежде чем он смог взять себя в руки, Сиэль проснулся — карие глаза стали ярче от минутного отдыха, голос хриплый ото сна:       — Я думаю, пришло время.       Муж помогает ему встать на колени, прислонившись к шершавой стене. Затем укрепил сияющие, длинные, карамельного цвета конечности приготовленным полотенцем, просунув его под подол наполовину расстегнутой, свободной белой льняной ночной рубашки, в которой он все еще был во дворце перед рассветом.       — Ты так прекрасен, рожая моего ребенка, — выдохнул Солярис, нежно очищая кожу.       Собственные руки королевы потирали набухший живот, пока он тяжело дышал и стонал, покачивая бедрами от дискомфорта от нисходящего давления, от того, что природа прокладывала жестокий курс.       — Хммм… ааахх, — омега стонет, пыхтит, борется, чтобы сохранить контроль во время бурного переходного периода лейбористов…       Медленно, но верно настроение в комнате менялось по мере того, как дневной свет угасал, а свирепый шторм сменился порывами тревожно завывающего ветра. Имитируя новые грани отчаяния в воплях Сиэля, его альфа откровенно рычал на третью фигуру в комнате, пока она почтительно не отступила за дверь в ближайшее убежище, чтобы дождаться новостей.       Потому что никто — совсем никто — не мог приблизиться к королеве, рожавшей будущего короля.       — Я хочу тужиться… Мне н-нужно… тужиться… о Боги, — как будто тело Галфа больше не принадлежало ему. Побежденный, подавленный, опустился на колени, ноги конвульсивно дергались, пока не подогнулись.       — Ш-ш-ш, дорогой… держись крепче, омега. Скоро ты станешь мамой. Ты такой сильный, такой храбрый, моя маленькая королева, — помогая младшему принять правильное положение, ложась между его ног, прислонившись спиной к обнаженной груди.       Массируя уставшие плечи, лаская руками все тело.       Но по прошествии часа Сиэль корчился у него на коленях, вцепившись побелевшими костяшками пальцев в колени по обе стороны от него, с широко раскрытыми глазами, дикими и испуганными.       — Больно… ааахх… хнннх… п-помоги мне… помоги мне, альфа!       Таких страданий слишком много, слишком много для короля, чтобы их вынести.       И даже не осознавая, что он делает и почему — действуя только по командам своей самой глубокой, неподвластной, неукротимой сути — полубезумный Солярис рванулся вперед, с силой прижимая к себе омегу, и, обнажив клыки, укусил Сиэля за шею.       Тихий крик младшего, когда его кожу пронзили, но затем сразу же возникло самое восхитительное, самое чудесное, самое небесное чувство насыщения.       Глаза уставились на низкий потолок пещеры, как будто он мог видеть звезды над головой. Нет, как будто он сам был звездами наверху, небесами Сиэля — прерывистое дыхание замедлялось, выравнивалось, центрировало его небесную душу.       Настолько, что он не почувствовал, когда Мью, вытирая кровь с губ предплечьем, опустил его обратно на импровизированную подушку из одолженного дафлкота, хорошо пропитанного туоксу альфы.       Он даже не почувствовал, когда сам король осмотрел его снизу — быстро увидев, что головка их ребенка была там, прямо там, готовая к коронованию, но для этого не хватало места.       И он не почувствовал, когда Мью схватил со стола нож для разделки рыбы, сполоснул его в ведре, нагрел, пока лезвие не заблестело янтарем в пламени костра, и — с венами сосредоточенности, вздувшимися на лбу, шее, кистях и предплечьях — сделал надрез у входа Галфа, через который головка ребенка будет освобождена из родовых путей.       Дрожащая рука отца, тянущаяся погладить нежную кожу своего нерожденного ребенка, пока малыш ждал там, вне тепла материнской утробы, сердце замирает в состоянии полусознания…       — Сиэль. Сиэль, посмотри на меня сейчас, — Солярису пришлось переориентировать свою счастливую пару. Командный голос: — Ты можешь схватиться за колени, чтобы подтянуть ноги к груди? Правильно, вот и все. Теперь ты готов.       — Жемчужина… приближается? — в глазах рябит, лоб влажный, на шее кровавый след от укуса.       Что за зрелище, на которое его альфа смог выдохнуть только самое простое «Да».       И Галф почувствовал прилив внутри себя, вытекающий из места прокола зубов. Больше не паника от волн боли, а нежный плеск безмятежных океанских вод под затянутыми розовыми облаками, краснеющим восходом солнца. Блестящая маленькая жемчужина, плывущая на лодке к атласным пескам, когда омега услышал свое тело и толкнул его. Навалился изо всех сил, могучий и властолюбивый, стиснув зубы, когда гортанные стоны напряжения разнеслись в воздухе вокруг.       — Еще немного, еще немного, еще немного…       Хриплый, переполненный адреналином голос альфы внезапно оборвался, когда его сын с потоком воды был доставлен ему на руки.       — Солярис… Мью, что… случилось..? Он..? — ослабевший Сиэль пытается приподняться на локтях, чтобы посмотреть.       Когда король, не веря своим глазам, посмотрел вниз, на шелковистую, розовощекую, упрямо извивающуюся маленькую жизнь, которую они создали.       — Он здесь.