Этери исполнила своё обещание: за три дня до отъезда нашла время для встречи с Женей в клубе. Бокал мохито и лучи свободы — после слов Паши она, подгрызаемая совестью, нашла облегчение, находившееся так близко. Никакие внутренние укоры не перекрывали голосами вовлечённость и движение в собственной жизни; Этери в своих чувствах плескалась, как в водах тёплого моря: в них не утонуть, но подлечить тлеющие силы и зарядиться на непрерывную череду соревнований.
Не отвлекать Женю от основной работы — не из одной заботы. Женщина прошла с наполовину опустошённым бокалом ближе к сцене и присела в паре-тройке мест у подножья ослепительных чарующих танцовщиц. Их пять, но Женя — эталон; её взгляд, подчёркнутый ровными линиями стрелок, нацеливался на опьянённых и восторженных, которых замечала в первых рядах у сцены (остальные гости оставались за ширмой темноты). Этери отпивает жгучий напиток и, дёрнув подбородком вверх и щурясь, не упускает ни движения своей девочки. Женя игрива, доступна и притягательная: на гостях держится временно, потому что танец не терпит отвлечений; язык тела в плавно ласкающих пламенных искрах, красное платье оголяет тонкие ноги и узкие плечи; пальцы скрываются за тёмными прядями, сводятся к низу и непоколебимыми линиями сходят ниже к выпирающим ключицам. Этери пьёт ещё — подходящий к ногам и щекам жар не сбивается ромом, разбавленным льдом. Ладонь рисует невесомый путь для жаждущих губ, их женщина поглаживает кончиком языка, а в изящно-провокационные секунды кусает от нестерпимого желания.
Женя продолжает делать свою работу: находит тех, кто особенно желает сблизиться, в первых рядах ей достаточно было посмотреть на любого. Она не позволяет себе переходить границы приличного, подходит к ним, но успевает остановиться — касается зрительских рук, ставит ногу в каблуке на диван, перебивает страстным взглядом, приближается, наматывая на кулак галстук какого-то мужчины, почти до губ.
Этери видит, энергия сочится в зашкаливающих значениях. Снисходительна к Жене в танце, но когда она становится открытой целью для пьяных зевак, женщина не может унять напряжение. Смотрит, контролирует действия обеих сторон, в груди сжимается от надвигающей тяжести, предел которой — тот мужчина и не случившийся по плану поцелуй. Это взрывает натянутый в рёбрах узел, который завязывался на каждый похабный взгляд и вторящий его настроению ответ; у Этери, выпившей остаток напитка залпом, в рассудке единственная объёмная мысль: увести Женю ото всех, не позволять мудакам и шлюхам касаться
её любимой и сотворить прошенное телом явно и тайно. Не имеет сил терпеть, загорелась не одна ревность — возбуждение жгучей точкой пока ещё терпимо держалось у низа живота. Оставленные бокал и место в зале занимаются другим, и Этери собирается прекращать клубные заведённые танцы: Валера на просьбу женщины кивает, его услужливость приводит Женю в комнату для встреч через пятнадцать минут.
У Жени настроение на пике. Перед часами общения с Этери по-другому не могла вести свою работу — вдохновлена, раскрепощена, желает отдавать внутренние ресурсы, но ничего, как прежде, не брать взамен. Раньше главный двигатель — гости, их интерес, позволительные касания и приятный шёпот на ушко из комплиментов; ради такой отдачи Женя не жалела себя, иногда переступала через компетенцию, танцевала до выступающих на лбу капель пота и первых предложений дойти до приватной комнаты. В последнем отказывала, но льстило, что на сцену выходила в лучшем духе. Как один человек становится на вершине среди всех, для Жени перестало быть вопросом для размышления. Она любила в стадии наслаждения, а не поиска бессмысленных ответов. Этери невероятная, неповторимая и необычная — хватает «я буду», и Женя для всех становится единицей отличного вечера.
Однако предстанет в своём феноменальном виде для единственной гостьи. Оставляет силы, поправляет макияж, входит сошедшей с ума и с горячим сердцем — это только для Этери.
Женя не планировала их сегодняшнюю встречу, без тем для общения и интригующих тайн. Хотела банально быть. Возможно, молча, в её руках и невесомых поцелуях, баловать в покусанных губах, слышать дыхание и чувствовать подъём грудной клетки — головокружительное счастье.
Этери тоже ничего не планировала. Что решила сделать — идея под воздействием переплетения алкоголя и возникших недавно новых чувств. Женя, войдя в комнату, приоткрыла рот в неозвученном приветствии и замерла от встреченной картины. Женщина — на диване, руки её раскинуты в стороны, а на лице знакомая им сиреневая лента, укрывавшая собою взор янтарных глаз. Что предстоит, несложно угадать, и сердце у Жени скачет от напридуманного, которое хочется реализовать со второго шага в комнату. Усмехнувшись, девушка приближается к дивану, каблуки цокают, но парой движений, открывающих застежку, они уходят в сторону. Этери слышит пробирающийся к ней стук, улыбка пытается пробиться на губы, однако женщина сдерживается и остаётся непоколебимой.
— Я хочу поиграть.
Женя не знает оправданий, но утягивать приятную интригу в болтовню она не собиралась. Правила не озвучены, всё движение остаётся за женщиной, выглядевшей в точности как в их первую встречу; только Женя не могла перевоплотиться в ту «Женечку», которая пришла в эту же комнату четыре месяца назад за деньгами после сделанной работы, а не к любимому человеку. Момент, чтобы понять, насколько сильно перевернулась жизнь: девушка переосмыслила свои ориентиры, желания и восприятия, был создан мир, где для неё открылись новые стремления и возможности. Женя принимает игру, но ни за что не берёт роль расчётливой и аморальной танцовщицы — теперь не умеет быть таковой рядом с Этери. Она умеет быть по-особенному кокетливой и манящей для серьёзно сложенной женщины: пробраться на диван, остаться сбоку, повернувшись к гостье, и положить ладонь поверх шёлковой ткани у рёбер, что заставит её вздрогнуть и сдавленно выдохнуть, смещая блестящую актёрскую игру.
— Моя Евгения, — шёпот касается уха после близких поцелуев в щёку; от Этери — поток вздохов, её выдержка достойна воспевания, но Женя решает идти дальше: рука движется наверх, нет поглаживания и промедлений, пальцы подбираются к груди и сжимают, по силе — до первого неожиданного полустона, и девушка не думала, что столь быстро разобьёт непоколебимое упорство. Подозрительно. Ладонь женщины ложится поверх девичьей, надавливая, — сегодня лента — твоя.
К чему такие сложности? Но Женя не задаёт лишних вопросов, потому что предложенная Этери фантазия разыгрывается до обмякшей ваты в ногах и жалящего возбуждения у бёдер — эта женщина сотворят слишком горячительное. Этому не получается не повиноваться: девушка стягивает одним движением фиолетовую ткань с глаз и переносится в их первую встречу; единственный взгляд янтарных глаз, пылкий и почерневший от накала, но Женя сглаживается — так желает наклониться и поцеловать приоткрытые тонкие губы, усыпанные паутинкой трещинок. Этери это считывает и прерывает резким рывком с дивана, утягивая за собой танцовщицу. Женя — перед ней стоит спиной, повязка лишает части ощущений и завязывается прочным узелком на затылке; за отсутствием видения обостряются другие органы чувств, первое — осязание. Тело откровенней реагирует на прикосновения, холодные руки женщины прорезают распаренную в огне кожу, Женя дёргается назад в поисках большей близости, но Этери контролирует дистанцию и всю ситуацию.
— Красота, — шипит она в касании к молнии платья на спине, — я понимаю, почему так много людей обращают на тебя внимание, — застёжка без спешки съезжает вниз, оголяя острые очертания лопаток, — эти мужчины, женщины… Как же они смотрят, Евгения. А эти сообщения от всяких Димочек… Кстати, как у тебя дела?
Платье растекается лужицей у ног. Одинокое кружевное бельё опоясывает бёдра, остальное — доступное зрелище, которое хочется видеть вечно. Женя слышит шаги, закольцованные вокруг неё, предполагает, что её разглядывают с ног до головы с мыслью о непередаваемом праве быть настолько близко. Ревность — до чего девушка додумывалась, но не принимала в расчёт, считает это непродуктивным чувством, но когда оно такое, то не смеет и сказать что против. Сейчас не видит для себя ничего лучше этого подчинения и любых видов подтверждения своей принадлежности душой и телом одному человек.
— Дела хорошо. Сейчас получаю удовольствие от компании одного человека, — дрожа от растущего напряжения, признаётся Женя. Этери хмыкает и приближается на полтора шага.
— И что это за человек, — указательный палец как кистью рисует линию ключиц, — который может видеть тебя такую? И делать это? — подушечки щекоча обводят чувствительную зону груди. — Тот самый, который доводит тебя до такого состояния и вида? А выглядишь ты потрясающе, — линия продолжается ниже, её ровный вид сходит до края белоснежной ткани и проскальзывает ниже к едва держащемуся от недостатка внимания.
— Да. Это ты, только ты, мне никто не нужен, кроме тебя, — таз дёргается рефлекторно к замершей между ног руке, Женя ничего не может сделать, кроме как тяжело втягивать воздух, выводя его из себя в бьющихся о скалы стонах.
— Признаешь, что ты занята? — с вызовом спрашивает Этери.
— Мне ещё никто так не предлагал отношения, — Женя не ждала романтики, но разговора об этом не могла избегать в своей голове. Необозначенность их союза, всё происходящее по непроходимому пути для девушки бывало эпизодом напряжения; что не решалась раньше — боялась услышать нежеланный и вонзающий ответ. Ждала шаг от Этери как от более опытной и знающей, доверяла и здесь, в чём не ошиблась опять, — признаю!
— Значит, так, — женщина опускает голову ближе к уху танцовщицы, — если я ещё увижу, как ты водишься с всякими долбоёбами, то мне придётся обходиться с тобой чуть строже, чем обычно, — она рывком тянет резинку ткани вниз и стягивает её к лежащему платью. Женя ожидает продолжения, но свободная рука хватает за подбородок и сжимает щёки, дабы девушка точно не отвертелась. — Я ебучая собственница. Только я тебя заслуживаю, а не накуренная пьянь в блядушнике. Ты неописуемо хорошая, Евгения. И не одним телом.
Таких поцелуев ещё не было. Влажный, колючий от задерживаемых чувствительных губ между зубов и оттягиваемых навстречу; язык сплетается с чужим в мёртвой хватке, кончиком раздразнивает нёбо, завладев вниманием. Женя не может стоять, но опора, которая оказывается под ней — диван, на него толкают до неприятности в лопатках, однако на этом невозможно сконцентрироваться. Нападают поцелуями и руками, не пропускают миллиметров, хватаясь за плечи, грудь и бока; у Жени есть только передышки и власть над одеждой гостьи: после «Расстегни всё» пальчики вслепую находят пуговицы вечернего платья на спине — короткие ноготки впиваются в неё в ответ на грубые поцелуи и покусывания шеи, Этери сдержанно шипит, усиливая свой властный напор в этой игре. Царапины, засосы останутся воспоминанием дня, в который они узнали, какими ещё могут быть — страстными, без нежности, без осторожности и романтики, с давлением и с трудом сдерживаемым полукриком. Одной рукой Женя отпускает спину и хватается за волосы на затылке, ближе притягивает голову к подрагивающему животу как водоразделу между бездной и её краем.
— Не снимай повязку, пока я тебе не разрешу.
Язык задаёт ход движения с искажением от удовольствия в спине и конечностях. Дрожит, выгибается, бёдрами ищет приятнейшую опору, хватаясь и за волосы, и за ручку дивана, заводя руку за спину. Комната не шумоизолированная, пазл рассудка напоминает о сдержанности, потому крик толкается о стены горла молящим скулением и случайными стонами; от этих звуков расшатывает голову, недопустимые нормы возбуждения отпускают сведённые намертво узлы взрывом магмы по жизненным путям. Разжавшие диван пальцы собирают влагу на лбу и щеках, увлажнилась и повязка, слетающая куда-то на пол к остальной одежде. Женя в частой периодичности вбирает воздух, прикрывает глаза от света, но он пересекается нависшей над девушкой фигурой: Этери поднялась к ней, держалась на руках, и что заметила Женя — она тоже оставила ненужное в одежде за пределами дивана. Продолжать дело стремительное, в чём-то животное не было энергии, с танцовщицы размеренный, легчайший поцелуй, и в нём Женя не изменяла себе — губы подбаливали, припухли, однако это не мешало проявить всю заботу и любовь, «полечить» кровоточащее и напомнить, для кого же она готова это делать. В этих отношениях и меняет позицию, совершает размеренные и глубокие движения до поднятой спины, сведённых ног и сильной хватки на плечах с тихим хрипловатым: «Женечка», доводящим до слёз.
Снова надетые платья и заранее принесённый плед создают желание перенестись домой в уютную кровать и мягкую пижаму. Этери сидела у подлокотника, облокачиваясь на спинку; Женечка — боком на коленях с закрытыми глазами, держала женщину за руку, и, признаться, голова была освобождена от мыслей. После такой страсти нечего говорить, а тишина парит большей любовью, чем громко сказанные признания. У Этери тоже умиротворение, ровно дышит и касается виска, пробуждая Женю от нахлынувшего мягкого сна.
— Не болит? — россыпь синеющих пятен хаотичным клеймом шагала по шее, ключицам и груди. Этери заверила бы, что не ожидала такого явного проявления своего напора, было бы представление — не стала переусердствовать до наглости. На себе по виду такие же точки физически не могла увидеть, их — в разы меньше, прикроются шарфом или воротом свитера, в отличие от Жени, выступающей в открытом платье. — Извини. Как ты теперь выступать будешь?
— Нет, не болит. И не извиняйся. Мне понравилось, — женские пальцы обводили синяки, и Женя от этих прикосновений затаивала дыхание. — Сейчас всё подправлю тональным кремом. Но ты же так хотела, чтобы все знали, что я затеяла, — усмехается она. — Ты правда меня ревнуешь? К клиентам и Диме, с которым я иногда переписываюсь?
Женя была снисходительна к ревности Этери. Видела — да, она собственница, любит эгоистично, сильно, но задатков желания привязать к себе на цепь и никуда не отпускать не видела. Этери по виду и на деле здравый взрослый человек, который знает ценность свою и близкого человека; свобода и доверие для неё были самым незаменимым и важным, прорисовывались к этим понятиям личный опыт на антитезе: когда ревность переходила здоровый вид отношений, могли летать предметы и оскорбления, но ярость и злость ничего не поменяла. Человек ушёл и в её жизнь не вернулся — Этери только жалела о потраченных силах и больше подобного отступления не позволит повторить. Женечка, милая до невозможности, смотрела на неё в молчаливой просьбе, которую можно исполнить и в своё удовольствие: короткие поцелуи приходятся на губы, кончик носа, щёки, лоб и подбородок в непрерывной извилистой полосе.
— Да. Ревную, — признаётся Этери и притягивает Женю сильнее. — Это не значит, что я буду тебя в чём-то ограничивать. Я уверена в тебе, но меня раздражают эти похабные взгляды, попытки коснуться и желание переспать. Здешнее блядство бесит. Ты в него не вписываешься, но продолжать работу — твое решение, и я его поддержу.
Женя улыбнулась — как можно не желать быть с этой женщиной? Благодарность от девушки тактильная, мягкий поцелуй в губы и поглаживающая плечо ладонь. Не отсчитать, сколько прошло времени в таком положении: инициатива переходила между ними, иногда со сменой позиций — в спину ласковости и нежности дышал загорающийся ворох эмоционального напора пылкости; внутри всё перетекает в притуплённое положение, доводящее тело до жара и нестерпимого желания снова и снова растворяться друг в друге. Женя держит в ладони взъерошенные кудри, ощущая чужие на своей спине в не перестающих поглаживаниях.
— Я хочу сменить работу. Только у меня образования нет, — прерывается Женя: не договорила важное, без которого не хотела завершать диалог. — Я не получаю прежнего удовольствия. Раньше мне было интересно внимание, а сейчас я в нём и не нуждаюсь. У меня есть человек, дарящий настоящее счастье.
— Ой, ну приятно, приятно. Рада стараться. А насчёт работы: давай позже, мы можем подумать вместе и подыскать варианты. Если захочешь поступать, то организую тебе курсы для подготовки к творческому испытанию. Как же давно я через это проходила, — Женя услышала последнее обрывком, потому что рука с колена поднималась выше быстрее, чем говорились эти предложения, — но сначала я хочу продолжить дарить тебе счастье, милая.
— Ты делаешь это всегда. Но сейчас не останавливайся. Пожалуйста.
Не остановилась. Женя, достаточно измотанная, приводила дыхание в нормальный ритм, устроившись головой, затылком, на коленях женщины. Как выйти работать дальше — непонятно по нескольким причинам: очень сильно устала, слабость мышц была приятной, не хотелось никуда вставать и бросать замечательную гостью. Этери перебирала тёмные спутанные волосы, падающие на лоб, и так ненарочно убаюкивала. По ощущениям в душе и теле она не отличалась от Жени, кроме того, что хотела больше пить, почти допила новый купленный заранее мохито, которым поделилась на несколько глотков.
— Ты можешь не ревновать. С тем, что ты со мной делаешь, ничто не сравнится.
Говорила правду, о таком и не получится врать. Женщина опустила голову, чтобы задержаться взглядом в медовой пучине любимых глаз, но не могла удержаться — наклоняется и зацеловывает припухшие от не перестающих касаний губы.
— Ты меня смущаешь своими комплиментами, — щёки Этери покраснели, такой вид женщины заставил Женю потянуться за ещё одним поцелуем.
— Хорошо. Тогда переведу тему, — Женя сделала заминку. — Ты не обидишься, если я пойду погуляю с Димой послезавтра?
Дима. Кто такой этот Дима? Высокий симпатичный крепкий юноша, спортсмен, на внешность не был особенным, но нынешних девчонок привлекал. Этери замечала долгие взгляды своих учениц в его сторону, партнёрша Димы отличалась самым пристальным и, на вид, уже неравнодушным; вкусы индивидуальные, не могла девочек упрекнуть или подумать, что они не разбираются в мальчиках, но такого как Дима не приглянула бы даже на заре молодости. Инфантильность, присущая его возрасту, несерьёзность, шутовское видение дела и его ведение, на тренировках не показывал чего выдающегося. Для Жени — вариант с пометкой «мимо». Она не была похожа на тех, кого может завлечь юноша, чья решительность была ещё такой детской; у Жени нет ничего другого в предпочтениях, кроме сидящей рядом женщины, которая поглаживала щёки большими пальцами.
— Очень глупый вопрос. Говорю же, я тебя не собираюсь ограничивать, милая, — Этери целует Женю в лоб, — обязательно хорошо проведи время. Но если вдруг Дима начнёт лезть, сразу говори мне. Я ему коньки в жопу засуну, — предложение с коньками вызвало у девушки смех, но она не предполагала, что Этери говорит серьёзно.
— Сурово. Но спасибо.
Их вечер закончился стремительней, чем они хотели. Последний перед отъездом Этери — у выхода из комнаты, когда Женю позвали работать на сцене, она повисла на женщине, сводя руки за её шеей, и мямлила, как не хочет отпускать. Ещё девушка не смирялась с положением отсутствия возможности проводить Этери до аэропорта. Вылет был поздним, ближе к четырём утра, и женщина не ждала от Жени прощального сообщения: она отдыхала после работы, написала ещё вечером, что идёт спать, но хорошего полёта не пожелала. «Наверное, забыла», — подумала женщина, за сборами и подготовкой к перелёту не придав этому значения. Чемодан собирался в последние часы при помощи Дианы, которую Этери отвезла к родителям — будет скучать по своей девочке безумно. Уже в два часа ночи команда тренеров и фигуристов собралась в аэропорте, в зале ожидания все разошлись по свободным сидениям и дремали до объявления посадки; у Этери за десять минут до вылета, когда уже все заняли места в самолёте и пришло время выключать телефон, на экране засветилось сообщение. Неожиданное, но долгожданное.
— Хорошего полёта, милая, обязательно поспи. Как приедешь, напиши, пожалуйста. Спокойной ночи 🥰
Сообщение отправлено по таймеру, Женя была в сети и, если не ждала ответа, то хотела увидеть, что её слова дошли до адресата. Диана написала на час раньше, но именно от их внимания и заботы женщина не переставала улыбаться. Ответила: «
Спасибо, обязательно напишу. Бегом спать!» — и включила авиарежим, отворачиваясь от сонного, но настойчивого Глейхенгауза, который мог заметить быструю перемену настроения близкой коллеги и начать расспрашивать. Холодный осенний месяц, Этери ненавидит это время года, но впервые она поняла, как же можно в нём согреться и познать счастье.
***
Женя договорилась о встрече на вечер. Не готовилась к ней особенно, за полтора часа оделась в повседневные джинсы и свитер, нанесла непримечательный макияж и доехала до места встречи. Именно эта часть с последующим маршрутом прогулки возлежала на Диме, но ориентировался он обязательно на пожелания своей спутницы. Женя вообще к прогулкам относилась непринуждённо, куда отведёт хорошая компания, туда и пойдёт. Люди — определяющее звено, там могла пристраститься и к клубам, и к музеям, и к паркам, чаще всего такие выходы происходили с Лизой, причём она, как бы то ни было неочевидным, — страстная любительница театра. Женя в плане своей безотказности и гибкости в проведении выходных вечеров составляла хорошую и приятную компанию, без давления и шуток наслаждалась постановками с блистательным актером, полностью разделяя восторг подруги. Последнее, на чём побывали, — опера «Анна Каренина». Обе пришли с знаниями из прочтённой ещё в школьные годы книги, память подводила, но впечатления совершенно не испортились. Женя, как потом говорила Лиза, достаточно категорично относилась к Карениной, в её нравственном стиле осуждать измену, не находя ей оправдания даже в любви. В чём Женя и вызывала восхищение как друг, спутник и возлюбленная — это безотказная верность, преданность, и никаких оправданий для предательства не находила. Лиза не говорила в пылу, была чуть снисходительней, хотя тоже не отвергала своё отвращение к изменщикам и считала то делом непростительным, но Анну было жаль. Обстоятельства выше и сильнее её возможностей, о чём Женя и не желала слушать.
— Человек, который изменяет, не способен по-настоящему любить. Нет, серьёзно, это так убого, что я бы никогда не смогла быть с тем, кто когда-нибудь изменял. Даже не мне, — признавалась Женя. Лиза не спорила, понимала, что такая категоричность кроется в семейной обстановке подруги, и как бы она это ни приняла, подсознательно расставание родителей с похожим сценарием осело прочно.
Дима театры не предлагал, хотя однажды обмолвился, что любит балет. Или так хотел понравиться девушке, которая обожала всё, связанное с танцами. Обязательно разговорит на эту тему.
Юноша не опоздал ни на минуту, хотя Женя приехала немного раньше. Этого хватило, чтобы чуть-чуть замёрзнуть у холодной московской реки, вдоль которой и растянулся парк. Дима в начале улицы вышел из такси, на чём-то сосредоточенный, кажется, говорил себе неизвестно что под нос, опустив голову к скромному букету цветов, но с приближением к спутнице не сводил с неё глаз и улыбался всё ярче и ярче. Очарован, заинтересован, и Женя это видела, но взаимностью могла ответить не той, какую ожидал Дима.
— Привет. Держи, это тебе, — протянул он небольшой букетик с алыми розами. Банально, но Жене этот жест внимания был приятен.
— Привет. Спасибо большое,
— Ты не замёрзла? Если да, то здесь есть кафе неподалеку, можем дойти.
— Только если ты мне расскажешь, как у тебя дела.
Дела у Димы в тренировках. Жене это было интересно слушать: от Этери и не услышишь много о работе, только о слишком выдающихся моментах и то с её точки зрения. Дима — откровенен во всём, не скромничал в профессиональных уточнениях, как Павел Сергеевич учит его лутцу или как они тренируют с новой партнёршей выброс. Про главного тренера говорил мало, но девушку это не отдаляло, потому что атмосфера, в какой работает Этери, интриговала не меньше; однако после чашки чая Женя не сдержалась и спросила напрямую. Что-то же Дима должен знать.
— А что про Тутберидзе расскажешь? Говорят, она бросается чехлами и орёт постоянно? — говорила по виду серьезно, но, конечно, не верила ни в одно негативное слово от фанатов и «бывших» спортсменок. Представить Этери, бьющей девочек, и смотреть, как они тянутся к тренеру обниматься было очень затруднительно.
— Нет, это бред, — машет головой Дима и отпивает чай, — я с Тутберидзе не работаю, но вижу, как она девочек тренирует. Эффектная женщина, очень интеллигентная, но строгая, иногда даже я побаиваюсь ей в глаза смотреть. Дисциплина для неё в приоритете. Не прощает опозданий, витания в облаках, повторения одних и тех же ошибок. Может что грубое сказать, но никогда не кричит, не бьёт тем более. Я не помню, чтобы вообще кто руку поднимал на ребят. Мы и так об лёд бьёмся, куда ещё? — на нелепую шутку Женя усмехнулась. Про Этери слушать много она не планировала, превращать прогулку в обсуждение одного фигурного катания — нелепица. Женя любит Этери, но другие люди тоже завлекали. Дима — не исключение, не считает близким другом, на задворках нет и симпатии, но узнать желала получше и поближе. В первую очередь как человека. Есть пунктики в биографии, вызывающие недопонимание, а вместе с тем и желание разобраться.
— Ну да, выглядит она шикарно, — только и говорит Женя. — Слушай, а почему фигурное катание? И как ты в бар попал? Расскажешь, если это не секрет?
Не секрет, но Дима поджимает губы и отводит взгляд.
— В фигурное катание родители отдали. Я не из Москвы вообще, сюда переехал в тринадцать лет, чтобы тренироваться у другого тренера. Столичные же типа круче. Жил тут с бабушкой, тренировался постоянно, но успехов никаких не было. Даже на региональном уровне выходило слабо. Мне предложили перейти в парное, там я стал получше выступать, но партнёрши менялись каждый год. Наступил момент, когда я устал. Забил. Решил пойти работать. Встретил Павла Сергеевича тогда ночью, он предложил мне пойти у него тренироваться. Грех от такого отказываться, это мой последний шанс остаться в спорте. А фигурное катание я люблю.
История Димы не выдающаяся, правда, обязательно спросила бы про родителей, про первые успехи, про тренеров, но слух невольно зацепился за один неосознанно выданный факт. Женю он смутил, решила, что ослышалась или неправильно поняла, потому, отпив ещё чая, спросила напрямую.
— Ты с Павлом Сергеевичем в клубе встретился, что ли?
Женя не поверила бы ни в единое слово отрицания, потому что мимика выразила больше и красноречивей слов. Понял, что проболтался, сначала занервничал, бегал взглядом, как бы ища пристанище, раз не провалился сквозь землю, щёки от прилива крови в стези волнения порозовели, и чем дольше не придумывал оправдание, тем лучше понимал, как сейчас пропустил все возможности оговориться. Потому Дима, склонившись над столом, прикрыл ладонью глаза, ибо смущение переставало быть унимаемым. С Пашей Дима говорил об их первой встрече, и важнейшее условие их работы — чтобы никто и никогда не узнал о её обстоятельствах. «Особенно Этери Георгиевна. Иначе больше никогда на коньки не встанешь» — таким серьёзным Паша не бывает даже на тренировках, ещё так сильно сжал плечо юноши, что Дима стойко терпел и молчал о причиняемом дискомфорте. Он не подозревал, что единственный человек, которому Женя это может рассказать — та самая Этери Георгиевна, с которой Женя день назад лежала на диване в комнате того клуба, целовала в щёки и шептала, какая же она красивая и прекрасная. Домыслы Димы о СМИ — ничто.
— Только я тебе этого не говорил. Я идиот.
— Дим, не переживай. Не буду я говорить, — Женя поспешила успокоить юношу, говорила с ним осторожно, коснувшись пальцами его предплечья. — Павел Сергеевич взрослый человек. Уж может отдохнуть в клубе. Как я могу осуждать своих посетителей?
— Ты ему понравилась, — он, убрав руку от лица, не переставал смотреть на то, как девушка не убирает своей ладони. Невинный и ни на что не намекающий жест, но у Димы внутри торжество, переполох, задатки эйфории, текущей от сердца тёплой струйкой. Так не хотел, чтобы Женя отстранялась. Даже на сантиметр.
— Сочту за комплимент. Но давай ты лучше мне расскажешь про свою одиночку. Хочу послушать.
Дима впервые встретил такую девушку: внимательную, умеющую слушать и вовлечённую в беседу. Как с Женей — ни с кем так не хорошо. Она не перебивает, вникает в монолог, но не молчит: развивает отдельные маленькие темы, шутя и смеясь, чем скрашивает сложное и неприятное. Женя — волшебство. Невозможная. Дима искал подвох, и за одну встречу не распознать возможной лжи, но первое впечатление навсегда останется в его жизни; они идут вдоль реки по широкому парковому тротуару, сыро и зябко, но купленный в палатке чай согревает и задаёт настроение. Дима запомнил, что Женя обожает зелёный чай, а ещё недавно научилась заваривать молочный улун, но «секретом», смеясь, отказывалась делиться. От шуток она перешла к тому, что юноша не слышал давно и впервые увидел, как подобные слова могут быть произносимы легко, непринуждённо, как абсолютная и неоспоримая часть жизни.
— Знаешь, я тебя послушала и хочу сказать: ты молодец. Не сдаваться — это лучше, чем выигрывать медали. Ты переехал, поменял тренера, не все решаются на такие перемены. Я верю в тебя и твои силы. Не видела прошлых прокатов, но Павел Сергеевич, по словам, хороший специалист, и если вы сработались, всё получится.
У Димы от слов Жени пошли мурашки по телу. Не сказал, но молча признал: этих слов очень не хватало. Он не смог раскрыть другие свои жизненные сложности, про то, почему от просто «я верю» не получилось проронить и слово в первые пять минут, о чём в то время задумался и почему держал это у своего сердца. Жене доверял, однако считал эти подробности недостойными своей замечательной солнечной спутницы. Девушка заминку заметила, но из рассказов Димы для себя захватила вершину сути всех сложностей, потому и решилась на эти слова: в Диму действительно никто не верил. Он — тоже. Женя и сама не знала, как говорить о вере и доверии, собственный дефицит тормозил откровенность, но собралась и набросала, как подумала, обо всём. Всё сказала правильно и то поняла, когда улыбнувшийся и светящийся давно утраченным счастьем Дима, кивнув, ответил шёпотом: «Спасибо».
О жизни Жени тоже спросил напрямую. Девушка — в разговорах красочных, но сдержанных. В отличие от Димы, не так быстро начинала доверять и притягивалась к человеку долго, даже если и произвёл хорошее впечатление. Только один человек — исключение. Из всех возможных правил.
***
Женя позвонила Этери ближе к двум часам ночи по московскому времени. В Канаде уже вечер, тренировки девочек закончились, и у российской сборной было достаточно времени приехать обратно в отель и поужинать. Общаться с любимой по видеосвязи — новый формат, отягощённый отсутствием физической возможности приехать и обнять, поцеловать; и не верится, что ещё вчера они проводили время вместе, а теперь находились по разные стороны океана, непреодолимо далеко друг от друга.
— Привет, солнышко, — женщина поставила телефон, похоже, у зеркала, в которое смотрелась и наносила вечерний крем. Вид, как сказала бы сама, не презентабельный, обычно таковым он и бывает после вечернего душа: Этери сидела перед камерой в белоснежном халате, стряхивая на свои плечи кончики пшеничных влажных кудрей. Не могла и подумать, какой эффект это возымеет на собеседницу, у Жени перебилось дыхание, а внизу живота дёрнулась сладостная нега, напоминающая о том, как Этери без особых стараний управляется с любимейшей девушкой; Женя прибегнула в мыслях к неприличному мотиву секундно, остальное оставила для совершенно невинного, но одухотворённого — банально тянулась к тому, чтобы оказаться в номере канадского отеля, взяться за фен и аккуратно посушить волосы, забавляясь перерывами на касания рук и губ.
— Ты очаровательная, — тихо говорит Женя. Выглядела совершенно по-другому, в хлопковой пижаме лежала под одеялом, держа телефон в руках в поисках удачного ракурса.
— Ты тоже. Поэтому можешь лечь, как тебе удобно, — так Этери намекнула, что все передвижения Жени немного напрасны, но девушка не унималась ещё минуту: вылезла из тёплой кровати и села за стол, где была и подставка, и лампа, и наконец понравившийся собственный вид. Женщина усмехнулась, отведя взгляд на свои руки, в которые втирала крем. — Ну что, рассказывай мне, как сегодня погуляла с Димочкой.
Женя не убеждала себя, что Этери не будет ревновать совсем. Последняя их встреча в клубе доступно указала на обратное, но внимание к Диме от женщины выглядело умилительно, без давления и агрессии. Походило на игру, лёгкие колкости, без которых не обойтись — совсем глушить в себе чувства Этери не умела, если уточнять, то ревновала сильнее озвучиваемого, но холодным рассудком понимала: не целесообразно. Заглядывала в телефон, где на связи милейшее, расплывшееся в улыбке и симпатии невинное личико, Женя так прозвала свой особый вид во времена внутреннего восторга. «О каком Диме вообще может идти речь?» — думали обе. Однако Этери, отпустив все колкости, хотела узнать, как прошёл день девушки, встреча — в том числе.
— Нормально. Представляешь, поведал он мне о своих тренировках… Не знаешь, что там за строгий главный тренер в Хрустальном наводит страх на бедного мальчика? Без слов. Взглядом пепелит, он аж кататься не может, — слушая описание, Этери смеялась. Так её давно не описывали. — Так больше ничего. О чём ещё можно говорить с фигуристом?
— Зря ты мне это сказала, Медведева. Я ж на следующей тренировке к нему подойду. Вдруг от страха риттбергер запрыгает. И в смысле о чём можно говорить? А со мной ты о чём говоришь?! Или я тоже скучная?! — с несходящей улыбкой не унималась женщина.
— Глупость. Ты самая-самая интересная. А с Димой мы либо о спорте, либо о личном. Обо мне ты всё знаешь, а у него ничего интересного.
Этери с темы сникла. Раз личное, то расспрашивать не стоит. Пошутить над Димой и его катанием между собой — ещё уместно, а обсуждать его жизнь и находить что для насмешки для Этери уже было неудачным ведением разговора. Женя тоже это не поддерживала, обозначила круг тем сегодняшнего разговора и на том закончила. Да и Дима на столь подробном уровне им неинтересен, потому девушка перешла на около рабочие тонкости: спрашивала Этери о сегодняшней тренировке. За сборную своей страны не оставалась равнодушной, всегда восторгалась людьми, достойно представляющими честь их общего дома на соревнованиях. У российских фигуристок в том не существовало конкурентов, но на вопрос Жени главный тренер немного обозлилась. В красках описала, кто на чём повалился, что испортил, не стеснялась в выражениях, кажется, повторяя те манеры и слова, произносимые за бортиком.
— Я не понимаю, что с ними сегодня такое. Столько падений, бабочек! Ещё и на дорожке споткнулись! Каждая! Я им ноги переломаю, если выдадут такие прокаты! — на эмоциях Этери выбирала неотёсанные формулировки, очень грубые и режущие слух. Кто-то говорил, что она жестока к ученицам, относится к ним лишь как к средству получения медалей и статуса, но Женя ни в одно из этих утверждений не верила. И вступала в споры. Как Этери ценила своих учениц, видела лично: прерывала разговоры, чтобы посмотреть видео с тренировки в свой выходной, постоянно общалась с родителями, подбирала музыку, что-то записывала, давала рекомендации. От самой Тутберидзе ни разу не слышала малейшего негатива в сосредоточенном спокойном состоянии, никаких обсуждений за спиной и вообще ни с кем, даже с любимой не обсуждала учениц. Если злилась, высказывалась, но в таких случаях другим оценивать работу своих девочек не позволяла. В тренировочном процессе Женя пока женщину не видела, однако не думала, что увиденное значительно поменяет её мнение.
— У вас был долгий перелёт, вы устали. Поверь, девочки сейчас отоспятся и прекрасно откатают. Вы по-другому не умеете, — кроме успокоения, Женя ничего не преподнесла бы, но что говорила, было от чистого сердца. — Тебе тоже нужно отдохнуть.
— Да ладно, я весь полёт спала. Чувствую себя замечательно, а ложиться мне ещё рано. Тут кое-кому другому пора в люльку.
— В люльку я пойду только когда меня покачают, а так — холодная и одинокая кровать.
— Можешь телефон под щёку положить, он скорее всего нагрелся. Время-то уже недетское.
Женя закатила глаза. На всё у Этери найдётся ответ, но иногда непонятно, как на него реагировать. Понятно, что женщина намёк распознала, вариантов, кто мог подогреть её постель и покачать в руках, не было много. Покачать — это только про Этери, она делала это постоянно, при том водя руками от плеч, где касалась острых концов тёмных волос, до поясницы или придерживая их на тонкой девичьей талии. Женя наблюдала, как женщина, переместившись в кровать, поставила телефон на тумбочку, а сама взяла комнатное меню, пару минут назад обмолвилась, что была бы не против бокала вина перед сном. Вид Этери на широкой двуспальной кровати, пальцы, берущиеся за страницы и их листающие, внимающий взгляд — это притягивало Женю, создавало сильно рвущееся желание телепортироваться в номер. Сразу же легла бы рядом, голову уложила на плечо и потёрлась щекой, оставляя пару-тройку коротких поцелуев. От вина тоже не отказалась, но в ожидании поглаживала бы ладонью всё, до чего могла дотянуться, а губы в сладких терзаниях распаляли чужие в медленном, но разгорающемся танце. Вокруг собственных губ Женя от своих фантазий почувствовала неунимающееся жжение. Очень хочет поцеловать. Жизненно необходимо.
— Так что насчёт сна? — прерывает тишину Этери. Заметила краем глаза, как девушка «зависла», верно предположила, почему.
— Я не хочу спать. Вообще я по ночам работаю!
— Но сегодня не работаешь. Поэтому неплохо было бы ночью начать спать хотя бы когда есть время.
— А я вот для тебя станцую! Сейчас!
Женя поднялась с места и отошла к шкафу. Иногда сложно подумать, что девушке скоро двадцать один. Однако Этери безумно притягивали порой случающиеся приступы «дурачества» — весело, энергично, увлекательно, внутренне отпускаешь весь нажитый за день или больше негатив и следишь, например, за тем, как Женя надевает на голову необычный атрибут: большое красное перо держалось слева у уха, ярко контрастируя с серой хлопковой пижамой, состоящей из широкой рубашки и штанов. Женщина и не предполагала, зрителем чего ей придётся побыть, и, увидев первый элемент костюма, приподняла брови в немом ожидании.
Женя изображала нечто в юмористическом тоне. Высоко выбрасывала ноги вверх, улыбалась, театрально стреляя взглядом в экран телефона, что Этери как молнии ловила сердцем. Издевательство, если честно: так соблазнять, манить на расстоянии больше семи тысяч километров. Женщина поджимает губы, приподнимает уголки и наклоняет голову — будь в комнате, давно бы ухватила и завела в медленный размеренный танец с перешагиванием с одной ноги на другую, дабы поберечь силы на другие приятности — поцелуи и объятия. Отдалённость друг от друга диктует свои правила, но даже в этой обстановке Этери с улыбки переходит на тихий смех; пока Женя собиралась, принесли вино, которое в малых количествах расслабляло, снимая последние остатки напряжения после перелёта и неудачной тренировки.
— Ты в клубе собралась канкан исполнять? — распознать исполняемое не составило труда, хотя Женя явно не часто прибегала к опыту танца именно этой части.
— Нет. Давно сама разучивала, решила вспомнить. Ну как тебе? Понравилось? — девушка снова села за стол, снимая с головы перо.
— Конечно, — на самом деле Этери понравилось бы что угодно в исполнении Жени. Даже что она сидит напротив — очень увлекает, — но никакого канкана в клубе.
— Ладно-ладно. Как вам угодно, — усмехнулась Женя. Всё-таки ревности женщины нет предела.
— Вино и твои танцы забирают мои силы. Хочу полежать, — женщина ложится на правый бок, к телефону лицом, и укрывается одеялом по плечи. Вторую подушку, абсолютно бесхозную, забирает себе под руки, дабы создать ощущение несбыточного объятия. — Можешь мне что-нибудь почитать?
— А что хочешь? Могу, не знаю, сказку на ночь.
— Давай. Мне самое то будет.
Этери давно не засыпала под сказки братьев Гримм. Пыталась как можно дольше не уходить в сны, чтобы послушать невесомо плывущий родной голос. Женя бережено обращалась со словом, управляла тоном и создавала нерушимый купол спокойствия — читала тихо, постепенно переходила к шёпоту, когда Этери сопела в трубку, не выпуская из рук пуховое тёплое одеяло. О сделанных скриншотах девушка признается позже, а пока закончит вызов, уйдёт к себе в кровать и обязательно перед сном посмотри на то, как мило спит её Этери.
