***
Был конец ноября, утро после полнолуния, и Римус находился в больничном крыле. Мадам Помфри заставила его выпить то самое мерзкое зелье, что и всегда, и он поморщился, возвращая кубок. Римус никогда не привыкнет к его мерзкому вкусу, но он вынужден признать, что это каждый раз срабатывает. Острая боль в суставах почти сразу сменилась тупой ноющей болью, и он вздохнул с облегчением, хотя все еще чувствовал себя некомфортно. У него не было четких воспоминаний о превращении, только смутные обрывки, и ничего из этого не объясняло его текущее состояние. — Вот, — сказала Помфри, протягивая ему другой кубок, на этот раз с содержимым цвета крови. Возможно, так оно и было. Он закрыл глаза, постарался не дышать через нос и выпил его так быстро, как только мог. Она забрала кубок и сунула ему в рот мятную конфетку. Это не совсем уменьшило затяжной привкус зелий, но помогло. — Мне не нравится вид твоего плеча. Как, черт возьми, ты умудрился укусить себя там? Я никогда не пойму, — сказала она, ворча и суетясь, когда принялась за работу, смазывая раны густым кремом. — Мне придется их перевязать. Раны довольно глубокие, — добавила она, нахмурившись. — Мне действительно следовало бы оставить тебя здесь, но… — она оглянулась через плечо на дверь в главное отделение, которая была слегка приоткрыта. Римус мог бы поклясться, что она закрывала ее. Он моргнул и устроился поудобнее, пытаясь расслабиться, несмотря на жжение. Помфри вздохнула и откинула простыню, цокая языком, пока обрабатывала царапины и укусы на его ногах, а после того, как заставила его перевернуться, еще раз воскликнула из-за раны на его ягодице. По прошествии более чем шести лет в нем больше не было чувства неловкости, хотя он был рад, что не видит ее. — Тебе нужно будет наносить это каждые четыре часа, — сказала она, держа баночку и вручая ему чистую мантию. — Зайди завтра перед завтраком, пожалуйста. Я хочу взглянуть на это плечо и… — взгляд Помфри ненадолго опустился на область его бедер, и, нахмурившись, она встретилась с его глазами. — Несколько дней сидеть будет неудобно, и у тебя могут остаться шрамы. — Все в порядке. Не думаю, что кто-то это увидит. Кроме вас, — добавил он, морщась, когда перевернулся и сел, спустив ноги на пол. Помфри снова издала цокающий звук и покачала головой. — Я полагаю, это так. Теперь поторопись и одевайся. Я хочу, чтобы ты немного отдохнул. Должна ли я попросить домового эльфа принести тебе немного еды? Римус благодарно улыбнулся ей, поднялся с кровати, стараясь не переносить слишком большой вес на левый бок, и осторожно натянул мантию через голову. — Может быть, чашечку чая, но сейчас я не голоден. — Все в порядке, дорогой. Я уверена, что твои друзья принесут тебе еду позже. Хотя я немного обеспокоена этой травмой твоих ягодиц. Я хочу осмотреть хижину до начала следующего месяца, чтобы понять, что произошло. Ты остаешься на каникулы, не так ли? — спросила она, протягивая банку. Он взял предложенную банку и сунул ее в карман. — Да, это так. Нет необходимости идти в хижину. Я могу взглянуть сам. Думаю, вы будете слишком заняты, а для меня это не проблема. Никаких проблем, потому что рана, скорее всего, появилась не из-за хижины. Куда, черт возьми, мы ходили прошлой ночью? У него внезапно возник яркий образ стада кентавров и их грозных луков. Он потер переносицу, скорчив гримасу. — Тогда ладно. Только не забудь. Тебе нужны еще бинты? — Нет, мадам Помфри, спасибо. — Ты будешь… О, мистер Блэк. У вас действительно сверхъестественное чувство времени, — сказала она, подмигнув, когда Сириус толкнул дверь. — Это часть моего обаяния, — сказал Сириус, подмигивая в ответ. Римус мог бы поклясться, что видел, как она покраснела. О, Боже. — Пожалуйста, проведите мистера Люпина обратно в ваше общежитие, если вам не сложно. — С удовольствием, дорогая Поппи, — сказал Сириус, лучезарно улыбаясь ей. Он обнял Римуса за спину и под его плечо, чтобы поддержать его. — Пойдем, болван. Как такой тощий человек, как ты, может так много весить? Римус закатил глаза. Он невыносим тем, что ему все сходит с рук. Неподходящее время, действительно. Он все это время стоял за дверью под мантией. Вероятно, он и открыл ее, чтобы все слышать. — Обязательно флиртовать со всеми женщинами? — сказал Римус, с трудом опираясь на Сириуса, когда они вышли в коридор третьего этажа. — Конечно, — ответил Сириус. — Было бы неприлично не делать этого. — У тебя довольно извращенное понятие о приличии. — Ты ревнуешь? Что же я могу сделать, если женщины постарше находят меня очаровательным. Эй, Лунатик, тебе не больно ходить? Ты довольно сильно хромаешь, — сказал Сириус, прикусив губу. — А что? Ты предлагаешь нести меня? Мерлин, почему бы мне просто не похлопать своими чертовыми ресницами, пока я этим занимаюсь. — Я мог бы, если бы не знал, что ты чертовски упрямый. Римус слишком устал, чтобы спорить. Боль была терпимой, и присутствие Сириуса так близко было достаточно отвлекающим фактором. Поскольку была суббота, им не нужно было беспокоиться о том, что ученики будут ходить по коридорам, поэтому третий этаж был пуст. Сириус повел его вниз по коридору. Факелы, развешанные по стенам, ожили, когда они, прихрамывая, проходили мимо. Они нырнули в большую деревянную дверь через темный узкий коридор к редко используемой лестнице. Он злобно посмотрел на лестницу. Была причина, по которой ей давно не пользуются: ее хитрые ступеньки были довольно непредсказуемы. Они же пользовались ею часто, поскольку это соответствовало их потребностям: для уединения после луны, а также для различных пакостей на протяжении многих лет. Было трудно после особенно сложной ночи, но Римус справлялся, взбираясь по перилам, и в наихудших обстоятельствах. Однако с его нынешним недомоганием он никак не мог преодолеть четыре ступеньки подряд, и одна только мысль о том, чтобы поднять ногу, заставляла его содрогаться. — Я не принцесса из чертовой сказки, — пробормотал он, тяжело опираясь на перила и пытаясь прогнать образ Сириуса, несущего его на руках. Сириус оглядел его с ног до головы. На его губах появился намек на улыбку. — Очевидно. А к чему ты это? — Я… — Римус вздохнул и потер лоб. — Неважно, — он поморщился, переступив с ноги на ногу. — Дай мне минутку, хорошо? И что, черт возьми, произошло прошлой ночью? — спросил он, понизив голос. Лестничная площадка была пуста, но портреты любили посплетничать. Он предположил, что тоже мог бы, если бы навсегда застрял внутри рамок. Делать-то больше нечего, не так ли? Сириус открыл рот, чтобы заговорить, и резко закрыл его. Он не хочет мне говорить. Черт, это, должно быть, плохо. — О боже, это были Кентавры, не так ли? Что я сделал? Неужели я… — он замолчал, не в силах закончить предложение, внезапно почувствовав опустошение. Он крепко, до побелевших костяшек, вцепился в перила. — Ты ничего не сделал! — прошептал Сириус довольно резким тоном и грубо схватил Римуса за руку. — Я знаю, о чем ты думаешь. И ты знаешь, что мы бы никогда не позволили тебе сделать ничего подобного. В любом случае, в этом не было твоей вины. — В чем не было моей вины? — встревоженно спросил Римус, забыв перейти на шепот. — Это не может подождать, пока мы доберемся до общежития? — спросил явно раздраженный Сириус. Он знал, что должен подождать, но он смертельно устал, его нервы были на пределе, и его задница действительно начала пульсировать от всех движений. Он сжал челюсти и свирепо посмотрел. — Нет. — О, ради… — Сириус быстро огляделся вокруг, скорее по привычке, чем по необходимости, подумал Римус – хотя Сириус впился взглядом в портрет изгнанной графини Теодосии, которая, казалось, наклонилась вперед в своей рамке, – достал палочку из кармана и пробормотал "Муффлиато". — Послушай, — сказал Сириус. — На самом деле ничего особенного не произошло. Мы отлично провели время, как обычно. Мы были на другой стороне леса, у того холма с хендж. Помнишь, тот, что был перед торфяным болотом? — Римус кивнул, и Сириус продолжил: — Пришлось увести тебя от болота, как всегда. Не знаю, почему ты так стремишься туда попасть. Там уже все замерзло. Чертова шотландская зима. В любом случае, — Сириус потер глаза, его плечи поникли от собственной усталости – он тоже еще не спал, – а затем с некоторым сожалением помассировал правое плечо. — Но дело не в этом. Это произошло, когда мы вернулись. Мы были почти у хижины, когда какой-то пьяный придурок, пошатываясь, шел по дороге из Хогсмида. —О, черт, — сказал Римус, чувствуя покалывание в затылке. Его руки были липкими, и он почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Он тяжело сглотнул. — Что… — Я ведь подвожу к этому, не так ли? — раздраженно сказал Сириус. — Луна почти зашла – на самом деле, мы рассчитали все довольно точно – но недостаточно. Ты, разумеется, сразу же почувствовал его запах, и если бы ветер дул не с севера, ты почувствовал бы раньше, так что нам повезло. Питер сразу же помчался присмотреть за ним, пока мы с Сохатым… Ну, ничего не случилось. Мы остановили тебя. Ты очень жестоко боролся с нами, и, ну… — Сириус пожал плечами. — Они немного заостренные, знаешь. — Сохатый проткнул мою задницу своими… своими рогами? — недоверчиво спросил Римус. — Я не совсем уверен, что нужно использовать слово "проткнул". На самом деле, скорее пронзил. Я повалил тебя на землю и укусил за плечо, — добавил Сириус, и Римус сузил глаза. Сириус казался слишком довольным собой из-за этого. — Ты должен был это видеть, Лунатик! Конечно, ты никогда не отличался хорошим поведением, но нам никогда раньше не приходилось так тебя сдерживать. Это было действительно захватывающе. Ты был таким зверем! — Конечно, блять, я был зверем, ты, идиот! Я оборотень, черт возьми! — Не мог бы ты говорить потише? — А что? Твоя работа с заклинаниями настолько дрянная? — раздраженно спросил Римус. — Ничего не произошло! — фыркнул Сириус. — Что значит ничего не произошло? У меня в заднице гребаная рана размером с Долину Маринер, мало того, что нас кто-то видел, так я чуть не съел его! — Но ты этого не сделал, не так ли? Я говорил тебе, что мы никогда не позволим тебе причинить кому-либо вред, и мы этого не сделали. Это сработало идеально, как мы всегда и обещали. Мы держали тебя достаточно долго, чтобы ты превратился обратно, а потом просто отнесли внутрь. После того, как мы остановили твое кровотечение, конечно. — Но… — Римус беспомощно махнул рукой, все еще держась за перила одной рукой. — Что, если он расскажет кому-нибудь о том, что видел? — Он просто местный пьяница, не так ли? Он был пьян еще до завтрака. Никто бы ему не поверил. Но он никому ничего не скажет. Об этом Питер тоже позаботился. Трудно говорить о чем-то, если ты не можешь этого вспомнить, — отмахнулся Сириус. Последнее он сказал довольным тоном, и Римус на мгновение закрыл глаза, покачав головой. Он широко раскрыл глаза, когда Сириус обнял его за плечи, не забыв о ранах, и наклонился ближе. — Я всегда буду защищать тебя, хорошо? Радуясь, что в коридоре было темно, Римус сглотнул и глубоко вздохнул. Вероятно, он должен чувствовать себя виноватым, и, возможно, он почувствует это позже, но прямо сейчас временный выброс адреналина в его организме уступал место теплу, которое распространялось выше от живота. Он был уверен, что его лицо покраснело, и он прислонился к Сириусу сбоку, поворачивая лицо к шее Сириуса. — Хорошо, — тихо сказал он. — Да, хорошо. Мерлин, я надеюсь… Нет, я должен им доверять. Питер действительно хорош в чарах. О, черт. Даже после того, как всю ночь был в теле собаки, Сириус все еще приятно пахнет. Это преступление. — Кстати, на ущелье Чеддер это похоже больше, чем на Долину Маринер. — Пялился на мою задницу, не так ли? — дернувшись, уточнил Римус. Не то чтобы я был против. Я бы даже не возражал, если бы ты захотел прикоснуться к ней, и, черт возьми, Люпин, неужели сейчас действительно время для этого? Боже. Сириус усмехнулся ему в ухо, и он подавил дрожь. — Это довольно глубокая рана. Я сказал тебе, что мы должны были помочь тебе, пока ты не истек кровью, да? Сохатый хотел сделать фотографии, но у нас не было камеры. Возможно, ты захочешь избегать его в душе и запирать дверь, когда переодеваешься, пока она не заживет, да? — Извращенцы, — простонал Римус. — Нет ничего извращенного в желании сфотографировать задницу своего друга, — сказал Сириус, опуская руку и снимая заглушающее заклинание. — Тебе так Сохатый сказал? — Конечно, — Сириус ухмыльнулся и указал на лестницу. — Хорошо, иди наверх. — Прежде чем Римус смог ответить, Сириус направил на него свою палочку. — Вингардиум Левиоса. Римус поднялся в воздух и не слишком мужественно завизжал. Его рука все еще цеплялась за перила. Он пнул воздух и замахал другой рукой, застонав, когда движение вызвало укол боли в плече. — Опусти меня! — Ты не справишься с этим сам, ты, упрямец, а я не могу нести тебя и перепрыгивать через все ступеньки. Отпусти перила, ладно? Я не уроню тебя. — Знаменитые последние слова. Ты уронил Питера на задницу, и он упал с четырех пролетов лестницы для девочек. Ну, скорее, он скатился вниз. Полагаю, могло быть и хуже. Он мог вообще не попасть на лестницу. — Это был третий курс, Лунатик. Кроме того, я отвлекся. Подожди. Пока не отпускай, — Сириус перепрыгнул через пару ступенек и повернулся назад, направив свою палочку на Римуса. — Хорошо, теперь можешь. Римус сердито посмотрел на него, но подчинился, и Сириус потащил его вверх по лестнице. — Это так унизительно, — пробормотал он. — По крайней мере, ты не вверх тормашками, — сказал Сириус, опуская Римуса на лестничную площадку. — Залезай, — сказал он, оборачиваясь. — Залезай? — Моя спина. Ты измотан, и с такой скоростью нам потребуется полчаса, чтобы вернуться в башню. Римус хотел возразить, но видеть сгорбившегося Сириуса было слишком заманчиво, чтобы отказаться. Было больно обхватывать Сириуса ногами за талию, но он прикусил внутреннюю сторону щеки и обвил руками шею Сириуса, осторожно, чтобы не задушить его. Заманчиво, на самом деле. Ну, может быть, не прямо сейчас, конечно. Я могу придушить его позже, когда просплю несколько дней. Римус зевнул и прислонился к спине Сириуса, помня о руках, поддерживающих его бедра. Я мог бы к этому привыкнуть, подумал он с сонной улыбкой на лице, когда закрыл глаза и уткнулся носом в шею Сириуса. Его разбудило пронзительное хихиканье. — Ты непослушный мальчик, Сириус Блэк, — сказала Полная Дама, распахивая дверь в Гриффиндорскую башню. — Вам это нравится, моя леди. Все, Лунатик. Я не смогу донести тебя до конца, — сказал Сириус, и Римус неохотно соскользнул с его спины. Он был немного зол на себя. Ты наконец-то обвился вокруг Сириуса, как удав, но взял и уснул. Неудивительно, что у тебя нет сексуальной жизни, жалкий ублюдок. — Мы и с портретами флиртуем, да? — спросил Римус. Сириус поднял брови. — Мы должны поддерживать с ней хорошие отношения, разве нет? Ах, Лунатик, это было довольно захватывающее путешествие, согласен? — добавил он, взглянув на Римуса и изогнув губы в дразнящей улыбке. — Я не уверен, что "захватывающее" было бы подходящим словом для этого, так как почти всю дорогу я спал, — сказал Римус, нырнул в отверстие для портрета и, почти потеряв равновесие, прислонился спиной к стене. — О, я бы сказал, что ты был очень взволнован. Должно быть, твой сон приподнял твое настроение. — Поднял…? — он замер, совершенно подавленный, и прислонился пылающей щекой к каменной стене. Почему я не могу провалиться сквозь землю, когда я действительно этого хочу? Сириус рассмеялся. — Ну, по крайней мере, я знал, что с тобой все в порядке. Если бы тебе было так плохо, у тебя бы не хватило на такое сил. Пытаясь сохранить свое достоинство, он протиснулся мимо Сириуса. Или попытался. Вот тебе и достоинство, когда тебе приходится хромать прочь с ярко-красным лицом. В общей комнате было много людей, сидящих на мягких диванах и креслах у камина. День был пасмурный, и он слышал, как гонимый ветром мокрый снег стучит в окна. Никто не хотел оставаться на улице. Несколько людей обратили на них внимание, но Сириус, всегда непревзойденный актер, был готов. Он догнал Римуса и снова обнял его за плечи, причитая, как наседка. — Можно подумать, что после семи лет ты должен знать, где находятся непредсказуемые ступеньки, — сказал он чересчур громко. Он повернулся к группе четвероклассников и ухмыльнулся. — Снова вывихнул лодыжку. Он немного сердит, так что вам лучше держаться подальше. Мы же не хотим, чтобы он сгоряча снимал баллы с факультета, не так ли? Давай, Лунатик. Прекрасно. Мало того, что они думают, что я неуклюжий идиот. Теперь я еще и озлобленный неуклюжий идиот с бешеным стояком. Все еще посмеиваясь про себя, Сириус открыл дверь в общежитие, и не успел Римус войти, как Джеймс набросился на него с камерой в руке. — Отвали, Сохатый, — пробормотал он, прихрамывая, и рухнул лицом вниз на кровать. Кто-то дернул его за подол мантии, и он оттолкнулся, не обращая внимания на боль. — Ты ж наш зверь. Да, Лунатик? Давай. Просто дай мне сделать одно фото. Для потомков, — хихикнул Джеймс, и Римус бы скривился, если бы его лицо не было уткнуто в одеяло. Он попытался отползти, но сил не хватило. — Уйди, Сохатый, и оставь нашего маленького Лунатика в покое. Ему пришлось довольно тяжело этим утром. Невыносимый ублюдок! — К слову, она вся забинтована. — Мы можем потом сами перевязать, — сказал Джеймс, и Римус услышал, как кто-то роется в ящике его тумбочки. — Ага! Видишь? Они даже подходят для самостоятельной перевязки. — Знаешь, Сохатый, у кого-то может возникнуть ошибочное мнение по поводу того, что ты так одержим задницей Лунатика, — сказал Сириус под тихий звон посуды. — Ты тоже хотел фотографию! — Эй! Я пытаюсь уснуть здесь! — заорал Питер. — Задница Лунатика может подождать до ужина, вы, чертовы маньяки-бездельники. Раздался громкий хлопок, и Питер взвизгнул. — Ладно, Сохатый. Оставь Хвостика в покое и иди спать. Если ты будешь хорошим мальчиком, может быть, Лунатик позволит тебе позже поглазеть на его задницу. Он очень хорош в том, чтобы быть на высоте. Я ненавижу вас всех. — Эй… — Джеймс замолчал. Сириус, вероятно, зажал Джеймсу рот ладонью, и он услышал, как они тихо шепчутся вне пределов слышимости. Несколько мгновений спустя его подняли и положили на подушку – намного лучше – и кто-то взъерошил его волосы. Сириус. Одеяло выдернули из-под него, а затем Сириус наклонился, чтобы накрыть его. — Хочешь чаю, Лунатик? Это могло бы тебя немного взбодрить. — Я хочу умереть, — пробормотал он в подушку. — Что-что? Не совсем разобрал, — сказал Сириус. Он плюхнулся на кровать и снова взъерошил волосы Римуса. — Ты забавный, когда смущаешься. Спи. Римус хмыкнул и почувствовал, как Сириус превратился. Бродяга ткнулся носом ему в ухо и лизнул, пуская слюни, затем сел ему на голову, пока месил лапами одеяло, и, наконец, с громким собачьим вздохом устроился рядом с ним.***
На заживление ушла почти неделя, но его задница была почти как новенькая. У Римуса остались небольшие шрамы, но они ощущались нормальными: у него не было привычки проверять их внешний вид в зеркале. Сохатый даже слегка раскаивался в случившемся, что Римус воспринял как извинение, которым это должно было стать, хотя хнычущий говнюк много ворчал по поводу своих неудачных попыток фотографирования обнаженной натуры. — Ты действительно думаешь, что через двадцать лет я буду жалеть, что у меня нет фотографии моей задницы? Признайся, Сохатый, ты просто хотел полюбоваться делом своих рук. — Что ж, это был настоящий козырь. Это как вывеска с надписью "Здесь был Сохатый". — Ты хочешь, чтобы люди знали, что ты был у меня в заднице, не так ли? — пробормотал Римус. Более того, это означало, что он наконец-то снят с крючка из-за инцидента с эссе – око за око и все такое – и он вздохнул с облегчением, когда они отправились на экзамены в декабре под конец семестра. — Должно быть, письмо от моей мамы, — сказал Джеймс, когда его сова, уронив большой пакет на его тарелку, приземлилась на стол и начала клевать корочки бекона и тосты. — Привет, крошка Келли-Берд. Что у тебя есть для нас сегодня? Джеймс использовал свою волшебную палочку, чтобы развязать узлы, в то время как птица игнорировала его, предпочитая еду. Там были два маленьких кошелька с монетами на завязках, которые он отбросил в сторону, новый шерстяной джемпер, два журнала по квиддичу, четыре пирожка с мясным фаршем, жестянка всепогодной полироли для метел и письмо. Джеймс воскликнул над обложками журналов, затем с ухмылкой разорвал письмо. — Хорошие новости? — спросил Сириус, откусывая кусочек сосиски. — Мама как обычно. Говорит, что будет скучать по нам, но она понимает, что это наш последний год и все такое. Также сказала, что если нас поймают за поджогом школы, она не внесет за нас залог в Азкабан, — он повернулся к Римусу и запустил в него корочкой тоста, заработав сердитый взгляд Келли, которая собиралась съесть его сама. — Похоже, у тебя все-таки будет компания на Рождество. Римус кивнул, сохраняя нейтральное выражение лица, несмотря на теплый уголек счастья, горящий у него под ложечкой. Декабрьское полнолуние в этом году пришлось на Рождество, и, что еще хуже, это была самая длинная луна в году. Целых шестнадцать часов. Он боялся провести ее в одиночестве. Питер открывал свою собственную посылку, и Римус обернулся на его восторженный писк. — Как твоя мама? — спросил он. — Как всегда, — сказал Питер, складывая письмо и убирая его в карман. — Передает всем привет. Его семейная сова зачирикала на него, ласково укусила Питера за палец и стащила целую сосиску с тарелки, прежде чем улететь, хлопая крыльями. Римус взглянул на содержимое пакета. — Ингредиенты для зелий? — Да. У меня закончились кровь саламандры, морозник и многое другое. Вовремя, так как они, вероятно, понадобятся мне позже. Как ты думаешь, на каких зельях мы застрянем сегодня? — Не знаю. Пять к одному, что я все испорчу, так что не похоже, что это имеет значение. Он получил оценку "Выше ожидаемого" за свои СОВы, и Сириус уговорил его продолжить заниматься подготовкой к ЖАБА вместе с остальными. Римус хорош в теоретических аспектах, но по какой-то причине он был просто ужасным зельеваром. Он и готовить не умел. Сириус тоже, но все равно был очень хорош в зельеварении. Римус отогнал мысли обо всем, в чем Сириус был хорош. — У меня полно ингредиентов. Мама всегда присылает мне больше, чем нужно. Я мог бы одолжить. — Хорошо. Но в конце концов, мне понадобятся мои собственные, — он понизил голос. — Кроме того, мы хотели, чтобы моя мама достала нам определенный ингредиент, так как она не стала бы расспрашивать меня или интересоваться, для чего он на самом деле. Слагхорн хранит их только в своем личном шкафу, и он их пересчитывает, чтобы знать, если мы что-нибудь стащим. Эй, Сохатый, — позвал он, держа в руке маленькую покрытую инеем металлическую коробочку. — Для сами-знаете-чего. — Отлично, Хвостик! Убедись… — Не волнуйся. Они заморожены. — Хорошо сработано. — Сам-знаешь-что? — спросил Римус. Питер огляделся и, наклонившись ближе, прошептал: — Назойливая Омела. Римус побледнел. — Яйца Ашвиндер? Это то, о чем я думаю? Если они разморозятся до того, как мы их используем… — он с трепетом посмотрел на коробку. — О, тебе бы больше веры, — сказал Питер, аккуратно сворачивая свой пакет. — Хммм, — задумался Римус, наливая себе чашку чая. Хотя, полагаю, я бы больше доверил ему летучие вещества, чем… Он переключил свое внимание через стол. Сириус, покончив с завтраком, схватил один из кошельков и позвякивал им на ладони, он украдкой бросил быстрый взгляд на Джеймса, который был занят воркованием с Экскалиберд и теребил пальцем перья у нее на груди, а затем заглянул внутрь, расширив глаза. — Черт возьми, мистер Толстосум. В этом году мне лучше получить чертовски хороший рождественский подарок. — Это твое, мерзавец. Мама ходила в Гринготтс ради тебя, так что лучше бы мой подарок был еще более впечатляющим. — О, что ж, тогда, конечно, мое впечатляющее и великолепное достоинство всегда будет с тобой, — ухмыльнулся Сириус. Римус поперхнулся чаем и поставил чашку, вытирая подбородок тыльной стороной ладони. Питер хихикнул рядом с ним, и Джеймс, который был занят завязыванием ранца, запоздало понял, что сказал Сириус. Он искоса взглянул на Сириуса, а затем ударил его по голове. — Ты забыл о скромности, вежливости и обходительности. — Так много слов, так мало времени, — пожал плечами Сириус, убирая кошелек в карман. Он протянул руку, чтобы погладить Экскалиберд, которая доедала свой ужин, наполовину окунув голову в тыквенный сок Джеймса. Она высунула голову из стекла и злобно клюнула Сириуса в палец, прежде чем улететь. — Эй! — воскликнул Сириус, посасывая палец, пока Джеймс смеялся. — Она никогда так не делала. — Хорошая птица, — пробормотал Римус себе под нос, вторя Джеймсу, который был гораздо менее осмотрителен в произношении. — Думаю, ей не понравились твои высказывания, — сказал Питер, скривив губы. Он поднял свою сумку, похлопал по ней с дьявольской ухмылкой на лице и поднялся со скамейки. — Извините меня. У меня прорицание, так что увидимся позже. Лучше надеяться, что его профессор не догадается, что у него в сумке. Джеймс крикнул в его удаляющуюся спину: — До скорого, Хвост. Джеймс вытянул руки, сцепив их над головой, и, выгнув спину, зевнул. — Полагаю, нам тоже пора идти. Не то чтобы мне сейчас было куда идти. — Ты всегда можешь вернуться в общежитие и отполировать свою метлу, — сказал Сириус, поднимаясь со скамейки. Римус прикусил губу и спрятал лицо за чашкой чая. Дзинь! — О, да! Новая полировка, — воскликнул Джеймс, собирая свои вещи. Римус скосил на него взгляд. Джеймс действительно любил свою метлу. Он шутливо отсалютовал им и выбежал из зала. О, Сохатый. Никогда не меняйся. Ну, возможно, пять или шесть изменений не повредили бы. — Ты готов, Лунатик? — спросил Сириус, качая головой и закидывая сумку на плечо. Римус допил чай и кивнул, улыбаясь про себя. Древние руны были его любимым предметом, не столько из-за самого предмета, сколько потому, что это был единственный урок, который он проводил наедине с Сириусом. Джеймсу всегда доставалась львиная доля внимания Сириуса, и Римус не завидовал Джеймсу за это – во всяком случае, не сильно, – но он ни на что не променял бы эти три часа в неделю. Еще лучше, когда профессор Бугге сердился и назначал им дополнительные часы. Пока они поднимались по лестнице на четвертый этаж, Римус рассказал ему о приобретении Питера. Сириус кивнул, и его глаза загорелись, хотя брови немного нахмурились. Римус не мог винить его. Из того, что он знал об этом, нельзя было контролировать Назойливую Омелу, как только ты выпустил ее на волю, так что нет гарантии, что она также не устроит засаду своим создателям. Катастрофа почти произошла. Почему я соглашаюсь с этими безрассудными идеями? Ах да, потому что я слабак, которому не хватает твердости характера. Ладно, что ж, я тоже делюсь своими собственными идеями, но только действительно хорошими. А еще я хочу трахнуть своего лучшего друга, так что мне похуй. — Эй, Лунатик, — сказал Сириус, когда они шли по холодному коридору в класс, не обращая внимания на проносящихся мимо них учеников. — Знаешь, я собирался остаться несмотря ни на что. — М? Сириус понизил голос и наклонился ближе. — Рождество. Даже если бы миссис Поттер захотела, чтобы Джеймс вернулся домой, я уже решил, что остаюсь, на прошлой неделе. — Оу. Римус был несколько озадачен и надеялся, что не покраснел, хотя, вероятно, при необходимости он мог бы найти оправдание. Холод, казалось, рассеялся, и он повернулся к Сириусу, немного застенчиво улыбаясь. — Э-э, спасибо, Бродяга. Ты жалкий, похотливый трус. Даже не можешь сказать спасибо, не заикаясь. Сириус схватил Римуса за шею удушающим захватом и взъерошил его волосы, когда они вошли в класс. — Хороший мальчик, — сказал он с любовью. Как раз в этот момент профессор Бугге возмутился: — В самом деле, мистер Блэк! Пожалуйста, займите свои места.