Меланхолия, свобода, память и прочие абстракции

      Подошвы выжимают из травы грязь, вдавливая стебли. Грязь под подошвой мешается с кровью. Кровь пенится алыми пузырями под подошвами. Ноги тонут в грязи. Я смотрел правым глазом на частоколы копий, когтями торчащие из сырой земли: левый глаз слипся под коркой крови, а мне не хватило силы даже поднять руки. Что-то мешало мне двигаться. Я навалился вперед, пытаясь рухнуть, тело напополам прорезало болью, а по штанинам заструилась кровь, еще обильнее, уже не чужая, не оставляя на одежде сухого места. Безвольно болтающаяся рука задела древко, упирающееся в меня. Я попытался сбить его в сторону одним точным ударом руки, но боль прошила снова – живот, ноги, раздраженные разряды нервов от спины до кончиков пальцев. Раздался мой же голос, от которого осталось лишь хрипение порванных связок.       Будь здесь Архонт, я бы умолял убить меня. Если что-то идет не так, он всегда помогает нуждающимся.       Печальный свист донесся, не пойми, откуда, он обволакивал и существовал одновременно везде и нигде – в оброненных мгновениях, эхе небесного свода, который опрокинулся вниз, когда что-то подняло меня и после опустило. Древко, пронзившее меня насквозь, было переломлено, как тростник, и вытащено из изможденного тела. Моя голова упокоилась на чьих-то острых коленях. Я разлепил левый глаз. Перед взором предстало перевернутое лицо, совершенно безмятежное: легкий румянец, два росчерка тонких бровей, изучающие глаза – гладкая поверхность изумрудной заводи, клубящаяся в зрачках тень илистого дна. Я запомнил эти глаза, потому что смотрел только в них, пока он говорил, смотрел, не моргая, когда жадно ловил его слова, когда неосознанно цеплялся за свою жизнь. – Ты перестарался, мне жаль, – сначала шепчущий, он начал говорить громче и увереннее, как будто понял, наконец, с какой стороны подступиться. – Эту песню во времена Декарабиана пели тяжело раненым на поле боя, тем, кто никак не может найти покой в смерти. Ее строки в разноголосьях вспыхивали в разных местах под стенами крепостной башни, можешь себе представить? Пускай она принесет покой и тебе, если иной судьбы нет.       Он пел моему дрейфующему на грани с бессознательным разуму. Когда я чувствовал, что голова заваливается набок и скользит, он придерживал ее руками, когда я переставал дышать, он клал руку мне на грудь, и что-то снова возвращало мне дыхание – холодное покалывание в легких переходило в дрожь, и только тогда он убирал ладонь, к которой прилипала окровавленная ткань одежды.       Если иной судьбы нет.       «Жив!» - воскликнул он, потому что в исступлении я заводил рукой по земле, нащупывая его ладонь. Нашел и сжал с кровавым хлюп так, что он инстинктивно дернулся. С мокрым звуком я помотал головой, поняв, что все волосы в крови, как и ноги моего спасителя. Тучи над нами редели, и рассеянные пятна света запрыгали по траве, древкам копий, корочке крови на камне и заросшей тропе. Блики заплясали и в его водянистых глазах, как круги от брошенного камня. Или же это в моих глазах все расплылось от света. – Скажи мое имя, – продолжил он, четким движением отряхивая кровь со свободной руки; одна капля смазанно упала на его лицо, оставляя багровый след. – Только, прошу, не громко. Сам убедишься, это будет тяжело.       Я подумал секунду, стоило ли предположение попытки, но вместо своего голоса услышал только хрип и дрожь в грудной клетке. Сипящие звуки, как будто голос со свистом пробивает путь наверх. – Бар-с-б-а-с-с-с-с, – услышал я словно и не от себя, на что он хитро прищурился, кивнув. – У-га-дал, – ласково, по слогам пропел он, и я почувствовал, как холодные пальцы перебирают мои липкие волосы. – Тебе не сложно понять, кто я, но помнишь ли ты себя? Это сейчас в приоритете. – Я…       Мое сердце, до этого степенно бившееся, начало рваться наружу. Я заметался в судорогах в его заботливых руках, обнаружив, что до треска ткани сжимаю его рубашку. Он оттянулся в противовес и посмотрел на меня со смесью жалости и любопытства, как смотрят на прокаженных случайные свидетели.       Он надавил пальцами на мои веки, и я прикрыл глаза, поддаваясь ему. – Тебя зовут Сяо. Тебе казалось, что ты умрешь, но это всего лишь наваждение. Забудь о боли – сейчас ее не существует. Помни только свое имя.