не знаю, как себя вести, что чувствовать и говорить — это мое проклятие.
Вару. Уже на протяжении получаса я слушал этот бесконечный и скучный гундеж мужчины передо мной. Он — Анатолий Сергеевич — отчитывал меня за все то, что случилось с Зонтом, пока я бездумно пялился в потолок, вполуха улавливая вибрации его голоса. Иногда он становился тише, и директор словно фыркал себе под нос, что-то бормоча, но в одно мгновение становился таким резким и громким, что неосознанно выводил меня из размышлений. Благо, в этой комнате, оформленной в приглушенных темных тонах, разбавленных только редкими зелеными растениями на шкафу, я был не один. Учительница и Зонт сидели на диванчике, что стоял в углу кабинета, возле двери, слушая и время от времени вмешиваясь в вынос вердикта для меня. Хотя, это делала только женщина, пока Тряпка только и мог, что беспомощно стиснуть кулаки и упорно молчать. Я хохотнул про себя, удивляясь тому, что чуть не сделал этого вслух и наблюдал за развернувшимся передо мной цирком. Взрослые тетки и дядьки решали свои проблемы, которые вызвал никто иной, как я, и с ненавистью поглядывали на меня, когда я неосознанно начинал улыбаться, веселясь с их тревожной суетливости. Они так увязли в своих земных заботах, что совершенно не обращали внимания на то, что Зонт чуть ли не плакал от желания покинуть это место. Даже я, бесчувственный садист, видел, что ему некомфортно. Я словно летал над облаками, совершенно перестав силиться прислушаться к словам директора. Странное веселье нахлынуло на меня, хотя, по правде говоря, какой-то частичкой своего сознания я мог понять, что в этой ситуации нет ничего веселого, но большая часть мыслей кричала мне, что мне должно быть совершенно на это наплевать. И я послушал ее. А кто бы не прислушался к самому себе? Я подумал о том рыжем парне. Впервые за два прошедших месяца мы с ним поговорили, хотя я наблюдал за ним с первого дня пребывания здесь. Он казался достаточно приятным. Внезапно я почувствовал себя оторванным от всех этих земных проблем и все, чего мне хотелось в данный момент — избавиться от зудящего голоса мужчины, пробивающегося в мою голову. Я встал со стула, собираясь уйти из кабинета. Плевать, что, возможно, это сочтут неприемлемым, — пусть Федор разбирается, зря что ли опеку оформлял? — я прогуляюсь по улицам, у меня есть пара идей, которые мне бы хотелось воплотить в жизнь. Хочу изучить большее количество окрестностей, чтобы бродить там по ночам — все равно не сплю, а сидеть дома — дерьмо полнейшее. Я неторопливо прошел пару шагов в сторону двери, услышав повышение тембра голоса сзади меня с недовольного причитания до гневного крика и почувствовал руку на запястье. Чудом по инерции не ударив по ней, я взглянул на Нытика. — Вару, так нельзя, — тихо сказал треф глядя на меня снизу вверх. — Поступи по совести, они обещали отпустить тебя через пару минут, — просил он. — У меня нет совести, — хохотнул я, посчитав свою фразу верхом гениальности. — Владислав! — взревела женщина прямо над моим ухом, заставив меня недовольно поморщиться, и вынуть руку из хилой хватки Зонта. — Ау? — с напускной невинностью улыбнулся я, скрывая хищный оскал, который был готов вот-вот расползтись на моем лице. — Куда собрался? Садись обратно. — Не, как-то неохота, — хмыкнул я, надавливая на ручку двери. Изучение новых мест, многоэтажек и частных секторов тянуло меня куда больше. По двери раздалась вибрация вместе с отчетливым стуком, и она резко распахнулась, снося мою руку в сторону. Я еле успел увернуться от столкновения, и в груди забурлило раздражение, норовящее перекрыть все мое веселье. — Здравствуйте, мне сказали, что меня здесь ждут, — сказал вошедший, коего я сразу определил, как своего короля. — Верно, Петр. У нас произошла очень неприятная ситуация, — мужчина зло зыркнул на меня, но вздохнул и продолжил болтовню. — Было бы хорошо, если бы ты проводил своих братьев домой. Пик недоуменно глянул на директора, с удивлением рассмотрел Зонта, оставшегося без мягких и длинных бирюзовых волос, а потом перевел взгляд на меня и — я видел — что-то глубоко внутри его взорвалось волной ярости. Упс. — А мы что, сами дойти не сможем? — недовольно спросил я, не чувствуя себя счастливым от перспективы того, что мой король будет идти рядом со мной. — Нет, не сможете, — прошипел Пик. — Мы пойдем? — обратился он к мужчине. — Конечно, — кивнул директор. — Влад, ты понял, что я сказал? — взгляд карих глаз уперся в меня. — Ага, — согласился я, понятия не имея о чем болтал этот старик. — До свидания, — тихо попрощался трефовый, протискиваясь мимо меня и выходя из душного кабинета прямо за моим королем. Я хмыкнул и прошел за ними, хлопнув дверью позади себя. Клоны быстрым шагом направлялись к школьным входным дверям, так что я не спеша проследовал по этому пути, по дороге напевая песенку, которую услышал этой ночью из окон одной из проезжающих мимо машин. Какая-то глупая песня про наркотики, но, черт, очень прилипчивая! Мы вышли из здания, проигнорировав заинтересованный взгляд охранника и завернули за угол — ту часть школьного двора, где не работали камеры видеонаблюдения. Я все еще насвистывал знакомую мелодию, но остановился на середине слова, когда мой король с силой толкнул меня к каменной стене, выбивая из моих легких весь кислород. Зонтик сзади него напуганно пискнул, а я усмехнулся его трусости, почти не обращая внимания на саднящее чувство боли в своем горле из-за крепких рук Пика на ней. Я запоздало понял, что он пытается придушить меня, поэтому с трудом прохрипел, глядя в его красные от ярости глаза: — Я окончательно тебе надоел? — Ты не представляешь сколько сил я прикладывал, чтобы не сделать этого раньше. Ты просто невыносим, лучше бы ты не был моим валетом, — с сухим гневом рычал он. — Такой бестолковый, омерзительный садист. Я терпел твой инфантилизм, присматривал за тобой, но ты не то что не можешь выразить и каплю благодарности, ты делаешь это, — его руки на моей шее сжимались все сильнее, заставляя меня вцепиться в них, чтобы попытаться освободиться. — Я привык к твоему ебливому характеру, но отрезать чужие волосы за… за что? За то, что Зонт просто существует? Еще и побил его. Ты жалок, если выбираешь издеваться над таким, как он, — я хотел возразить его словам, что он всаживал между ребер, словно острые ножи, но мог только хрипеть с трудом хватая воздух. — Я, блять, ненавижу твои скачки настроения. Лучше бы ты так и остался в твоем коматозном состоянии после смерти той девчонки, или попал под колеса той машины. Так от тебя было бы куда меньше проблем. Если бы ты умер никто не пролил бы слез. Все были бы рады, что такая проблема как ты оставила нас в покое. — Пик, хватит. Пожалуйста, — захныкал трефовый, приводя пикового в чувства. Он резко разжал ладони и сунул руки в карманы, безразлично наблюдая за тем, как я упал на колени перед ним и судорожно глотал воздух, пытаясь перевести дух. Если бы не Зонт, убил бы меня Пик? Внезапная мысль показалась мне смешной, и я попытался засмеяться, но из моей груди вырвался только жалкий кашель. Я с трудом поднялся на ноги, шатаясь из-за легкого головокружения и я натянутой ухмылкой посмотрел на Пика. — Как мило наблюдать за тем, как ты защищаешь Тряпку, — с вызовом начал я, — пытаясь задушить собственного валета. — Ты не мой валет, — ледяным тоном выдал король. Я догадывался, что он так скажет, но думать об этом и слышать наяву — две совершенно разные вещи. И каждый раз, когда он повторял мне это, я отдалялся от него все дальше, зная, что если я расслаблюсь из-за его фазы «заботливого брата», то следующий «ты не мой валет» станет для меня последним. Раздраженно пнув асфальт кончиком черных кед, я пытался не выдать всю обиду, поселившуюся во мне, говоря: — Пошёл ты. Пик безразлично посмотрел на меня и развернулся, чтобы пойти к дому. Зонт, как верная собачка, пошел за ним, лишь единожды взглянув на меня, чтобы удостовериться, что я не собираюсь ударить их. Какой параноик. Будто мне есть дело до того, чтобы сделать им больно. Я не такой уж и садист, каким меня привыкли называть. Мысль о том, что я совершенно не желаю снова возвращаться в эти давящие стены квартиры заставила меня принять решение о том, что я не пойду туда с клонами. По крайней мере в течении пары часов, пока мое раздражение не уйдет вместе с дымом выкуренных сигарет. Мои пальцы почти чесались из-за нового пристрастия к этим никотиновым палочкам. Что странно, ведь мне даже не нравился их вкус. Я отлип от стены и пошел ровно в противоположную сторону от Пика и Зонта. Трефовый наверняка заметил это, но ничего не сказал, понимая, что держать двух раздраконенных пиковых рядом друг с другом — не лучшая идея. Я шел, потирая шею, мысленно отмечая, что на ней останутся синяки из-за стальной хватки короля, и продолжил напевать мелодии ранее услышанных песен. Думаю, мне стоит купить наушники, чтобы слушать музыку. Мне нравятся человеческие песни. Сзади меня качались ветви деревьев, а спереди лежали горы чахлой, желтой листвы, которую я предпочел обойти. Ладонь пульсировала болью, несмотря на то, что прошло около часа с того момента, как я всадил в нее лезвие ножниц. Благо, хотя бы кровь остановилась. Интересно, если бы я умер от потери крови кто-то расстроился бы? Или Пик прав, и на самом деле все впервые за долгое время вздохнули бы спокойно? Я раздраженно вздохнул, насильно переводя мысли в другое русло. Несмотря на Зонта, вину за отсутствие волос которого повесили на меня, Пика, что был до смерти зол, и нечестных обвинений в мою сторону, я чувствовал себя на самом деле счастливым. Счастливее, чем когда-либо. Мое настроение шло не по тому сценарию, что предлагала мне судьба, а бежало наперекор всему говну, что ведрами на меня выливалось. Я чувствовал, что летал над всем этим миром, и он казался мне таким маленьким, все эти проблемки такими незначительными, а саму жизнь ничего не стоящей, так что я открыто веселился со всего этого. Наверное, со стороны я похож на наркомана под кайфом, но я не могу спорить, что не чувствую себя обалденно. Конечно, стараюсь не показывать, чтобы меня не увезли люди в халатах, и не могу запретить себе злиться и обижаться на своего короля за его слова. Наверняка это хреново. Ну, счастье. Я слышал о пословице «выше взлетел, больнее падать будет» от Данте. Я боюсь, что взлетел слишком высоко и ничто не спасет меня от столкновения с жестким серым асфальтом. Мои мысли быстро перескочили с этого, решив слишком скучным для удержания на этом фокуса, так что я просто наслаждался этой эйфорией, пока у меня есть такая возможность. — Пожалуйста, давай уедем отсюда поскорей, — тихо напевал я услышанную ночью песню, радуясь от того, что могу делать это вслух. «Только не домой, только не домой», — черт, как бы мне хотелось не возвращаться в квартиру клонов. «Ведь меня там не ждут, и я там больше не родной», — я фыркнул, останавливаясь на небольшой полянке, окруженной деревьями, думая, что никогда не был ни для кого из клонов родным. Мы просто напросто делили квадратные метры. «Все, что у меня там есть — это неприятный разговор», — и вправду. Уверен, Куромаку устроит мне выговор за порчу его꩜꩜꩜
Я с трудом дошел до пятиэтажки, где располагалась наша квартира. С трудом, потому что мне захотелось погулять по парку чуть дольше положенного, и я сам не заметил, как зашел слишком далеко. Оказалось, что в пятистах метрах от густых зарослей находится какое-то странное поселение дворовых собак. Агрессивных дворовых собак. Я случайно наткнулся на него и еле ноги унес от этих мохнатых тварей. Не то чтобы моя гордость была уязвлена тем, что меня почти догнали дикие песики, но я обязательно схожу туда завтра, чтобы преподать им урок. Наконец переведя дыхание после такого забега протяженностью в километр, я поднялся вверх по лестнице и отпер входную дверь ключом, который когда-то дал мне Куромаку. Вроде он был ответственен за то, чтобы у каждого клона была собственная связка ключей, но я не могу сказать точно. Возможно ему просто лень каждый раз открывать дверь каждому, что стучится в нее. Как только я открыл дверь, ко мне пришло резкое желание закрыть ее и не возвращаться в квартиру следующие несколько часов. Я захлопнул дверь перед собой, тщетно надеясь на то, что разъяренный Феликс — плод моего воображения, но, к моему несчастью, мои надежды не оправдались, и червовый, только увидев меня, рванул в мою сторону. Блять, я ведь успел забыть об этом сладком защитнике Тряпки. Этот идиот сейчас слишком зол и не контролирует себя, но получать больше синяков сегодня у меня не было особого желания, так что я попытался выдумать то, что его остановит. Не хочу драться сегодня. После пробежки я устал достаточно, чтобы мечтать только о мягкой кровати. Феликс выскочил за мной в подъезд, распахивая дверь настежь и схватил меня за грудки, придавливая в стене. Усталые мышцы спины отдали неприятной, ноющей болью. — Что ты сделал с Зонтиком? — яростно кричал он. — Ничего, — сказал я, отталкивая его, схватив за руки так, чтобы он не мог меня ударить. — Успокойся говорю и отстань от меня. — Да ты вообще знаешь, что ты сделал? Ты понимаешь, как долго теперь Зонтик будет отращивать их? Ты монстр, который не умеет держать руки при себе! — Феликс надавил на мою больную ладонь, и я отпустил его руку, рефлекторно прижимая свою кисть к себе. Червовый, почувствовав лазейку, вывернулся так, чтобы ударить меня в живот. Я пнул его голень в ответ, недовольно цокнул и несмотря на боль в ладони, схватил его руки, нагнул Феликса так, чтобы он не мог пнуть меня коленом, обездвиживая. — Ты заебал со мной драться. Окей, я люблю побоища, но я люблю их только тогда, когда о них прошу, — недовольно говорил я, заталкивая Феликса в дом. Не хватало, чтобы соседи увидели этот цирк. — И вообще, почему я монстр? Ты первый вечно лезешь на меня с кулаками, я не бил тебя первым с тех пор, как мы находимся в реальном мире. — Да что ты говоришь? Мне можно применять силу в целях воспитания. Я делаю это из добрых побуждений, а ты нет, — пыхтел червовый, пока я удерживал его, пытаясь подцепить ногой дверь и наконец закрыть ее. — Какая разница от твоих мотивов, если итогом является побитый человек? — поинтересовался я, снимая обувь. Феликс застыл. Я прямо прочувствовал, как мои слова доходят до его понимания, и мир в его глазах переворачивается. Обожаю наблюдать за реакцией людей на то, как их моральные убеждения рушатся. — Но я ведь делаю это в добрых целях, — попытался червовый не глядя мне в глаза, выпрямляясь, когда я отпустил его руки, посчитав его достаточно спокойным. — Ага, это очень компенсирует, скажем, сломанную руку, — невпечатленно хмыкнул я. — Признай просто, что тебе нравится насилие и ты такой же монстр как и я. Я веселился, наблюдая за тем, как ошарашенное выражение лица Феликса перетекает в недовольное, неверящее, ужаснувшееся, а потом, как вишенка на торте, смиренное. Черв замыкается в себе, раздумывая над моими словами, в то время как я осторожно ухожу от него, радуясь тому, что наконец смогу отдохнуть. На самом деле, не думаю, что Феликсу так уж нравится насилие. Он просто идиот, который не может сдержать руки при себе. Даже у меня уровень самоконтроля выше. По крайней мере в вопросах физического воздействия. Я подошел к двери со спиралями и черепами на ней и вальяжно открыл ее, глядя на своего короля, сидящего на своей кровати. Хмыкнув, я тихо закрыл за собой дверь, понимая, что он хочет разговора со мной. — Зонт рассказал мне правду, — сказал Пик, как только я вошел в нашу комнату. — Что? — вопрос выскользнул из моего рта прежде, чем я успел обдумать его. Ну да, конечно. Все как обычно — думаешь, что уже на дне, но нет, снизу постучать решили. Тряпка совсем язык за зубами держать не умеет. Расслабился за все то время, что я его не трогал? — Ну и что теперь, мне расплакаться? — съехидничал я, проходя в комнату и с глухим выдохом падая в комфортную кровать. Я так устал бегать, кажется мои ноги и спина перенапряглись. — Ты ничего не делал с трефовым, но и не помог, наблюдая за тем, как над ним издеваются, — констатировал факты мой король, словно давая мне возможность опровергнуть их, если я того захочу. — Почему ты взял вину на себя? Я вздрогнул, когда ко мне вернулись воспоминания о том, что Витя спрашивал то же самое. Они что, сговорились что ли? Какая им обоим разница зачем я это сделал? — Я страдаю от синдрома спасателя, ты не знал? — усмехнулся я, наблюдая за тем, сколько сил прикладывает Пик, чтобы снова не разозлиться на меня. — Ты можешь хоть раз в жизни не отшучиваться и ответить нормально? — Это скучно, — протянул я, переводя взгляд на белый-белый потолок. Хотелось бы мне иметь что-то настолько девственно-чистое в своей жизни. — Как ты думаешь, когда у нас заведутся пауки? Слышал, они приносят светлую полосу в жизни. Король тяжело вздохнул. Наверняка смотрит на меня сейчас как на идиота. Я услышал, как скрипнула его кровать и он встал с нее, направляясь ко мне. Не знаю, послышалось ли мне, или это действительно было правдой, но до моих ушей донесся разочарованный «ты неисправим». — Извини за то, что я сделал. Можешь взять мою кофту. Заметил, что у тебя нет ничего с горловиной, — произнес Пик. Я чуть приоткрыл глаза в удивлении. Он сейчас серьезно извиняется? Типа, передо мной? За то, что я вывел его из себя, и он чуть не придушил меня? Вот это прогресс! Третий раз, когда мой король извиняется передо мной. Жаль конечно, что он точно не собирается раскаиваться за свои слова, но получить приятное «извини» за оставленные синяки действовало словно заживляющая мазь на открытую рану. — Вау! Я обведу этот день в календаре красным маркером и каждый год буду устраивать вечеринку в его честь, — пообещал я, с ухмылкой глядя на чужое раздражение. — Ну конечно, — недовольно пробормотал он, но быстро откинул лишние мысли. — Почему ты не помог Зонту? — Опять Зонт. Что вы вечно так о нем печетесь? — с искренним непониманием спросил я. Он такой же, как и все мы, и сам выбирает быть тряпкой. Так зачем переживать, если он не против своей роли? Перевернувшись в кровати так, чтобы видеть короля, что сидел на стуле возле стола и очевидно ожидал от меня ответа, я хмыкнул, и решил сжалиться. Только из-за извинения. Иначе я бы его и слушать не стал. Может Пик знал об этом и только поэтому извинился? Очень вероятно. — Я в любом случае не стал бы ему помогать. Делать мне нечего, — я закатил глаза, представляя себя на месте Феликса, что готов защищать все и вся. — Но в этот раз я удивился тому, что есть люди хуже меня, — веселясь, сказал я, наблюдая за вопросом в чужих глазах. — Мне никогда в голову бы не пришло отрезать его волосы — наверняка их нужно долго отращивать. Да и не мешали они мне. Пик кивнул, принимая мои слова. Мы молчали некоторое время, пока он что-то обдумывал, а я бесцельно пялился в потолок, отбивая свой ритм по деревянному каркасу кровати, продолжая размышлять о пауках. Интересно, а если я найду его где-нибудь и притащу домой, примета сработает? Или мне нужно именно случайно увидеть его под потолком? — Тебе нужно прекратить общение с твоими дружками, — вдруг начал Пик. Мне потребовалось несколько долгих секунд, чтобы понять, что он говорит об Артеме и Кирилле, а не о пауках. — Я собираюсь поговорить с ними насчет того, что они сделали. — Ты че несешь? Сейчас будешь за меня решать с кем мне общаться? — возмутился я. — Если того потребует ситуация, то буду, — твердо сказал он. Я хотел ответить ему, открыл рот, но не нашел слов, чтобы как-то выразить смесь злости, непонимания и замешательства, что он вызвал во мне. Ладно, плевать, я не буду с ним спорить. Пусть делает, что хочет. Это все равно не значит, что я обязан его слушать, верно? Однако будет очень неприятно, если те придурки испугаются моего короля и оборвут со мной всякую связь. Тогда мне придется искать другой метод снятия стресса. Одни сигареты не помогают — их слишком мало, чтобы заставить меня вздохнуть с полным облегчением. Я прогудел что-то неодобрительное в сторону Пика и отвернулся к стене, заявляя, что продолжать разговаривать с ним больше не собираюсь.