Et solus sanguis abluet peccatum tuum

— Что нашёл? — Я теперь и сам не вижу, что нашёл. Темнота начинает надоедать. Дилюк бесится больше всего от того, что с ними играют, как с лабораторными мышами. Делают что хотят и когда захотят. Но, пока эти психопаты играют по своим же правилам, он не может жаловаться в открытую. — Я только сейчас понял, — Тигнари сжал в темноте чью-то руку. Он не понимал, кто это, но ему было гораздо спокойнее. — Нам говорили, что микрофонов, по которым нас могут услышать, у них нет. Но… Что если это лишь обман? — Не городи ерунды, Нари, — Венти беспечно отмахивается, врач этого не видит, но знает. Венти слишком легко читаемый. — Не думаю, что они бы… — Браво, — из динамиков слышно саркастичный голос Итэра и скрежечущие хлопки. Все синхронно вздрагивают. — А я уже и не верил, что вы догадаетесь. Столько интересного услышал за сегодня, не поверите… Что ж, кто там может вызвать полицию? Уверены, что вы сможете встретить их… На этом свете? Кэйа куклой, лишённой поддерживающего остова, рухнул на пол, закрывая глаза руками. Рядом осел Кавех, обнимая колени и раскачиваясь вперёд-назад. Венти нервно щёлкал пальцами, будто что-то обдумывая. — Что ж, вот вам и пища для размышлений, — ехидно выдаёт администратор, откашливаясь. — В следующую комнату вас будут заводить по одному. Отдыхайте, пока комнату готовят. Свет загорелся едва-едва, так, чтобы можно было немного разглядеть друг друга в общих чертах. Сяо среди них не было. В прочем, Сайно, Дилюка и аль-Хайтама сейчас это мало волновало: они сами держались из последних сил, чтобы не поддаться панике, пока четверо других ребят уже не просто паникуют, нет. Они уже сдались. Кэйа тихо плачет, не издая ни звука, лишь утирает дрожащими ладонями горячие слёзы, пока рядом с ним Кавеха будто схватили судороги: он безумно дрожит, словно после удара током. Руки Венти повисли безвольными плетьми, он опёрся спиной и головой на стену за собой, сжимая челюсти и, кажется, тихонько что-то говоря: будто просит прощения или просто прощается. Тигнари весь обратился в статую: не шевелится, смотрит в одну точку, будто даже не дышит. — Я… — подаёт голос будущий архитектор, еле выговаривая, потому что зуб на зуб не попадает, а дрожащее горло не хочет выдавливать из себя звуки. — Если я пожертвую собой… Остальные смогут выбраться? — Да, — внезапно скрежечут динамики. Аль-Хайтам вздрагивает. — Если что, под столом в кубе всё ещё есть револьвер. Можешь даже выбрать: яд или пуля, что в кармане у вашего очаровательного лейтенанта. Кэйа совсем медленно поворачивает голову, глупо хлопая глазами, а потом бьёт кулаком в чужое плечо. — Ты конченный? — Кэйа… — Ты мудак, ты знаешь? Умереть? Совсем из ума выжил? — Кэйа… — Да что ты… — Кэйа, заткнись! — Кавех вскакивает. Его щёки мокрые, а губы дрожат. Хайтам тянет к нему руку, но тот отшатывается, как от пораженного. — Это единственный возможный блядский вариант. — С чего ты это блять взял?! — Кэйа тоже подскакивает, подходя к своему другу вплотную и хмурится, сжимая кулаки. — Мы можем выйти, мы… — Они нахуй нас слышали всё это ебучее время! — практически визжит Кавех и всхлипывает, обнимая себя руками. — Как только сюда заявится полиция, они просто могут убить нас всех. А так есть хотя бы шанс, что кто-то сможет отсюда выйти! — Да кто тебе это сказал?! — начинает внезапно орать Венти, ударяя кулаком в стену. — Они могут и не выполнить обещание. — Что ж, если вы переживаете по этому поводу, — Итэр говорит совершенно спокойно, без какого-либо эмоционального окраса, — то я клянусь, что выпущу отсюда всех вас как только господин Кавех умрёт. Сразу же. Я не нарушаю данных мной обещаний. Повисает гробовая тишина. Кавех на негнущихся ногах двигается в сторону куба. Он всю жизнь был только обузой для всех: для родителей, для матери, для друзей, для ребят сейчас, которым только и приходится, что терпеть его эмоциональные срывы, утешать, чтобы довести его дальше. Он хочет это исправить. Он хочет всем помочь. Перед ним недвижимой скалой вырастает Кэйа. Остальные не знают, что им делать: они в растерянности. — Кавех, нет, — Альберих говорит совсем мягко, как с ребёнком, пытаясь погладить. Его друг избегает прикосновений, весь сжимаясь. — Этого не нужно делать, Кавех. Ты не должен этого делать. — Кроме меня некому. Кэйа, я… — парень сглатывает, оглядываясь. Он не видит, что отображается в глазах других людей. Но осознаёт, что что-то не так. — Я хочу помочь хоть чем-то. Чжун Ли без Сяо с ума сойдёт, мы это прекрасно знаем. Ты только сегодня вернул свою семью. Остальных дома тоже ждёт семья. Я… Я не могу эгоистично желать отсюда выбраться, когда у других для этого гораздо больше причин. Тем более, каждый из вас несёт какую-то пользу, я же… — Заткнись, — глухо рявкают за спиной, и Кавех испуганно оборачивается. Аль-Хайтам стоит мрачный и будто разочарованный, он поджимает губы, мышцы шеи и рук напряжены. — Что ты несёшь, какая блядская польза? Крышей поехал? Кто полезный, кто бесполезный… Ты реально тронутый? — Это же логично, Тигнари, к примеру, врач, он, как минимум, поможет вам добраться живыми, и… — рот Кавеха накрывает широкая ладонь. Глаза бизнесмена горят праведным огнём. — Просто помолчи, за умного сойдёшь, — мужчина вздыхает, пытаясь немного успокоиться. Кавех дёрганный, он за сегодня пережил уже несколько нервных срывов. Если они все начнут на него орать, добром это не кончится. — В первую очередь мы здесь не «полезные единицы общества». Мы люди. И жизнь каждого из нас бесценная. Не говори так. Просто не говори. Я не позволю тебе умереть и обречь нас всех на пожизненное чувство вины и сожаления. Мы. Выйдем. Отсюда. Вместе. Сколько раз я должен это повторить? Мы все справимся. Мы команда, как бы тупо я сейчас не звучал. Расслабься сейчас немного, отдохнём и двинемся дальше. — Да почему вы не понимаете?! — Кавех пытается вырваться, но его будто в тисках зажали крепкие руки. Почему, почему они смотрят так разочарованно? Бесит, бесит, бесит! — Я хочу, чтобы вы все благополучно вышли отсюда! — Мы тоже хотим, чтобы ты благополучно отсюда вышел, — глухо произнёс Тигнари, смотря ровно на студента. — Я бы не хотел выйти отсюда ценой чужой жизни. Лучше я буду бороться до конца с возможностью выйти отсюда всем вместе. — Почему? — Кавех кривится как от зубной боли и обмякает, опираясь на чужое крепкое тело. — Почему… Ну почему вы никак не поймёте… — Мы понимаем, почему ты хочешь так поступить, — вкрадчиво говорит Кэйа, поглаживая волосы на затылке и наблюдая, как Хайтам убаюкивает его друга. — Но мы не хотим чтобы ты так поступал. Аль-Хайтам прав. Мы выйдем отсюда только вместе. Истерика схлынывает волнами. Несколько судорожных вдохов приводят в чувство, и Кавех начинает видеть перед своими глазами хоть что-то. Это нервы и истерика, это просто страх. Ему становится жутко стыдно, щёки и шея покрываются красными пятнами. — Извините, пожалуйста, — парень закрывает лицо руками, готовый окопаться прямо в каменном полу. — Забей, — хихикает Венти, ходя вдоль стены и что-то рассматривая. — Это могло случиться с каждым. Зато ты сейчас нас всех здорово встряхнул. По крайней мере, я понемногу начинаю соображать. Из потайной двери выходит актёр с небольшой корзиной, которую ставит на пол, и оглядывает людей. Он довольно хмыкает и разводит руки в стороны, будто для объятий. — Итак, сейчас я буду каждому из вас по очереди надевать кляп, после по одному заводить внутрь, — мужчина достаёт один трензель и вытаскивает кожаный конец из бляшки, подзывая рукой к себе ближе полицейского. — Делайте всё тихо, иначе вам не поздоровится. Лейтенант, вы первый, так как сильно ранены. Нужно найти вам самое удобное место. Сайно, чувствуя себя униженным, крепко закусывая палку, чувствуя плотное натяжение вокруг головы. Актёр поднимает с шеи что-то похожее на бинокль на двух резинках, пересекающихся на затылке, и надевает на глаза, покрепче затягивая. Хватает полицейского за здоровую руку и уводит через потайную дверь в узкий коридор. Они шагают совсем недолго, оказываясь в просторном помещении. Судя по тому, как дёргается рука актёра, сжимающая запястье, он оглядывается, после чего снова ведёт его куда-то. Полицейского аккуратно сажают на что-то вроде бочки, после чего он слышит скрежет чего-то металлического по бетону. — Сиди и не рыпайся, если не хочешь пострадать ещё больше, — практически одними губами шепчет мужчина на ухо и уходит. После этого он слышит, как заводят всех остальных, слышит такой же металлический скрежет и не понимает, что происходит. Тишина режет уши. Иногда раздаётся копошение на два часа от него, но, в целом, больше ничего не происходит. Загорается свет, и Сайно понимает, что он действительно сидит на средних размеров бочке, за его спиной лишь бетонная стена, а с оставшихся трёх сторон его окружает что-то вроде плотной сетки из колючей проволоки. Теперь он понимает, почему ему сказали не двигаться. Они находятся в достаточно просторном помещении, везде разбросаны детские игрушки, стоят различные бочки, ящики и двухэтажные кровати. Он замечает неподалёку ещё один колючий кокон. Внутри мелькают волосы с окрашенными в бирюзовый концами. Это Венти. Остальные, по всей видимости, скрыты препятствиями, но центр комнаты видно хорошо. Туда прямо сейчас их личный мучитель выводит Сяо с плотной повязкой на глазах. — Что ж, когда-то давно ты был ослеплён обидной и грустью, ослепив всех остальных, — вкрадчиво начинает мужчина, хватая студента за плечи. Тот вздрагивает под прикосновениями, пытаясь отдалиться. — Правила игры такие: подсказками я тебя довожу до области, где спрятан твой товарищ, но дальше ты должен найти его сам. И угадать, кто это. Если не угадываешь, то этот человек умирает. Если за десять минут не успеешь кого-то найти, они будут убиты, а остальные смогут двинуться дальше, — актёр поднимает голову и осматривается вокруг. — Для зрителей тоже есть условие, — он мерзко смеётся. — Вы не должны издавать ни звука. Никак не выдавать своё присутствие или личность. Издаёте звук — Сяо умирает. Что ж… — мужчина слегка раскручивает студента вокруг оси, после чего отпускает. — Кручу-верчу, запутать хочу. Сейчас пройди пять шагов вперёд, четыре направо и развернись на сорок пять градусов. Сяо так и делает. Его немного шатает из стороны в сторону, к горлу подступает ком. Он чувствует себя просто отвратительно, дрожащими руками шарит вокруг себя на полу, натыкаясь на что-то деревянное и прямое. Поднимается руками по нему, движется налево, где чувствует проход и идёт неуверенно, ориентируясь на ощупь. Он хочет сесть на пол и беспомощно закричать, но только сжимает челюсти и идёт. Спотыкается о что-то мягкое, отпинывает в сторону и идёт. Рука натыкается на что-то острое, и он отдёргивает конечность, болезненно зашипев. — Продвигайся дальше, Сяо, — он слышит этот мерзкий голос и дёргается, — ты в верном направлении. До него доходит. Конечно, всё это слишком слишком просто выглядело. Даже условие со временем и угадыванием. Вот она загвоздка. Парень натужно вздыхает и пытается отодвинуть… Леску? Лезвие? Сжимает это режущее в руке, кривясь, и осознаёт: колючая проволока. Останавливаться нет смысла и резона. Он не может обречь на смерть семеро человек. Алатус набирает в лёгкие побольше воздуха и просто просовывает руки сквозь острые препятствие. Из глаз брызнули слёзы, в ушах гулом отдаётся сердце, он старается не заорать, чтобы не мешать самому себе. Сквозь невыносимую боль он чувствует, что дотрагивается до чего-то тёплого, и это тёплое дёргается. Уже смелее Сяо принимается ощупывать человека перед собой, не находя особых отличительных признаков, пока не натыкается на бинты на плече. Проводит ниже и чувствует руку, плотно прижатую к рёбрам. — Это Сайно, — сипло произносит парень и вытаскивает руки, раздирая ещё больше. Он чувствует тёплую жидкость, стекающую по коже. — Верно, — говорит мужчина, подходя к найденному и отодвигая кокон. Только сейчас Сайно замечает, что тот делает это в толстых кухонных варежках. Он осматривает себя: на бинтах кровавые следы ладоней. Руки Сяо выглядят так, будто их пропустили через мясорубку. Актёр снова выводит Алатуса в центр комнаты, давая Сайно возможность размяться, но он сидит на месте, чтобы не мешать. — Теперь восемь шагов назад и один влево. Сяо оказывается на оговоренной позиции. Голова кружится, сердце набатом стучит, руки ужасно болят, но он продолжается шариться в темноте, отгоняя жуткое чувство страха. Несколько раз спотыкается о коробки и идёт дальше. Натыкается на острые маленькие лезвия и, прокусывая до крови нижнюю губу, протягивает руки, делая себе ещё больнее, слыша, как рвётся кожа. Перед ним явно кто-то широкоплечий. Он ведёт руками по груди, спускается вниз к солнечному сплетению, и человек еле заметно вздрагивает, пытаясь уйти от касания. Сквозь спутанные болью и тошнотой мысли что-то просачивается, и Алатус вытаскивает руки, всё-таки болезненно взвывая. — Это Дилюк, — голос ломкий и болезненный, он проводит кончиками пальцев по своей левой руке, и его охватывает настоящий ужас, когда он ощущает торчащий наружу кусочек собственной плоти. Его почти что позорно выворачивает, но он сжимает собственное горло, пытаясь держаться. — Верно, — Сяо чувствует, как его отводят всего на несколько шагов назад и поворачивают влево, останавливая. — Что-то ты быстро двигаешься, усложним задачу. Пять шагов вперёд, три влево и поворот на девяносто градусов. Руки пульсируют, обжигаются адской болью, осязание будто отключилось, и он начинает паниковать. Сейчас наступает тот самый момент, когда Сяо может просто не понять, что он чувствует из-за боли. Ноги еле слушаются, в ушах шумит. Кажется, крови он потеряет знатно. И снова он разрывает то, что осталось от его бедных рук. Он слышет шлепок чего-то мягкого на бетон, и в его мозгу пульсирует лишь одна мысль: это оторвался тот самый кусочек. Его всё же рвёт. Желудок скручивает, во рту оседает кислый привкус, горло тоже начинает жечь, но Сяо всё-таки дотрагивается до чужого тела. О боже, эта комплекция вообще не облегчает задачу. Он ощупывает плечи и осознаёт: это может быть либо Кавех, либо Кэйа. Он знает, как из отличить. Тянет руки к правому глазу человека, и не ощущает на скуле краёв повязки. Думает уже крикнуть имя, но понимает: этот мучитель мог спокойно снять с его друга повязку на глазу. Тянет дальше, прикасаясь кончиками пальцев к векам, которые предусмотрительно опустились. Бугрящиеся шрамы, не чувствуются волосинки бровей. — Это Кэйа, — судорожно вздыхает парень, отстраняя руки. Ноги его дрожат, кажется, что он вот-вот рухнет. Он слышит недовольное рычание ведущего. — Правильно, — голос сочится агрессией, и его вытягивают за волосы в центр зала. Единственный плюс сейчас в том, что руки настолько болят, что это воздействие вообще не доставляет ему никакого дискомфорта. — Что ж, это как-то слишком легко. Хорошо, меняю правила: ты должен найти здесь Венти за оставшиеся пять минут. Я не дам тебе направление. Если ты безошибочно угадываешь Венти, вы все вместе можете двигаться дальше. Алатус кусает многострадальную губу, и слизывает кровь, слыша скрежет чего-то металлического и звон бляшек. Кажется, тех, кого он нашёл, освобождают. Он не может нормально ориентироваться, почти кричит от беспомощности, но просто идёт куда-то, натыкается коленями на что-то мягкое и падает сверху, ощупывает. Это… Матрас? Ведёт одной рукой правее и чувствует. Чувствует остроту. Уже не подготавливая себя протискивает руки, режется сильнее и трогает. Хрупкое тело. Ведёт выше, на шею и ничего не чувствует. Поднимается пальцами к вискам и щупает волосы. Косичек нет. Хмыкает от досады и вырывает руки, болезненно морщась. Он разворачивается и из последних сил движется. Ему кажется, что он вот-вот рухнет, он идёт всё медленнее и будто бы кругами, но идёт. — У тебя осталась минута, — раздаётся едкий голос, эхом отскакивая от стен. Кажется, ведущему доставляет удовольствие тот факт, что Сяо сейчас просто рухнет на пол и не сможет ничего сделать. У Алатуса открывается второе дыхание, он упорно тащит своё тело вперёд, пока торсом не натыкается на колючую проволоку. Вскрикивает, но просовывает руки, чувствуя, как сознание кренится и ускользает, понимает, что что-то трогает, но не понимает что. — Тридцать секунд. Сяо в панике. Осязание покинуло его. Под его руками будто пустота. Он понимает, что там что-то есть, но не может почувствовать. Он стискивает зубы и ведёт по телу кончиками пальцем, единственным, что ещё не травмированно, но боль мешает. Жутко мешает. Поднимает руки и, кажется, распознаёт губы. Ничего не понимает, двигает в стороны и перестаёт ощущать вообще хоть что-либо. Слишком сильно. — Десять секунд. Паника бурлит по венам. Он сводит руки ближе и чувствует волосы. Они мягкие, как у Кавеха, такие же волнистые, и парень почти воет, пока не понимает, что это макушка. Сяо спускает руки вниз, аккуратно прикасается к вискам. — Три… Боже, это… Это косички? — Два… — Это Венти! — истошно орёт парень, наваливаясь всем весом на колючую проволоку, потому что силы его покидают. Сзади его хватают за волосы на затылке и резко отдёргивают, швыряя на пол. Тут же его кто-то хватает за плечи, приподнимает и стягивает повязку. На него глядит перепуганный Кавех со слезами в глазах. Когда его только успели освободить? Неужели… Специально, чтобы запутать? Да быть того не может. Друг обнимает его, прижимая к груди, и покачивает из стороны в сторону, пока Сяо, словно в замедленной съёмке, наблюдает за освобождением Тигнари, который тут же подлетает к нему со своей аптечкой, за Венти, который набитой ватой куклой падает рядом и гладит по лбу щекам и носу, что-то тараторя. Алатус не слышит, мир рябит помехами старого пузатого телевизора, в ушах шумит кровь или то, что от неё осталось, а из ощущений в теле только жгучая боль в руках, которые из бутылки поливают водой. Он смотрит на то, что от них осталось: вместо бледной кожи кроваво-мясное месиво с торчащими кусками плоти и даже виднеющейся в одном месте костью. Его снова тошнит, и Кавех, будто понимая что-то по лицу, переводит его в полусидячее положение, наклоняя голову в сторону. Изо рта густой струёй выходит лишь желчь. Он дёргается в спазмах, аль-Хайтам поднимает его голову, с нажимом открывая рот, и заставляет выпить воды, после чего Сяо снова выворачивает. Алатус слегка поворачивает голову в сторону Тигнари. Тот вместе с Венти, заполняет каким-то раствором сначала один шприц, а затем и второй. Откуда у него шприцы? Вены отлично видно на сгибе его левого локтя, просто потому что кожа раскурочена. Тигнари вводит оба лекарства в кровь. В голове шумит. Через пару минут сознание немного проясняется, он слышит звуки и голоса, слышит, как Тигнари чертыхается себе под нос, туго забинтовывая его руки, как Венти судорожно зовёт Алатуса, просит его хотя бы головой кивнуть, как Кэйа читает молитву, как Кавех рассказывает всякие глупости, вроде той истории, как Сяо впервые в жизни напился на Новый Год до состояния овоща, и его рвало в такси прямо в пакет с подарком, который он подготовил Кавеху. И Алатуса неожиданно отпускает. Он прокашливается и морщится от горького привкуса во рту, пытается сам приподняться. — Не двигайся блять! — орёт дурниной врач, завязывая узелок на перебинтованной левой руке, переступает через парня и принимается проводить ту же самую манипуляцию с правой. — Что… — его голос сиплый и надрывный, еле выходит из его рта, и Алатус прокашливается, собирая последние мысли в голове и выговаривая с усилием, — что ты мне вколол? — Адреналин и метопролол, — быстро выдаёт Тигнари, продолжая сосредоточенно бинтовать. — Откуда у тебя с собой столько сильных препаратов? — присвистывает Сайно, оглядывая Сяо: его кожа болезненно-серая, он едва соображает, но в глазах хотя бы появилась осмысленность. — Я… — врач сглатывает, обдумывая, стоит говорить или нет, но всё же решается, — когда мы с Венти собирались на квест, у меня появился острый приступ тревоги, так что я собрал с собой все лекарства, которые могут пригодиться в экстренных случаях. Я выучился на парамедика, так что у меня есть лицензия на покупку достаточно сильнодействующих препаратов, лейтенант Сайно, всё законно. Когда вторая рука добинтовывается, Кавех усаживает Сяо на кровать. В его ногах садится Венти и обнимает икры, кладя голову на колени. Сяо натужно поднимает руку и кладёт ладонь на тёмную макушку, перебирая пальцами волосы. В некоторых местах они слиплись, покрылись корочкой его крови, и Сяо виновато смотрит на уткнувшегося в его колени парня. Джинсы намокают. — Спасибо, Тигнари, — сипит Алатус и аккуратно сжимает между пальцев твёрдую прядь волос, кроша корочку собственной крови. — Я… Я обязан тебе жизнью. — Сначала мы выйдем отсюда, ты доедешь до больницы, а потом уже будешь говорить это всё, — врач нервно стучит ногой по полу, окидывая парня профессиональным взглядом. — Я лишь помог пройти кризис, твоё состояние всё ещё ужасно. Венти вздрагивает. Когда он увидел парня, лежащего головой на бёдрах Кавеха, из месива, что было раньше руками, сочилась густыми каплями тёмная кровь, он думал, что потеряет сознание. Он полз к нему на четвереньках, желая лишь почувствовать, что тот жив, что сердце бьётся. Его лицо было ледяным, кожа мертвецки бледного цвета. Тигнари протягивает пострадавшему бутылку воды, которую ему передал Кэйа, и розовую таблетку, надавливая на подбородок. Парень открывает рот. — Это ибупрофен, — Алатус лишь кивает, проглатывая таблетку вместе с водой. — У тебя сейчас может подняться температура из-за произошедшего. Если что, чуть позже там ещё парацетамол. — За что они тебя так? — задаёт вопрос Сайно, сидя перед парнем на корточках и мягко заглядывая в глаза. Сяо сглатывает. — Из-за меня… Из-за меня в детском доме дети враждовали почти два года. Провинция Хэлунцзян, небольшой уезд Суйфэньхэ. Детский дом, стоящий на отшибе, был обтрёпанным снаружи, но добротным. Детей было мало, все разных возрастных групп. Воспитатели и директор были достаточно добрыми, но очень строгими людьми. Здесь не промышляют насилием. Пока не появился он. Его нашли совсем крошечного, в пелёнках и плачущего. С ним лежала лишь небольшая записка «Я не потяну его без жены. Она мечтала назвать его Сяо». Мальчик был болезненным и хрупким, явно недоношенным. Его долго выхаживали, он поздно заговорил и боялся людей. Но он был умным, достаточно умным, чтобы в одночасье обгонять сверстников в заданиях, чем заслужил нездоровое восхищение у одних и жгучую, практически ядовитую ненависть у других. Старшие ребята относились к нему также, как относились ко всем младшеньким: иногда присматривали за ним, играли и помогали в учёбе. Сяо особо ни с кем не общался, ни с кем не спорил. Ему больше нравилось играть с самим собой или прописывать иероглифы в тетради. Он всегда чувствовал себя ненужным и чужим. Он знал, как оказался в детском доме. Он знал, что такие, как он, обречены быть всю жизнь одинокими. Он убийца. Всё стало гораздо хуже, когда малышу Сяо исполнилось четыре года. День рождения праздновали скромно, одна из взрослых девушек, Гань Юй, с позволения воспитателей испекла небольшой торт, чтобы хватило на Сяо и парочку ребят, что с ним действительно дружили: сама Гань Юй, парень лет семи по имени Син Цю, который оказался здесь совсем недавно, после смерти родителей в аварии, девочка лет четырёх, Ци Ци, которая вообще с трудом помнила даже имена своих друзей, потому что в глубоком младенчестве пьющий отец постоянно бил бедняжку по голове, и ещё одна взрослая девочка, Кэ Цин, которая просто чувствовала острую ответственность за всех, кто был младше неё. Нестройные поздравления лились на него рекой, и маленький мальчик смущался, краснея щеками и тихо всех благодаря. — Держи, — Кэ Цин протягивает ему учебник по каллиграфии, улыбаясь. — Ты говорил, что хотел бы научиться красиво писать иероглифы. — Спасибо большое, — лепечет малыш и обнимает подростка. — Твоё имя я напишу в первую очередь. Кэ Цин радушно посмеивается и позволяет остальным тоже подарить что-то. Ци Ци дарит рисунок, где Сяо похож на что-то среднее, между тучей, кляксой и журавлём, а сверху несколько раз что-то перечёкнуто, после чего ровным почерком Гань Юй написано: «С днём рождения, Сяо!» Сама девушка дарит ему красивый бежевый свитер и пушистые носки. Син Цю же дарит ему какой-то блокнот и просит открыть. Мальчик быстро пробегает по строчкам глазами, с трудом понимая некоторые иероглифы, но понимает название. «Приключения Сяо и Син Цю в Гуйсюй». — Потому что мы с тобой станем героями, — говорит мальчик, когда именинник спрашивает у него, почему он написал об этом. В комнатушку врывается один из старших парней. Он грозный и высокий, крепкого телосложения, но совершенно не думающий головой. Парень улыбается криво и выхватывает блокнот из рука малыша. — Цзи! — подрывается Кэ Цин, и пытается выхватить подарок у парня, но тот вытягивает руку вверх, скалясь. — Верни Сяо его подарок! — У нашего зазнайки день рождения? Что же это? — Цзи раскрывает блокнот и читает, начиная злобно смеяться. — Ути, какая милота. Возомнили себя сильными? Хочешь это проверить, зазнайка? И этот подросток разрывает блокнот напополам, скидывая на пол и топча ногами. Син Цю поджал губы, сжимая руки в кулаках. Сяо знал, как этот парень любил сочинять рассказы, и он наверняка очень старался и вложил всю свою душу в это. Гань Юй хмурится впервые на его памяти. Обычно она улыбчива, добра и спокойна, всегда со всеми мила. – По крайней мере, он не вырастет таким подонком как ты, Цзи, — жёстко говорит девушка, накрывая ладонями уши Ци Ци, хотя та явно не запомнит этого слова. – Вот как, — парень хмыкает, смотря на именинника. — Может не будешь прятаться за спинами и поговоришь со мной по-мужски. Сяо нерешительно выступает вперёд, хмуря брови. Он подходит к парню почти впритык, задирая голову. Тот выше и сильнее него, он сильнее любого парня в их коллективе, и он очень злой. Мальчик сглатывает и решительно поджимает губы. — Ты обидел Син Цю, — Цзи поднимает удивлённо брови, вслушиваясь в спокойный голос мальчика. — Извинись. – Что? — подросток издаёт лёгкий смешок, наклоняя голову вправо. — Извинись перед Син Цю. Воспитатели учат нас всегда извиняться, если ты кого-то обидел. Ты обидел Син Цю, поэтому извинись перед ним. В следующее мгновение кожу в висках и затылке ломит, а его, как тряпичную куклу, за волосы поднимают и кидают в шкаф. В глазах темнеет, Сяо еле видит, как к нему приближается Цзи, как Кэ Цин хватает того за руки и пытается остановить, но тот не обращает внимания, видит, как Гань Юй выбегает из комнаты, видимо, за воспитателями. Подросток нависает над ним скалой и недобро щурится. — Учить меня вздумал, молокосос? — парень пинает мальчика ногой в рёбра, тот кричит и скручивается, прикрывая рукой пострадавшую часть тела. — Тебя никто не учил уважать старших? Мелкий сиротка, что погубил свою мать, какого это быть одному? Когда Цзи в очередной раз замахивается ногой, в комнате появляется воспитатель. Подросток несколько раз хлопает глазами и пытается оправдаться, но того не слушают. Его уводят куда-то, вроде как наказывают, но Сяо плохо помнит, потому что его уже увозят в больницу и ставят сотрясение. После его возвращения обратно начинается настоящий ад. Все прихвостни Цзи только и делают, что пытаются побить его, унизить, оскорбить. Остальные же дети молчат, прячут глаза и ничего не делают, разве что Кэ Цин и Гань Юй всегда за него вступаются. Через какое-то время происходит странное. На его сторону встают ещё несколько подростков, многие из малышни. Сначала они просто просят его не трогать, потом начинают огрызаться в ответ Цзи, а позже всё доходит до открытых конфликтов и даже драк. Воспитатели стараются наладить настроение среди детей, пытаются их мирить, но ничего не получается. Тогда они начинают их наказывать, что порождает ещё большую ненависть среди противоборствующих сторон и ужесточение конфликта. Спустя два года Сяо совершает ошибку. Он стоит в коридоре с Син Цю и Ци Ци, слушая о рассказ последней о сегодняшнем уроке рисования. Она забывает половину всего, иногда подолгу думает и хмурится, но при этом ярко улыбается и иногда робко обнимает. К ним подходит противный мальчик одного возраста с Син Цю, Сяо не помнит его имени, а может и не знает, но он точно в курсе, что это младший брат Цзи. Мальчик ехидно улыбается и скрещивает руки на груди. Он молчит некоторое время, а потом толкает Ци Ци, которая недоумённо хлопает глазами. – Общаешься с такими же уродами, как и ты, Сяо, — смеётся младший брат Цзи, толкая мальчика в грудь. Сяо хмурится и стоит на месте, закрывая спиной подругу. Та что-то лепечет, а Син Цю бежит за Кэ Цин или воспитателем. — Чего молчишь? Стыдно? Правильно твой папа сделал, что выкинул тебя, кому такой как ты нужен? Сяо замечает, как этот мальчик снова замахивается в сторону Ци Ци, и в отчаянии толкает того, из-за чего младший брат Цзи шлёпается на пятую точку. В этот момент в коридор забегает Кэ Цин с воспитательницей. Та, уперев руки в бока, подходит к детям. – Что здесь происходит? — вопрошает женщина, оглядывая мальчишек и Ци Ци, которая сжимает ладошками футболку своего друга. — Бэй Доу лаоши , Сяо совсем с ума сошёл! Я просто хотел с ним поговорить, а он набросился на меня! — верещит младший брат Цзи, указывая на мальчика пальцем. Тот качает головой и смотрит на воспитательницу. — Это неправда, — Сяо топает ногой, смотря на женщину. Та присаживается на корточки и кивает, показывая, что она внимательно его слушает. — Он сначала толкнул Ци Ци, потом сказал мне, что я общаюсь с уродами, и папа правильно сделал, что бросил меня. Когда он снова попытался ударить Ци Ци, Я лишь хотел не дать ему этого сделать, но, видимо, не рассчитал силы. Обидчик кричит, что это неправда, но Бэй Доу встаёт ровно, скрестив руки на груди и нахмурив брови, принявшись рассказывать, что такие вещи ни говорить, ни делать нельзя. В коридор вбегает Цзи, его глаза налиты кровью, он сжимает кулаки и подлетает к Сяо, хватая того за волосы и поднимая над полом. Сяо кричит и плачет от боли, а воспитательница пытается тщетно уговорить отпустить ученика, но Цзи не слышит. Он зол и готов убить Сяо. — Мелкое дьявольское отродье! Ни один человек не возьмëт тебя отсюда! — он трясёт мальчика за волосы, Сяо верещит и просит отпустить, а в коридор уже залетает директор Нин Гуан. — Ты такой жалкий, зачем ты ударил моего? Ах, он тебя оскорбил? Он сказал правду. Сейчас я научу тебя, как слушать правду! Сяо не уловил, что произошло. Он просто помнит, что схватился за чужую крепкую руку, пытаясь хоть немного унять боль в коже головы, как начал брыкаться и пытаться укусить, а потом видит испуганные глаза Цзи, что летит вниз с лестницы. Бэй Доу безуспешно пытается схватить подростка за руку, но не успевает, тот падает головой назад, перекувыркивается и слетает через перила в проём между лестницами, падая с третьего этажа аж до первого. Сяо слышит хруст. Он подходит на негнущихся ногах в краю лестницы, смотря через дыру на парня. Слышит на заднем плане, как директор вызывает скорую, чувствует, как Кэ Цин подбегает к нему и закрывает глаза, но он уже успел увидеть. Цзи лежит на полу, его шея выгнута под неестественным углом, ноги вывернуты в суставах, а глаза смотрят точно на него. Прямо в душу. — Это был перелом нескольких шейных позвонков и повреждение спинного мозга, — Алатус горько вздыхает, чувствуя лёгкий поцелуй от Барбатоса на колене. — Он не может ходить из-за травмы и говорить из-за шока. Меня никто ни в чём не обвинял, ну, кроме брата Цзи. Через пару месяцев меня забрал мой приёмный отец, и я до семнадцати лет не вылезал от психотерапевтов. – Ты защищался, – мягко говорит Дилюк, буравя глазами какую-то плюшевую игрушку. – Если бы эти парни не издевались над тобой, с этим Цзи ничего бы не произошло. Он поплатился за то, каким мудаком был. – И всё же, – хмыкает Сяо, перебирая тёмные прядки на макушке Венти. Это успокаивало. – Я, хотя бы, живу нормальной жизнью. – Ага, и ты не был при этом говнюком, – бодро говорит Сайно, поднимаясь на ноги и разминая затёкшую спину. – Кажется, где-то здесь есть связь. Дилюк, Сайно и аль-Хайтам отходят в сторону, рассуждая, как транспортировать Сяо в следующую комнату. Тигнари взглянул на Барбатоса, кивнул самому себе и, взяв под руки Кавеха и Кэйю, отошёл подальше, что-то им втолковывая. Венти внезапно поднялся и сел к Алатусу на колени, кладя ладони на его лоб. Прохладные. Студент довольно жмурится и льнёт к прикосновению. Если бы он умел мурчать, он бы уже это сделал. – Знаешь, – начинает парень, нервно теребя распушившуюся косичку, – наверное, ситуация говно для такого, да и, в целом, ты можешь посчитать меня тупицей, но... – Что "но"? – студент заглядывает своими пронзительными золотыми глазами в бирюзовые напротив, парень прячет их под пушистыми ресницами, издавая неловкий смешок. – Я бы хотел тебя поцеловать, – говорит Барбатос, краснея пятнами. – И сводить на свидание. Поцеловать и сводить на свидание. Сводить на свидание и поцеловать. Я был бы ещё и не против с тобой тра... Сяо резко подаётся вперёд и сминает чужие мягкие губы своими. Они тёплые и влажные, нежные. Зарывается перебинтованной рукой в чужие волосы, еле удерживает её и чувствует чужие ладони на своих щеках. Венти отчаянно жмурится, прижимается к нему всем телом, целует и целует, будто пытаясь зацеловать его на годы вперёд, будто целуются они первый и последний раз. Алатус отрывается и легонько касается губами уголка чужих, подбородка, линии челюсти и шеи, слегка, но лукаво улыбается, оставляет на странгуляционной борозде лёгкий укус и поднимает взгляд. Венти красный и смущённый, но до жути довольный. – Аванс, – тихо говорит Сяо, прикрывая глаза и роняя собственную руку. – Выберемся отсюда, будет ещё поцелуй. И свидание. И что ты там ещё хочешь, вообще без разницы в каком порядке. – Эй, ребят, вы готовы идти дальше? Кто понесёт... На голову Кавеха опускается мешок. Он слышит короткий вскрик Кэйи, которого от него оттащили. Неужели настал его черёд? Но нет, его никуда не уводят, просто усадили на пол. Что происходит?