***
Вспомнился Дамблдор. Наверное, теперь у них больше общего, чем у кого-либо в целом мире. Гарри посмотрел на диадему, хранящую в себе частичку души Волдеморта и подумал о том, какой будет жизнь после. Без войны, горечи потерь, страха. Жизнь, непохожая ни на что, испытанное им раньше. Теперь все, наконец, должно было свершиться. Гарри Поттер тяжело шел вдоль стен, стараясь не держаться за них, балансируя между острыми гранями. Он вспомнил все: как глупый, невозможно уставший студент в отчаянии бродил по коридорам в поисках ответов, в надежде обрести опору под собой. Сильнее всего ему хотелось почувствовать вкус правды — что ж, так и получилось. Гарри Поттер верил, Снейп — то самое зло, против которого необходимы сильнейшие щиты, но он и подумать не мог, что на самом деле защищаться нужно от чувства сострадания и привязанности, скользнувшего внутрь, как кубик прозрачного льда. От макушки до пят, от сердечной боли до мышечной слабости — Снейп отравил его желанной правдой. Глупый, глупый ребенок. Ненависть самое легкое чувство, попробуй теперь вызвать его к мужчине, положившему на заклание все: свои разум и душу. Гарри не смог.***
С Роном и Гермионой они встретились у очередного поворота: друзья торопились не меньше его самого и едва не врезались лбами, в последний момент различив в темноте непривычно сгорбленную фигуру. — Гарри? Ты нашел! Что нашел, зачем — все почти растаяло под тяжестью другого, более сильного впечатления. Гарри сумел только кивнуть, не почувствовав ни капли восторга. Он снова был «неправильным» Поттером — ужасно одиноким профессором, сумевшим найти отдушину в человеке, которого уже не было в живых. У Гермионы в руках мелькнул клык, секунда — и в стенах Хогвартса звучит пронзительный вопль умирающей души. Почерневшая, как от копоти, она невыразимо мучилась, растворяясь в полумраке на глазах у людей, сумевших уничтожить ее. Еще одна часть Тома Реддла покинула мир. — Осталась змея, — тихо сказал Рон, невольно отряхивая руки в бессмысленной попытке стереть с них следы совершенного убийства. Гарри так и не решился сказать о последнем, случайном крестраже. Он только понадеялся, что им, еще юным волшебникам, достанет мужества завершить начатое. Профессор Поттер позволил себе покрепче сжать теплые руки, чтобы набраться смелости перед шагом в пропасть.***
Обернувшись на белое лицо неподалеку, Гарри проклял себя за неосмотрительность. В душевной слабости он привел их к месту гибели, туда, где в нескольких сантиметрах находился Волдеморт. Что за сила влекла его к Визжащей Хижине, какая глупость сидела внутри?.. — Мой скользкий друг, — он почувствовал, как раздвигаются бледные губы, обнажая ряд тонких зубов, — верный, почтительный… Реальность будто треснула по швам, Гарри казалось, он сам стоит напротив и чувствует, как свистящие приторно ласковые слова проникают под кожу, вонзаются в вены, разрывая их на тысячу частей. Но нет, нет, все не так. Теперь он только зритель в темном зале, не ведающий и части страха, испытанного другим. — Мой Лорд. Снейп держался отлично. Гарри прикрыл глаза, чтобы не броситься вперед в стремлении укрыть несчастного гриффиндорца из воспоминаний. Но его никогда не существовало, был только мужчина с прямой спиной, закованной в броню из обязательств. — Тебе известно, Северус, что это за палочка? — Старшая, мой Лорд. — Сильнейшая, покорная одному хозяину до конца его жизни. Кому она принадлежала, Северус? — Дамблдору. Волдеморт усмехнулся. Гарри понял это по звуку втягиваемого ноздрями воздуха. Тревога заклубилась в сознании, мешая различить следующие слова. — Творение Смерти прекрасно. Но оно не слушается меня, Северус. — Это невозможно, мой Лорд. Палочка ваша по праву. — Сопротивляется воле, ищет истинного хозяина, ждет воссоединения с ним, — Волдеморт мягко обходил по кругу замершего Снейпа, сужая кольцо. — Тебя известно имя, Северус. — Мой Лорд? Гарри вздрогнул, сокрушенный догадкой. И точно так же неуловимо дрогнул Снейп. Его тело вытянулось перед тем, как прозвучал страшный приказ: — Нагайна, убей! Все было быстро — несколько ударов, и глаза увидели расползающееся темное пятно там, где несколько секунд назад стоял человек. Гарри бросился вперед с такой отчаянной решимостью, что ни Рон, ни Гермиона не смогли остановить его. Волдеморт ушел, не успев застать кровного врага. — Профессор…. Что-то тяжелое рухнуло на плечи, пригвоздив к месту. Гарри старался взять себя в руки, он шептал какие-то слова, выуживая из памяти знания, подаренные прошлой жизнью, единственная мысль овладела всем его существом: Снейп должен жить. Но ни магия, ни страстное желание не могли отогнать смертельный холод, стянувший дрожащие губы. Остался взгляд глубокой темноты под веками, погруженный в молодую листву, подернутую росой-слезами. — Посмотри…на меня…. Гарри не смог бы отвернуться даже если бы ненависть еще сидела внутри. На руках, перемазанных кровью, уходил не человек — целый мир, сосредоточенный в единственной точке, оси прожитой жизни. Ее центр. Поэтому он смотрел и плакал, но не чувствовал этого, только нарастающую пустоту, в которую провалилось все: чертово зеркало, пророчество, крестражи. Были глаза и губы, истонченные болью: — Собери…их. Снейп тоже плакал, но не так, как плакал Гарри. Его слезы медленно катились по щекам, переливаясь дымкой воспоминаний. Куда-то в плечо ткнулась склянка, протянутая Гермионой, но сил взять ее не осталось. Гарри не хотел принимать в дар память профессора, он желал только смотреть на последние секунды знакомой и незнакомой жизни, которая таяла на руках. Бессмысленное «прости» так и осталось висеть в воздухе. Северус Снейп умер. Умер. Умер. Гарри обернулся с робкой надеждой, что все окажется страшным сном, но вместо этого увидел сломанные скорбью брови лучшего друга и поникшую голову Гермионы, с глаз которой с тихим шелестом капали слезы. — Он умер… Собственный голос показался громким криком вырванного сердца. Гарри медленно встал и положил его на открытую грудь профессора. — Возвращайтесь к Макгонаггал. Сейчас вы должны защитить Хогвартс. — А ты? — железные пальцы Гермионы вцепились в ногу. — Возвращайтесь. Гарри не просил, требовал от них решимости оказаться настолько далеко, насколько это было возможно. Он понимал, как тяжело оставлять позади, кажется, совершенно обезумевшего друга. Но сейчас не осталось иного выхода, чем этот. Гермиона поняла. Всегда понимала. Она сдержала рыдания и молча кивнула ему, опуская руку, безвольно повисшую вдоль тела. — Что ты делаешь? Гарри, Гарри-и! Ей удалось крепко обхватить бьющегося Рона, ненадолго сдержать его, пока Гарри уходил прочь. Только встревоженные мокрые глаза какое-то время смотрели ему вслед…