неизбежность.

      

" некоторые из нас могут жить без общества, но не без семьи. " — Амит Калантри.

существует такая поговорка — 'в гостях хорошо, а дома - лучше'. так вот, в отелях и съёмных квартирах хорошо, но по утрам слишком пусто; безмятежность превращается в угнетающее одиночество, а покрывало больше не держит тепло. совсем другое дело было просыпаться в квартире наполненной воспоминаниями, в спальне, настолько красочной, что резало глаза. чуть прищурившись, даша потягивается под тёмно синим одеялом; медленно вздыхает, но не торопится оборачиваться. рядом с ней — всё так же, пусто. на стороне веника, по обыкновению, лишь холодная подушка; на этот раз, потому что он предпочёл спать на диване, 'до выяснения обстоятельств', по его собственным словам. если бы не чувство вины, девушку бы это даже забавляло; заниматься сексом на кухонном столе казалось ему приемлемым, но спать в одной постели — упаси боже. детей дома ещё не было; во-первых, потому что было тихо, а во-вторых, потому что веник упоминал, что её мама должна была привезти их домой примерно в обед. неспешно поднимаясь с места, девушка прошла к окну; лёгким движением распахивая шторы, после чего принялась закатывать рукава чрезмерно большой рубашки—его—, поскольку не имела иных опций одеяния для ночного сна. она взбодрилась мимолётным умыванием лица в хозяйской ванной, прежде чем проследовать в гостиную. опираясь о дверной косяк, она со скрытной улыбкой наблюдала за мужем, лежавшем на диване и смотрящим в потолок. "доброе утро." она поприветствовала его, в ответ на что веник дёрнулся, будто вовсе не ожидал услышать её. "доброе."; он ответил, потирая переносицу, прежде чем потянуться за очками, что лежали неподалеку. "завтракать будешь?" её вопрос резал уши, пожалуй, обоим — такой привычный и, теперь уже, нехарактерный. на секунду ей показалось, что она переходит границы; его выражения лица застряло в некоторой озадаченности, прежде чем он согласился. по пути на кухню, она чувствовала привычный мужской взгляд на себе; а после, услышала и приближающиеся шаги. в холодильнике не оказалось ничего, кроме полупустой упаковки яиц и упаковки молока. "надо бы в магазин.. не знаю, как ты всё успевала."; теперь уже веник стоял облокотившись о дверной проём — неосознанно зеркаля её былое положение. это было хорошо; это было правильно. люди, повторяющие жесты друг друга, чаще всего находились в гармонии. "я тоже не знаю." она призналась, будто успокаивая. пока даша готовила омлет; совсем незатейливый, будто в ранней стадии их брака — веник сидел на стуле, во главе стола, молча за ней наблюдая. ему казалось странным, что вся нынешняя ситуация ощущается абсолютно нормальной; будто бы она должна была быть здесь, в их квартире, готовя ему омлет, в рубашке, что была слишком длинной для неё. он не мог понять, почему не чувствует должного гнева, например, как это было вчера; сваливал это на то, что ещё не до конца проснулся. когда омлет был почти готов, послышался внезапный звонок в дверь — веник и даша молчаливо, но синхронно переглянулись. если бы это была людмила с внуками, они бы не звонили, а открыли дверь ключом; да и потом, за дверью был бы слышен оживлённый гул. они оба оставались неподвижными; вернее, даша выключила плиту и потянулась за тарелками, в то время как веник остался прикованным к своему месту. он опасался, что если оторвётся от неё хоть на минуту — она снова растворится. вскоре, послышался знакомый скрип отворяющейся двери; судя по всему, веник забыл запереть её, прошлой ночью. это было довольно нетипично для него, но всё же. когда в дверном проёме показалась знакомая пёстрая шуба, веник мысленно чертыхнулся и расправил спину. "приветик. а чего это у вас незаперто?" — маша, по-хозяйски сняв шубу и разувшись, прошла на кухню. при виде даши, она раскрыла рот, и зависла секунд на двадцать. взгляд веника нервно метался между двумя девушками, в то время как даша, итак, могла прекрасно представить выражение лица сестры; оборачиваться для этого вовсе не нужно было. "это ещё что?" даша хмыкает, отмечая ярую наглость в чужом тоне — это не её дом; он никогда им не был. как она смеет? "моя жена." — веник отвечает за неё, пускай и слишком сухо. будто бы слово 'жена' слишком новое, и проговаривать его отчасти тяжело. "и твоя сестра." девушка добавляет; слова пропитанные едкостью. они с веником часто ополчались против маши, даже в юности; только тогда, её, бывало, жаль, а теперь - совсем нет. даша ещё не знает, что любая интимная близость мужа с сестрой имела место быть лишь в фантазиях несостоявшейся актрисы; она помнит всю горечь от его слов, произнесенных прошлым вечером. Веник знает, что чисто технически, он и маша - чисты; скорее, чист лишь он сам, просто потому, что слишком занят работой. и всё же, старшая васнецова давала ему поводы; неимоверное количество поводов, за которые он теперь её карал. почти не специально; нет, всё это было чтобы он мог, в каком-то роде, самоутвердиться в глазах жены. она шаталась невесть где и невесть с кем, месяцами.. должен же он был показать, что тоже востребован. "для жены колечка не хватает." — маша язвит в ответ, сверля глазами спину сестры и присаживаясь за стол напротив веника, хотя была явно непрошеной. это был очевидный психологический ход — она заняла второе по главенству место за столом, будто переняв позицию хозяйки квартиры. даша молча отрезает половину приготовленного омлета, выкладывает его на тарелку и ставит перед веником. она возвращается за столовыми приборами и кладёт их перед мужчиной. не смеет его касаться, но наигранно вытягивает руки вверх, потягиваясь, когда выходит из кухни; знает, что ткань рубашки поднимается выше, оголяя нижнюю часть её бёдер, и что он смотрит ей вслед — а маша, тем временем, закипает. к слову, не только маша.. "чайник скоро вскипит. выключи." после этой фразы, она исчезает из виду, и в фокусе веника появляется чужая рука, комически щёлкая перед его глазами. "веник, ты что, совсем? ты же сам говорил, что не простишь её.." маша взывает к здравому смыслу, как ей кажется. веник хмурится, играя плечами, будто хочет вылезти из собственной шкуры; ему не по себе, ему неловко сразу перед обеими девушками. он будто бы всерьёз задумывается о её словах, прежде чем раздаётся характерный звон чайника, сигнализирующий о вскипевшей воде. этот звук работает подобно будильнику; выводя, наконец, веника из своеобразного транса, в который маша столь ловко вводила десятки мужчин. "это ты меня вынудила." он отвечает уверенно, почти с укором, в то время как глаза маши, от удивления, лезут на лоб. " я не имел ввиду, что.. я просто говорил, что не уверен, что она вернётся." старшая васнецова смеётся, нарочито притворно и бездыханно; будто бы не может заставить подобный звук вылиться из груди, делая это с неимоверными усилиями. "правду говорят, что любовь - слепит. ты только с ней такой идиот; был и есть." маша злится; гневается и почти дымится, а веник молча встаёт и идёт к чайнику. пока он решает, сколько чашек потребуется к столу, маша разворачивается в пол оборота — к нему на встречу, будто надеется, что сможет удержать его языком тела, если уж обычным не удаётся. она буравит его взглядом и молчит, но вскоре, не сдерживается. "ей ведь ничего не помешает снова уйти. ты готов к этому?" она целится метко, но у него нет времени на реакцию, потому что в дверном проёме снова появляется даша; одетая, что заставляет его волноваться. "а это - не твоего ума дело." она парирует, и тогда маша подскакивает с места; так эмоционально и слажено, что создавалось впечатление, будто они эту сцену уже множество раз репетировали. "хорошо. тогда, уйду я." маше хочется взглянуть на веника; но ожидать от него противостояния бесполезно, поэтому она несётся вперёд, грубо задевая дашу плечом на пути к выходу из квартиры. она быстро обувается, небрежно хватает свою шубу и выходит, с гордо поднятой головой; только лишь каблуки её стучат слишком гневно, а дверь за ней — захлопывается слишком громко, что выдаёт уязвлённую гордость. когда они, вновь, остаются наедине, даша выглядит немного виновато; будто бы сомневается, что ей стоило встревать. будто бы думает, что он мог выбрать не её. "это ничего не значит." он утверждает, давая понять, что все равно не сможет так легко её простить. она смотрит на него с причудливым благоговением и подступает чуть ближе; он боится, что она его коснется, и тогда он снова потеряет самообладание. вместо этого она останавливается в полметре от него, и задает решающий вопрос; если бы это была дуэль, а слова — пули, то от этих он бы пал мгновенно, пораженный в самую грудь. "— можно мне получить кольцо, обратно?" "— может быть. зачем ты оделась?" "— мы идём в магазин. ты сам говорил, что нужно."