Et solus sanguis abluet peccatum tuum

– Не ори, придурошный! – Если бы я мог не орать, я бы не орал! Они вылетают из трубы где-то через секунд тридцать, но Кавех продолжает испуганно кричать. Эй, у него, вообще-то, сейчас вся жизнь перед глазами пролетела. – Господи, я всю задницу себе отбил... – Да угомонитесь вы все! Нихрена не понятно, что происходит! – Тигнари! У тебя же есть припрятанный телефон! Подсвети обстановку! Через тысячу чертыханий, наконец, подсвечивается лицо Тигнари. Тот нервно закусывает губу, осматривая гаджет. Он полуживой: падение в трубу оказалось для него критическим. Экран – паутина трещин и мелкое крошево стекла, впивающегося в подушечки пальцев, но последних крох самообладания хватает на то, чтобы включить фонарик. Он обводит лучом окружающих: Сяо, кажется, в отключке (только бы не сотрясение), Венти восстаёт чуть подальше, слегка пошатываясь и подслеповато щурясь; Кэйа и Дилюк лежат рядом с друг другом: на лбу старшего выступил пот, а лицо его искажено гримасой боли, младший же дышит через раз, обвив руками живот: хоть Тигнари и обработал их раны, перебинтовав, но такое падение явно сказалось на них; в самом дальнем углу Кавех придавлен аль-Хайтамом: будущий архитектор костерит бизнесмена на чём свет стоит, жалуясь, что отбил себе всю филейную часть. – Да ладно, у тебя не задница, а подушка безопасности, – по-философски декламирует аль-Хайтам, с кряхтением поднимаясь на ноги, – так что не беспокойся. – Это на что ты такое намекаешь, душный невежа?! – верещит во все лёгкие Кавех, пытаясь сомкнуть пальцы на мускулистой шее, отчего все немного расслабляются, хохоча. Даже Сяо приходит в сознание, потирая затылок и быстро моргая. Тигнари снова обводит обстановку фонариком, бледнея. Сайно отсутствует. Он наводит луч на потолок и визжит, замирая истуканом и не отводя взгляд. Все поднимают глаза и тоже начинают кричать. На Кавеха, по всей видимости, накатывает новая волна истерики. Он орёт дурнем, отползает к стенке, где его выворачивает наизнанку. На потолке, зацепленный на крюках, висит... Итэр? Нет, только если он не стал за это не слишком долгое время девушкой и не обстриг волосы. Что ж, на потолке висит девушка, похожая на Итэра. Огромные мясницкие крюки впиваются под кожу, глаза её раскрыты, веки прибиты степлером к коже вокруг, рот разрезан в полубезумной улыбке, отчего видно полностью челюсть с несколькими выбитыми зубами и вываливающийся язык. Вся её правая рука расцарапана, на коже предплечья видно несколько следов от зубов, и Венти сглатывает, понимая, что его тащила именно эта девушка. – Ох, прошу прощения за столь непристойную картину, – из динамиков скрежечет абсолютно расслабленный голос Итэра. – Понимаете, моя сестрёнка первый раз сегодня принимала участие в нашем действе... Эх, думала помочь вам сбежать, потому что ей стало вас жалко... Что ж, пусть это будет для вас уроком: ждать помощи бесполезно. Венти, кажется, на грани безумного смеха. Он осматривается вокруг: Тигнари потерял сознание от шока, Дилюк пытается привести в порядок и его, и себя, и Кэйю, который отчаянно молится и плачет, рыдает и воет; Кавеха всё ещё выворачивает у стены, он задыхается и скребёт ногтями по каменному полу, ломая и практически отрывая от ногтевого ложа: на каменном полу еле заметные разводы крови. Аль-Хайтам придерживает тому волосы, что-то успокаивающе шепчет, а потом перехватывает обе руки, заводя их студенту за спину, не позволяя причинить себе ещё больший вред. Динамик продолжает скрежетать, видимо, что-то администратор ещё не успел сказать. – Я даю вам пять минут, чтобы прийти в себя, после чего вам нужно будет двигаться в комнату по направлению левой стены. Венти кое-как поднимается на ноги: с этим ему помогает пришедший окончательно в себя Алатус. Барбатос хватает фонарик, достаёт из рюкзака, носителем которого сейчас был Сяо, бутылки с водой и вручает их всем самым спокойным людям. Сам отпивает несколько глотков и подходит к своему другу. Достаёт из поясной сумки нашатырь и смачивает ватку, поводя слегка под носом товарища. Тот три раза чихает и разлепляет глаза, но на потолок больше не смотрит. Венти никогда не был сильным человеком. Как раз наоборот: тревога была с ним ежесекундно. Преследовала его всегда, даже во сне. Но сейчас, когда ситуация явно преодолела отметку "критическая" и продолжает набирать обороты, он как никогда спокоен и собран. Он подходит к Кэйе и, как в тумане, говорит ему что-то ободряющее, после чего тот улыбается вымученно, но немного успокаивается. Барбатос приближается к будущему архитектору с цирукалом и буквально силком впихивает в того, заставляя запить водой. Венти поёт какую-то песню, сам не знает какую. Поёт тихо и сипло, потому что его горло и трахея пострадали, и он взывает ко всем богам, которых только помнит, чтобы не пострадали его связки. Все понемногу приходят в себя. Кавеха трясёт как после разряда тока, он мёрзнет и обнимает себя руками. Это страшно. Все выглядят отчаянно и убито. Они будто только сейчас осознали, что действительно могут умереть. Что самое страшное: эти безумцы не брезгуют даже родственниками, что уж о них-то говорить. Это всё серьёзно. Это не шутки и не убогий дешёвый слэшер. Кавех жалеет, что никого не предупредил, куда он отправляется. – Нам нужно двигаться дальше, – глухо выдаёт Альберих, затравленно оглядываясь на новых и старых друзей. – Я предупредил Аякса, что если не напишу ему до половины десятого, то он может вызывать полицию. – Ты уверен, что этот самоуверенный мистер "я ахуенен и пиздат, зацени мой спелый зад и кошелёк" воспринял твои слова серьёзно? – Кавех вздыхает, принимая от аль-Хайтама его бомбер. Он действительно мёрз: сильнейший стресс и рвота отняли у него все силы. – Я обещал ему, что подтвержу свидание после квеста, – Кэйа неловко смеётся под пронзительным взглядом Рагнвиндра. – Думаю, после стольких лет попыток меня трахнуть, он либо подумает, что я его кинул, либо действительно будет бить тревогу. – Не слишком обнадёживающий вариант, – цокает Тигнари, закидывая в рот две таблетки успокоительного. Им действительно нужно прийти в себя и постараться собраться с мыслями. – Позже всё обсудим, – фыркает Дилюк, осматривая окружающих. – Кто-нибудь ещё предупреждал кого-нибудь? – Нам с Нари некого, – безразлично пожимает плечами Венти. – Родители Тигнари живут в Кадисе, а мои опять отправились на покорение очередной горы, так что им даже позвонить не получится. – Моя мать живёт во Франции, так что тут тоже облом, – Кавех пожимает плечами, смотря на Дилюка и Хайтама. Те качают головами. – Я предупреждал отца, – внезапно выдаёт Сяо, прочистив горло. – Я обещал ему, что после квеста мы втроём поедем на выходные к нему на дачу. Ему нужна была помощь с заготовкой дров. Он точно будет бить тревогу, если я ему не позвоню. – Вот это уже хороший вариант, – кивает чему-то Кэйа, а потом весь взвивается. – Подожди, а нас ты предупредить не забыл?! – Так вы только "за" были бы, – Алатус задорно ухмыляется, и двое других понимают, к чему он ведёт. – Он привёз из поездки в Шаосин знаменитое хуанцзю. Или лаоцзю, я в алкоголе не разбираюсь. – Да... Взятка слишком привлекательна, – мечтательно вздыхает Кавех, после чего резко поднимается на ноги. – Что ж, шанс на то, что кто-нибудь вызовет полицию крайне высок. Так что, жопы в руки, один за всех, одна бровь на всех, погнали нахуй. Сайно там как принцесса в башне нас уже ждёт! Ребята, хихикая и приободряясь, поднимаются на ноги, двигаясь по левой стене, ощупывая пространство. Раздаётся пронзительный вскрик Венти и грохот. – Я жив, всё нормально! – Барбатос кряхтит, поднимаясь, и делает шагов семь в сторону. – Аккуратно, тут разница в высоте сантиметров двадцать, спускайте ногу пониже. Потихоньку все парни заходят в тёмную комнату, пытаясь понять, что происходит. Света нет, а последняя надежда – телефон Тигнари – разрядился примерно за секунд сорок до того, как они начали сюда спускаться. Аль-Хайтам поистине нервничает. Он дёргает ногой, а по спине стекают капельки мерзкого холодного пота. До этого, люди не были ему так близки: Венти и Кэйю он знает от силы час, с Дилюк знаком года три, и то, виделись они не чаще раза в три или четыре недели. Но Сайно его друг детства. Они росли бок о бок, Хайтам столько лет уже терпит его убогое чувство юмора, он почти что назывет его родителей своими, а бабушка аль-Хайтама каждый раз спрашивает во время телефонных звонков, как дела у "малыша Сайно". Как он объяснит его родителям, что Сайно умер? Как он будет смотреть им в глаза, в глаза своей бабушке, если у него вообще будет возможность сделать это? В его голове отчётливые картинки, как родители Сайно: весёлый и отзывчивый, но строгий отец и добродушная, слегка флегматичная мать, – стоят рука об руку с его бабушкой над их надгробиями и... На плечи аль-Хайтама ложатся руки, слегка массируя, а чья-то голова утыкается в изгиб шеи, щекоча волосами нежную кожу. – Всё будет хорошо, слышишь? – бизнесмен не видит, но чувствует лёгкую улыбку Кавеха, и уголки его сами рефлекторно чуть-чуть приподнимаются. – Мы справимся все вместе. Мы вон Венти вытащили, как-то аж до сюда добрались живые и относительно целые. Ты же говорил, что мы все выйдем отсюда живые. Я тебе верю. – Да, ты прав, – аль-Хайтам благодарно сжимает руки на своих плечах, опираясь виском на чужую макушку. – Спасибо. Совсем недалеко Венти, Тигнари и Сяо что-то обсуждают, периодически пререкаясь друг с другом. Дилюк и Кэйа, будто уловив хоть немного спокойный момент, просто сидят на полу, держась за руки и отдыхая. Их знатно потрепало: на рубашке Рагнвиндра и майке Альбериха всё же проступили красные пятна. Им бы в больницу ехать, захватив Венти в охапку, а не падать из труб. Свет загорается и все жмурятся, потому что так ярко свет не включали с самой администраторской стойки. Алатус шипит что-то на китайском: глаза невозможно режет и слепит. Они находятся в достаточно большом помещении, посреди которого стоит куб. Внутри стол, за ним на хлипкой табуретке сидит Сайно. На его запястьях наручники, по внутренней окружности у них острые шипы, впивающиеся и раздирающие кожу, отчего на дерево уже накапала небольшая лужица крови. Из под стола торчит дуло восьмизарядного револьвера, направленного точно Сайно в живот. Полицейский потеряно озирается, не реагирует и не видит их, поджимая разбитую губу. Тигнари пытается обратить внимание парня на себя, беспокойно метаясь из стороны в сторону. – Бесполезно, это зеркало Гезелла, – актёр жутко хохочет, вертя на указательном пальце ключ от наручников. – Предлагаю вам сыграть в "горячо-холодно". Попробуйте угадать, какое преступление повесил на бедного парня юный и бравый полицейский. Если вариант далёк от правильного, выстреливает дротик со слабым успокоительным или ядом. Если близок, соответственно нет. – мёртвенно-синие глаза плавно скользят по разношёрстной компании, мужчина снова до мурашек мерзко смеётся. – Только я забыл, как вставлял дротики... Яд, конечно, только в одном, но выстрелит он первым или последним... Ох, дырявая моя голова... Аль-Хайтам до боли сжимает кулаки. Нет, он не сможет выйти отсюда без Сайно. Дилюк по-отечески сжимает его плечо, поджимая губы. Бодрится и думает. Самое обидное, что Сайно даже не рассказывал ему особо об этом случае: когда вскрылась правда о произошедшем, полицейский испытывал жгучий стыд, винил себя в содеянном. Так что он даже и близко не представляет, что это могло быть. – О, ну или же, – актёр достаёт пистолет, педантично полируя мягкой тряпочкой, – вы можете облегчить его участь. У него в кармане всё ещё лежит пуля. Если вы только решитесь, я тут же всажу ему пулю в лоб. – Мы играем, – бизнесмен решительно выступает вперёд, смотря на своего друга. Он не позволит тому так просто умереть. – Что ж, да будет воля на то Господня, – елейно тянет ведущий, отходя к стеклу. – Никакой яд не действует моментально, – Тигнари нервно закусывает костяшку указательного пальца, смотря на дуло револьвера. – Как мы поймём, что есть смысл играть дальше, а не вымаливать у вас антидот? – Антидота всё равно у меня не имеется, – мужчина разводит руками, после чего наигранно вздыхает. – Я пометил дротик с ядом. У него красное оперение. Готовы начинать? Жду ваших вариантов. – Вооружённое ограбление? – на пробу выдаёт Венти, и Сайно слегка корчится, звук выстрела на мгновение оглушает всех присутствующих. Дротик с голубым оперением. – Холодно, очень холодно, – мужчина скучающе вертит в руке ключи. Аль-Хайтам внимательно всматривается в лицо своего лучшего друга. Тот их не видит, но его губы шевелятся. Он что-то пытается им подсказать. – Это связано со смертью? – будто прочитав по чужим губам выдаёт бизнесмен, переводя взгляд на актёра. Тот раздражённо ведёт плечом. – Теплее, – мужчина резко открывает дверь куба и подходит к своей жертве. Он хватает Сайно за бицепс левой руки и дёргает в сторону, отводя локоть от тела и приставляя к тому дуло своего пистолета. Раздаётся выстрел и нечеловеческий визг, Сайно скручивается и воет, прижимаясь лбом к столу. Их мучитель же выходит обратно и закрывает дверь в куб, выглядя успокоившимся. – Товарищ лейтенант, кто говорил, что вам разрешено подсказывать? – актёр мерзко хихикает, переводя взгляд на компанию. Тигнари закрыл рот руками, весь бледный и готовый вот-вот разрыдаться, он в ужасе и панике, его всего трясёт. Дилюк и Кавех вдвоём удерживают аль-Хайтама, который в бессильной ярости пытается сделать хоть что-то с этим монстром: хотя бы ударить. Сайно за стеклом тяжело дышит, его лоб и щёки красные, в поту и слезах. Он всегда считал себя спокойным человеком, редко доходил до рыданий и криков, но эта адская боль заставляет его тело дрожать и умолять отпустить. Он, кажется, впервые плачет в сознательном возрасте. Он боится. Боится умереть. Он никого не видит, только своё отражение, и это пугает ещё больше. "Хотя, если бы я видел, насколько все напуганы моим положением, дела обстояли бы ещё хуже", – думает полицейский, пытаясь немного расслабиться и перетерпеть боль. – Это убийство одного человека? – робко выдаёт Тигнари, смотря на их мучителя. У Тигнари кровь в ушах шумит, он почти ничего не слышит, он напуган и подавлен, и ему хочется просто обратно домой, копаться в грядках, слушать, как Венти что-то заунывно играет на гитаре. Он впервые так боится и беспокоится. Впервые смерть осязаема и смотрит на него мёртвенно-синими глазами. Парень осознаёт, что выстрела не происходит и хочет расплакаться от облегчения. – Непреднамеренное убийство? – Кэйа перебирает в голове все статьи в законодательстве, связанные со смертями, которые только помнит. – Прохладно, – и снова звук выстрела. И снова, к большой удаче, синее оперение. Сяо думает о том, что всё не кстати. Всё происходящее – театр абсурда, цирк, где остались только мишени и метатель ножей. Паника захватывает их всех. Этот человек действительно выстрелил, это чёртово невезение, потому что до этого он лишь угрожал, но никогда не стрелял. Актёр начинает слетать с катушек, и угроза их жизням всё более реальна. Кто теперь помешает ему просто убить их, не дожидаясь конца испытания. Руки Алатуса дрожат, и мысль, мелькнувшая в голове, кажется абсурдом, но следует попробовать. – Статья триста семнадцать, посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа? – почти на одном дыхании выдаёт Сяо, и мучитель кривится, но кидает тому в руки ключи от наручников. Свет гаснет. – Что ж, поздравляю, вы слишком быстро справились с десятым рвом, – голос сочится злостью и раздражением. – До встречи в следующей комнате. После того как свет загорается, аль-Хайтам вбегает в куб, всех расталкивая, и садится перед своим другом. Тот вымученно улыбается и показывает пальцами правой руки "окей". Сяо открывает ключом наручники и аккуратно снимает, чтобы не травмировать повреждённые запястья. Тигнари на автопилоте открывает поясную сумку, вытирает частью бинтов кровь на столе и садится на гладкую поверхность сверху, смотря на повреждения. – Я всё перевяжу и закреплю локоть, чтобы не тревожило, – взгляд врача потерянный и безжизненный. Он словно на автомате обрабатывает раны, пока остальные мнутся и кусают губы, осматривая пострадавшего. – Как ты сейчас? – хрипло выдаёт Хайтам, будто пытаясь зайти с самого дальнего угла, прежде чем спрашивать. – Ну, меня слегка потрепало, и боль в локте стреляющая, – Сайно дёргает рукой, как бы демонстрируя, на что Тигнари шипит, как бешеная лисица, угрожая сломать локоть ещё и на здоровой руке, если пациент не перестанет дёргаться. Аль-Хайтам смотрит на полицейского, как на душевно больного. – Не понял шутку? Сейчас объясню... – Я всё понял, не надо объяснять этот идиотизм, – раздражённо останавливает бизнесмен своего друга, рукой закрывая рот. – Я про твоё моральное состояние. – Чувствую себя унизительно, – мужчина устало хмыкает, смотря на окружающих вымученным взглядом. – Хотите и от меня услышать историю? Я плох в откровениях. – Ничего страшного, – Кавех приободряюще улыбается, подходя ближе. – Тебе станет легче, когда поделишься этим. Сайно нервно перебирает пальцами здоровой руки по бедру Тигнари, а затем вздыхает, готовясь раскрыть свой главный позор. Сайно действительно гордится тем, что он лучший выпускник. Его берут на работу в отдел по особо тяжким преступлением сразу же после окончания учёбы. Родители тоже им гордятся, хотя идею стать полицейским они изначально не поддерживали, но смирились и были самой главной его опорой в этом нелёгком пути. Первый месяц на службе знаменуется бесконечными переработками в архиве: серьёзные дела новичку доверять никто не хочет, поэтому его и отправили туда, чтобы сортировать дела, изучать составы преступления и паттерны тех или иных преступников. Сайно в очередной раз перечитывает дело о каком-то маньяке, когда в архив влетает глава отдела. – Рядовой Сайно, ты сейчас свободен? – грузный мужчина лет пятидесяти смотрит исподлобья, выглядит сурово и обеспокоенно. – Да, полковник, – парень встаёт и весь выпрямляется, вытягивая левую руку по шву и прикладывая правую к голове. – Что ж, мне нужна твоя помощь, – глава отдела разворачивается, выходя из архива, и юный полицейский следует за ним. – Заодно поучишься. Как знать, может в следующее расследование и тебя возьмём. – Так точно, полковник! Они проходят в кабинет майора, заместителя главы отдела, и Сайно нервно сглатывает. Помещение выглядит ужасно: бумаги разбросаны, на стене следы крови и кусочки мозга, на полу лежит сам майор, глаза его стеклянные и безжизненные, а из дырки в черепе сочится кровь с серым веществом. Сильно пахнет ванилью, двое полицейских морщат носы. Только сейчас он обращает внимание, что в углу около двери, сидит парень лет шестнадцати или восемнадцати и прижимается головой к коленям, схватив обеими руками светлые волосы. – Это Беннет, почтальон, – слова полковника будто возвращают обоих парней обратно в реальность. – Он часто приносит нам письма и корреспонденции, а сам относит на почту другие бумаги. Сегодня он тоже принёс нам корреспонденции, а потом я услышал визг. Зашёл, а Беннет уже тут сидит напуганный. Сказал, что зашёл сюда и сразу увидел. Бедный. Нужно сейчас всё отфотографировать, а потом отведём мелкого пить чай. – Так точно, – глухо произносит Сайно, берясь фотографировать происходящее. После того, как он закончил, внутрь входят патологоанатомы и криминалисты, принимаясь собирать улики и упаковывать тело в мешок. Почтальон завёрнут в плед и пьёт горячий травяной чай, пока Сайно сидит рядом с ним, поджав губы. Кто мог убить заместителя главы отдела? Причём, тот не ожидал этого: видно, что бумаги были разбросаны специально, следов борьбы на теле не было. Значит, мужчина доверял своему убийце. Майор был хорошим и честным полицейским: лет семь назад он засадил за решётку целый отдел полиции, занимающийся взяточничеством. Он был человеком чести и нерушимых принципов. Сайно безмерно уважал этого мужчину ещё со времён практики, когда случайно попал под его крыло. – Это... – наконец подаёт голос Беннет, тут же разражаясь слезами и всхлипами, утыкаясь лицом в ладони, – это был мой отец... Сайно осторожно прижимает к себе мальчика, поглаживая по волосам. Это ужасно, это просто невыносимо тяжело пережить такое, он представляет это. Сайно не знает что делать и как поддержать, он просто крепко обнимает, даёт выплакаться и немного прийти в себя. Спустя какое-то время парень отстраняется, утирая ладонями глаза и щёки, и слегка улыбается. – Спасибо, что поддержали, – говорит парень, хватая свою сумку и оставляя бумажку с номером в руках юного полицейского. – Мне надо бежать на работу, пожалуйста, позвоните, как будут подвижки в деле. – Да, конечно, – Сайно улыбается лишь уголками губ, а потом тянется и вкладывает в ладонь нового знакомого что-то. – Это мне на втором курсе твой отец подарил, когда я проходил у него практику. Сказал, что на удачу. Тебе же есть, к кому вернуться? Беннет раскрывает ладонь. Пуля. Девятый калибр, как почти у всего табельного оружия. Беннет слегка улыбается и сжимает в руке пулю, прикладывая кулак к губам. – Да, меня дома ждёт второй папа, так что всё хорошо... Наверное, – парень неловко ерошит себе волосы на затылке, неловко улыбаясь. – Думаю, папа будет очень расстроен. Две недели глава отдела использует его как мальчика на побегушках. Он носится по всем отделам, забирая одни бумаги и принося другие. В это время куча допросов, допрашивают всех работников отделения, его в том числе, но никто ничего не видел. Никто даже сказать не может, заходил ли к нему в тот день в кабинет кто-то. В один день на допрос попадают Беннет и его второй папа. Оба понурые и уставшие, в чёрной одежде, потому что только недавно похоронили члена семьи. Всё это давит. Папа Беннета, сожитель их майора, упоминает лишь то, что недавно их заместитель главы отделения узнал о факте взяточничества со стороны вышестоящего руководства. На вопрос о том, упоминал ли он имя, мужчина ответил: "Конечно нет, он боялся втягивать меня в подобные дела". Через ещё две недели он слышит из пыточной рыдания и крики. Парень подходит к стеклу и видит Беннета, уткнувшегося ладонями в лицо, а напротив него сидит полковник с серьёзным лицом. – Вам предъявляется обвинение по статье триста семнадцать Уголовного кодекса Российской Федерации. Вы имеете право хранить молчание и вызвать адвоката. Всё, что Вы скажете может быть использовано против Вас в суде, – мужчина встаёт со стула и идёт к выходу, а парнишке скручивают руки за спиной. – Я не убивал его, не убивал! – Беннет громко рыдает, повиснув на крепких руках полицейских, которые осматривают его осуждающе. – С чего вы вообще взяли, что это я? – Пуля на твоей шее, – только сейчас Сайно обратил внимание, что парень сделал из пули небольшой кулон. – Она такая же, как и у табельного оружия. – Мне её дал тот парень, который был с нами в тот день в кабинете, Сайно, ему мой отец е... – Ты решил подставить одного из моих лучших новых сотрудников? – сурово тянет полковник, сощурив глаза. – Решил переложить вину на бедного паренька? Ничтожество. – Чт..? Нет, я лишь!.. – его выводят из комнаты, и Беннет зацепляет взглядом Сайно, вымученно улыбаясь и заливаясь слезами. – Я не убивал своего отца, ты веришь мне? Позже, когда он будет вести в суде его в аквариум, Беннет улыбнётся и тихо прошепчет ему прямо в ухо. – Меня подставили, я знаю, – Сайно жуёт губу и старается максимально скрыть факт разговора от сослуживцев и суда. – Но я знаю, что это не ты виноват. Я не убивал своего отца, ты веришь мне? Сайно ничего не отвечает. Неделей позже он зайдёт к полковнику побитым щенком и посмотрит прямо в глаза. – Это ведь не парнишка убил майора, верно? – парень смотрит в пол, ладони потеют. – Мы бы все услышали выстрел. Это сделали до того, как кто-либо появился здесь. А самыми первыми всегда приходили майор и... Вы. Полковник наотмашь бьёт кулаком в скулу юного полицейского, хватает за волосы и близко придвигает к своему лицу. Глаза его злые и бешеные, рука тяжёлая, и Сайно шипит, пытаясь вырваться из хватки. – Ну да, этот содомит ведь узнал, что я беру взятки от детишек всяких высокопоставленных лиц, – Сайно недобро ухмыляется. – Хочешь тоже умереть? Пожалуйста, иди и расскажи всем об этом. Только кому поверят? Тебе или мне? Сайно сплюнул кровь и жёстко посмотрел в глаза напротив. Он засадит его за решётку и вытащит Беннета. – Что такое? – мужчина смеётся, встряхивая парня за волосы. – Не кажется ли тебе, что я лишь помог человечеству? Долбиться в жопу с другим мужиком так мерзко, – полковник наклоняется прямо к уху и еле шелестит. – Хочешь отъехать лет на десять по два два восемь? Вперёд, попытайся что-то рассказать. Или сиди на жопе ровно. Сайно невесело усмехается, осмотрев руку, которую плотно прикрепили к его телу бинтами, обездвижив. Тигнари нервно заплетал уже пятую косу в его волосах, Кавех и Венти топали по комнате как злые слоны, Дилюк, Кэйа и Сяо просто спокойно слушали, а аль-Хайтам поддерживающе сжимал его бедро. – Конечно, этого ублюдка по итогу засадили. Не знаю как, но точно помню, что он сам проболтался, – полицейский жмёт плечами, слегка ойкая от боли. Тигнари осуждающе качает головой. – С Беннетом я и сейчас общаюсь иногда, но до сих пор не могу отпустить, что если бы не та пуля, то ему бы не пришлось сидеть несколько месяцев за убийство отца, которого он не совершал. Я виноват в том, что у паренька жизнь разрушена. С него сняты все обвинения, но его не берут ни на одну нормальную работу. – Во-первых, это не твоя вина, – важно заявляет Барбатос, разгибая пальцы. – Ты хотел поддержать парнишку, который увидел труп своего отца. Это же нормально. Во-вторых, гомофобы должны гореть в аду, – Кэйа рядом важно кивает в унисон с Венти. – Все люди от природы бисексуальны, а он мудак. Ну и в-третьих, ты был лишь рядовым, а он полковник. Что ты мог тогда ему противопоставить? Ты не виноват. Ребята начали разбредаться по комнате, ища выход или же подсказку, а Тигнари так и остался сидеть на столе перед Сайно. – Очень больно, – шипит полицейский, осматривая свою руку. – Можно ещё одну таблетку? – Потерпи, она ещё не начала действовать, – шикает врач на мужчину, скрестив руки. – Это опиоидный анальгетик, если выпьешь ещё одну, то словишь такой приход, что и не снилось, – Сайно делает щенячьи глазки, но на дне их искрится веселье, что кажется неуместным. – Ну хочешь скажу "у кошечки боли"? – Да, а ещё целебный поцелуйчик! – Господи, тебе же не пять, – Тигнари тяжко вздыхает и гладит по светлой макушке. – У кошечки боли, у собачки боли, а у Сайно не боли. И совсем сухо, едва касаясь, чмокает в щёку. Полицейский здоровой рукой перехватывает его подбородок целует в губы быстро и голодно, едва проведя языком по ровному ряду зубов, тут же отстраняясь. Он, как ни в чём не бывало, вскакивает со табуретки и направляется в сторону ребят. Тигнари идёт следом, полыхая щеками и ушами. – Ребят, я кажется нашёл дверь, но не знаю, как её открыть, – неловко усмехается Дилюк, слегка лохматя волосы на затылке. Перед тем, как гаснет свет, аль-Хайтам лишь мгновение видит, как рядом распахивается потайная дверь и из темноты выглядывают две руки.