«Есть у меня привычка
безнадежно ошибаться»
— Алина Старкова.
* * *
Зоя расположилась на своей кровати, закинув ногу на ногу, и откинувшись назад на стенку. У нее были черные волосы, смуглая кожа и большие синие глаза. Своей расслабленной позой она излучала уверенность в себе. В ее руке был «косяк», который она курила. Снизу на полу, подле нее, сидел один из работников космического судна. Высокий и худощавый, с ярко-рыжими волосами и бородой, которая делала его похожим на стереотипного американского бездомного, двадцатипятилетний человек с полузакрытыми глазами разминал шею. Хэршоу. В его неторопливых движениях и при этом маниакальном желание успеть испытать все краски жизни за считанные секунды Зоя Назяленская находила определенный шарм. Они были знакомы не больше часа. Два часа назад корабль отчалил с Земли и теперь бороздил просторы космоса. И последние десять минут они курили марихуану, которую Хэршоу с радостью предложил девушке. Хэршоу не был из тех парней, которым необходимо какими-нибудь словами заполнять тишину. Он наслаждался своей жизнью по полной, не имея внутренних барьеров и не страшась переступить границу, которая отделяет человека от бессмысленного существования. Возможно, это же его и погубит, но сейчас его вполне все устраивало. Какая-то красотка-пассажирка попыталась с ним познакомиться, он и не стал отказываться, особенно учитывая тот факт, что она пригласила его в свою каюту, где капитан не сможет его достать и начать причитать, что работы полно, а он помимо безделья еще и здоровье свое губит. «Бесит, «моралфаг» вонючий», — промелькнуло у него в голове, но Хэршоу тут же тряхнул ей, как бы прогоняя мысль. — Ты как? Часто пробовала курить «косяки»? — спросил он, не смотря на Зою. В ответ услышал короткий смешок. — Какая у тебя здесь должность? Зоя решила поменять положение тела. Она легла на живот, положив подбородок на ладони, теперь могла видеть лицо Хэршоу. Затянулась, а затем вопросительно подняла густые, графичные брови. — Я обольститель таких красавиц, как ты, — не задумываясь, произнес Хэршоу. Зоя подумала, что, когда он глянул на нее и их лица были в сантиметрах друг от друга, Хэршоу поцелует ее, но ничего такого не произошло. Ему как будто вообще было на нее все равно. Не то чтобы гордость ее была уязвлена, но приятнее было, когда собственное эго обольщалось. — Неужели не хочешь поцеловать меня? Хэршоу собирался что-то ответить (мыслил он заторможено, слова словно убегали от него и ему все никак не удавалось их собрать в единую кучу), но некое третье лицо открыло дверь комнаты специальной ключ-картой. Каюта представляла из себя место из двух комнат. Спальня с двумя раздельными, весьма широкими кроватями, мини-гостиная с диванчиками и журнальным столиком, уборная и прихожая. Шаг за шагом, и они увидели смуглую, коротко-стриженную, с золотистыми глазами азиатку. Сильное тело и осанка, которая буквально говорит тебе «заткнись». — Не помешала? — по голосу было не понять раздражена девушка или нет. — Ох, наверное, мне пора, — Хэршоу, пыхтя, встал с пола. Зоя осталась лежать. Она могла бы встать, подойти к своей соседке, извиниться и познакомиться, но для чего ей было это делать? А вот выпалить какую-нибудь похабную шутку самое-то. — У меня никогда не было тройничка, интересно, какого это, когда тебя ублажают в четыре руки… Не знаешь случаем? Хэршоу еле сдержал смех. Теперь ему точно пора. Эта дамочка странная даже для него. Может ее соседка религиозная и говорить ей такие вещи просто оскорбительно? Хэршоу мог делать со своей жизнью все что угодно, но он никогда не нарушал личных границ других людей в попытках повеселить себя. А этой леди видимо даже элементарная вежливость не была знакома. Но еще большим удивлением для него было, когда азиатка риторически спросила: — Ты так уверена в своей красоте? — вступая в разговор, который не мог привести к чему-то хорошему и благому. Назяленская посмотрела на нее так убийственно, что даже Хэршоу стало не по себе. Мускулинная азиатка (есть стереотип, что если девушка мускулинная, то она автоматически неухоженная, но к данной особе это вряд ли могло относиться) улыбнулась, но не из-за волнения, а будто была рада перепалке, которую устроила Зоя. — У меня есть жена, — неожиданно сказала соседка Назяленской, — и да, приятно познакомиться. Чтобы Хэршоу выйти из каюты ему нужно было попросить Тамару Кир-Батар дать ему пройти, но он оперся на стенку, и почувствовал такую усталость, которая граничила с сонливостью, что почти и забыл, что у него могут быть проблемы, если кто-нибудь из этих двух пожалуется на него капитану. — Выметайся, кто бы ты ни был, — рявкнула Тамара. Хэршоу торопливо глянул на прекрасную темноволосую Зою Назяленскую и подмигнул ей, мол, ему пора, а затем чуть не побежал на выход. Уже у самой двери вспомнил и крикнул Тамаре Кир-Батар: — Прошу простить меня за доставленные неудобства!* * *
— Мал, — обращаясь голосом, полным страха, сомнений и разочарований, девушка пыталась хотя бы мысленно думать о светлом и прекрасном. Сама мысль, что через дней десять они окажутся далеко от Солнечной Системы и родной планеты, а вокруг будет лишь непроглядная тьма и по сути-то своей ничто, приводила ее в ужас. В жизни Алины Старковой было немало настоящего безумия, но ее все равно поражало происходящее и то, как другие к этому относятся. Мал и остальные ее сообщники. Он был симпатичным и даже очень. Был благовоспитанным и в его действиях никогда не было мерзкого подтекста или лжи. Все в нем привлекало Алину и в то же время словно пугало. Смотря на него, она не могла перестать представлять их вместе на пляже какой-нибудь экзо-планеты с ярко-голубым небом, белым песком и изумрудной водой. Оба они были бы в купальных костюмах. Алина почти представила его голую спину, но заставила себя прекратить. — Алина? — Мал прикоснулся к ее руке, осторожно, боясь отпугнуть. Они находились в своей каюте, и девушка с каштановыми волосами вздрагивала от каждого шороха. Это был не ее натуральный цвет волос. Почти каждую неделю приходилось выливать себе на голову краску, ведь под конец седьмого дня волосы становились наполовину белыми. Буквально белыми. Как снег, как белизна, как облака. Не серый, не бежевый, а белый. — Мал, пусть все будет хорошо, — Алина словно просила его об этом. Поняла, как, должно быть, глупо это звучало по его нахмуренным бровям и поспешно добавила, — я так хочу этого простого «хорошо». Мал почти что заставил ее посмотреть в свои глаза. — Ты это заслужила. Внутри Алины как будто что-то вздрогнуло. А что если она заслужила лишь плохое за свое бегство? К ним постучались. Мал в это время решил принять душ, а Алина стояла у иллюминатора и вспоминала как дышать, ведь ее буквально захватил космос. Ей предстоит слишком многое осмыслить за эти сорок дней. Алина знала, что Тамара собиралась наведаться к ним, но прежде чем открыть, сказала, что им ничего не надо. Тамара по их договоренности ответила «Святые, зачем я пришла тогда». У Старковой от сердца отлегло, когда она ее увидела. — Проходи, Мал в душе. В гостиной комнате Мала и Алины было большое панорамное окно. Перед ним находились два темно-синих кресла, позади которых стоял диван. Тамара села на одно из кресел и положила свои ноги на журнальный столик. Алина поджала конечности под себя и обняла колени. На ней была серая оверсайз кофта и черные джинсы. Казалась девушка непримечательной, особенно со своими невзрачными чертами лицами. Однако через недели две, если бы она вновь не закрашивала, волосы приобрели бы цвет, который выделял бы ее из миллионной толпы. Тамара смотрела на Алину, думая при этом о чем-то постороннем. Старкова сглотнула, прогоняя странное волнение, вызванное тем, что увидела живую и здоровую сообщницу. Условно она была ее подчиненной, но сама Алина к ней не могла так относиться. Как минимум потому что Тамара воспринимала русскую девчонку, как святую. Как в целом и многие другие… — Как соседка? — тихим голосом полюбопытствовала Алина. — Думаю, она не представляет угрозы для нас. Хотя, признаться честно, она весьма стервозная. Думаю, головную боль из-за нее мне будет не унять. Алина слабо улыбнулась. — Был там еще один тип. Думаю, я могу определить кто это. Помнишь Николай показывал нам фотки экипажа и рассказывал, что и про кого знает? — Да, он заставил Мала выучить всю эту информацию наизусть. — Неужели Оретцев выучил? Алина закатила глаза. — Конечно, это ведь касается ее безопасности! — раздраженно бросил Мал, выглянув из спальни. Полотенце намотано на бедра, а торс оголен. Волосы мокрые, кожа покрасневшая. В голову Алины закрались нежелательные в данный момент мысли, и она отвернулась от него. Мал не стал оставаться с ними в комнате в том виде, который можно назвать слишком личным и недоступным для обывателей. — Думаю, это Хэршоу. По сути делает всю ту работу, которая остается и за которую никто не хочет браться. — Не поняла. И кто он тогда? — Никто. Не имеет значения. Я не вижу в нем угрозы. — Хорошо.* * *
Уайлена словно к месту приковало. Перед ним стоял худощавый, но с мускулистым телом семнадцатилетний парень. Темные волосы, коротко подстриженные по бокам, бледная кожа, острый подбородок унижали его одним своим видом. Черные перчатки, простой черный деловой костюм. Уайлен почувствовал, как к горлу подкрадывается тошнота. Словно перед ним тот, кто одним своим взглядом желает подчинить все его сознание себе. Жутко. Волнение было таким сильным, что казалось сердце выпрыгнет из груди. Однако светловолосый паренек всеми силами стал игнорировать подобные чувства. Отодвинул странные фантазии в сторону. — Каз Бреккер, — так звали его устрашающего соседа, который протянул ему руку в кожаной перчатке. В другой у него была трость с вороньей головой. — Уайлен… — он не хотел и почти физически не мог произнести свою фамилию, но выжидающий взгляд Бреккера надавил на него, — Уайлен Ван Эк. У Каза едва заметно дрогнули уголки рта. Он испытывал удовлетворение от происходящего. Уайлен Ван Эк — причина по которой он здесь.* * *
Космос. Глубокий космос. Мириады звезд, от красных карликов до сверхновых, черные дыры, приблизившись к которым, распрощаешься со своей жизнью. Космос — это не просто слова, обозначающее относительно пустые участки Вселенной, которые лежат вне границ атмосфер небесных тел. Само слово, если задуматься, что оно означает и чем является, заставляет услышать собственное сердцебиение и гул в ушах. Инеж любила представлять, как после смерти становится частью космоса. С одной стороны, было невероятно жутко и страшно, а с другой она испытывала облегчение, словно не она повелительница своей жизни и от нее ничего не зависит. Поразительно, но ей было приятно думать, что жизнь рано или поздно закончится и останется от нее ничего. Но что реально имеет смысл, так это все то, что находится за окошком иллюминатора. Тьма. Человеку сложно воспринимать то, что не имеет границ, но она могла почувствовать это. Как если бы ее тело стало продолжением собственного сознания. Мозг может обмануть человека, а может обмануться и сам, но космос… На что же он по-настоящему способен? И хоть мысли ее были далеко, сама она услышала звуки чьих-то приближающихся шагов. — Здравствуйте, Вам что-нибудь подсказать? — через «не хочу» обратилась она к статному, внушающему желание подчиниться, парню, который возможно лишь на чуть-чуть был старше ее. Инеж Гафа была на практике у Матиаса. Ей оставалось отработать на его пассажирском судне около трех месяцев и, к ее большому сожалению, избежать общения с гостями вряд ли получится. Матиас сказал, что экипаж корабля должен производить хорошее впечатление, чтобы именно его рейсы выбирали. Не поспоришь. Инеж криво улыбнулась. Парень, даже не посмотрев на нее, встал рядом. Они находились в круглом помещение, с тусклым светом. Сквозной проход. Некий перекресток коридоров. Темноволосый пришел со стороны кают. Инеж Гафа не стала дожидаться ответа. Она предложила свою доброжелательность и вежливость, он отверг все это, промолчав, — его дело. Каз Бреккер внезапно вымолвил: — Я осматривался, — сухо, коротко, зато по делу. «Ну, так мне даже больше нравится. Четко, без всех этих ненужных слов вежливости и подлизываний, которые отнимают у тебя время». Девушка не обратила внимания на то, как незаметно ее рассматривает мистер Бреккер. Не потому что была в своих размышлениях, а потому, что существуют такие личности, которые обладают талантом подмечать для себя все самое важное в человеке и при этом не привлекать к себе внимание. Чаще всего этим даром конечно обладают люди, чей род деятельности связан с подобным. Сквозь призму отмечания нужных для понимания человека деталей, вроде того, как сжаты губы, призакрыты или широко распахнуты глаза, насколько часто происходит сглатывание слюны, Каз обратил внимание на внешность Инеж. Бронзовая кожа и маслянисто-черные волосы, заплетенные в тугую косу, тело угловатое, худощавое, облаченное в стеганый жилет, бриджи и тунику. В нынешние времена мода была на «плевать, что мы живем в эпоху роботизации, человек может одеться в стиле Нового времени и ему никто ничего не скажет», так что Бреккер не обратил внимание на ее хоть уже и приемлемый, но все равно несвойственный вид для нынешнего общества. Инеж сознательно не заинтересовалась Бреккером, но на подсознание ей захотелось узнать о нем больше. Сам же парень, который показался ей угрюмым и нудным, всей сущностью стремился лишь к выполнению своей мини-миссии. И ненужные знакомства его не интересовали. Но вдруг она заговорила, прерывая ход его мыслей: — Сэр, я обращаюсь так к вам, потому что имя ваше мне неизвестно, сорок дней могут показаться вам лишь мгновением, а может и очень большим сроком, но думаю так или иначе, это путешествие оставит неизгладимый след в вашей жизни, — голос звучал ее тихо, несколько торопливо, но уверенно. Каз усмехнулся про себя: «Меня не трогает все это. Деньги и только деньги — вот что имеет значение». Каз мог обманываться. Ведь не сам факт того, что его кошелек набит бумажками, наполняли его существование смыслом. Вовсе не это. Скорее азарт и образ жизни, похожий на вечную игру в шахматы. Совершать преступления, после которых страны, в которых этого даже нету, хотят провести твою публичную казнь — весьма интригующе. Жизнь Каза Бреккера была вечной шахматной партией, в которой поставить шах и мат — остаться в живых или умереть. — Убежден, что так и будет, — это не был открытый сарказм, но и искренней убежденностью здесь тоже не пахло. — Обед через двадцать минут, — и Гафа направилась по узкому коридору в сторону столовой.* * *
Алина как раз выходила из номера, когда Николай Ланцов, помощник капитана корабля, появился из-за угла. Мал тем временем остался в каюте вместе с Тамарой за обсуждением проблем насущных. В какой-то момент этого диалога Алине стало нехорошо, и она поспешила удалиться, решив прогуляться по кораблю. Он не был гигантским, но потребуется время, чтобы выучить где что находится. Николай был одет в свою специальную форму, темно-синий цвет, ничего необычного. Пиджак, брюки, все было свободного кроя, никакой приталенности. Белая рубашка, светло-синий галстук и несколько линий, прошитых золотыми нитями. Пуговицы в золотом цвете. Этот харизматичный, заносчивый парень нравился Алине, но и часто ее бесил. Но что она знала точно — он никогда ее не предаст. Он живет ради своей цели, частью которой является она. Так что они связаны большим, чем просто бегством. Помимо прочего, у них было общее прошлое. И, возможно, что-то еще, чего Алина не признавала. — Привет, — поздоровался Николай, подходя к ней. — Привет. — Через минут пять можно будет пойти пообедать. Завтрак, обед, ужин входят в стоимость билета. Кормежка здесь неплохая, но в основном за счет робота и технологий. Если хочешь что-то поизысканнее, тебе могут это приготовить, но это уже за дополнительную плату. На корабле есть специальный робот-шеф, однако он энергозатратный, а любая энергия стоит денег, так что это недешево. А денег у нас не так уж и много. Ну или я, как минимум, думаю, что они могут пригодиться для других целей, — Ланцов разозлил Алину. — Я хочу выжить, Николай, а не провести эти сорок дней в роскоши. — Я знаю. — У нас достаточно информации, чтобы определить насколько здесь для нас неопасные люди? — Мне нужно еще немного времени. — Тогда, думаю, пока мне лучше остаться в номере. — Да, ты права. Могу принести тебе еду, когда все уйдут, если хочешь? Старковой совсем не хотелось есть. Не сейчас точно. — Не стоит. Николай не стал с ней спорить и пошел дальше по коридору. Здесь были яркие лампочки и стены имели светло-голубой цвет. Напоминало психушку. Пока Николай шел, напевал себе под нос песню, которой приблизительно было лет двести. Русский рок. Группа «Дайте танк». И весьма недурная. Их творчество могло заставить плакать или смеяться, задуматься или наоборот расслабить и позволить отпустить все мысли. Их музыка была всепоглощающей. Николаю нравились сюжеты, которые в нынешних антиутопических условиях скорее напоминали сказку. И хоть ему не была знакома ситуация из песни, он понимал, о чем она. — Это не первое и не последнее утро Что я тебе подарю, — мотив был легко запоминающийся и стоило только брату Тамары включить ему эту песню, как он сразу же запомнил каждую строку. Ассоциации, которые возникали у него при прослушивании песни, были такие уютные и при этом такие далекие… Ему не стоило себя обманывать, но иногда ложь — лишь способ не сойти с ума. Он имел права на чувства, хоть и отрицал это. Очень редко на туристических рейсах, да и каких-либо других, члены экипажа употребляли пищу вместе с остальными, но у них на судне такого правила не было. Для членов экипажа был выделен отдельный столик, его пометили стульями красного цвета. Все остальные были черные. Если зайти на кухню и пройти в смежную с ней комнату, можно увидеть, как ест Хэршоу. А также чуть позже туда придет Матиас Хельвар и другие. Когда он пришел в общую столовую, за круглым столиком для членов экипажа уже сидела Нина Зеник, бортврач, и Инеж Гафа, семнадцатилетняя девушка, которая каким-то образом попала в свои пятнадцать в училище вождения космического транспорта (Николай пока еще не интересовался, как так вышло) и спустя два года уже начала проходить практику. Робот прямоугольной формы, высотой по пояс Николаю, уже начал поддавать обеим блюда. На их рейсах еда поддавалась по всем русским правилам. Первое, второе, салатик, хлебушек, десерт. Никогда не было блюд американской и норвежской кухни (из-за личных обид Матиаса, он ведь решал тут все). Но на это из гостей немногие обращали внимание. Николай поздоровался с обеими и сел напротив девушек. Робот по имени Владик (никто из членов экипажа не знал откуда вообще взялось это имя) тут же подъехал к нему и с холодной вежливостью, свойственной этим искусственным интеллектам, стал расспрашивать у него, что он предпочтет выбрать. Вариантов было немного, но они присутствовали. Можно было выбрать полностью вегетарианское или даже веганское меню (против последнего взбунтовалась Нина, говоря, что продукты такого типа питания будут обходиться недешево и что, либо Матиас оставляет только вегетарианское, либо пускай веганы доплачивают. Но Хельвар сказал, что веганы его идеал и считает несправедливым заставлять их платить плюсом. В этом случае у каждого свой взгляд, но Матиас — капитан и хоть бесстрастие этому человеку бы не помешало, что уж там). Для всеядных людей можно было выбирать сегодня из двух супов, из трех вариантов второго блюда и закусок, а также из двух вариантов десерта. Нина с удовольствием уплетала борщ, а вот Инеж взяла обычный куриный суп. И ела она его так, словно заставляла себя. — Вижу куриный суп сегодня не лучший выбор? — спросил ее Николай, откинувшись на спинку стула. — Нет, что ты, бери, не пожалеешь, — Инеж почему-то стало неловко. Не нравилось ей, когда кто-то к ней обращался просто так. По какой-то ерунде непонятной. — Слышал, Владик, куриный суп с лапшой, будь добр, — и робот забавно пророкотал, что сейчас все будет. — Я думал ты дождешься, когда Матиас освободится и вместе с ним пойдешь, — обратился он к Нине. Инеж еле заметно дернула головой в сторону Зеник. Они сдружились за последнее время, а Николай был новеньким. Ханна Брум, предыдущая помощница капитана, нравилась ей больше. Этот казался ей слишком неискренним и лживым, но не ее право судить его. Возможно, за его постоянным спектаклем скрывалось нечто большее. Она и сама многое о себе утаивала. — А я два раза пойду, да и вообще, с чего это ты решил, что я должна постоянно везде ждать Матиаса? Вот вчера… — у Нины чуть рука не дернулась, чтобы закрыть себе рот. Когда Матиас вернулся, она уже спала. Но сегодняшним числом, когда в пять часов утра им нужно было уже быть одетыми, он вкратце рассказал с кем виделся и чего от него хотели. Однако Нина не тупая. Судя по всему, тот парнишка, о котором шла утром речь, совсем не хочет, чтобы кто-нибудь о нем узнал. Николай не сводил с нее глаз. Сломать ее было не просто, но возможно. «Я вижу, как ты хочешь рассказать. Нина Зеник, такие сплетницы и сплетники как ты слишком большое значения имеют в моих хорошо выполненных миссиях. Иногда человек, который больше всего любит поговорить, является наилучшим оружием». Между Николаем и Ниной словно затикали часики. Еще две секунды и… — Матиас слишком ответственный. Ланцову очень захотелось разочарованно что-нибудь пробурчать. Нина тем временем испытала ощущение собственного превосходства во всей его красе. «Выкуси», — хотелось ей выкрикнуть. То же желание, что и вчера, в том кафе. — Не то чтобы бы мне не нравилось его это качество, но иногда это портит самые пикантные сце… — Да, мы поняли, Нина, — резко прервала ее Инеж, делая заметные паузы, которая уже вставала из-за стола. Нина увидела, как в столовую входит молодой парень с каштановыми волосами и голубыми глазами. Спустя три секунды он уже садится за столик, посреди зала, а еще спустя секунд шесть к нему присоединяется девушка мускулинной внешности. Не какая-то хабалка, а наоборот, утонченная и хрупкая. Такие девушки нравились Нине. Как Ханна Брум. Инеж Гафа редко ела в общей столовой, а если и ходила туда, то только вместе с кем-нибудь из экипажа и до прихода пассажиров. Ей не нравилось есть на глазах других, это угнетало. Николай перевел взгляд на Тамару и Мала так, чтобы Нина ничего не заметила. Если Тамара выглядела неплохо, то Мал просто свежо. Всем им пришлось несладко. И все они заслужили покой. Тамаре вообще пришлось покинуть свою жену и брата. Мал же не так давно с ними. И если честно, Николай не мог дать объективной оценки этого человека. И хоть Ланцов был профессионалом своего нелегкого дела, со своими замашками и непонятными вбросами, совершенно ненужными работе, он оставался объективен и компетентен. Но не с Малом. Оретцев с ними не так давно, но при этом и Тамаре, и ее брату, жене, а также брату жены и ему самому было очевидно — у него с Алиной явно происходит какая-то химия. Но что правда раздражало Николая, так это то, что он позволяет себе отвлекаться на посторонние и, как ему казалось, бессмысленные чувства. Инеж молча покинула их. Было в ней что-то, что непроизвольно цепляло. Николай глянул на Нину, которая прямо так и пялилась. Хотя, наверное, «пялилась» звучит слишком грубо. Она скорее наклонила голову набок и своим мягких взглядом перебегала с одного глаза на другой, как маленький милый котенок выражает свою заинтересованность хозяину. Нина с Николаем одновременно закончили с обедом и покинули столовую. Ланцов, уходя, бросил короткий взгляд на Тамару с Малом. Девушка кивнула ему, а Оретцев проигнорировал. — Соседушка моя, здравствуй, — Зоя Назяленская возникла за их столом внезапно. Мал нахмурил брови, скрывая за этим выражением лица свою улыбку. Он был падок на всяких роковых красавиц. Возможно, человеку свойственно влюбляться в общепринятый идеал, но любить он будет лишь тот, который видит перед сном в своей голове. — Тамара Кир-Батар. Будь так любезна, мисс Назяленская, запомни, чтобы мне не пришлось тебе напоминать свое имя, — азиатка подражала ее тону. Зоя так, словно ее здесь только и ждали, присела к ним за стол. Мал хмуро глядел на Тамару. Зоя делала вид, что не замечает его. Тамара чувствовала, как неприятно начинает распирать грудь. Словно кошки царапают ее легкие. Да, пожалуй, ей не стоило позволять Зое садиться к ним. — Боюсь, мой друг не любит незнакомок, даже таких симпатичных как ты, так что, пожалуйста, оставь нас, — Зою не нужно было долго уговаривать. Мал почувствовал какое-то разочарование. Она ему понравилась, но так и правда было правильнее. Зоя пересела за столик в углу. Оттуда ей было видно входящих, да и в целом всех присутствующих. Пока Тамара с Зоей перекидывались фразами, за столик для членов экипажа присел бледный, худой, как тростник, с длинными каштановыми волосами, падающими на глаза, усталого вида парень. Он был одет в голубую рубашку с коротким рукавом и галстуком, кардиган в серо-синюю клетку и черные брюки. Бортинженер. Прием пищи занял у него немало времени. Он смаковал еду, наслаждаясь обычной гречкой и куриной котлетой. Зоя так и сидела там в углу, сложив одну ногу на другую, почти не притрагиваясь к тому, что выбрала, тыкнув пальцем наугад, наблюдая за бортинженером, Тамарой и Малом. Получалось у нее это отлично. Ни Мал, ни Тамара не обращали на нее внимания. Зоя медленно повернула голову к окошку в стене и дверям, которые можно было просто толкнуть, чтобы пройти на кухню. Там должен был быть Хэршоу. Он мог контролировать работу механизма, который занимался готовкой. Или отдавать роботу Владику заказанные блюда. В каждом его действие была заметна жизнь. Легкие расширялись и сужались, кровь циркулировала по телу, в какой-то момент у него зачесался нос, он подавился слюной и… И был такой живучий. Бывает иногда такое, что смотришь на человека и представить себе не можешь, что когда-нибудь его просто не станет. Вот он был. А вот его нету. И ты ничего не можешь с этим сделать. Остается лишь смириться. Возможно, некоторым суждено умереть раньше и с этим ничего не поделаешь. А возможно, стоит осудить людей, которые так думают. Но суть в том, что дыра в груди Хэршоу, из которой достали руками сердце уже тогда, еще в самом начале, стоило ему взяться за свою обычную работу на судне, была предначертана. И аура смерти другим существам, нелюдям, была заметна, как утренний туман. Зоя увлеклась своими мыслями, а как только вернулась, тут же вцепилась, как зверь, своим проницательным взглядом в рыжеволосую, невероятной красоты девчонку, подошедшую к Давиду Костюку. — М-м-м… можно к вам подсесть? — Женя Сафина, девчонка, о которой шла речь, лишь имитировала образ неловкой и одинокой. Хотя насчет последнего можно было поспорить. На деле-то она таковой и была. Давид никак не отреагировал. Мисс Сафина со своими большими янтарными глазами сжала губы. Глаза широко распахнуты, а рот открывается в жалкой попытке заговорить. — Тут едят только члены экипажа, простите, — Давид и бровью не пошевелил. Он знал, что для многих эти космические поездки становятся одним из ярчайших воспоминаний, знал, что многие были рады новым знакомствам. Даже раза три, пассажиры и члены экипажа (не считая его и Инеж, это было еще до ее прихода) в конце путешествия, как настоящая семья, собирались в общей гостиной и обменивались пожеланиями на будущее и словами благодарности. Но к нему это никак не относилось. В это время чаще всего Давид находился либо в небольшой местной библиотеке, либо в отсеке, где что-либо нужно было починить, либо где-то еще. Он даже не обратил внимания на красоту рыжеволосой. Но то, какое жалостное впечатление она оставляла, произвело на него эффект. — Я уже ухожу, хотите, можете сесть здесь. Но Жени в общем-то это было не нужно. «Он точно скажет, что я ни на что не гожусь», — подумала она.* * *
— Леди и джентльмены, дамы и господа, члены экипажа рады приветствовать вас на сегодняшнем первом праздничном ужине! — Николай весь светился изнутри. Матиас разрешил ему выступить с небольшой речью. Ему так и хотелось повернуться лицом к Тамаре, Малу и Алине и похвастаться тем, как же круто он смотрится. А он знал, что смотрится сногсшибательно. — Нам предстоит вместе провести тридцать девять дней, если не считать этот, и экипаж корабля надеется на то, что сможет сделать это небольшое путешествие (по отношению к космосу) комфортным для вас. Поднимем же бокалы за хорошее начало! — на последней фразе Николай даже Матиаса как-то воодушевил. Было уже столько рейсов, что Хельвар перестал испытывать нечто, что было сродни эйфории от этих речей. Весь экипаж должен был обязательно явится на этот ужин. Инеж разве что не было, она осталась в капитанском мостике. Матиас не впервой делал так. Гафа уже могла управлять космическим кораблем, но пока что, по всем правилам, делать этого не могла. Четыре месяца она уже отработала, осталась еще три. Приглашение было преподнесено всем пассажирам, но они, конечно же, имели права выбора. Однако Матиас посчитал собравшихся людей и понял, что пришли все девять гостей. Даже тот парнишка, Уайлен Ван Эк, который, как казалось капитану, мог вообще за все путешествие ни разу не вылезти из каюты. Тут ему стало любопытно поглядеть на его соседа, некого Каза Бреккера. Заострить на нем внимание было почти что нереально, словно он обладал способностью растворяться в пространстве. Но если же удавалось его заметить, то глаз было не отвести. Семнадцатилетний парнишка, а уже кажется будто старик, который побывал в Аду. Стол в центре зала можно было убрать, всего лишь нажав на кнопку под ним. За каждым столиком, кроме помеченного красными стульями, было четыре стула. Их можно было поднять, они не были прикреплены к полу. Уайлен Ван Эк сидел один за столом, который находился ближе всего к центру. Каз Бреккер уселся за тем, что находился по другую сторону от центра, так, словно хотел устроить себе место, из которого можно было бы следить за Уайленом. Тамара, Мал и Алина расположились за угловым. Зоя сидела одна, играя с Хэршоу в гляделки. В итоге он проиграл и отвел взгляд, рассматривая окошко в стене, где находилась кухня. Женя Сафина была здесь и еще два представителя мужского пола. Александр Морозов, стоящий у левого выхода из столовой и Джеспер Фахи, развалившийся, как царь на стуле. Он же и выкрикнул: — И пусть всех нас поглотит похоть и разврат! Замечание многим пришлось не по душе. Матиас нахмурился. Когда те, кто хотели, подняли бокалы и глотнули красного напитка, он стал представлять членов экипажа и монотонно рассказывать о правилах безопасности, а также куда обращаться в случае каких-либо технических проблем или ухудшения физического здоровья. В отличие от Николая его слушали невнимательно, зевая и ожидая, когда же наконец-то он закончит говорить. Вечер прошел гладко и спокойно. На праздничном ужине и еда была праздничной. Пятеро членов экипажа остались в общей столовой, хоть Давид и возмущался на этот счет. (Спустя месяца два он решил наконец-то попытаться пообедать вместе с пассажирами и вот именно в этот день с ним решила заговорить какая-то девушка). Людей было не так много, чтобы на ужине было шумно, но тихий гул голосов присутствовал. Однако по мнению Нины это создавало даже некое подобие уюта. — Капитан, я пойду, пожалуй, — изрек Давид Костюк. Матиас улыбался с шутки Нины. Хотел уже кивнуть своему инженеру, как Зеник воскликнула: — Не-а, Матиас, никуда мы его не отпустим! — уже обращаясь к самому парню, — Давид, всего один раз, прошу тебя, останься. Костюк молча стал пихать в себя еду. Ему было некомфортно, но в глубине души не хотелось рушить радость Нины. Он никогда в своей жизни никому не показывал этого, но он умел ценить и любить людей. И к Нине он привязался, как к очень хорошему человеку. Матиас был ближе ему по темпераменту и характеру, но Нина словно бы вдыхала в него жизнь. Тем временем Женя, которая даже не притронулась к еде, решила уйти раньше всех.* * *
В коридоре, в тусклом свете, за углом, откуда их не было видно, ее уже поджидал он. Представьте человека в ореоле тьмы, который освещает лишь его лицо. Он словно смотрит на вас, как Божество, сверху вниз. Через призму, кажется, равнодушного выражения лица вымещает всю свою ледяную злобу, которая режет словно стекло. Женя трепетала перед ним и при этом уже знала, что он ей скажет. Она сама себя ненавидела за то, что ничего не получилось. Он прикоснулся своими длинными, изящными и холодными пальцами рук к ее алебастровой коже на щеке. — Милая-милая Женя. Само очарование, — голос его душил ее. Заглянул в ее глаза и Женя вспомнила все ночи, когда он без какого-либо чувства, на холодных простынях и поверхностях, по ее собственному согласию, эксплуатировал ее плоть. — Скажи мне, как нам творить наши грандиозные планы, если ты меня так подводишь? «Нету никаких нас. Я лишь одно из средств, которыми ты пользуешься», — после своих соображений Женя вздрогнула, словно боясь, что ее босс прочитает ее мысли. — Я пытаюсь не вызывать подозрений. — Или ты просто не так харизматична, чтобы кто-нибудь хотел с тобой познакомиться? Слова резанули, вызывая бурю эмоций. Александр прикоснулся своими бесчувственными устами к ее. Поцелуем это было не назвать. Такие эмоциональные качели и манипуляции могли заставить Женю заорать: «ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ?!» — но она этого не сделала. Просто продолжила слушать и пропускать через себя слова: — Твоя единственная задача — сблизиться с членами экипажа. Все на что ты годишься — это лгать и притворяться, влюбляя в себя людей. Неужели ты настолько бесполезна? Ну и чего ты молчишь, Женя, сказать нечего? Александр был спокоен и внешне, и внутренне, в то время, как Женя уже скатывалась по стенке, оказавшаяся прижатой к ней. Теперь она смотрела на него буквально снизу. — Я обещаю, что завтра инженер будет моим, — прошептала она эти слова ушедшему Александру Морозову.