***
Чаепитие — предлог или последующее времяпровождение. Женя перестала прятаться за сдержанностью и заявленными в обществе нормами приличия — за закрытой дверью просторной московской квартиры могла открыть своим чёртикам свободу. Как щёлкает замок, девушка не медлит за снятием верхней одежды, скидывает сумку с коньками, освобождая руки — они находят своё место на щеках Этери, чтобы в её замешательстве взять к себе пленительные и манящие губы; их сладость неисчерпаема, Женя грубовата, несётся в потоке страсти, но она не спасает от молодой неопытности. Целует, покусывает, заглаживает языком свои эксперименты и обводит ими сомкнутые зубы, которые не становятся преградой — впервые пробует такой поцелуй. Он скрепляющий, держащий прочно, но Этери под надоедливый шорох одежды не даёт оступиться назад. Её ладони касаются плеч и срывают куртку, Женя — не застывает в нелепости и повторяет этот акт с пальто, небрежно оставляя его у порога. Отрываются друг от друга на считанные секунды, которые проходят мимо с скрипящим замком от ботинок, сваливающихся к курткам. — Господи, Женечка, — шепчет Этери. Вид Жени — ново и никогда не изведанное прежде. Прошлые девушки брали своей распущенностью, доступностью и подбором вычурного образа под клиентов. Что перед ней сейчас — невиданная близость в образе, притягательно родное у самого сердца: выпадающие из заколок пряди, припухшие и раскрасневшиеся приоткрытые губы, припущенные веки, но не закрывающие вид на эту женщину. Женя растворяется, не чувствует ног и своего тела, на первых минутах в соединении с невозможным человеком. За что мне так повезло? Спрашивали самих себя одновременно. Смотрели и спрашивали, оглядывали и касались с мыслью «это же всё правда». Женя снова подходит первая и заводит руки за шею Этери: одной надавливает на затылок, собирая пряди на своих пальцах, и поводит к новому поцелую. Не спешит к желанному, пропускает мимо разгоревшийся до пульсирующей боли жар, а собирает по каплям растянувшийся момент. У Этери — интерес, дотрагивается до доступных участков тела и задерживается на талии. Гладит, сжимает сначала через одежду, потом — под, но худи начало мешать ещё в раздевалке. Его — в сторону, Женю — ближе. Девушка прижимается без единого сантиметра между ними, у Этери новое поле — спина, гладкая и бархатная кожа, чувствительная к пробегающим кончикам пальцев, и первый стон Жени услышан отчётливо через непрекращающиеся терзания губ. Щекотка у поясницы сотворила неизведанное — ни на чём не может сосредоточиться, как на этой игре, выгибается мягкой дугой ближе к чужому телу и запрокидывает голову. Шея у неё тонкая, натянутые мышцы очерчены под кожей, как острые ключицы. До чего же идеальна — Этери не может найти малейшего изъяна. На спине осталось последнее: зацепить застёжку и, расстегнув, одарить себя новым приливом восторга. — Пойдём в комнату, — просит Этери и ведёт за собой смущённую Женю. Не впервые обнажается перед женщиной, но никогда это не принимало такой реалии. Стоять перед любимой, обожаемой, принимать всё сотворённое и требовать не словами, а телом продолжения. Кровать не застелена, хаотично разбросанное одеяло одним движением отходит в сторону — сильные руки придерживали спину, осторожно укладывая на холодную ткань белья. Нежность перегнала страсть, Этери не может спешить. Женя обнажена и телом, и душой, позволяет быть с собой любой, но неуверенность сглаживает углы их встречи; спешить даже нельзя, не жалеть время на успокоительный и мягкий темп, на касания и поиск комфортного общения. Нет слов — одни движения, неуловимые пальцы вторят губам, что терзают собой хрупкие точки. Без спешки поцелуи в хаотичности отчётливо обводят лицо: от губ в уголок, подняться до щёк, лба и завершить трогательным поцелуем в кончик носа. Впервые Этери видит глаза Жени. Отзывается стонами, качающимися бёдрами и спиной, но во взгляде — испуг. Совершенно внезапный. — Женечка? — обеспокоено спрашивает женщина и проводит тыльной стороной ладони по щеке. — Я сделала что-то не так? Всё так. Жене до безумия приятно, как никогда. Сладкий жар, в душе чувства перебегают стремящимся потоком по всем уголкам, и она, кажется, не выдержит. Не выдержит, если это повторится снова. Закончится, Этери оденется, соберёт вещи и больше не вернётся в её жизнь. Сейчас Женя задумалась столь фундаментально в первый раз: как Этери может быть с ней? Не обманывает ли она себя, когда видит пылающий взгляд? О чём жалеет — что явно показала это женщине, сбила настрой, но продолжать в таком настроении не может. — Ты… Ты не бросишь меня? После всего, что сейчас произойдёт, — ответ не зависит от правды, и Женя прикусывает губу, когда это понимает. — Глупенькая моя, — она будет честной, если скажет, что это обращение к себе сейчас запомнит на всю жизнь. Пробило мелкими иглами, — никогда и ни за что тебя не брошу, — большой палец успокаивающе поглаживал щёку. Женя верит, и в секунду линией проскальзывает собственное осуждение, но пресекает его — готова довериться, даже если потом жизнь перевернется. Целует по своей инициативе и, подхватывая низ кофты, снимает её: «Да, я тебе доверяю», но Этери мало слов. Ещё большая нежность к девушке захватывает её туманный рассудок и становится ниточками движений. Гладит, измеряет поцелуями всё поддающееся ласке — дольше держится у тонкой шеи, то прикусывает, то сжимает между губ, кончиком языка проводя по коже. Женя порывы принимает, сомнения потонули ватой в разведённой кислоте происходящей любви, которая жжёт в некоторых точках до невыносимого. Она теперь понимает, какими несбыточными бывают рассказы, как ей повезло оказаться рядом с ней, бессмертно любящей, хвататься за спину и плечи вспотевшими ладонями; отпустить и поспеть за опускающейся вниз головой, чтобы запутать пальцы в светлых кудрях, надавливать для запредельной близости, в которой Женя находит край сегодняшнего удовольствия. Мышцы — в крупной дрожи, поясница изгибается, почти поднимая лопатки от постели, и из болевшего от напряжения горла с хрипом поспевает единственное: «Тери». Она тоже единственная. Поцелуй уставший и расслабленный, но по наполненности чувств — самый искренний. Женя гладит щёки и смотрит без всякого страха. С Этери нет сомнений и опасностей. Ложится на бок девушке, накрывает одеялом и приобнимает — прячет, согревает, любит, однако Жене мало. Она принимает чувства, питается ими, живёт, но не может делать это без взаимной отдачи. Этери ей есть чем отдать, и девушка так желает показать всё таившееся в себе, что оживляется, и прилив сил происходит сразу. Обозначает намерение, толкает женщину в плечо, укладывая её на спину, жест с одним значением, от которого у Этери сдержанная ухмылка. Однако собирала себя в мало поколебимую с усилиями — первый в жизни случай, когда возбуждение дурманило неизмеримой силой до необузданных ощущений. Ни один человек в отношениях не доводил до такого, да, с ними были великолепные окончания, но чтобы преобразовать себя так — никогда. Женя не перебирается в иную позицию. Лежит рядом, не переставая целует, а рука, направляемая чужой, растягивает время и передвигает ближе к терпкому вихрю. Шумное и тяжёлое дыхание глушится об искусанные губы, и Женя счастлива, что она может быть источником невиданных возвышенностей для дорогого человека. Последнее под дрожащие бёдра и глубокие движения — в затяжном, закрепляющем поцелуе, он усиливает чувства и сближает ещё сильнее. Кажется, навсегда. Рядом под одним одеялом, но молча, не думают, а улавливают время, тоже значимое и роскошное. Здесь — ты и твой человек. Женя укладывает голову на плечо и пару раз касается губами кожи — так показывает, что нужен небольшой отдых, потому прикроет глазки и станет сопеть у уха, переставая поглаживать живот. Этери охраняет сон сейчас, но глобально — никому не позволит и подойти к девушке с только зарождавшимся недобрым намерением. Женя — у самого сердца, где её имя в него надёжно вшито. Поцелуй в макушку, объятие и утянутый в сон разум. Спокойно. Потому что вместе.***
Этери просыпается раньше. За шторами солнечный свет начинал укрываться сумерками в приближении вечера. Больше изменений нет. Женя умиротворённо спала в неизменной позе, что тревожить — ужасная несправедливость, но Этери уже не могла лежать в кровати. Побыла в ней ещё недолго, причина — замеченный на бедре Жени синяк, по-видимому, от падения на катке. Не могла уйти, не погладив, практической ценности «ноль», но касаниями хотела сгладить нелестные ощущения от синеватого пятна. Телефон на тумбочке завибрировал, а экран загорелся от пришедшего сообщения; Этери случайно, бросив взгляд, увидела уведомление от пользователя «Дима» с кратким: «Привет! Как дела?» — наверное, стал знакомым, но женщина только самодовольно хмыкнула и перевела своё внимание на спящую рядом девушку. Никаким Димам и не виделось в мечтах, какие отношения между ней и Женей, но что больше возвышает мнение — уверенность, что никто другой не разделит место в постели, не будет целовать тёмную макушку и любоваться спящим на плече чудом, любовь которого предназначена для единственного адресата. Как достаточно належалась, решительно выбиралась из кровати — попытка незаметно вытянуть из-под девушки руку вытянула ту из сна: простонала, перебралась на спину и протёрла глазки. — Ты куда? — заспанным, но взбудораженным от искрящейся тревоги голосом спросила она. — В туалет, потом на кухню, — набросив халат на плечи, женщина присела на край кровати и погладила ладонь Жени. — Из своей квартиры я не сбегу, не переживай. Если хочешь, поспи ещё. Девушка села в кровати, не отпуская чужой руки и другой придерживая одеяло на груди. Не до конца проснувшаяся, домашнее чудо, которое Этери не может не поцеловать. Лучшее, с чего можно начать пробуждение. — Ты сегодня чрезмерно ласковая. Мне нравится, — появившееся улыбка Жени грела душу, — и я хочу чай. Мы ради него изначально приехали. — Да? По твоей настойчивости я подумала, что ты хочешь совсем другое, — Этери целует девушку в щёку, щекоча твёрдыми кончиками кудрей оголённые ключицы. — Жду тебя на кухне. — Погоди! — зовёт Женя, когда Этери почти что выходит из комнаты. — Во что мне одеться? — А это нужно? — на это только цокнуть, по-доброму закатив глаза; женщина вскинула бровями и приподняла уголок губ. — Сейчас дам тебе халат. Наверное, он будет большой, но боюсь, пижамы Диши малы, — из шкафа на кровать к ногам ложится шёлковая изумрудная ткань. — Вот ещё, — меньше всего Женя ожидала увидеть не классические тапочки, а невысокие, по щиколотку, ботиночки в виде коричневых собачек с высунутым розовым языком; от такого ми-ми девушка прикрыла рот ладонью, дабы не вырывать смех так явно. — Что ты смеёшься? Это Диана меня уломала на такие тапки! У меня такие же, если ты не заметила. Очень тёплые, — Этери демонстративно приподнимает ногу. На стопе — похожая домашняя обувь, но не собачки, а серые зайчики. — А трусы с котятами или утками у тебя есть? — хихиканье становилось громче. — Сейчас я кому-то по жопе дам! Давай, вставай на чай. Забалтываешь меня. Женя долго не пробыла в комнате одна. Накинула халат, надела тапки и вышла следом. На кухне — свежесть и прохлада, но девушка потирает плечи от холода. Этери не спрашивает, без этого закрывает окно и отходит к чайнику, щёлкает кнопкой, после достаёт второй, для заварки. — Иди сюда, покажу, как улун заваривать, — и Женя не остаётся на пороге, а идёт к столешнице. Запоминала всё по пунктам: сначала засыпать в ёмкость, залить водой и дать настояться. Пока листья подходят к нужному состоянию, можно прерваться на поцелуи и объятия — самый обязательный и нужный пункт, без него ничего не получится. — Можешь меня на минутку отпустить к раковине, нужно воду слить. Однако девушка буквально прилипла к Этери. Стояла немного позади справа, пальцы переплела в замок на талии и встала на носочки — поднявшись выше, Женя упёрла подбородок в плечо женщины и наблюдала, если честно, не за тем, как она засыпала кокон листьев или заливала в чайник кипяток, а за идеально поставленными движениями очаровательных рук. Перекидывает себя мысленно на несколько часов назад: как во сне эти пальцы перекатывались по рёбрами, баловали шею и грудь, уделяли внимание запредельному. Женю ударяет жар — хочет повторить это в вечности, не оставлять ни себя, ни Этери без внимания; перехватывает ладонь и не по случайности, а уже обычаю целует. — Липучка моя, — шутливо говорит Этери в наслаждении, — не хочу это прерывать, но чай тоже требует внимания, — перебор — тоже плохо, и Женя, понимая это, раскрепляет пальцы и идёт за стол, но садится боком, с полным обзором. Распустившиеся листья опять заливаются кипятком и оставляются до достижения нужной консистенции. Есть время — Этери готовит стол: достаёт из холодильник нетронутый торт (призналась, что на работе её задаривают цветами и сладостями), расставляет кружки, небольшие тарелочки с ложечками, находит белые салфетки. — И ещё, — на стол с рук Этери ложится крем, — дай свой синяк, намажу тебе для быстрого заживления. — Он небольшой. Не нужно, — отговорки — невесомый приём в общении с этой женщиной. В вопросах здоровья и травм позицию закрепила — не будет слушать эти «всё нормально», а станет делать вопреки, что может улучшить состояние. — Давай ногу, я сказала. Как танцевать собралась? Этери права — танцевать в коротком платье с синяком непрофессионально. Она проделывает лечебные процедуры аккуратно — не давит сильно (но и не слабо), растирает мазь по коже равномерно несколько секунд и в окончании накрывает место ушиба полами халата. Должно впитаться и быстро помочь. «Спасибо» — от Жени и: «Не за что» — от Этери. Кратко целуют друг друга в губы — подтверждения ради. — Теперь буду тебе заваривать улун правильно, — она держит лицо в своих ладонях, опираясь на локти, — слушай, хотела тебе сказать. Ты же на этап Гран-при уезжаешь. Я в твое отсутствие решила развлечься, — это признание Этери настораживает, но не вводит в панику. Пока что. — Да? И что будешь делать? — Этери отодвинула стул и села рядом. — Пойдёшь в образе Кармен на фотосессию? Я так-то жду. Идея с Кармен запала в душу. Представляла Женю в чёрном платье с распущенными волосами и ярко-красными губами. Не сказать, что это похоже на оригинальную Кармен, но увидеть Женю в умеренно откровенном образе, который умело подчеркнёт её красоту — мечта. Не озвучивает, но думает: сходить бы вместе на фотосессию, посмотреть, как она будет раскрывать свою харизму и откровение перед камерой, становиться кокетливой интриганкой мужских сердец. Но Этери знает, кому принадлежит сердце безудержной Кармен. — Это тоже, но позже. Ищу фотографа, костюм у меня есть. Но это секрет, — указательный палец перекрывает губы в «тише, не говори», — нет, я собралась съездить домой к родителям. Ты права. Мне нужно побыть с родными, очень соскучилась. Женя не сказала это с мучением. Видно, переживает, но принимает это решение и ищет в нём положительное. Этери, кроме поддержки, ничего больше дать не может. — Здорово, моя девочка. Я рада, что ты на это решилась. Уверена, тебе станет лучше, — кивнула Этери, — звони и пиши мне обязательно. Хотя, я возьму это на свой контроль. — А куда ты уезжаешь? — В Канаду. Да, там колоссальная разница во времени, но я уже знаю, как нужно созваниваться, — тут дома останется Диша, родители, с которыми она будет поддерживать постоянный контакт. Женю не бросит, даже если будет валиться с ног от усталости и непривычно долго перестраиваться на новый режим — позвонит или напишет. — Эх, побывать бы там с тобой. Не на соревнованиях, а в путешествии. Романтика на двоих, — интонацией девушка выделяла ту печаль, какая бывает при временном расставании с близким человеком. С Этери это переживать труднее: командировки — большая часть её работы в разгар сезона, перебирается из страны в страну, а дома не выходит с тренировочного льда. Очень занятая и ответственно относящаяся к делу — тем находит успех мирового масштаба. Женя это понимает, на круглосуточное пребывание друг с другом не заглядывалась, но и счастья для себя в этом не находила. — Побываем обязательно. Я же не круглый год работаю, из Хрустального переодически выхожу. Найду время, согласуем с твоим графиком и поедем в отпуск. Список стран с тебя, Женечка, — она поворачивается к столешнице. — Чай, наверное, готов. Скажешь, как тебе. Вкус стал лучше, меньше горечи, но почему улун называется молочным, Женя не понимала. На неё незабываемого впечатления не произвёл, пила как обычный чай, однако его необыкновение в другом — приготовила Этери, раскрыв простые шаги правильной заварки. С тортом выпила целую кружку до дна, поблагодарить не забыла, как и помочь убрать всё со стола. Всё чаепитие и небольшую уборку болтали обо всём без пауз и остановок. Этери — в описаниях своих случившихся поездок, в большинстве случаев они связаны с соревнованиями, но находила время, чтобы прогуляться и посмотреть основные достопримечательности. Предпочтение и приоритет понятен — любовь к Америке оправдана течением в ней лучших годов не ушедшей молодости. Не выкидывала разочарований, не забывала о страшном дне, но любимого было в разы больше. — Так в кого ты там влюбилась? С этого момента прошу внести подробности. Кем он был? — кокетливо с видом ревности спросила Женя, не отпуская кружку из рук. — В партнёра. Не назвала бы это влюбленностью. Он мне очень помог, и я была им очарована. Красивый очень, все девочки с нашей команды за ним бегали, — женщина протирала стол, на которой вылила немного чая, — но это прошло в очень краткие сроки. Сейчас он женат, и у него двое детей. Этери не называла это влюблённостью, потому что корни у её симпатии были очевидны и шли вразрез с понятием этого чувства. После выматывающих отношений и одиночества в чужой стране в разлуке с родными она, ослабленная ментально, хотела любви. Чтобы заботились, носили на руках, обожали и давали не хватающей защиты от внешних нападков; переживала дни, когда нуждалась в человеке простом, но сильном, — положиться на него и жить, пока не наберёшься сил, питаться его энергией и обрести любовь в своей душе. Проблема, прутьями сковавшая сердце Этери, в тех днях добавляла мучений: не могла полюбить. Не интересоваться и очаровываться, а любить — желать человека за его существование, быть рядом и сплетаться с ним невидимыми нитями, без слов и с ними, на расстоянии и в одной постели, здесь и навсегда. Проживала отношения, где думала, — вот оно. В последний раз — с Пашей. Считала: сильнее любви не бывает, нашла искомое, пора жить на любимых руках и до конца жизни вести с собой эту историю. Что ошиблась, распознала с первой встречи с ней. Которая сидит на кухне, пьёт чай, шутит, дует губы в недостатке поцелуев и присутствием создаёт их особый мир. Где появляется, там — не поддающееся никаким объяснением впечатление от личной жизни, в ней начинает состоять всё — настоящее, будущее, ты сам, любимый человек, ваши цели, мечты и вера. Один организм понимания и принятия, в котором вы — разные единицы со несмешиваемыми, неповторимыми чертами. Моя девочка. Господи, как я рада, что ты появилась в моей жизни, Женечка. — Подумаешь. Всего лишь жена, — иронизирует девушка, а у Этери на эту фразу — отторжение. — Не всего лишь, а целая жена. Хватит мне историй с женатыми мужчинами. Сыта ими по горло. После своеобразного признания замерла у раковины с тарелкой в руке. Проговорилась. Внутри всё стихло, кроме нервно бьющегося сердца. — Историй? И сколько таких было? — Этери охватывают мурашки как от вылитой ледяной воды. Женя придаёт словам форму шутки, но для женщина нет ничего забавного. Включает воду, берёт губку и начинает мыть посуду. — Достаточно, — в горле похолодело, эта краткость пресекает дальнейшее обсуждение, но Женя или не услышала, или не поняла. Девушка встала из-за стола и подошла к Этери — в какой раз обнимает сзади, целуя в спину между лопатками и поглаживая низ живота через халат. — Так ты у меня, получается, разлучница? Ай-ай, негодяйка. Но я их понимаю, — тоже не подходит словами девушки грубость или издёвка. Даже не ревнует. Но Этери притягивает противоположный смысл, переворачивает шутку в оскорбление, будто на неё обрушилась грязь, собранная за годы. Осуждали, ругали, угрожали, называли не разлучницей, а тварью, и упрекали в надорванных жизнях детей; история с Таней свежая, Паша прилагал все усилия, чтобы огородить Этери от нападок и ненужного взаимодействия с бывшей женой, но её рвение доходило в сообщениях. Чем на сегодняшний день отблагодарила Пашу за смелость и любовь? Изменами и враньём? — Прекрати, — неожиданно раздражённо отвечает Этери и ведёт плечом назад. Женя отпускает женщину и отступает на несколько шагов. Короткая волна гнева прокатывается за доли секунды, но сметает потоком несколько фигур. Конечно, женщина приходила к этому чувству для примерки на свои поступки, однако задевает Женю. Больше, чем себя. Продолжает стоять спиной, анализирует порыв в повторном произведении: переборщила. Не видя Женю, чувствует, как ей сейчас обидно, съедается собственной приложенной к произошедшему призмой, где виноватый однозначно один. Этери выключает воду, оставляет недомытую посуду и обращается к Жене. Она стояла с опущенной головой, поджимала губы и держала руки в замке. Женщина еле расслышала тихое: «Извини», и оно сделало так больно, что нельзя было так стоять. — Прости меня, милая, — обнимает, мокрые ладони переплетает у запястья за спиной, — я не хотела тебя обидеть. Для меня это неприятная тема, не хочу и не могу о ней говорить в данный момент. Я не должна была на тебя срываться. Ты же шутила, — оправдывается, как думает, недостаточно старательно, но Жене много не надо. Конечно, обиделась, о чём судили опущенные вниз руки и пассивная реакция на объятие; однако Этери знала, чем по малому задобрить, кроме извинений: поцеловать в макушку и вместе несильно покачаться. — В следующий раз скажи заранее, что не хочешь об этом говорить, — проговорила в плечо Женя и, расслабившись, в маленькой амплитуде обеими ладонями поглаживала спину ниже лопаток. — Договорились. Об остром сколе, поранившем их двоих, позабыли за поцелуями и просмотром фильма. До конца не досмотрели, выключили к середине, потому что ни одна кинокартина не заменяла стонов и поцелуев в пути до незабываемой эйфории.