***
Не только у Этери сегодня был выходной. Паша просыпался раньше и встречал свою женщину приготовленными им кофе и сэндвичами — если женщина продолжала спать, то приносил в кровать на подносе, а если выходила на кухню в процессе приготовления, то не никуда не уходили позже. Этери и не проснулась, видела сон за сном и даже не услышала, как Паша немного задел подносом дверной косяк. Перед началом сезона всегда так — тренировки выматывали так, что понежиться в кровати означало подольше поспать в выходной. Часы показывали половину одиннадцатого, и для Этери это максимум сна, всё-таки сбивать режим окончательно не приходилось полезным даже не для тренера. Паша будит прекрасно: ставит поднос на стол, залезает на кровать и начинает поглаживать талию, целуя в шею, чем щекочет и ускоряет пробуждение. Этери отворачивается, что-то бубнит и натягивает одеяло с головой — обозначает личное пространство, но он настойчив. — Просыпайся. Уже половина одиннадцатого, и завтрак скоро остынет. Сэндвичи твоего неуважения не поймут. Этери убирает с лица одеяла, и первое, что видит — лицо мужчины, который склонился над ней. Первый утренний поцелуй короткий, задаёт завтрак и предполагает «я готовил это всё для тебя». Забота со стороны Паши — в чём он не был скуп и всегда угадывал желания своей женщины, от мелочей вроде кофе, завтрака, шнурков на коньках до дорогих украшений, фирменных пальто и, превзойдя себя, подарил машину. В ответ ничего не требовал, кроме её счастья, и у Этери всегда начинало колоть в рёбрах, когда он делал хорошее. Уже позавчера. — Спасибо, — скромно благодарит и притрагивается к тёплой кружке кофе, — как всегда очень вкусно, — она откусывает сэндвич и ни разу не преувеличивает. — Не за что. Только осторожней, а то весь сыр выпадет, — Паша ставит тарелку поближе к женщине.— Ну что, решили с Дишей, куда сегодня пойдём? — Угу-м, — кивает, прожёвывая хлеб, — она в кино хочет. Какой-то там фильм классный вышел. Я отказать ей не могу, сам понимаешь. Диана была единственной дочерью Этери. Вечная малышка, любимая из всех существующих на планете людей и та, ради которой она сделает невозможное. Дише, как её называли в семье, уже было четырнадцать — непростой возраст для подростка, переходный этап, и Этери пыталась переживать его по максимуму эталонно. Разрывали на работе, иногда не успевала делать всё, дела наваливались так, что иногда позволяла отправить дочь к родителям. Не считала это правильным и вообще не относила себя к категории хорошей матери, но училась быть таковой в проходящей жизни. Чтобы не разрывать доверие и тесную связь, всегда общалась с Дианой о её проблемах, пусть она и могла закрыться, сказать: «Потом», Этери не настаивала, а ждала, когда у дочери откроется сердце — не могла влезать в её жизнь, границы, которые уже существовали и которые она будет отстаивать. Диша не была сложным подростком, но Этери не могла не переживать, что её девочка свяжется не с той компанией в её отсутствие или почувствует то, чего не должна. Больше всего боялась ревности: к ученикам на льду, к Паше, к коллегам. Диана любила внимание матери и особенно любила получать его единолично, но четырнадцатилетней девушке было проще объяснить про существующие у Этери интересы, и если они хотят хороших отношений, то должны их уважать. Паша в их отношения не залезал. Диану не воспитывал. Мог пообщаться, дать совет, составить им компанию с мамой на прогулке (и то если Диша не против), но дальше — нет. Не был отцом, и это давал понять, хорошо относился к Диане, назвал бы их отношения приятельскими, и этого было достаточно. Так же Этери относилась и к его сыновьям, но с ними встречи были слишком редки. — Я точно отказать не могу. Вам двоим тем более, — Павел посмеивается, смотря на женщину, — ты вся испачкалась. Господи, ну Этери, — он взял салфетку и начал осторожно вытирать уголки губ женщины. Потом на них же переместил свои поцелуи, а поднос убрал вместе с посудой на прикроватную тумбочку, нависая над ней и не прерываясь в касаниях. На машине заехали за Дишей к родителям Этери. Они настойчиво звали их на чай, но сеанс в кино должен был начаться через час — не успевали, как бы ни хотелось провести это время с близкими. В салоне авто — непрекращающиеся разговоры, но присутствие чужого человека за рулём Диану от некоторых откровенностей сдерживало. Этери это чувствовала, но воспринимала спокойно: будет ещё возможность побыть с дочерью с учётом, что они вместе поедут в их квартиру, в которой живут вдвоём. Съезжаться с Пашей не была готова — в большинстве из-за Диши, но как и держался внутренний барьер, что это слишком ответственно и переводит на новый вид отношений, в которые вступить пока не может. Кино, которое выбрала Диана, было о любви. О другом и странно подумать — Этери знала, что её дочери нравится юноша, с каким она танцует в паре на льду. Диша приходила к маме за советом, завуалировав его в: «Это я так, просто хочу узнать», не говорила прямо, но интерес девочки к взаимодействию мамы и Паши объясним только этим. Этери вела эти разговоры осторожно: что-то выделяла, а от чего-то предостерегала. Не хотела, чтобы Диана нырнула в эти чувства с головой, а ждать рациональности от подростка больше походит на миф. Главное в отношениях — осознанность. Когда изучаешь себя, вникаешь в человека, понимаешь его достоинства и недостатки, проводишь такую работу над собой, чтобы принять любимого человека без остатка. Возможно, для Дианы это всё было сложно воспринимать в ситуации, когда кроме чувств не работает ничего более, но Этери, как мама, специально заземляла и видела, что дочка всё внимает и осмысляет. Этери так не хочет, чтобы Диша повторила её ошибку пятнадцатилетней давности, которая хоть и подарила любимую малышку, но нанесла непоправимый урон. — Давно я не ходил на мелодрамы, — признаётся Паша, когда смотрит на название фильма в билете. — Вот и освежим твои ощущения, — смеётся Диана. — Мне подруги посоветовали, сказали, прикольный. — Верим-верим, — женщина приобнимает дочь и целует в макушку головы, — чёрт, — и эта ругань была адресована зазвонившему телефону, на что Диша сказала: «Мама, не ругайся!», — извините. Алина звонит. Слушайте, вы пойдите попкорн выберите, я поговорю. Обещаю, быстро всех пошлю куда подальше и вернусь. Паша отошёл с Дианой в магазин у входа в кинозал, когда Этери вышла из кинотеатра в торговый центр и, оперевшись на перила, ответила уже на второй звонок коллеги. — Я вроде ясно сказала: меня в выходные не беспокоить, если я сама не приду в Хрустальный? — без грубости не могла, но одновременно понимала, что звонить просто так не могут. — Какая ты грубиянка, — после этого Этери почти что сбросила вызов, как Алина продолжила, — у нас Соня снимается с прокатов. Говорит, нога болит, не может нормально катать. — Это было и ёжику с апельсинами понятно, что катать она не будет. Я же сказала, лечиться сидеть, чтобы на Гран-при нога перестала беспокоить, но меня ж никто не слушает! — она говорит это слишком громко, чем обращает на себя внимание прохожих. — От меня тебе чё надо в данную секунду, раз ты позвонила? — На пост охраны позвони, чтобы мне ключ дали от твоего кабинета. У тебя ж заключение её о травме лежит. Этери потирает переносицу, потому что уже устала, хотя ещё ничего и не началось. Ещё и Алина. Слышать о ней не может. — Хорошо, сейчас наберу. Как ответ от Федерации придёт, оповестите меня. Можно по почте, а не звонить, потому что я целый день сегодня буду занята. — Поняла. Павлу Сергеевичу привет от меня передавай. Алина резко сбросила трубку, и Этери чудом не высказала кратко, но звучно, что думает о ней после этой фразы. И так ничего хорошего не может с ней связать. Алина — её бывшая ученица. Достигла многого, но карьеру завершила довольно рано — как говорила, не видела в своём нахождении на льду смысла. Однако для Этери пару лет назад Алина была чем-то странным в её жизни. Ученица, которая души не чаяла в своём тренере, влюблённая и признавшаяся в чувствах, разумеется надеясь на взаимность. Это привлекало и было пользуемым материалом для Этери — когда на тебя смотрят с обожанием, расплываются и делают всё в угоду; была жёсткой эгоисткой, беспощадной до постыдного, но Алина будто этого не замечала. Невзаимность, которая и не шаталась, не имела оснований для прекращения существования — девушка ждала, терпела, но переломилась однажды так, что собралась в такой же крепчайший стержень. На том остановилась — заставила себя затушить всё, ибо вычеркнуть профессиональные связи не смогли, ведь Алина талантлива, а такие тренеры нужны. Никто об их сложностях в отношениях не знал и не знает, а вот Алина догадалась про Пашу сразу, в чём видела моменты для подколов, которые женщину раздражали, но ничего с тем поделать не могла. Этери вернулась к Диане и Паше, которые накупили попкорн и лимонад; часть вручили женщине и повели её в зал. — Всё хорошо? — спрашивает Диана после звонка Алины. — Да. Соня решила сняться и лечиться. Добилась я наконец нормального отношения к здоровью, — Этери села между Пашей и Дианой и оставила всё купленное на столике напротив. — Надеюсь, до Гран-при она доковыляет. — Должна. А ещё мы должны отойти от темы фигурного катания и насладиться фильмом. Всё, давайте, расслабляемся и наслаждаемся. Этери не любила мелодрамы, но рядом с этими людьми просмотр любого кино — расслабление и наслаждение. Банально хорошо и спокойно, никто не нервирует звонками, не лезут в голову никакие рассуждения, а такую картинку для себя пытается закрепить — смотри, как должна выглядеть твоя семья. Ничего больше в ней не должно быть. Так живут здоровые люди. Она себя здоровой не считала. Раскручивала мысль про «не заслужила» и «неправильно» — в очередной раз зарывалась как в песок и думала, что решает внутренние противоречия, но на деле их просто перебирала. Из сути фильма выбилась, и к реальности вернула рука, внезапно оказавшаяся на её. Переплёл пальцы, и в темноте почувствовала улыбку Паши от этого момента. А у Этери всё снова перевернулось. Невозможно.***
Этери не знает, почему делает это снова. Это случилось позавчера. Оставь это в прошлом. На месяц, полгода, пять лет, навсегда. Однако не может — как тот ребёнок, упавший на льду и плачущий из-за неполучившегося акселя. Этери поднимает его и первое, что требует — не раскисать, второе — показывает, как нужно, а третье — верит до последнего. Она была суровым тренером для других, но перед Дианой слабела, и вся выдержка оказывалась мнимой. Не может пересилить уже дома, когда укладывает Дишу спать в одиннадцать вечера после долгих обсуждений обожаемого ею Глеба. Она в тех словах примерная женщина, мама для подражания, но, сидя у себя в комнате, зажигает сигарету, тушит окурки в пепельнице и заводит новую. Думает бесконечно — не улавливает, когда переходит к воспоминаниям. Женя. Она не такая, как все. Почему? Не понимает. Если бы знала, убедила, что такое есть у всех, и отцепилась от этой девчонки, но не находила слова. Только ощущение внутри — жгучее, но притягательное своим проявлением. Этери не даёт ему ни названия, ни характеристики — тревожность и так возобладала над ней. — Какая же я сука, — констатирует Этери и прокручивает в руках пачку сигарет. Встаёт, накидывает лёгкий плащ и тихо закрывает дверь в квартиру, чтобы не разбудить дочку. Этери переступила порог клуба и сразу же прошла к менеджеру, который распределял девочек по приватным комнатам. — Валер, я хочу снова увидеться с Женей. Заплачу столько же, сколько и в прошлый раз. Говорила громко из-за играющей музыки. Среди танцовщиц у пилона выглядывала ту, которую хотела увидеть рядом с собой сейчас на диване, но на её месте — другая, какую не видела прежде. Тоже привлекательна, видно, талантлива в танцах и раскрепощена в движениях и для Жени — достойная конкурентка за внимание и мужской, и женской половины. Однако для Этери это не то, что нужно, подмечает, но сразу забывает — Женя, только Женя. — У неё выходной. На сегодня могу предложить новенькую. Вон, смотри, как танцует, — менеджер кивает в сторону той самой, что и привлекла внимание с первого раза. — Отжигает, не против и с женщинами пообщаться. Полностью твой вариант. Бери, пока не забрали. Больше всего не любила, когда начинали вот так втюривать девушек как товар. Понимала, сама поступала неправильно, когда выкупала их для собственного развлечения, но считала, что лишь оплачивает услугу. Любая работа должна оплачиваться. Вот такая — тоже. — Ты меня не понял? Я сказала: мне нужна Женя. Нахуя мне предлагать другую, — она смотрит на мужчину так, что он притих. — Так, дай мне её расписание. И побыстрее, у меня нет времени с вами стоять без дела. Не могут не отметить дни в календаре, когда будет Женя — единственная информация, которую они могут предоставить о своём работнике. Этери хотела бы выбить всё по максимуму, ибо неравное положение явно не нравилось: Жене достаточно включить нужный канал в нужное время, и она узнает всё, а ей, тренеру по фигурному катанию, необходимо выискивать какую-то девчонку в ближайшем блядушнике. Забирает маленький календарик с отметками и считает, сколько раз сможет прийти до открытых прокатов и сколько после — всё устраивало. Только бы никто не понял. Она — тоже.