набери мое имя в гугле,
прочитай километр лажи,
что еще в этом чертовом мире тебе про меня расскажут.
но пожалуйста, слышишь, пожалуйста,
согласись на последнюю встречу
я не могу не могу, не могу больше,
весна по щекам поцелуи хлещет.
Лиза и Женя принялись искать всю возможную информацию по запросу Этери Тутберидзе. За час Женя узнала почти всё о её жизни: где родилась, чем занималась, выдержки из интервью, сколько раз была замужем, какие слухи окружали эту женщину и что о ней думали другие. Что-то для девушек казалось ясным. Например, комментарии о её стальном характере, но в то же время о большой душе и умении чувствовать мир. А что-то поразило: рождение дочери от женатого мужчины, имя которого публике не раскрывалось. Женя как губка впитывала любую деталь об этой женщине, даже что казалось незначительным: например, нелюбовь к зелёному из-за одежды братьев, которую донашивала, добросовестное неравнодушие к собакам, разглядывала каждое платье на размазанной временем фотографии начала двухтысячных и, пока Лиза уходила за чаем, пересматривала отрывки программ по несколько раз. Женю больше всего поразило катание. Такая роскошная, императрица на льду — прирождённая грация, артистизм, лебединый взмах рук, и у Жени внутри всё начинало трепетать от искусства, к какому её притянула эта женщина. — Хотя бы сейчас не замужняя, — Лиза дала Жене кружку чая. — У неё дочь три недели назад ногу сломала. Может, потому не приходила к тебе? Весь трепет быстро закончился. Один образ начал противоречить другому: как та, которая так парила на льду, а сейчас стояла со спортсменами сборной у бортика, и к ней с уважением и почитанием обращались по имени и отчеству, приходила в их блядушник и снимала девочек на танцы. Прихоть богатых? Этери на такую не похожа, и Женя не могла подобрать аргументов, а как вспоминала про Юлю, то еле сдерживала свою злость. — Поэтому вчера припёрлась к Юлечке? Терпение кончилось? — она сделала глоток чая с ромашкой и посмотрела в экран планшета. — Я в ахуе, Лиза. Это пиздец. Я не знаю, — решила не повторять прошлого опыта с кружкой и аккуратно поставила её на тумбочку, — я очень влюбилась, господи, я даже сейчас хочу попасть на эту арену и за ней посмотреть. Не общаться, а просто понаблюдать, нет красивей женщины. Однако так встречаться — это опасно! О чём она только думает? — Я до сих пор не понимаю, как никто не узнал Этери Тутберидзе. У нас все полоумные, и не знают, как выглядит тренер? Или всем похуй? Хотя можно развести эту тему в СМИ. Женю напугали слова Лизы: одна фотография какого-то журналиста, и карьера Этери может кануть на дно — кто позволит тренировать сборную женщине, что любит развлекаться с девушками за деньги? Понадеялась, это достаточно обдуманно со стороны Этери. Она не выглядела дурой, но такой риск совершенно не оправдывался в сознании Жени. Она откинулась на подушки с фразой: «Всё, не могу» — и принялась думать, что станет делать, когда их встреча (если то произойдёт) повторится снова. Разуверять себя в другом было сложно, всё-таки Лиза правильно сказала про травму дочери, но теперь Женя искренне, пусть и с отзывающейся болью в груди, не хотела, чтобы их взаимодействие больше происходило. Закрыла глаза — не открывала бы больше.***
Короткие программы девочек оправдали ожидания тренеров и болельщиков. Представители федерации поздравляли Этери с успехом, дарили цветы, жали руки и желали успехов в новом сезоне. Своих учениц по обычаю женщина не расхваливала, отметила достоинства и недостатки каждой, обещая подробный разбор завтра в Хрустальном. Девочки ушли на трибуны смотреть пары, а Этери вернулась в компанию своего штаба, где к ним вышел ещё один член их команды — Слюсаренко. Он давал указание своим парникам, вышедшим на разминку, размахивая руками преимущественно перед юношей. Этери не вмешивалась. Это не было сферой её тренерских интересов. Завязала разговор с Даней о прокатах девочек, но с Паши взгляд отвести не могла: долго ли продлится их ссора? Когда он закончил говорить со спортсменами и отпустил их разминаться дальше, то повернулся к коллегам и, конечно, смотря на одну Этери, поймал её взгляд и не отвёл свой. Отошёл от вчерашнего и своей улыбкой показал, что растаял перед её чарами. Встал рядом с ней как ни в чём не бывало. — Ребята сегодня в хорошей форме. Зажгут, — даже первый начал их разговор; пара то подтвердила сразу удачным выбросом. — Верю. По-другому они не умеют у тебя. Откатались славно. Аплодисменты разрывали спортивный дворец. Слюсаренко обнял и юношу, и девушку, комментируя всё откатанное. Тоже отошёл в сторону, договорил и отпустил переодеваться, а сам вернулся к Этери. Их ждал перерыв, заливка льда и вторая пара уже другого тренера через разминку. — Этери, я хочу с тобой поговорить. Пойдём отосюда? В твою машину. Там точно нас никто не достанет, — и такому предложению точно нельзя было отказать. — Ну, пойдём. В машине точно были мало кому интересы: фанатов не пускали на парковку, а сверху никто не смог бы разобрать того, что могло в ней происходить. Паша, как закрыл дверь, сразу сделал виноватый вид. Такой непритворный, что Этери стало жалко его — хотел как лучше, заботился, да, переборщил, но не настолько. Хотела начать уже сама, попросить перестать так переживать, однако Павел её опередил. — Этери, прости меня за вчерашнее. Я был не прав. Действительно, разговаривать с твоими коллегами — не моё дело. Но я хочу, чтобы ты чаще отдыхала и себя не запускала. Я переживаю за тебя, — привлекательные фразы, и у Этери защемил внутренний механизм от того, какой Паша хороший; и как она вчера ушла в клуб, где сняла девушку, с которой не смогла быть из-за другой танцовщицы, в которую влюбилась как девчонка. Он двумя руками берёт ладонь Этери и целует разово, куда-то в костяшки. Для него, судя по взгляду, каким он продолжал смотреть, это проявление всех любовных чувств, на которые он способен, но у женщины в ответ на это — ничего. Впервые такое — нет и не намечается. Ведь его губы не так мягки, поцелуи не так невесомы и последовательны по чувствительным местам, и не ощущается в них трепета, чтобы свести тебя с ума этой общей любовью. Женя. — Ты тоже прости. Я была слишком груба. Ты такого не заслужил, — она слабо кивнула. — Я ценю твою заботу. Спасибо. Пыталась вытянуть из себя больше, но не могла. Хотя Паше будто этого и хватило. Поцелуй — закрепляет примирение, соскучился и не разрывал его, пока не начал кончаться кислород. Потом ещё, но вдобавок руки расстегнули пуговицу на пальто, а пальцы ухватились за ткань кофты на животе и потянули её вверх, доставая из брюк, чтобы пробраться к коже внизу живота. Этери поняла, к чему подводил, на касание тяжело выдохнула от неожиданности. — Паша, нет! — она ударила по его плечам. — Нас могут заметить! Мы на парковке Мегаспорта! — Этери заставила Пашу отстраниться от себя, но его глаза были застланы возбуждением. — На которую не пускают фанатов, и машина стоит на минус первом этаже. Нас никто не заметит, — ремень на брюках женщины под его напором раздвинулся в стороны, — я очень хочу тебя. Секс в машине — это же ахуенно. Могла бы решиться на это месяц назад. Перебралась бы через коробку передач, ответила на каждый поцелуй и совершила это бесстыдство в непристойных условиях, но сейчас с лёгкостью притормозила себя: возбуждение накатывало, его незначительность могла спокойно контролироваться и устраняться женщиной, которая снова оттолкнула от себя Пашу, у которого кроме возбуждения возникло ещё и недопонимание. — Давай доедем до дома. Можем хоть сейчас, всё равно мы там никому не нужны. Я не хочу, чтобы нас кто заметил, пойми меня. Пашу устроил ответ: они поправили друг другу одежду, и Этери выехала с парковки, благодаря себя за волю и силу отсрочить этот момент и избежать возможных серьёзных проблем. Ехать было далековато, впервые молчали — женщина уже и не чувствовала того, до чего довели у Мегаспорта, а у Паши, как показывало его тело и передавал настрой, всё горело и не собиралось униматься. Этери не представляла насколько — как только переступили порог его съёмной квартиры, не успели раздеться и разуться. Паша набросился с поцелуями, начиная вести в игре, где женщина ошарашенно пыталась занять хоть какое-то положение. Пришла в себя в спальне, когда упала на кровать спиной. Отвечала на поцелуи как могла, цеплялась за волосы мужчины и плечи, помогая избавиться от одежды, которой уже лишили её. Такой жар его тела, впервые слышимые вздохи, стоны, напор и позволяемая жестокость стали для Этери новшеством, каким он умеет быть, но грандиозной реакции от себя не дождалась. Возбуждение проходило фоном, было явным, но терпимым, что не требовало быстрее приступить к желанному. Однако отрицать, что ей не нравились прикосновения, было бы неправдивым. Нравился этот контакт, не имела отвращения и не думала о скорейшем завершении, но переживала его спокойно, как необходимую обыденность. Это не было примирительным сексом, в котором выходил пар ссоры, заряжались по-новому сердца, а любовь терпела свой триумф. Это было актом, который происходил между двумя неравнодушными к друг другу людьми. Таким он был для Этери. Паша знал её тело, уязвимые места, в которых было особенно приятно, поэтому не извиваться и не дышать томно в его шею не могла, чем и выражала своё отношение, молясь, чтобы это не выдало сокровенной тайны. В его движениях, темпе и завершающем на последнем издыхании поцелуе, когда они одновременно замирают, не поняла, а убедилась ещё раз. Женя. — Как же мне хорошо, — Паша, завалившись на бок, притянул Этери к себе так, чтобы голова расположилась на его плече, а руки поглаживали тонкую талию. — Люблю мириться с тобой. У Этери в голове нет ничего, кроме Жени. Как она? Всё хорошо? Ждёт ли? Соскучилась? Обиделась? Только поняла: не виделась с этой девчонкой три недели. Небольшой срок, но по себе знала, что желала увидеть её, будто не встречались несколько лет. Не хватало, по ощущениям. Ей было холодно, хотя она лежала в крепких объятиях под одеялом. Паша о чём-то говорил, но женщина не слышала, так провалилась в свои мысли и размышления, что пропустила всё мимо себя. — Я очень люблю тебя, Этери, и знаешь, я хочу настоящую семью с тобой. Чтобы мы поженились, жили втроем, и, может, у нас появился бы общий ребёнок. Как тебе такая затея? В ближайшем будущем. Очень ближайшем, — его щека потёрлась о копну светлых кудрей. Этери слышала эту фразы как в отдалении от себя, но когда повернула голову и увидела Пашу, который сказал это сейчас, то дёрнулась от мужчины, но он удержал. — Поженились? Жили втроём? — голос немного хрипит. — Ребёнок?! Реакция резкая, переполненная эмоциями. Этери не могла затормозить себя. Паша видел свою женщину такой в первый раз — напуганной, нервно смеющейся и пытающейся себя куда-то деть. Не мог вставить и слова, не знал, что и подобрать, поэтому отпустил из своих объятий, чтобы она, накинув халат, убежала в ванную комнату. Этери повернула ручку крана вверх, села на край ванной и закрыла лицо руками — начать плакать от такого предложения не было бы так странно, не будь в этих слезах сплошного горя и печали. Предложение о свадьбе, о совместной жизни могли быть восприняты ею спокойно, да, удивилась бы, но слова о ребёнке выбили из себя. Опять же — травмирующий опыт с Дианой, пусть и Паша не сравним с отцом дочери, но ситуация что тогда, что сейчас не располагала к рождению ребёнка. С Дишей не было куда деваться, хотела ребёнка от этого мужчины, несмотря на невзгоды, которые героически преодолевала. Сейчас не столько против малыша, сколько против самой себя — собственная безответственность, запутанность чувств, заинтересованность чужим человеком ставили барьер на идее о ребёнке с Пашей. — Этери? — он постучался пару раз в дверь; встревоженный не меньше женщины, и Этери не могла представить более подходящего момента, чтобы хоть немного ослабить цепи между ними. — Да, я сейчас выйду, подожди, — пришлось спешно умыться, чтобы краснота на веках стала менее заметной, а лицо приобрело более живой вид. Открыла дверь, и Паша оказался перед ней вплотную — серьёзный и не принимающий такое поведение Этери. Требовал объяснений, но, не будучи дураком, осознавал, каким будет её общий ответ на предложение. От этого делалось неприятно, закладывалась бомба замедленного действия, время которой сокращалось словами и действиями Этери. Но он не стал делать поспешных выводов. Пока человек не признался сам — всё понимал, но давал себе право на ошибку. — Ну? Что такое? — подначивал к разговору Слюсаренко, но Этери не была намерена вести беседу. Надеялась уйти как можно быстрее. Сейчас. — Паш, прошу, дай мне время. То, о чём ты говоришь, прекрасно, но я… Я не могу так быстро дать тебе ответ. Это всё очень и очень сложно, — она начала поднимать одежду с пола, горя желанием как можно быстрее одеться и уйти отсюда. Паша проследовал за ней в комнату. — Подожди, куда ты так рванула? Я же тебя не сейчас замуж зову! Просто говорю, что я хочу этого с тобой. Я люблю тебя, — признался он, и Этери ещё сильнее погрузилась в предпаническое состояние. Руки начали так дрожать, что не смогли застегнуть ремень с первого раза. Он пытается хоть как-то вывести её из этого состояния. Словами не получалось, объяснения были бессмысленны. Он хотел прижать её к груди и успокоить, раньше это всегда срабатывало, но в этот раз она увернулась. — Я пойду. Правда. Мне надо. Я… Я тебе позвоню. Дай мне время. Я тебя прошу, — она настолько ошарашила его, что он сел на кровать в комнате и оттуда наблюдал, как она надевает обувь и пальто. — Прости, что так ухожу. Просто прости меня, но… — и слова закончились, — пока. В голове жужжал рой мыслей, не находя связующий контакт и лишь царапая черепную коробку: так запустила ситуацию, что не знала, как выбраться. Игра на две жизни перестала быть рабочей, с этого уровня нужно было перейти на другой, и на какой и с кем — зависело только от решения Этери. Причём уже принятого. Не сказала в своей голове его прямой формулировкой, потому что и так очевидно, что она предпримет и в отношении кого. Из дома Слюсаренко поехала к себе. Дише о словах Паши и разладе — ни слова. Обычный вечер матери и дочки до того, как последняя уснёт.***
Женя и Лиза сегодня работали рутинно, что нечего и подмечать. Танцы, алкоголь, куча посетителей, которым пытаешься угодить, но для Жени всё равно восприятие этого места стало иным. В приглушённом свете и громко играющей музыке не было вдохновения, которое приводило бы к полному душевному порыву, что находил себя в движениях тела, флирте и подкреплялся обжигающим вкусом алкоголя. Женя вышла на прежние позиции — танцевала в первых рядах, но всё, что происходило, — дело механики, от взмаха рук до улыбки. Она боялась, что заметят подмену, не найдут в ней прежней страсти и довольства. Ошибалась — ей радовались как в прошлые разы. Сумма, отдаваемая за присутствие на сцене, была мало отличимой, а взгляды, обращённые на девушку, горели тем же возбуждённым интересом. Женя старалась не цепляться за них — сегодня не была настроена заигрывать, но невольно встречалась с закинутыми в неё крючками похоти и желания, отчего впервые ощутила разливающееся внутри отвращение. — Жень? — Лиза была единственной, кто заметила кардинальные изменения. — Может, тебе выпить? — Нет. Не хочу пить сегодня, — блеклый макияж пытался быть спасённым рукой Жени, хоть и хотелось стереть его насовсем, — жду, когда закончится работа, и я поеду спать. — Попробуй свалить пораньше. Валера так нажрался сегодня, что он не заметит. В гримёрную к ним двоим зашла ещё танцовщица. Юля окинула взглядом здесь присутствующих и, не сказав ни слова, села за своё место. Женя и Лиза на эту девушку не обращали внимания, слишком она казалось странной и в то же время не волнующей их. Знакомый типаж танцовщиц, гордых до степени извечного молчания и одинокого растушевания пудры на щеках. Рядом с Юлей, конечно, разговоры меняли свою тематику, но Женя столь сильно поддалась своей окутывающей печали, что не продолжила обсуждение пустяковых забот (по типу, где купить хорошую тушь?). Молчала и подкрашивала губы светло-розовым карандашом, удивлялась, откуда в косметичке нашёлся нежнейший тон, но сегодня он казался не только уместным, но и притягательным, чего требовала душа. Лиза тоже села за стол, решая освежить причёску. Достаточно пока разговоров. Да и что нужно было обсудить — они уже давно обсудили. — Слышала, хочешь уйти раньше, Медведева? — реплика от Юли прозвучала так неожиданно, что Женя зависла с карандашом у губ, пока та не продолжила. — Что такое? Приватные страсти расслабили? Или так страдаешь, что тебя поимела та блондиночка, которая больше не приходит? Женя повернула голову к девушке — Юля не отвела и взгляда от зеркала, игралась с подводкой и была спокойной, чем подливала масла в закипающие эмоции той, к которой были обращены столь беспощадные вопросы. Они жестоки, били по больному, и Женя потерпела удар в солнечное сплетение, как напомнили о той блондиночке, но фразы сработали катализатором не к нанесению новых ссадин на грудь, а к выведению штыков из стен личных границ. Никому не позволяла трогать себя за трепещущее, кроме тех, кому могла то позволить и доверить — Юля не имеет права говорить что-то в сторону её чувств, Этери и тем более упрекать. Лиза посмотрела в первую очередь на Женю и ещё до ответа поняла, что грядёт. От себя вмешательства не требовала — разобраться нужно, Юля заслуживает, чтобы поставили на место, но как ситуация будет выходить из-под контроля, то присутствие станет жизненно необходимым. — Повтори, что ты сказала, — чеканит девушка. Лиза поклялась бы, что никогда не видела Женю такой. — Говорю, тебя поиметь надо, чтобы работать начала? Желательно таким же, как ты. Блондиночка тоже с ебанцой. Второй триггер срабатывает ещё лучше, чем первый. Юля и не знает её имени, чтобы говорить такое, но даже если и знала, Женя не позволила бы обращаться. Этери — это недосягаемое, так хранимое в душе, пусть привносящее боль и страдание, но за неё Женя находит в себе силы рвать и метать; никому нельзя касаться и края этой женщины, тем более грязными, оскорбительными словами, в которых провокации больше, чем мнения, но девушке достаточно, что их так смело озвучили. Она поднимается со своего места, как в замедленной съёмке, и осматривает свой стол; Лиза рванула следом, признавая, что просчиталась и слишком понадеялась на адекватную реакцию подруги. — С ебанцой, говоришь? — Женя подходит к Юле с присущим второй спокойствием, ангельский голос не выдаёт всего демонического в первую очередь в мыслях. — Значит, я могу себя повести, как ебанутая, — и следующий кадр разбивает притворное полотно саркастических провокаций, где есть очевидный проигравший: Женя хватает Юлю за волосы у самых корней и тянет в сторону, и реакция обидчика незамедлительно разыгрывается в истошном крике на возможность голосовых связок. — Я тебе, сука, покажу, как со мной разговаривать, блядина! Не смей трогать ни меня, ни блондинку! Я тебе волосы вырву! — Женя! Женя! Отпусти её, блять! — Лиза пытается вырвать закачивающуюся голову Юли из крепчайшей хватки: у Жени побелели костяшки, покраснели щёки — в напряжении от сжатой челюсти, — а глаза — два чистейших медовых янтаря, открытых благодаря суженным по благовению льющегося гнева зрачков. Женя не может себя отдёрнуть, заставить прекратить, а попыткам Лизы прекратить это препятствует скорее неосознанно: не разбирает слова, которые тихим отголоском пробиваются сквозь поднятый ширмой вакуум. Не замечает, когда прибегают другие девочки и охрана, которая оттягивает Женю в другой угол от Юли, а в гримёрную заходит пьяный, но еще относящий себя к реальности Валера. — Что тут, блять, происходит?! — кричит мужчина в обращении ко всем. — Медведева, какого хуя?! — Она… Она ненормальная… Она на меня просто так кинулась! Я ей и слова не сказала! — сквозь рыдания Юля провоцирует Женю подойти к ней ещё раз, но охранник, стоя позади, крепко держал за руки. — Просто так?! Кто-то пиздит слишком много! Радуйся, что меня охранник держит, иначе я бы тебе сейчас ебало набила! — Медведева, пошла вон отсюда! Охрана, выкиньте её нахуй из клуба! На сегодня твой рабочий день закончился! Я даже разбираться в вашей хуете не хочу! Устроили тут, тупицы! — Да я сама уйду. Вы все тут, кроме Лизы, идиоты, блять. Этери уложила Диану спать, после чего проскользнула в свою комнату и начала одеваться. Без сомнений — хочет увидеть Женю, побыть с ней, но сегодня планировала сделать всё по-другому. Долго об этом думала, проваливалась до отключения из реальности, что Диана успела пару раз обидеться, приговаривая: «Ты меня не слушаешь!». Этери и не слушала себя — в голове ещё держалась идея, что нужно объясниться перед Пашей, и тоже по-другому. Как — не могла придумать, представить и подобрать хотя бы одно правильное и уместное предложение; потому решила отложить — до завтра минимум, потому что внутреннее всё без остатка держалось на рвении прийти к Жене. С ней больше ясности — точно знает, что скажет, никогда её желания не были так чётко сформулированы, что получился небольшой монолог, который, как Этери уверяла себя, найдёт отклик девушки: там обо всём, о чём смогла додуматься. А там всё как пойдёт — вдруг в потаённых углах её разума и души будет что ещё. Собралась, доехала на такси до входа в клуб. Там — без встреч, похода к танцполу, сразу пробралась к барной стойке, к Валере, который хлестал шот за шотом и потерял учтивость к окружающим. — Валера. Мне нужен приват с Женей. Сейчас же, — требовательно проговорила Этери и толкнула его в плечо, потому что мужчина никак не прореагировал. — Я с кем разговариваю?! — Нет сегодня Жени. Я её выгнал за драку в гримерке. Поэтому только Юля. Этери свела брови и замерла, продолжая смотреть на Валеру. Отчего-то начала паниковать, но внешне выдерживала мнимую сдержанность. — Что значит выгнал? — спрашивает ещё спокойно, но внятного ответа не последовало, что подкинуло краткий всплеск: Этери ударила ладонью по стойке, и Валера вздрогнул. — И куда она пошла?! — Мне похуй, куда она пошла. Если тебе так интересна Женя, то ищи её подружек. Устраивать вторую драку не стала — время сейчас было драгоценной валютой. Очень хочет верить, что Женя уехала домой, и она в безопасности, но держаться на вере в период переживаний долго — нужно узнать, где Женя и что с ней происходит, без этого знания не уснёт и будто перестанет нормально функционировать. Этери понятия не имела о других танцовщицах, кроме Юли, и точно не знала, кто из них — подруги Жени; будет узнавать по факту, спрашивать и выводить на правду, но такие усилия и не реализовались — женщина отошла от стойки и стала пробираться к сцене, как её схватили за руку и повели в сторону, в укромное место этого помещения, чтобы хотя бы друг друга расслышать. — Здравствуйте. Я Лиза, — девушка говорила ближе к уху женщины, — я подруга Жени. Вы же её ищете, правильно я понимаю? Этери только удалось рассмотреть уведшую её танцовщицу; Лиза была ростом чуть повыше Жени, но каблуки притянули её к женщине, что они разговаривали наравне. Первое впечатление — хорошая и красивая девушка, не выглядела забитой проституткой из дома напротив и предположила о наличии умственных способностей, что тут пребывало в дефиците. Второе — явно Лиза знала больше, чем все остальные, потому доверять если не можно, то на допустимый предел нужно, чтобы выйти на контакт с Женей. Это преимущественное желание, и Этери сделает для него всё. — Здравствуйте. Правильно понимаете, — решила обмолвиться короткими фразами, как бы загадывая, что Лиза расскажет сама. — Женя уехала домой. Я вам дам адрес. Этери не поверила бы, даже усмехнулась, но девушка не поменялась ни в мимике, ни в намерениях. — С чего такая щедрость, Лиза? Эта информация запрещена к разглашению, а ты так спокойно даёшь адрес незнакомому человеку, — всё ещё кажется какой-то шуткой, но другого варианта нет, потому Этери так зависима от любого слова Лизы. — Мне достаточно, что я очень хорошо знаю Женю. Записывайте, Геро, — женщина почувствовала себя смущённой девочкой, опустила взгляд, но разбавила реакцию тем, что достала телефон и записала данные. Женя сидела на кухне и доедала приготовленный ужин. На столе, кроме тарелки, стоял планшет с включённым сериалом, который предпринимал слабые попытки поднять настроение. Звонок в дверь был нежданным, что Женя приняла этот звук за показавшийся ей, но когда он раздался снова, то встала и прошла к двери. Из предполагаемых гостей — не назвала себе ни имени, потому перед тем, как открыть, взглянула в глазок. Не поверила ещё сильнее до привычного при упоминании об этой женщине головокружения и приступа лёгкого тремора, и Этери позвонила ещё раз, будто точно знала, что откроют. Другого и не оставалось, но Женя не распахнула дверь широко, в первую очередь стесняясь своего домашнего образа. — Ты? — после узнанного девушка и не знала, как следует правильно обращаться к этой женщине. — Привет, — от одного вида этой танцовщицы Этери расплывалась в улыбке, но сейчас она стала ещё шире и искреннее; Женя о своём внешнем виде волновалась зря — милая плюшевая серая пижама с котиками, тапочки в виде собачки и небрежно убранные в хвост волосы рождали в женщине удовольствие от того, как от девушки веяло домашним уютом, совершенной простотой, которая делала её ещё прекрасней во всех существующих смыслах. Такая Женя нравилась не меньше той, с которой провела два дня, для Этери открылась другая сторона её жизни, и в неё захотелось нырнуть даже поглубже того, где она обитала до этого. — Ну… Э… И чего? — Женя в смятении, и не только от появления. Смотрела на Этери, в которой что-то изменилось, но она не могла понять, что именно. — Жень, я хочу с тобой поговорить. Я могу зайти? Чтобы не на пороге, — неоткуда возьмись волнение заставило голос женщины неожиданно дрогнуть; вместе с ним дрогнула и девушка. — О чём нам говорить? Я думаю, в компании Юли тебе будет повеселее, если я ей волос оставила. Как видишь, я не в настроении. — Да мне уже рассказали о твоих геройствах сегодня. Поверь, я не очень расстроилась, за Юлю точно, — усмехнулась Этери и положила руку на дверной косяк, чтобы она точно перед ней не закрылась, потому что Женя не собиралась расслабляться и пропускать. — Да? А почему мне никто не рассказывает о твоих геройствах, Этери Георгиевна? Нечестно получается. Этери готовила себя к этому: отчасти боялась, отчасти спокойно выдохнула сейчас, потому что одна ветка разговора отпала сама собой. Самая важная ветка, по которой начинается путь посвящения в её долгую, сложную жизнь, полную прелести и безумия, но женщина желала начинать их разговор с себя. — Нам точно нужно поговорить. Женечка, я хочу о многом тебе рассказать. И не только. Я хочу и тебя услышать. Понимаешь, поговорить с тобой, узнать как человека, а не только как великолепную танцовщицу, которая делает со мной необъяснимые вещи. Я уверена, ты прекрасна и просто как Женя. Пожалуйста, позволь мне пообщаться с тобой. Хотя бы немного. Женю слова Этери обескуражили, но не верить им не было никакого смысла — женщина примеряла на себя необычные и для девушки душераздирающие образы; опущенные брови в умоляющей позиции, пронзительный, но мягкий, обволакивающий взгляд до оголённого нерва всего переполоха мыслей и чувств, а голос — необыкновенно тихий для вечно стальной и уверенной в себе королевы льда. Однако для Жени она никогда таковой правительницей не была — вечно горячая в самых непотребных взаимодействиях и притягательная по теплоте в обычном течении жизни. Она излучает его. И Женя не может противостоять. — Зачем тебе это, Этери? — ладонь на дверной ручке стала трястись заметнее. Глаза в глаза. Привязались. — Ты мне не безразлична. Очень не безразлична, Женя. Сказала. Признала. Открыла дверь в новую часть своей жизни.