Избранный

      У Гарри Поттера никогда не было ничего по-настоящему своего. Его одежда была ношеной одеждой Дадли. Его старая скрипящая раскладушка была куплена на барахолке и принадлежала до этого другим людям. В чулан, где он спал, Дурсли могли зайти в любой момент. А порой чулан становился для него настоящей тюрьмой. Игрушки, которыми он играл, были старыми и сломанными игрушками Дадли. Гарри никогда не дарили игрушек. Вообще ничего не дарили. Его школьные принадлежности — тетради, альбомы и ручки — долгое время были единственным исключением. Их покупали специально для него, ведь Дадли настолько дешевыми вещами никогда не пользовался. Но их всегда мог взять Дадли — кузен любил рвать их, заливать водой или краской, просто прятать. За это Гарри всегда ругали сначала школьные учителя, а после тетя и дядя. Первое время мальчик пытался рассказывать взрослым правду, но быстро понял, что ему никто не верит. Особенно Дурсли. Хватило всего одного знакомства с ремнем дяди, чтобы он больше никогда и ни в чем не обвинял Дадли. Он просто принял ситуацию такой, как она есть: у него в доме дяди и тети не было ничего своего. И пока он жил у них, не стоило и надеяться на что-то другое.       Но вот случилось нечто особенное: он получил в свое владение вещь, которая стала по-настоящему его. Книга, которая возникла из ниоткуда, влекла ребенка, как магнит. Красивая, очень старая и такая загадочная. Он пытался открыть ее, но у него ничего не получилось. Страницы книги были словно склеены между собой. Не получилось разделить страницы даже маленьким столовым ножиком, который он умыкнул после обеда. Название на обложке не читалось совершенно. Гарри даже не узнавал букв, такими необычными они были. Он понимал, что книга написана на другом языке. Только совсем не представлял, что это за язык. Вся книга была одной сплошной загадкой. Волшебной загадкой.       Гарри в магию почти не верил. С ним случались странные вещи, которые очень походили на волшебство. Он отрастил за одну ночь волосы, которые тетушка сбрила ему почти полностью. Перекрасил парик противной мисс Саммерс, которая в очередной раз несправедливо его отругала. Иногда, когда Дадли с друзьями гнались за ним с целью поколотить, он прятался на видных местах так, что люди его совсем не замечали. У него получилось перенестись на крышу школы, когда он всего лишь пытался перепрыгнуть мусорные баки. Это действительно можно было назвать волшебством. Но Гарри не называл. Ему совсем не хотелось, чтобы дядя и тетя снова его наказали. А они бы обязательно это сделали, ведь просто ненавидели любое упоминание магии. Даже если речь об этом шла в детской сказке или мультфильме. Гарри всегда казалось это немного странным. Слишком уж бурная реакция была со стороны дяди и тети даже на совсем невинные вещи. Как-то раз Дадли предложили в школьном спектакле роль Мерлина. Тетя устроила целый скандал, чтобы Дадли получил любую другую роль, пусть даже незначительную. Она кричала тогда, что ее сын не будет играть «ненормального колдунишку». В итоге Мерлина играл Пирс, а Дадли досталась роль маленького короля Артура. Полкисс сам предложил поменяться, хотя до этого хвастался, что ему досталась самая лучшая роль. В любом случае Гарри удивляло не то, что тетя Петунья добилась своего, а то, что она накричала на самого Дадли, когда тот признался, что хотел бы играть Мерлина. Тетя до этого никогда не кричала на Дадли. Это было лучшим признаком того, что о волшебстве лучше не говорить никогда. Но как еще объяснить все, что с ним происходило, Гарри не знал. Верить в магию было опасно, а не верить глупо.       Книга была еще одним свидетельством, что магия совсем рядом. Поэтому ее и стоило прятать так тщательно, как только это возможно. Ведь если бы ее увидела тетя Петунья, то Гарри точно бы ждала неделя без ужина, месяц без прогулок и трепка от дяди Вернона. Просто потому, что у Гарри не могло и не должно было быть ничего ненормального. А книгу нельзя было назвать нормальной.              Стоило Поттеру взять ее в руки, как она ощутимо нагревалась. Надписи на ней так и не получилось прочитать. Гарри искал в школьной библиотеке книги на других языках, но ничего похожего внешне не нашел. Даже показал библиотекарю бумажку, на которую аккуратно переписал надпись. Вот только библиотекарь просто прогнал его, заявив, что нельзя тратить время уважаемых людей на выдуманные каракули. Это было в январе и с тех пор, Гарри не пытался найти язык, на котором была написана книга. Он все больше верил, что простые люди не смогут ничего прочитать. Ведь чем дольше книга была с ним, тем больше странностей он замечал. Для начала она действительно манила его. Ему совсем не хотелось расставаться с ней. Он даже начал носить ее с собой в школу. По ночам он клал ее под раскладушку. И сны после этого снились ему очень странные — с ним всю ночь кто-то пытался разговаривать, только он ничего не понимал. А еще как-то раз тетя, зайдя в чулан, увидела его с книгой. Только ничего не сказала, словно и не видела ее. Тогда Гари решился и положил ее на столике в прихожей. И снова никто книгу не увидел. Более того, столик тоже перестали замечать и складывать на него вещи. Хотя до этого дядя вечно клал туда ключи и бумажник, а тетя — покупки с магазина. Гарри старался беречь книгу и надеялся однажды все же прочесть ее. Но уже пришла весна, а у него совсем ничего не получалось.       Сегодня Гарри узнал, что с сентября Дадли пойдет в академию «Смелтингс», где когда-то учился дядя Вернон. Самому же Гарри предстояло пойти в «Стоунвелл Хай», обычную государственную школу. Тетя Петунья даже обмолвилась, что эта школа обладает весьма дурной репутацией — в ней учатся дети из неблагополучных семей. Дядя же сказал, что мальчишка должен быть благодарен и за это, ведь ему самое место в школе Святого Брутуса для неисправимых подростков с криминальными наклонностями. И Гарри действительно был благодарен дяде хотя бы за то, что он не отправил их с Дадли в одну школу. Это было самым настоящим подарком. Ведь учиться Гарри нравилось, а единственным минусом школы был Дадли, который всячески ему мешал. Он уже почти смирился с тем, что кузен всегда будет рядом, чтобы избить или подставить его. А теперь он был сам по себе. И у него даже появился шанс завести друзей, раз уж никто не будет унижать их только за разговор с «ненормальным». Именно об этом Гарри и стал разговаривать с книгой.       В последнее время ему стало не хватать простых прикосновений, и он начал говорить с ней. Рассказывал, как проходил его день, делился впечатлениями и обидами. Последних всегда было очень много. Дурсли, увидев это, определенно решили бы, что он окончательно чокнулся. По их мнению, ненормально было даже напевать себе песни под нос, а не то, что разговаривать с неодушевленными предметами. Но Гарри, даже понимая, насколько это странно, продолжал беседовать с книгой. Ему казалось, что книга внимательно слушает его и даже реагирует на его слова. Когда он рассказывал о чем-то приятном — например о том, что прочитал интересную книгу в школьной библиотеке, она приятно нагревалась, словно его кто-то обнимал или укутывал теплым одеялом. Когда же он жаловался на несправедливость, что случалось куда чаще, книга становилась холодной. И неприятной. От нее, казалось, просто исходило что-то жуткое. Она казалась опасной. И Гарри, наверное, испугался бы ее. Но он знал, что для него эта книга совершенно не опасна. Он ее хозяин.       Был уже поздний вечер. У Гарри почти никогда не получалось отдыхать днем. Тетя и дядя всегда находили для него работу. Сегодня он убрался во дворе и помыл машину дяди Вернона. Из-за этого он сильно устал и замерз. На улице все еще было прохладно, а вода быстро остывала. Он сильно проголодался, и ужин это никак не исправил. Хотя сегодня тетя была довольно щедрой: его порция картофельного пюре с ростбифом была лишь в половину меньше, чем порция Дадли. Он был уверен, что наелся, но спустя час после ужина ему снова хотелось есть.       К счастью, тетя утром испекла булочки сконы, и он сумел умыкнуть парочку. Он завернул их в один из своих зимних свитеров и спрятал в другой одежде. Тятя, когда проверяла, убрался ли он у себя, лишь бегло осмотрела его чулан. Даже если и заметила нехватку булочек, явно посчитала, что их съел любимый сыночек. Гарри был этому только рад. Он съел обе булочки, стараясь не накрошить на раскладушку. Его могли наказать за воровство, если бы заметили это. Булочки были очень вкусными, как и вся выпечка тети Петуньи. Жаль только, что совсем небольшими. Гарри понимал, что, если не ляжет спать сейчас, голод снова вернется. И все же перед сном он вновь потянулся за своей книгой.Она была привычно теплой, и он бережно огладил ее корешок. И тут же болезненно вскрикнул. По пальцам и корешку заструилась кровь.       Гарри совсем не понимал, как так получилось. Он был уверен, что острых кромок на обложке нет. Несмотря даже на металл, которым она была украшена. Но сейчас его интересовало не это, и даже не сильная боль в ладони. Кровь заливала книгу и одеяло. Что из этого хуже Гарри даже не знал. Он понимал, что за плед его обязательно накажут, но книга была намного важнее. Пусть даже и была почти бесполезна. Он спешно стал вытирать кровь с обложки тем самым одеялом. Но то ли оно ничего не впитывало, то ли стоило сначала перевязать ладонь. Кровь с обложки книги не вытиралась. Она, напротив, размазывалась тонким слоем по всей поверхности книги и стремительно впитывалась в кожу. Когда Гарри уже был готов расплакаться от страха, обиды и боли, книга вспыхнула невыносимо ярким белым светом. В тот же момент засветился и порез на ладони, на глазах заживая. Гарри, не думая, запахнул книгу одеялом и накрыл ее сверху своим телом. Больше всего он боялся, что происходящее заметят Дурсли. Книгу они не видели, но свет и кровь уже были достаточным поводом для наказания. И что-то подсказывало Гарри, что в этот раз наказание может быть по-настоящему страшным. Он пролежал так несколько минут, прежде чем убедился, что все в порядке. Ему казалось странным, что дядя с тетей ничего не заметили, но он был рад этому.              Осторожно отодвинув в сторону испорченное одеяло, он вновь взял в руки книгу. Крови на ней больше не было, она выглядела так, словно ничего не произошло. Но когда Гарри попытался по привычке открыть ее, книга распахнулась. Мальчик удивленно стал рассматривать страницы. Текст в книге состоял из тех же символов, что были на обложке. Были среди них и новые, которые мальчик прежде не видел. Еще в книге были рисунки, но не такие, как в учебниках или книгах сказок. Это были странные переплетения линий и знаков, заключенные в геометрические фигуры. Кажется, такие называли схемами, хотя Гарри был не совсем в этом уверен. Все же они были слишком необычными и мало походили на то, что он видел когда-либо раньше. Несмотря на то, что он не сумел ничего прочитать, Гарри был счастлив. Книга открылась, и теперь у него появилась надежда. Он мечтал, что однажды разгадает все ее секреты. Но он даже не догадывался, как скоро это случится. ***       Гарри был в парке. Он не помнил, как оказался здесь. Но это его не пугало. Ему нравилась атмосфера парка. Здесь было спокойно. Высокие старые деревья отбрасывали длинные тени. Мощенные камнем дорожки местами поросли травой. Их было несколько, но все они вели в центр парка. Там на невысоком подъеме стояли парные качели. Они были старыми, но выглядели вполне надежно. Выполненные из темного металла, они были окрашены в когда-то яркий синий цвет. Мальчик и не помнил уже, когда ему удавалось покататься на качелях дольше, чем десяток минут. И сейчас терять эту возможность он не хотел. Почти добежав до качелей, он с радостью занял одно из мест. Оттолкнувшись ногами, он начал раскачиваться. Качели едва слышно скрипели, но это только добавляло атмосферы. Гарри давно не было так спокойно и хорошо. Он прикрыл глаза и представил, что летит. Над деревьями, домом номер четыре, Прайвет Драйв, Литтл Уингингом и Англией. Над всем этим миром, который так его не любил. Ему хотелось остаться в этом моменте навсегда. Качели скрипели все громче, но этот звук казался чудесным дополнением. Они словно рассказывали ему историю о том, как когда-то оказались здесь. В этом заброшенном, пустынном парке. Когда качели остановились и подошвы старых кроссовок проехались по земле, Гарри наконец открыл глаза. Он смотрел на пасмурное небо, слегка затянутое тучами. Оно казалось ему прекрасным. — Согласен, здесь очень красиво.       Гарри испуганно дернулся и повернул голову на голос. На соседних с ним качелях сидел мальчик, примерно его возраста. Он выглядел очень необычно. Бледная кожа, яркие рыжие волосы и чуть раскосые темные глаза с вертикальным, как у кошки зрачком. Одет он тоже был странно: черная безрукавка с высоким горлом и свободные светлые брюки в широкую темную полосу. Он не раскачивался, а просто сидел, с улыбкой, глядя на небо. Он казался дружелюбным, несмотря на странную внешность. — Кто ты? — спросил Гарри. — Вероятно, я твой будущий наставник, юный чародей, — спокойно ответил мальчик. — Наставник? — повторил Гарри, — Чародей? — Да. Хотя ваш мир такой странный, что я уже ни в чем не уверен. — Наш мир? — снова ничего не понял Гарри. — Да, так получилось, что я из другого. Но обо всем по порядку. Ты знаешь, что этим людям, в доме которых ты живешь, ты не сын? — Конечно, это мои тетя и дядя. Я родной только для тети Петунии, она сестра моей матери. Дурсли забрали меня после того, как мои родители-алкоголики разбились на машине. Если бы не они, меня бы забрали в приют. Там дети сироты живут под надзором строгих воспитателей, их обеспечивает государство или благотворительные фонды. Но в них очень плохо относятся к детям. Так говорит дядя Вернон. Они не совсем не хотели меня забирать, я им не нужен. Но это просто неприлично, когда ребенок, у которого есть родственники, оказывается в приюте. А тете с дядей важно быть приличными людьми, иначе их перестанут уважать. — Знаешь, приличные люди обычно не держат детей в коморках. И тебя ведь не кормят почти. К тому же я не понимаю, как распределяются обязанности по дому между тобой и их сыном. Почему этот толстый мальчик ничего не делает? Гарри хмыкнул. Он не любил говорить о своей жизни у Дурслей, но сейчас ему было удивительно спокойно. И даже хотелось поделиться всем, что давно наболело. — Я ведь им не родной. Ну, не их сын. Они не должны меня любить также, как Дадли. К тому же я должен отрабатывать те деньги, которые они на меня потратили. Иначе я буду нахлебником. — Все дети находятся на содержании родителей, пока не повзрослеют. Или у вас не так? Ты можешь работать уже сейчас? — Нет, не могу. — Тогда просто прими, что семья твоя уроды ненормальные. — Именно так они меня и называют, — горестно вздохнул Гарри. — Знаешь, за что? — спросил его собеседник и тут же продолжил. — Ты не человек, Гарри, в этом их проблема. — Как не человек? — Ты волшебник, маг, чародей. Я не знаю, как вас называют в этом мире. Но это не делает тебя хуже, чем Дурсли. На самом деле ты куда лучше, чем они. У тебя совершенно другой статус и другое предназначение. Я вообще не понимаю, как ребенок со способностями к магии оказался среди людей. В моем мире такого никогда не было. — Магии не существует. Я не знаю с чего, ты решил иначе. — Потому, что я чувствую в тебе магию. Да и ты должен понимать, что иначе мы бы с тобой не встретились. — А где мы вообще? — Это твой сон. Ты сегодня накормил меня кровью. Это завершило привязку, и я смог с тобой связаться. — Ты моя книга? — изумленно спросил Гарри. — Мне все это просто снится? — Не совсем. Я когда-то совершил серьезную ошибку в обучении своего ученика, и меня наказали. Я лишился тела, а мой дух заперли в той самой книге. Она, по своей сути — специально созданная для меня тюрьма. Чтобы освободиться, я должен закончить обучение хоть одного ученика, а у меня с этим никак не наладится. Ты мой последний шанс, иначе останусь безмолвным пленником навеки. — Подожди, — мотнул головой Гарри. — Я, кажется, понял. Я волшебник и обладаю необычными способностями. А ты тоже волшебник, но только из другого мира. Тебя пленили в книге. И ты должен научить меня магии, чтобы стать свободным? — Да, как-то так. — А в нашем мире еще есть маги? Вдруг, я единственный? — Этот мир мне незнаком. Но, если судить по ощущениям, у вас довольно много волшебников. Только они словно прячутся на более глубоких слоях реальности. У нас так обычно делали те, кто находится вне закона. А у вас похоже все. Не знаю только, для чего. — Может, от простых людей? — Нет, — рассмеялся гость из другого мира. — Поверь, ни один маг не будет прятаться от людей. Зачем? — Может, боятся, что их убьют? У нас раньше ведьм и колдунов на кострах сжигали. — Интересно. В нашем мире топить пробовали. Только не вышло у них ничего. Но, в любом случае, волшебников в вашем мире немало. Не удивлюсь, если тебя скоро на обучение пригласят или другим каким образом к себе заберут. — Это как? Почему? — Ну, у нас обучение обычно раньше начинают, лет в семь-восемь. Но у тебя магические структуры только-только сформировались. Если не обучать, дальше начнутся серьезные срывы. Поджечь что-то сможешь. И взорвать. Плюс, как я уже говорил, я немного отсканировал ваш мир. Мало что понял, так по мелочам. У вас дети маги могут родиться и у простых людей. Но в 11-12 их забирают на обучение. Хотя контакт с родителями не прерывают. Дети, вроде бы, даже к ним возвращаются. Не понимаю, зачем. — Это же родители! — И что? Маги и люди плохо уживаются вместе. И общая кровь на это никак не влияет. Вот ты хотел бы к Дурслям вернуться, если бы тебя забрали? — Нет, конечно, — активно замахал головой Гарри. — Вот и я о том же, — меланхолично ответил его собеседник. — Будешь у меня учиться? — А можно? — Можно, конечно. Вот только я не знаю, насколько моя магия будет похожа на вашу. Действовать будет точно, возможно, даже эффективнее вашей. Но если местные заметят, то могут меня у тебя отобрать. Я в своем мире считался условно опасным артефактом, на который нужно было лицензию получать. А для местных магов я, наверное, особо опасным захватчиком буду. — Ты разве опасный? — Я многому могу тебя научить. В том числе и защищаться, и нападать. А это боевые заклинания и чары, которые могут привести к смерти нападавшего. Не все, не всегда. Но такая возможность есть. Обычно этого хватает. Я не знаю, что мне делать. Меня всегда переносит к моему потенциальному ученику. Ты должен им стать. Но это слишком опасно, и для меня, и для тебя. — А если тайно? Есть такие чары, которые помогут сохранить это в секрете? Мои родственники тебя не видят. Можно так же с магами? — Можно попытаться. Но не думаю, что получится. Тебе придется быть очень осторожным, чтобы не выдать себя. — Я согласен. Я буду очень-очень осторожным. Только не бросай меня! — Ты так говоришь, будто я твой лучший и единственный друг. — Так и есть. Я ведь прятал тебя, говорил с тобой, рассказывал о себе. У меня нет ничего, кроме тебя. — Кстати, спасибо за разговоры. Я частично благодаря тебе смог этот язык изучить. У вас их слишком много, и все такие разные. С ума сойти можно, особенно когда мир плохо считывается. — Пожалуйста. Ты же не бросишь меня? Ну, учебник, ну миленький… — Вот этого только не надо. Свое истинное имя я не могу тебе раскрыть, но ты можешь временно дать мне любое. В конце обучения, если все будет хорошо, я представлюсь. — Это тоже наказание? — Да. Таким образом меня лишили личности. У нас это очень серьезно. — Тогда я буду называть тебя… На этом моменте Гарри задумался. Ему очень хотелось дать своему учителю необычное и красивое имя. Волшебное. Вот только он не мог вспомнить ничего подходящего. Мерлин казался ему слишком скучным, а Гудвин был обманщиком. А больше волшебников он не помнил. Он вообще помнил совсем мало сказок. Но тут ему в голову пришла сказка, которую тетя Петунья когда-то рассказывала Дадли. Гарри тогда удалось ее подслушать, хотя его потом сильно наказали. — И как звучит мое новое имя? — Роланд! Это имя из старой сказки. Там старший брат спас свою сестру, как настоящий герой. Гарри хотел было рассказать своему новому другу сказку, но тот внезапно вскочил с качелей. Он рассмеялся и закружил по поляне в странном танце. — Эй, ты чего? — Ты не представляешь, как приятно, когда тебе дают имя, хоть отдаленно похожее на твое настоящее. — Почему же. Меня до школы почти всегда называли мальчишка, нахлебник или урод. Это было неприятно. — Тогда понимаешь. Теперь тебе нужно дать мне это имя официально и стать моим учеником. — А как это сделать? — Очень просто. Ты должен сказать ритуальные слова и пожать мне руку. Только не ошибись нигде. Это очень важно. Через десяток минут и сотню повторений все было готово. И первый в жизни Гарри ритуал начался.       Они с Роландом встали напротив друг друга. Гарри отметил, что он ниже своего друга и будущего учителя почти на голову. Это было привычно. Все мальчишки в школе были выше него. Но он постарался смотреть на Роланда, как тот просил: строго и требовательно. — Нарекаю тебя Роланд и требую стать моим наставником отныне и до того времени, пока я буду в этом нуждаться. — Принимаю данное тобой имя и следую твоей воле. Отныне я твой наставник, а ты мой ученик. На последних словах Роланд протянул Гарри руку и тот пожал ее. Их ладони осветила вспышка золотого света. В тот же момент небо заволокло тучами, громыхнул гром и сверкнула молния. Качели сами по себе стали раскачиваться. Деревья зашумели от ветра, а в траве распустились многочисленные цветы. — Вау! — восхитился Гарри и закрутил головой, стараясь все рассмотреть. — Да, красиво, — улыбнулся Роланд. — Только вот тебе уже пора спать по-настоящему. А то завтра очень плохо будет. И прежде, чем Гарри успел возразить, Роланд легко стукнул его кулаком по лбу. Все вокруг резко потемнело, и Гарри провалился в темноту. ***       Если бы кто-то из Дурслей заглянул в чулан этой ночью, то был бы изумлен и разгневан удивительной картиной. Гарри спал на раскладушке, сжавшись в комочек и болезненно постанывая. Его лоб был покрыт испариной, а на полу валялся окровавленный плед. Уже этого было бы достаточно для гнева дяди Вернона и тети Петуньи. Ведь в чулан мальчишка отправлялся абсолютно здоровым, а значит, вред ему могли нанести только его ненормальные штучки. И это они еще не видели зловещего красного сияния, которое исходило от древнего на вид фолианта. Книгу Гарри прижимал к себе, как величайшую драгоценность.