Гарри по праву считал себя выдающимся магом-менталистом: еще в студенческие годы он проникся ощущением безграничной свободы, которую могла дать совершенная защита разума. Это было сродни прыжка в воду, когда ты стоишь на утесе в одних плавках, дрожишь от возбуждения и холода, а затем, решившись, уже никогда не сможешь отказаться от нескольких секунд будоражащего полета. Ему не было равных: даже Темный Лорд в свое время признал это. А теперь…
А теперь он, как заведенный волчок, все кружился и кружился вокруг одного сна, который не был похож ни на что пережитое раньше. Гарри готов был поклясться — его сознание не способно на такую… фантазию. С самого начала что-то тревожило, не давало расслабиться, но когда в мимолетном воспоминании Снейпа он увидел ту же картину — мозаика со скрипом начала складываться. Правда, пока в неопределенный узор.
Одна часть профессора Поттера пыталась убедить его в неопасном мираже, в видении, тогда как другая буквально кричала: что-то здесь не так, но слишком мало знаний, невозможно найти ответ. Втайне он надеялся забыть обо всем, чтобы больше не изводить свой разум.
Гарри направлялся в сторону кабинета зельеварения. Долгие годы в этих стенах под его руководством постигалось таинство сотворения истинной магии, закупоренной в пробирки и склянки. Среди студентов ходил слух о том, что Поттер мечтал получить должность преподавателя Защиты от Темных Искусств, но это не было правдой: зелья — вот истинная страсть его сердца. Однако теперь Дамблдор пригласил в Хогвартс Слизнорта. Скользкий, рассматривающий каждого под невидимой лупой старый змей искал «таланты», способные в будущем обеспечить ему протекцию и… сохранить жизнь. Гарри отдавал дань своему профессору, но не чувствовал в нем той же отчаянной преданности делу. Он был ремесленником, в мастерской которого лишь иногда попадались драгоценные камни, требующие огранки.
Гарри так и не смог простить ему предвзятого отношения к студенту из бедной нечистокровной семьи: «У такого никогда не будет достаточных связей», — решил Слизнорт и отвернулся от страждущего знаний. Теперь все было по- другому. Гарри — не он — стал самым молодым Мастером Зелий, гением, в руках которого заключалась безграничная сила. Именно поэтому его когда-то избрал Темный Лорд. И, несмотря на губительность такого решения, оно по-прежнему многое говорило о нем.
Поттер несколько раз постучал костяшками пальцев по двери, на секунду поразившись тому, насколько дико и странно это было: словно просить впустить в родной дом.
— Секунду, — прозвучал певучий голос по другую сторону. — А, Гарри, да-да.
— Вы хотели меня видеть?
Профессор Поттер, не дожидаясь приглашения, спокойно прошел внутрь. Его придирчивому взору предстали парты, доска, убранные в шкафы ингредиенты: все было на своих местах, но воздух изменился от присутствия нового «хозяина» — слышался отдаленный аромат сладкой ванили — так пах пухлый Слизнорт.
— Да, это… несколько деликатный вопрос. Чаю?
Порой Гарри раздражало навязчивое гостеприимство: многие из его коллег не могли перейти к обсуждению вопроса без танцев с чайником — или кофейником
— и сладостями. Только Макгонагалл и Флитвик разделяли иную точку зрения, предпочитая обо всем срочном и «деликатном» сообщать у порога, что значительно экономило время и упрощало работу. Но Гораций был не из таких: казалось, даже если чья-нибудь жизнь напрямую зависела от него, он бы все равно сначала поразмышлял об этом в тепле и уюте своей норы и только затем принял какое-нибудь решение.
— Сейчас, сейчас, — бормотал Слизнорт, колдуя над серебряным подносом с чашками, — я помню еще, как ты любишь.
Гарри едва сдержал усмешку: помнит, как же. Его никогда не приглашали в знаменитый «клуб Слизней», слова профессора были уловкой, призванной расположить к доверительной беседе… кого-нибудь с мозгами флоббер-червя.
Вскоре суетливые движения прекратились: Слизнорт занял второе кресло напротив. Откуда в его кабинете взялись кресла можно было не спрашивать — привыкший к комфортному существованию профессор, казалось, всюду таскал их с собой.
Гарри искренне желал как можно скорее отделаться от неприятного контакта с кем-то столь… приторно обаятельным, в конце концов, они — выходцы одного факультета и прекрасно чувствовали фальшь и откровенный обман. Но Гораций словно забыл, с кем решил завести беседу.
Он вальяжно откинулся на спинку и прикрыл глаза, позволив себе насладиться несколькими первыми глотками отменного эрл грея. Гарри даже не прикоснулся к чашке. В небольшой вазочке неподалеку пухлые пальцы немного ощупали источавшие аромат мармеладки и только затем, отыскав самую вкусную, отправили ее в рот.
Картина наслаждения каждой секундой вальяжной жизни неимоверно раздражала. Слизнорт не видел ничего за стенами своего мира, он давно залез в панцирь, довольствуясь крохами тщательно отфильтрованной информации. По его мнению, в этом и заключалась цель каждого слизеринца — как можно комфортнее устроиться в жизни. Гарри никогда не был таким и, возможно, поэтому они не сходились. Ему с трудом верилось, что когда-нибудь он так же будет сидеть в кресле с мягкими подушечками и отправлять в рот по одной сладкой мармеладке под взглядами какого-нибудь бывшего ученика… того же Снейпа, к примеру. Он немедленно убьет себя, если однажды такое случится.
— Понимаешь, Гарри, — нарушил, наконец, тишину Гораций, — еще летом я не думал, что вернусь в школу. Все произошло достаточно быстро, и Дамблдор… был весьма убедителен в своих доводах.
Поттеру даже представлять не надо было, в каких именно. Он не знал подробностей беседы со старым профессором, но зато отлично понимал его самого: одна только возможность приблизиться к такой звезде, как Мальчик- Который-Выжил, опьяняла этого змея.
— Уже давно должность преподавателя Зелий занимаешь ты — словами не выразить мою гордость и счастье! — Слизнорт старался польстить ему. — Я давно уже не тот, какими меня могли запомнить студенты: старость приходит неожиданно, и ты вдруг замечаешь за собой удивительную сентиментальность.
Господи. Гарри прикрыл глаза. Все-таки он забыл, каково это — говорить с таким слизеринцем: сначала последуют долгие сладкие речи, и только потом — немного сути. В других условиях может быть ему удалось бы поддержать тон беседы, но, в отличие от некоторых в этой комнате, Гарри действительно занимался важными делами.
— …разумеется, очень часто меня посещают воспоминания, в которых…
— Профессор, — прервал его Поттер, — Избавьте меня от подробностей Вашей жизни.
Сначала Слизнорт удивился, затем даже, кажется, обиделся. Достаточно реалистично, чтобы кто-нибудь поверил, но только не Гарри — он слишком хорошо знал каждую уловку. И когда Гораций понял, насколько бессмысленны его ужимки, он расслабился, вмиг превратившись в спокойного и рассудительного мага. Куда-то исчезли его манерность и сладость.
— Ты по-прежнему нетерпелив, Гарри, сколько бы лет ни прошло с нашей последней встречи. Не самое лучшее качество для Дома.
— Вы забываете, сколь значимо сейчас время для тех, кто пользуется им в… некоторых целях.
— Ну, разумеется, — губы Горация растянулись в улыбке. — Я выбрал слишком долгий путь для тебя?
Гарри промолчал. Он не любил реагировать на вопросы, требующие односложного ответа.
— Но все же позволь старому декану немного углубиться в прошлое. Мы не молодеем, Гарри. Знаешь, я помню каждый курс и каждый выпуск: некоторые всегда особенно выделялись в толпе — у таких под ногами была неплохая дорожка наверх. Для школьного профессора это… занимательное зрелище. Но что мы, — Слизнорт заметно выделил последнее слово, — в их жизнях? Одно из воспоминаний, которое меркнет по истечении времени. И вот, однажды ты просыпаешься у себя дома, не в замке, и понимаешь, как близок день, когда пальцы уже не будут ловко орудовать ножом и смешивать ингредиенты. Тогда все, что у тебя остается, — связи, бережно собираемые в одну значительную коллекцию. Зачем я говорю это сейчас, когда уверен, что ты — едва ли не единственный из слизеринцев, презирающий подобный стиль жизни?
Гораций снова улыбнулся ему.
— Раньше мои глаза смотрели на щуплого и, с позволения сказать, неопрятного студента и видели в нем лишь это — внешнюю, малоперспективную сторону. Я увлекся, Гарри. Когда твой курс только появился в замке, моя карьера уже подходила к концу, коллекция была полной. Неосмотрительность… неверные ставки. Я много думал об этом, когда смог разглядеть, наконец, не тень, шныряющую по округе, а статного мужчину с четким понимаем того, чего он хочет. Ты превзошел меня, мои… таланты, знания. Ты отомстил человеку, поставившему клеймо «посредственность». Самый молодой Мастер Зелий и профессор Хогвартса? Неплохо. Неплохо, Гарри, я даже готов поаплодировать тебе безо всякой иронии.
Он почти сделал это, но вовремя остановился под тяжелым взглядом своего собеседника.
— Однако ты не хочешь моего признания. Что может быть обиднее? Но я понимаю и, как слизеринец, полностью разделяю твое… решение. Мы никогда не сможем сблизиться, этот шанс ушел много лет назад вместе с «Клубом Слизней» — так вы его называли между собой? Но есть нечто, о чем я могу просить только тебя. И это, пожалуй, единственное мое обращение как дань памяти дням, когда я был деканом Слизерина, а ты — моим студентом.
Слизнорт наклонился вперед и, очень внимательно посмотрев на него, снизил голос:
— Дамблдор что-то задумал. Он никогда ничего не делает просто так: каждый шаг просчитан на годы вперед, и теперь, кажется, пришло мое время сыграть в этой партии. Но, Гарри, многие, очень многие талантливые волшебники оказывались далеко не ферзями на его шахматной доске и гибли, как пешки.
Меня волнует пристальное внимание: куда бы я ни пошел — везде, везде тяжелый взгляд ожидающего игрока. Мистер Снейп не зря крутится неподалеку, известно, он находится под прямой протекцией директора. Как бы ни был лаком этот кусочек, проглотив его, я рискую оказаться на крючке, подобно глупой рыбе. Гарри, мы оба слизеринцы. Пусть в нашем Доме нет геройствующего благородства, как в Гриффиндоре, иногда наступает время, когда за помощью можно обратиться лишь к тому, кто лучше всего тебя понимает, кого воспитывали в той же колыбели. Прошу тебя, выясни, для чего Дамблдор вернул меня.
***
Гарри вздохнул. Он не ожидал, что разговор будет легким, но откровенность Слизнорта пугала: значит, все в самом деле было куда серьезнее. Для чего Дамблдору потребовалось спустя столько лет посылать за ним, уговаривать вернуться? Они оба что-то знали. Один старался спрятаться как можно глубже, в то время как другой вел охоту за ним, сужая кольцо. И Снейп играл роль аппетитной приманки.
Гарри ненавидел находиться в неведении. Но сейчас его тревожило не это, а возрастающее количество долгов и обещаний, к которым прибавилось безмолвное соглашение с Горацием. Казалось, каждый видел избавление от страхов и забот в его фигуре, находя в иной раз все новые точки влияния. Будет ли он хоть когда-нибудь свободен от них?..
***
Темный Лорд продолжительное время не вызывал его к себе, что означало отсутствие каких-либо сведений. Но форсировать события еще нельзя, слишком шаткое положение занимал Поттер: многие относились к нему с подозрением из-за близости к Дамблдору. Приходилось держать баланс. В противном случае, он мог присоединиться к Люциусу — тот находился в немилости чуть больше года и за это время страшно постарел, однако был еще жив. Темному Лорду нужно было его место в Министерстве, дом, в котором он разместился, и сын — неискушенный Драко, по глупости своей готовый броситься в самое пекло.
Конечно, сейчас в юном Малфое не было следов восторженного безумства. Возможно, «попавшись», он начал наконец понимать, что происходит и в какой опасности каждую секунду находится его семья. Гарри надеялся на это.
Будучи «свободным» от работы Пожирателем Смерти, Поттер собирался основательно взяться за Снейпа. Надвигалась буря: вопрос времени, когда сознание Мальчика-Который-Выжил окажется во власти сумасшедшего мага. Гарри старался отсрочить этот момент.
***
— Вы не работаете! — зарычал Поттер, опуская палочку.
Подростка напротив била крупная дрожь, он уперся ладонями в колени, безуспешно пытаясь восстановить дыхание. Они занимались около часа, и еще ни разу Снейп не смог оказать даже слабого сопротивления.
— Вероятно, вы не понимаете, как опасна возможность проникновения в разум. Все мысли, тайные планы и уловки окажутся в руках противника, но, что страшнее — он обретет способность управлять телом, голосом, мимикой, магией. Это мгновенный проигрыш, Снейп.
Он вскинул бледное от напряжения лицо, по которому стекали капли холодного пота.
— Я знаю все это, профессор, — прошипел он, — но не понимаю, как закрыть свой разум.
— Для начала научитесь очищать его, чтобы ни одна мысль не была мне доступна. Еще раз!
Гарри понимал, что перебарщивает с количеством и интенсивностью проникновения в голову Снейпа — подобное и взрослый маг едва выдерживал. Наверняка, позже он мучился от боли, лежа у себя в кровати, но это была необходимая мера. Никто не знал, сколько у них времени.
***
Он видит Хагрида: тот возвышается на несколько голов и постоянно озирается по сторонам, пытаясь собрать детей вместе.
— Первокурсники! — слышится зычный голос, разливающийся теплом в груди.
Лесник сажает их в лодки, и в черной воде тысячами огней загорается величественный Хогвартс. Когда Северус смотрит на него, кажется, все внутри плачет от этой живой красоты. Он навсегда запомнит, как брызги касаются пылающего лица, и как громко стучит маленькое сердце.
Его распределяют на Гриффиндор, весь факультет аплодирует, когда он неуверенно идет к столу. Рядом тут же падает Рон — один из первых друзей — и улыбается широкой улыбкой. Почти не верится, что все по-настоящему, но Северус чувствует вдруг чье-то пристальное внимание.
Он оборачивается в смятении, чтобы тут же столкнуться с тяжелым взглядом темно-зеленых глаз. Незнакомый профессор, кажется, уже ненавидит его.
***
— Достаточно, — Гарри прервал контакт.
Снейп со стоном откинулся на спинку стула. Изнеможение тенью упало на его лицо.
— Можно….
— Идите, — Поттер машет рукой, он тоже чувствует усталость. — Но перед сном и утром каждого дня старайтесь очистить разум.
— Да, профессор.
Снейп ушел, закрыв за собой дверь. В нем осталось так мало сил, что просмотренное кем-то воспоминание совсем не взбудоражило, не вызвало волну протеста. Гарри понимал это состояние, но за несколько дней они никуда не продвинулись, а время — самая ценная и быстро исчезающая валюта.
