Андерс

Проскочив мимо консьержки на нужный этаж, я остановился посреди коридора, пытаясь найти нужную дверь. «Вот она, его квартира». Из одной из комнат неподалёку послышался послышался тихий всхлип, а затем из неё выглянул человек с русыми волосами и хорошей укладкой. Он. Я сразу его узнал. В руках у него был какой-то скомканный листок бумаги, на нём что-то было нарисовано чёрным по белому. Его взгляд метнулся ко мне, и он как будто остолбенел. — Бернд? Что ты здесь делаешь? «И это он у меня спрашивает?!». — Я хотел спросить то же самое у тебя. Мы с Луисом тебя заждались, уже подумали, что что-то серьёзное, а ты тут стихи читаешь? Кстати, что это? — я указал на листовки у него в руках. Он замер, ошарашено глядя на меня, будто не подозревал, что я спрошу это. — Ничего. Я сегодня не приду на работу, можешь идти, — с этими словами он развернулся к двери и уже было хотел закрыть, но я остановил его. — Объяснись, что происходит. Это из-за вчерашнего, да? — Нет. — Давай просто про это забудем, как маленькое недоразумение. Я сам не знаю, как так вышло... — Бернд. — Мы много выпили, адреналин и ты сам понимаешь... — Бернд. — В конечном итоге мы с тобой просто коллеги. Вернее, ты мой босс и... — БЕРНД. Стало тихо: дом молчал. Неожиданная смена тембра голоса отдалась в теле мурашками. Раньше я его таким не видел. Он выглядел... подавленным? «Что с ним случилось?». — Дело не в этом. Пожалуйста... — Разреши помочь. Я что, зря тащил сюда свой зад через весь город? Я волнуюсь, Луис волнуется, все волнуются. Дитер устало вздохнул, потирая переносицу. Кажется, он знал, что придёт это время - всё мне рассказать. Рассказать всё, что его тревожит. Но зная его характер и пыл к усердной работе - маловероятно. — Зайди в мою квартиру. Я скоро приду, — с этими словами он скрылся за поворотом коридора. Здание замолчало. Я захожу в нужную комнату и принимаюсь бродить по квартире, разглядывая всё, что попадалось на глаза. «Может быть я смогу отыскать здесь что-нибудь, что поможет мне узнать его немного больше». В доме царят беспорядок и хлам, как во многих Гамбургских квартирах, где слишком мало места, чтобы жить и дышать. Повсюду остатки былых увлечений. Шкаф с масляными красками и засохшими кистями в испачканных стаканах. Блокноты и тетради, в основном пустые. Несколько брусков дерева и скульптурный нож... При виде последнего где-то в глубине памяти, там, где воспоминания размыты и не так безупречно-отчётливы, слышится пение отца. Я иду дальше и останавливаюсь возле полки с камерами, которые смотрят на меня большими чёрными линзами. «Винтаж», - думаю я, хотя для меня старинные вещи не представляют ценности. Я трогаю корпуса камер, похожие на панцири черепах. На пальцах остаётся пыль. Но фотографии - повсюду. Висят на стенах, мостятся на прикроватных тумбочках, ютятся в углах, в ожидании, когда же их повесят. На одной - какая-то девушка с чёрными волосами в художественной галерее, её силуэт вырисовывается на ярко освещенном фоне. На другой она же и Дитер в обнимку. Она смотрит прямо, он - опустил голову, кажется, что они вот-вот разразятся смехом. Луис. Таня была права: он выглядит так, словно сбежал с вечеринки в галерее Энди Уорхолла. Позади него толпа - размытое пятно тел, фокус на Луи, он смеётся, на скулах горят полосы пурпурного блеска, на носу зелёные завитки, а на висках - золотистые. В коридоре висит ещё одно фото, на нём трое сидят на диване, Ханна посередине, Луис положил ей ноги на колени, с другой стороны примостился Дитер, лениво подпирающий рукой подбородок. Напротив - совершенно другой портрет, постановочное семейное фото, полная противоположность непринуждённому снимку повседневной жизни. Дитер снова сидит на краю дивана, но держится более прямо, на сей раз рядом с ним двое, определенно его брат и сестра. Девушка с ураганом непокорных локонов на голове прячет глаза за очками в «кошачьей» оправе - миниатюрная копия своей матери, что стоит, опустив ладонь ей на плечо. Парень постарше и посуровее выглядит двойником отца. И среди них младший сын - худощавый, настороженный. Он улыбается, но глаза смотрят серьезно. Дитер глядит на меня с фотографий, которые явно снял сам. Я чувствую его руку, писателя в кадре. Я мог бы простоять там дольше, пытаясь выяснить правду, его тайну, ответ на вопрос, который снова и снова звучит у меня в голове, но я вижу лишь юношу - грустного, потерянного, пытливого. Я перехожу к книгам. Библиотека у него разношёрстная, книги разбросаны по всем поверхностям в каждой комнате. Они занимают полку в гостиной, другую - поменьше - в коридоре, высятся стопкой у кровати и ещё одной - на журнальном столике. Романы и автобиографии в бумажных обложках и твёрдых переплётах перемешаны между собой, некоторые из них старые и потёртые, другие совершенно новые. Из десятка книг торчат закладки, отмечая незаконченное чтиво. Я поглаживаю корешки, задержавшись у толстого золотистого тома. «История мира в ста предметах». Я недоумеваю: как можно свести человеческую жизнь, не говоря уже о цивилизации, к списку вещей. Существует ли вообще способ измерить ценность жизни не по оставленному в жизнях других людей следу, а по оставленным после себя артефактам. Праздное любопытство утолено. Я принимаюсь за целенаправленные поиски, пока он не пришёл. Я ищу подсказку, что-нибудь, что угодно, стараясь понять Дитера Болена. Я брожу из комнаты в комнату в поисках разгадки. Кто же ты, Дитер Болен? В аптечном шкафчике стопка рецептов, названия медикаментов представляют собой одни аббревиатуры. Рядом - пузырёк с розовыми таблетками, на нем самоклейкая этикетка с крошечным, нарисованным от руки зонтиком. В спальне - ещё одна полка, на ней стопка записных книжек самых разных форм и размеров. Я перелистываю их, но все они пустые. На подоконнике примостился старый снимок Дитера и той же девушки, которая была на прошлых двух первых фотках. На нём они обнимаются, и девушка стоит, прислонившись лбом к виску Дитера. В их позах есть нечто интимное: глаза красавицы полузакрыты, у неё на затылке покоится рука Дитера, как бы поддерживая её или стараясь прижать к себе. На губах девушки цветёт безмятежная улыбка. Она счастлива. Она дома. «Наверное, они близки. Или были близки». На прикроватной тумбочке - старомодные часы. Минутной стрелки вовсе нет, а часовая указывает на начало седьмого, хотя на настенном циферблате горит 11:29. Я поднёс часы к уху, но те молчат - наверное, батарейка сдохла. И вдруг в ящике комода я нахожу носовой платок, сплошь в пятнах крови. Из платка выпадает кольцо - платиновый ободок с небольшим бриллиантом. Обручальное кольцо. Я начал гадать - кому оно предназначалось, кем был Диткр, пока не встретил меня, по какой причине пересеклись наши пути. — Кто ты? - шепчу я в тишине пустой комнаты. Я снова заворачиваю кольцо в грязный платок, возвращаю на место и плотно закрываю ящик, когда слышу звук закрывшейся двери. В помещении появляется знакомая фигура, размеренно шагая по гладкому полу. Его взгляд подозрительно бросился к моим ногам, затем на комод позади меня. — Что ты здесь делаешь? — Ничего. Рассматривал твою квартиру, пока тебя не было.   Он явно подозревал, что я вру, но промолчал. Кинув на столик листки, Дитер ушёл на кухню, оставляя за собой несказанные обещанные слова.   Я ускорил шаг, догоняя его: — Эй! Ты мне сказал, что расскажешь, что произошло, — Дитер наливает мне кофе, я облокачиваюсь на стойку и вдыхаю горько-сладкий аромат, — От расспросов тебя это не спасёт. — Кстати, - спохватывается он, - Я тут на полу нашел кое-что. Твоё?   Я поднимаю взгляд и вижу драгоценное кольцо. — Не трогай! - я выхватываю кольцо прямо из его рук, слишком быстро, слишком поспешно.   Кончик пальца касается ободка, тот скользит по ногтю, словно монета, что катится на ребре и вот вот упадет, так же легко, как стрелка компаса указывает на север. — Вот дерьмо! - вздрогнув, я роняю кольцо.   Оно звонко падает на пол и прокатывается несколько футов, прежде чем остановиться у края ковра. Я сжимаю пальцы в кулак, будто обжёгся. Сердце гулко колотится в груди. «Главное, чтобы не разбилось!».   — Что с тобой? - спрашивает сбитый с толку Дитер. — Ерунда.   Я медленно опускаюсь на колени и подбираю его, осторожно касаясь только внешней стороны. Я сжимаю руку в кулак, и гладкий серебреный ободок впивается в мою ладонь. — Оно принадлежало моему брату, - я вздохнул, и это не ложь, хотя по сути лишь начало правды.   Убираю кольцо в карман. Ободок совсем невесомый, но я его чувствую. Мы устроились на диване, и Дитер встревоженно вздохнул: — Слушай, прозвучит странно. Но я хочу с тобой поделиться этим. Я задумчиво хмурюсь. — После нашего с тобой раза я вдруг очень забеспокоился. У меня никогда не было тяги к мужчинам. Я вообще не люблю мужчин! И если уж что-то серьёзное, то я сразу действую, а если понимаю, что это ненадолго - нужно бросить. Дитер чуть теснее прижимается ко мне и, поколебавшись, наконец выдыхает: — Есть кое-что, ты должен знать. У меня замирает сердце. Я готовлюсь услышать признание, силой вырваннную правду, какое-то объяснение всего, что происходит с ним, с нами. Но Дитер только поднимает взгляд к потолку и говорит: — Была одна девушка... Девушка. Это не объясняет ничего. — Её звали Эрика, - продолжает он, и каждый слог пронизан болью. Я вспоминаю кольцо в ящике и кровавые пятна на платке, в который оно было завёрнуто. — Что случилось? — Я сделал ей предложение, она отказалась. «Это правда, - я, - или нечто похожее». Однако я уже начинал понимать, как умело он врёт, как искусно недоговаривает. — У всех есть шрамы, - говорю я, — люди из прошлого. — И у тебя? - спрашивает он, и на миг я переношусь в Кобленц. — Да. И секреты тоже имеются у всех. Дитер смотрит на меня, и во взгляде отражается невысказанная правда, то, о чем он умалчивает. «Скажи мне, - безмолвно прошу я, - скажи вслух, что бы это ни было!» Но он не отвечает, и я начинаю сомневаться в том, что смогу его узнать.