Багряные листья

Выбравшись из ярко-красной McLaren, Юнги захлопывает дверцу и какое-то время стоит посреди огромной вип-парковки, глубоко вдыхая прогазованный осенний воздух. Недавно прошёл дождь. Вокруг сыро и пахнет прелой листвой. Со стороны моря несёт солью и гнилыми водорослями. Вряд ли простые люди чуют, но Юнги не они, а потому морщит нос, прежде чем встряхнуться и начать идти вперёд. Каблуки его кожаных туфель звонко стучат по мокрой брусчатке. В темноте позднего вечера вспыхивает ярким огнём серебряная зиппо, украшенная гравировкой в виде песочных часов. От сигареты во все стороны разлетаются дымные мазки, терпко пахнущие табаком и кедром. Не то чтобы Юнги пытается успокоить нервы, но от мыслей о том, что его ожидает всю ночь напролёт, пальцы сводит в положение, в каком они обычно оказываются, сжимая чью-то глотку. Здание, к которому он неторопливо - нехотя - направляется, сплошь из стекла, стали, денег и холодной утончённости. Вполне во вкусе его владельца. Юнги не знает, радоваться тому, что мир изменился, и все они изменились вместе с ним, или печалиться. С одной стороны, машины, кондиционеры и отсутствие показательных сожжений на площадях. С другой стороны, иногда он скучает по уединённым особнякам посреди бесконечных гектаров земли, когда порой на мили вокруг ни единой живой души, и можно бесконечно долго блуждать по садам и степям пешком или на лошади; когда всё так хорошо в царящем вокруг одиноком умиротворении, что кажется, ударь кулаком по воздуху, и тончайшее стекло реальности разлетится вдребезги. Засунув тлеющий фильтр в карманную пепельницу, Юнги захлопывает крышку, убирает её в карман пиджака и, глубоко вдохнув, ныряет в парадные двери. Кажется, для людей это какой-то бизнес-центр, в котором собраны элитные фирмы самого разного профиля, но для Юнги двери этого здания есть проход в тончайшее параллельное измерение, в котором его встречает напомаженный дворецкий, который сообщает о том, что хозяин вечера его уже заждался, и жестом подзывает к ним официанта. Юнги с лёгким благодарным кивком принимает бокал шампанского, даже если терпеть не может этот напиток, и растворяется в пёстрой разряженной кто во что горазд толпе, не так уж и тайно наслаждаясь тем, как существа всех мастей вежливо и «незаметно», но шарахаются от него во все стороны. - Юнги-хён! Звонкий мальчишеский окрик слышится со стороны стола с закусками, и Юнги не может сдержать улыбку, когда видит машущего ему Чонгука. Ну разумеется тот там же, где и еда. Что за обжора. В его возрасте пора бы уже знать себе меру. С другой стороны, кто Юнги такой, чтобы утверждать, что хорошо разбирается в волчьих возрастах, особенно если тут замешана кровь оборотней. Чонгук насчитывает пару сотен лет, но взглянешь на него и увидишь только что поступившего на первый курс университета юнца, что пока не хлебнул горестей жизни и весь такой из себя пылает энтузиазмом познавать непознанное. Давно стоит привыкнуть, но Юнги каждый раз покупается на это круглощёкое невинное лицо. - Вы только посмотрите, - усмехается он, подходя вплотную и пожимая протянутую ладонь. - Ты можешь выглядеть прилично, Чон Чонгук. Вот только кто купил тебе этот галстук? Скажи мне, и этим же галстуком я удушу этого человека. - Как всегда такой кровожадный, - фыркает Чонгук, «незаметно» принюхиваясь к нему и издавая едва слышный звук удовлетворения, как когда его внутренний волк доволен присутствием рядом определённых людей, которых Чонгук считает своей второй - не по крови - семьёй. - Этот галстук мне выбрал Тэхён-хён. Он сказал, что так я буду выглядеть «не так уныло», что бы это ни значило. С учётом того, что Чонгук целиком в чёрном, жёлтый галстук и в самом деле выглядит весьма жизнерадостно. Но это не значит, что он не раздражает Юнги одним своим существованием, поэтому через мгновение кусок оскорбляющей его вкус ткани уже валяется на столике за шоколадным фонтаном, тогда как Юнги придирчиво разглаживает воротник рубашки Чонгука и удовлетворённо кивает. - Уже видел наших? - спрашивает он, окидывая цепким взглядом зал. - Намджун-хён как всегда попал в окружение ведьм из шабаша, - докладывает Чонгук, слизывая с губ пряный сок и тихо довольно урча от обилия в его тарелке сочного мяса. - Хосок-хён занимается какими-то своими грязными делишками в толпе. Чимин-хён ушёл вместе с ним. Тэхён-хён ушёл по вызову от Сокджина-хёна, что-то там с организационными делами не так. К слову, Сокджин-хён уже трижды искал тебя. Ты всегда опаздываешь, Юнги-хён. Почему тебе можно, а другим нельзя? - Потому что, - улыбается дёснами Юнги и снова осматривает зал. На самом деле, ему тоже нельзя опаздывать. Сокджин ненавидит, когда он опаздывает. Но правда в том, что сам Юнги ненавидит подобные вечера, и об этом знают все вокруг, так что ожидать от него пунктуальности заведомо смешно. Хватит того, что Юнги думает об имидже Сокджина и каждый раз заботится о своём внешнем виде. Подобно Чонгуку, он ненавидит и всю эту шумиху, и яркий свет, и обилие безразличных ему существ, и парадные костюмы, и весь этот холодный блеск и мишуру. Всё это напускное, лживое насквозь. Юнги не пример добродетели, но все эти годовые осенние сходки, дабы отметить очередной успех по сбору душ, выводят его из себя до тошноты. Уж лучше бы снова хороводы у костров, жжение сухоцвета и приторные настойки из волчьих ягод, от которых дурман в голове, а сама голова кругом. - О, вы поглядите. Явился, не запылился, - вдруг плюётся ядом Чонгук, щуря сверкнувшие жёлтым глаза. - Только посмотри на него, Юнги-хён. Что за павлин. На дворе двадцать первый век, а он всё косплеит Дракулу. Смотреть больно. Дракула хотя бы шёл в ногу с модой своего времени. Юнги даже не надо прослеживать взгляд Чонгука, чтобы понять, кого он увидит. Но он всё-таки делает это, и да, Чимин стоит там в окружении нескольких красивых женщин, обольстительно им улыбаясь и рассыпаясь в комплиментах. На нём старомодный чёрный костюм. У рубашки кружевной ворот и манжеты. Обилие серебряных колец на пальцах и гвоздики-кресты в ушах как насмешка его вампирской природы над верой. Миг, и их взгляды встречаются. Чимин вскидывает брови, а после расплывается в куда более тёплой и искренней улыбке. Юнги отвечает тем же и вновь отворачивается к Чонгуку, во взгляде которого вспышка злости успела смениться щенячьей тоской. - Ненавижу его, - бормочет он, ожесточенно тыкая ножом в кусок мяса на своей тарелке. - Ходит тут весь такой сверкающий, клыки обворожительно скалит, руки с женщинами распускает. Так и тянет врезать, - а после резко вскидывает на Юнги потяжелевший взгляд. - Хён, как бы так красиво сказать вслух что-то вроде: «Я ненавижу твою рожу, можно я её оближу?»? «О, парень...», - мысленно искренне сочувствующе тянет Юнги. В реальности он одаривает Чонгука лёгким смешком, из-за чего тот будто приходит в себя, ярко краснеет щеками и начинает вновь набивать их мясом в явной надежде не сболтнуть с отчаяния ещё чего лишнего. Не то чтобы Юнги не знает о том, что он уже пару десятков лет влюблён в Чимина. Не то чтобы никто не знает об этом. Не то чтобы никто - и Юнги в том числе - не знает и о том, что Чимин может сколько угодно морщиться из-за того, что «ох, откуда-то повеяло мокрой псиной, меня сейчас стошнит», но сам чуть что бросается к Хосоку с его природой тёмного купидона за советами и с вопросами по типу «вау, она только что поцеловала тебя так, будто ты вот-вот отплывёшь на «Титанике», что мне сделать, чтобы заставить Чонгука поцеловать меня так же?». Впрочем, неудивительно, что Чонгука и Чимина связала сложная история из взаимной симпатии и вместе с тем врождённой неприязни. Оборотни и вампиры издревле враждуют, ещё с тех времён, когда вампиры боялись солнца и использовали оборотней как своих рабов для дневных работ. Это изменилось века назад, но кровь помнит, кровь ничего не забывает, и поэтому эти двое только и делают, что мечутся вокруг друг друга: природа берёт своё, даже если бы они с радостью спутались метками между собой. При мысли о метках в груди Юнги немного теплеет, и он непроизвольно накрывает пальцами запястье левой руки. С тех пор, как он решил забрать себе без остатка и сам отдаться взамен, на его коже загорелось клеймо в виде песочных часов. Вот только песок в этих часах застыл наверху, обозначая безвременье, и Юнги не может не задумываться о том, как сильно всё-таки иногда метки отражают сущности своих носителей. Потому что время действительно не властно над Юнги, как не властно и над его парой. Смерть пожирает всё, пожирает само время, и метка на запястье Юнги - знак разделённой на двоих бесконечности. Хотя иногда Юнги об этом жалеет. Например, прямо сейчас, когда тишину этого во всех отношениях современного вечера нарушает полусредневековая готическая мелодия, под которую по крутой лестнице начинает спускаться хозяин этого самого вечера. И не то чтобы Сокджин не выглядит великолепно в своём белоснежном костюме с ярко-красной рубашкой, но эта музыка. По роду человеческих занятий Юнги работает музыкальным продюсером и он уверен, что слышал эту мелодию примерно в две тысячи восьмом. Кажется, тогда была сходка японских аниме-композиторов, и Юнги не помнит имени автора, но в его памяти определённо всплывает эхо этой самой мелодии. - Дорогие гости, - с широкой обольстительной улыбкой начинает Сокджин. - Я рад приветствовать... Юнги не слушает очередную напыщенную речь. Вместо этого он наблюдает за тем, как запакованный в шикарный сапфировый костюм-тройку Тэхён бочком покидает тень Сокджина и проскальзывает к их с Чонгуком месту дислокации, одаривая обоих улыбкой и пожимая протянутую руку Юнги. - Юнги-хён, рад тебя видеть, - говорит он негромко. - Сокджин-хён весь извёлся, когда не нашёл тебя при выходе в зал в прошлый раз. - Надеюсь, он не каждый раз толкал эту речь, - фыркает Юнги. - Это что, тема из «Vampire Knight»? - бормочет с вновь набитыми едой щеками Чонгук, дёргая поднявшимся из гнезда волос на голове чёрным волчьим ухом. - Ты ничего не докажешь, - обольстительно улыбается Тэхён, невозмутимо отпивая из забранного из рук Юнги бокала шампанское. - Какой стыд, - припечатывает Юнги; но отвечает на невинный взгляд Тэхёна одобрительной ухмылкой. Потому что все эти банкеты - прихоть Сокджина, и будь тот хоть трижды высшей сущностью, пошёл к чёрту. Чонгук приходит сюда только из-за еды. Чимин приходит, чтобы побесить Чонгука. Хосок и Намджун являются лишь потому, что вечно в разъездах, а здесь могут увидеться с ними, своими друзьями. Тэхён не может не приходить, потому что главный помощник Сокджина. Сокджин - массовик-затейник и в восторге от всего этого претенциозного дерьма, а Юнги - несчастная связанная с ним жертва, которая может опоздать на три часа, но не может не прийти совсем. Так что тема из какого-то старого дрянного аниме вместо фанфар самое то, даже если об этой шалости знают только Тэхён, Чонгук и Юнги. - Юнги, ты наконец-то пришёл. Прекрасно выглядишь. За своими мыслями Юнги и не заметил, как Чонгук и Тэхён куда-то удалились, толпа разбилась на пары для танцев, а Сокджин закончил своё небольшое выступление и приблизился к нему. Окинув его цепким взглядом, Юнги хмыкает и находит своё отражение в одном из начищенных до блеска оконных стёкол. И в самом деле, прекрасно, чего уж тут скромничать. Юнги знает, что хорош собой, как и знает и о том, что розовый цвет ему странным образом к лицу, так что выбор на этот вечер был очевиден. К тому же, сатиновый пиджак отливает при движении ткани серебром, и это серебро - яркое, неуловимое, вспышка среди тьмы - напоминает о потустороннем свечении в обычно карих глазах Сокджина, что отражает его суть. - Ты тоже неплох, - усмехается Юнги, подаваясь навстречу. - Это Глен Гульд? - Я больше не позволю организовывать музыкальную программу Тэхёну из всех людей, - фыркает Сокджин, ненавязчиво притягивая его к себе. - Потанцуем? - Эта музыка навевает воспоминания о том карнавале энного года, когда Чимин напился, случайно обратился летучей мышью и врезался в люстру, из-за чего на гостей посыпались горящие свечи, - негромко смеётся Юнги, из-за чего его плечи чуть скачут вверх-вниз. Обняв Сокджина, он позволяет утянуть себя в танец. - Там ещё была эта стерва из шабаша, которая хотела приворожить Намджуна, и которую потом выгнали. - У неё волосы загорелись, - кивает с улыбкой Сокджин, вспоминая, как Чимин после прятался от злобной мегеры и её проклятий и как ярко краснел первое время после упоминания того инцидента. - Я рад, что в нынешнем времени существует такая вещь как электричество. Юнги согласен. Современный мир может быть полным дерьмом относительно тишины и покоя, что когда-то царили на земле, но никто из сущностей не отрицает, как много благ им дало развитие цивилизации. Конечно, есть те, кому приходится не так уж и легко, тем же оборотням, к примеру, потому что люди со своей охотой лезут куда надо и не надо, и никто не отменял браконьеров, но даже они в настоящем пожинают плоды: теперь в поселениях посреди лесных чащ нет ничего удивительного. Все вокруг искренне считают, что жить в крошечных коттеджах вдали от интернета и водопровода очень расслабляюще и целебно для психики. Прижавшись к Сокджину вплотную, Юнги прикрывает глаза и позволяет чужим объятиям вести себя. Его ладони оглаживают спину Сокджина, и правая останавливается под левой лопаткой - там, где у Сокджина отпечаталась метка связи: круглые карманные часы под старину, на циферблате которых нет стрелок, потому что время для них обоих застыло; если вообще существовало, двигалось хоть когда-то вперёд. Что было раньше: курица или яйцо? Что было раньше: жизнь или смерть? Юнги не знает. Юнги не помнит даже, как появился на этот свет, откуда пришёл, кем был создан или рождён. Но что он знает точно, так это то, что Сокджин будто был рядом с ним всегда, и что он всегда раскрашивал его пустое безликое существование яркими красками под жизнь, неся при этом всем вокруг смерть; являясь сам по себе этой самой Смертью. - Ну, это символично, - задумчиво протянул Намджун, впервые увидев его метку. - И романтично, тебе так не кажется? Смерть и её Жнец, оказавшиеся повенчанными самой судьбой. Интересно. - Нет тут ничего романтичного и интересного, - проворчал тогда Юнги, пытаясь скрыть непонятно отчего затопившее гадкое смущение. - Мне теперь терпеть эту занозу в моём боку саму вечность. - Тебе всё равно терпеть его вечность, он твой Босс, - ухмыльнулся тогда Хосок, стреляя в него пистолетами из пальцев. - Зато теперь всё может стать куда более... - Закончишь эту фразу, и я воткну тебе вилку в глаз, - оборвал его поигрывание бровями Юнги. Но правда в том, что он выбрал эту участь сам; что Сокджин выбрал его сам; что они выбрали это - друг друга - сами, по своему желанию. Их никто не заставлял и никто не принуждал, и это не было необходимостью, чтобы выжить. Просто в какой-то момент Юнги понял, что Сокджин значит для него слишком много. Просто в какой-то момент Сокджин стал увиваться вокруг него куда чаще. Это просто произошло в какой-то момент. Смешно вспоминать, они даже чувства свои не обсудили тогда, не признались, не сходили ни на одно, как это сейчас называют, свидание, но проснулись однажды каждый в своём доме и обнаружили по метке связи на коже. - Ну, вы всегда были ужасны в общении с людьми и другими существами, так что я не удивлён, - фыркнул тогда Чимин, стоически игнорируя вполне себе буквально убийственный взгляд Юнги. «Кто бы говорил», - не может не огрызнуться мысленно задним числом Юнги, как только вспоминает эти его слова. - «Кто бы говорил, Пак-я-лучше-умру-чем-признаюсь-Чимин». Впрочем, он готов взять свои слова назад в тот момент, когда Сокджин отстраняется, берёт его за руку и утягивает за собой на балкон, потому что, когда они проходят мимо одного из тёмных углов, замечает там вжатого спиной в стену Чонгука и подобравшегося перед ним змеёй перед броском Чимина, что прижимает к горлу Чонгука острое лезвие кинжала. - ... и тогда я буду стоять и смотреть, Чон Чонгук, как ты истекаешь рубинами... Было бы похоже на вполне себе серьёзную угрозу, если бы Юнги не знал об одержимости этих двоих друг другом, и если бы от них не фонило острым стойким запахом желания. Светящие красным и жёлтым глаза любому сказали бы больше любых слов, а потому Юнги торопится вслед за Сокджином, что успел отпустить его руку, потому что совершенно точно не хочет становиться свидетелем тому, что бы там у Чонгука с Чимином в этом тёмном углу ни происходило. - Они и в самом деле ужасны, - роняет Сокджин, когда они оказываются снаружи, и взявший над морем разгон ветер начинает хлестать их невидимыми ладонями по щекам. - Хосок прав, им нужно взять у него пару любовных уроков. - С учётом того, что природа Хосока рождает способную довести до убийства любовную жадность, я бы не рискнул смешивать всё в один котёл, - разминает шею сзади ладонью Юнги и подходит к перилам, глядя на темнеющую вдали большую воду. - Эти двое и без того на постоянных нервах из-за своей природы и неудовлетворённого влечения. Знать не хочу, что происходит с волком Чонгука в полнолуние. - К слову об этом, - прочистив горло, чуть нервно начинает Сокджин. - Я не просто так хотел, чтобы именно этим вечером ты не опаздывал, Юнги. У меня есть кое-что для тебя, включающее в себя объявление для остальных, так что... - Я знаю, - обрывает его Юнги. - Именно поэтому и опоздал. Сокджин впивается в него таким тяжёлым острым взглядом, что висок покалывает. Повернув голову, Юнги отвечает ему обезоруживающей искренней улыбкой, а после подходит вплотную, запускает ладонь в карман его брюк и достаёт оттуда маленькую бархатную коробочку. - Тебе не стоит разбрасываться своими «тайнами» посреди рабочего кабинета, - усмехается он, открывая её и доставая оттуда одно из двух серебряных колец с вязью на мёртвом языке о разделённом на двоих безвременье. - Ты не заходишь в мой рабочий кабинет без вызова и моего непосредственного присутствия, - хмурится Сокджин. - Да, но Тэхён почти живёт там, твой второй любимчик-жнец, и как только он увидел эту вещь прямо посреди твоего рабочего стола, то тут же забросал меня идиотскими вопросами, восклицаниями и поздравлениями через сообщения, - пожимает плечами Юнги. - Ким. Тэхён, - с ощутимой угрозой в голосе почти шипит Сокджин, бросая взгляд на двери, через которые они вышли на балкон, будто в желании дотянуться до Тэхёна невидимой рукой и хорошенько придушить. Правда, он забывает о Тэхёне сразу же, как только Юнги надевает кольцо на безымянный палец и вытягивает перед собой руку, рассматривая тусклый блеск серебра на бледной коже. - Мне нравится, - негромко, честно признаётся он. - Я рад, - так же негромко говорит Сокджин. В его тоне столько облегчения. Дурак. Разве мог Юнги отказать ему? Покачав головой, Юнги льнёт к Сокджину, тут же оказываясь в кольце согревающих объятий, и крепко обнимает его в ответ. Нет, он не мог отказать. Ни в этом цикле своего существования, ни в каком-либо другом. Потому что это Сокджин, и потому что это его, Юнги, выбор. Как там Намджун сказал тогда? Повенчанные самой судьбой? Что ж, Юнги может и готов с этим согласиться. Если судьба и в самом деле существует, она определённо не дура. Смерть и её Жнец - они сожгут все мосты и породят из их пепла новое начало.

|...|