…С тобой легко быть. Не слушай того, кто пытается убедить тебя в обратном.
Пик. Мне не нравятся такие шумные места, как школа. Здесь слишком много разных голосов, кричащих детей и информации, льющейся из их уст, что мешает мне думать о своих проблемах. Вчера я сорвался на своем валете. Повел себя словно придурок, не успев вовремя убрать руки в карманы и прикусить язык. Ярость на себя клокотала во мне настолько сильно, что я уже не обращал внимания на последствия своих действий. Я должен был защитить Зонта, обязан был понять, что Вару, вернувшийся в свое возбужденное состояние, снова начнет досаждать мне. Клянусь, когда какой-то парень окликнул меня и повел к кабинету директора, я напрягся, ожидая увидеть там валета — это было только вопросом времени, когда он впервые туда попадет. Но, заметив Зонта с теми жалкими двадцатью сантиметрами, что остались от его волос, ранее достигавших пояса, я встал в ступор, пока мой мозг пытался уложить эту информацию в голове. Все встало по полочкам, когда я увидел затравленный взгляд трефового, обращеный на веселящегося Вару, и самоконтроль окончательно покинул меня. Не знаю, на кого я злился сильнее — на себя за невнимательность или на валета за его мудацкое поведение. Я все еще раздражен тем, что его, как оказалось в итоге, подставили. Настолько, что даже после того, как я выбил из двух придурков все дерьмо, моя враждебность не собирается покидать меня. Я чувствую, что если что-то сейчас хотя бы немного колыхнет мое эмоциональное состояние, я взорвусь. — Пик, у тебя все хорошо? — осторожно поинтересовалась Лана. Ладно, если и есть человек, который одним своим присутствием делает мою жизнь хотя бы на толику спокойнее, так это она. Наверное, мне стоит проводить с ней больше времени, раз ее компания совсем не отягощает меня. — Я поругался с братом, — немного помедлив, ответил я. — Каким? — Вару, — я тяжело вздохнул. Уловив ее потерянный взгляд, пояснил: — Влад. — Хреново, — прогудела Лана, устало опуская голову на парту. — Что случилось-то? — Разозлился и наговорил всякого, — отмахнулся я, не чувствуя, что это подходящее место, чтобы говорить о своем валете. — Извинился-то хоть? — с легкой улыбкой сказала она, принимая мою отстраненность от этой темы. Я молча кивнул. — Слушай, — медленно начала Лана, — я, конечно, не эксперт, но не думаю, что разногласия с тобой мешают ему жить. — Она указала вперед, а я проследил за направлением ее пальца и перевел взгляд на одну из впередистоящих парт. Вару сидел за столом, широко ухмыляясь, заинтересованно глядя на яркого парня, склонившегося над ним. Рыжий опирался на парту и о чем-то увлеченно рассказывал, активно выражая эмоции до тех пор, пока моему валету не надоела его навязчивость. Он недовольно цокнул, — я услышал этот раздражающий звук даже со своего места, — и оттолкнул его от себя, надавливая ладонью на чужой лоб. Я хотел встать и разобраться с этим странным парнем, но решил попридержать коней. Вару только вчера злился на меня за то, что я чересчур его опекаю. Он расценит мою попытку помочь ему отвязаться от приставучего одноклассника за излишнюю заботу. Я смотрел на них, чувствуя, что пружина напряжения в моей груди сжимается все сильнее, но когда мой валет не ушел от рыжего, а напротив, хлопнул его по лбу, насмехаясь, она в одно мгновение выпрямилась, заставляя меня окунуться в сильное чувство замешательства. — Что происходит? — вполголоса проговорил я, запоздало осознав, что слова были произнесены вслух. — Кажется, он нашел друга, — застенчиво улыбнулась Лана, стараясь не смотреть на Вару. — У него отвратительный вкус, — хмыкнув, я перешел в свое обычное безразлично-незаинтересованное состояние, решив, что оставлю самобичевание на вечер. — Витя хороший, — твердо сказала она, хмуро глядя на меня. — Но да, Артем и Кирилл на самом деле ужасны. — Кирилл не кажется плохим. Он выглядит как бесхарактерный парень, которым помыкает тот богатенький мудак, — я поделился с ней своими размышлениями. — Точно, ты же не знаешь, — Лана произнесла это с такой интонацией, с которой обычно рассказывала мне новые шокирующие новости. Она подняла голову с парты и с блеском в глазах глядела на меня. — Не знаю что? — Все, кому кажется, что Кирилл — мальчик на побегушках у Артема, неправы. — Она с хитринкой замолчала на секунду, прежде чем пояснить: — Артем перевелся к нам в третьем классе, а до того момента Кирилл промышлял в одиночку. Представляешь, восьмилетний ребенок был так жесток, что однажды сломал кому-то руку. — Лана удовлетворенно кивнула, считывая удивление на моем лице. — Всех подробностей не помню, уж извини, но ему пригрозили исключением, если поймают на хулиганстве. Так он и завербовал Артема и, прикинь, он делает всю грязную работу, пока Кирилл просто наблюдает за ним с улыбкой. — Значит Кирилл главный? — чуть помолчав, спросил я. — «Нужно было бить его сильнее», — пронеслось в мыслях. — Получается, что так. — Лана пожала плечами, но не дала мне продолжить, спрашивая: — Давай пойдем после уроков в кофейню? — Зачем? — Ну знаешь, Пик, друзья иногда так делают. Общаются вне школы или типа того. Заодно и про брата твоего поговорим подольше, а то через минуту уже будет урок. — Хорошо, — выдохнул я, понимая, что не смогу ей отказать. — Славно, — тепло улыбнулась Лана.✶✶✶
Мы наконец вышли из этой душной и тесной раздевалки, куда с окончанием уроков сбежалась вся школа. В такой маленькой комнате с таким большим количеством людей невозможно находиться не толкаясь и не раздражаясь на всех вокруг. Даже чтобы пробраться к обуви и теплой кофте, которые я носил сейчас, в начале ноября, мне пришлось силой отодвигать детей от себя. Казалось, одна только Лана была вполне рада этой толпе, ведь с ее лица ни на секунду не сходила искренняя улыбка. Она словно не чувствовала себя частью этого сборища, плавно и быстро передвигаясь к своей одежде, пока я с недовольным выражением лица пытался поспевать за ней. Благо, сейчас мы идем по просторному тротуару, изредка встречая на своем пути небольшие компании школьников, а не находимся в этой адской давке. Лана ведет меня к кофейне, о которой говорит не замолкая, но я не то чтобы вслушиваюсь в ее истории о том, какой там приятный бариста. Мне нравится, что она болтает, чтобы отвлечь меня от мыслей, прекрасно зная, что мне это помогает. Хотя тема разговора и правда подобрана не очень хорошо. — Подержи сумку, — говорит она, заставляя обратить на нее внимание. — Ну Пик, так сложно? Я на секунду. — Лана впихивает в мои руки сумочку-почтальонку, которую она всегда носит через плечо и нагибается, чтобы завязать шнурки. — Кофейня близко? — спрашиваю я, когда она поднимается и с кивком забирает сумку. — Дурак, вот же она, — хихикнула Лана, поправляя прическу и расстегивая осеннюю куртку. На мой озадаченный взгляд она подмигнула и одними губами проговорила «красивый бариста», прежде чем зайти внутрь. Я пару раз хлопнул глазами, удивляясь ее поведению, но, отбросив лишние мысли, последовал за ней. Как только я перешагнул порог кофейни, мои легкие наполнились запахом кофейных зерен и чего-то сладкого. Скорее всего выпечки, что в изобилии лежала на прилавке спереди нас. Я с интересом разглядывал небольшую, но уютную комнатку с диванчиками у окон, картинами на светлых стенах и множеством растений буквально повсюду, пока моя подруга уверенно шла к бариста — Чего жела… — парень запнулся, разворачиваясь к нам лицом, — О, Лана, привет. Как жизнь молодая? — хохотнул он. Когда Лана рассказывала мне о бариста этой кофейни и ее симпатии к нему, в моей голове выстроился образ взрослого работающего мужчины лет двадцати пяти, поэтому ее слова я воспринимал с большим скепсисом. Но сейчас понимал, как был неправ: парень был еще совсем молодым, примерно нашим ровесником, а работать он, видимо, начал недавно — в его действиях была видна некоторая неуклюжесть, присущая всем новичкам в любом деле. — Дурак, ты старше на год. Хватит обращаться со мной, как со своей младшей сестрой, — возмутилась она, искренне улыбаясь ему. — Ты еще такая малышка, Лана, — протянул парень. — Мыслишь точно ребенок. Окей, тебе как обычно? — Латте никогда мне не надоест, — кивнула она, поворачиваясь ко мне с заинтересованным видом. — Что будешь? — Не знаю, что-нибудь крепкое, — попросил я, совершенно не разбираясь в видах разных напитков. — Алкоголь не продаем! — усмехнулся парень, выглядывая из-за кофемашины. — О, почему ты не сказала, что у тебя есть парень? Лана приоткрыла рот, — я не понял ошарашенно или разочарованно, — но ничего не смогла сказать, глупо смотря на меня. — Мы одноклассники, — пояснил я, заставляя бариста удивленно поглядеть на нас, а потом, поняв свою ошибку, неловко извиниться, пока моя подруга, казалось, была готова провалиться под землю от стыда. Парень, который ей нравится поздравил ее с наличием парня — на самом деле это звучит просто смешно. — Хорошо, Американо в твоем вкусе? — спросил он, смотря на меня, пока я безразлично пожал плечами. Некоторое время, пока бариста делал нам кофе, мы стояли в молчании — Лана вперила взгляд в пол, кажется, пытаясь мысленно просверлить в нем дырку, а я с интересом разглядывал действия парня, руки которого, как назло, были сокрыты за железными краниками кофемашины. В этой тягучей тишине я не мог не задуматься о том, что при желании мог бы успеть к Зонту вчера. Если бы только я не махнул рукой на одновременное отсутствие этих четверых, все пошло бы по другому сценарию. Мне действительно жаль трефового и его волосы. Я не знал, с каким трудом он их отращивал, но догадывался о колоссальном количестве потраченных нервов по урывкам воспоминаний того, как трепетно он расчесывал их, наносил бальзам и заплетал на ночь. Сейчас же треф лишился не только их длины, но и цвета, по которому я отличал его от сотен других учеников в стенах нашей школы. Вчера Феликс, вооружившись ножницами, подстриг Зонта (ведь после вмешательства хулиганов пряди волос разной длины выглядят совершенно не так, как должна выглядеть среднестатистическая прическа), а после трефовый заставил червового перекрасить его в коричневый. Честно говоря, я со скепсисом воспринял его идею — мне стало гораздо сложнее находить его макушку в толпе. — Вот вкуснейший кофе, — улыбнулся парень, ставя два стаканчика передо мной. Я моргнул, возвращаясь к реальности, и вытащил пару смятых купюр из кармана, расплачиваясь. — А вот пара кусочков клубничного чизкейка, как подарок от заведения, — он подтолкнул две маленькие тарелочки ближе. — Не стоило, — Лана только вышла из своего самоуничижительного транса, поворачиваясь к нам, — но спасибо. Я так и не понял, к кому из нас она обращалась, когда говорила это: ко мне за оплаченный латте или к бариста за бесплатный десерт. Подумать мне об этом не дали. Колокольчики, висящие на косяке двери звоноко оповестили о потоке входящих людей, поэтому нам пришлось благодарно кивнуть парню и скрыться в тихом уголке кофейни. Лана прокладывала нам путь, пока я покорно плелся за ней, доверяя, что она выберет неброское место. Мы разложились на двух небольших, но очень удобных креслах, стоящих друг напротив друга, положили напитки и подаренные чизкейки на стол, устало вздыхая. Когда мы окончательно устроились на своих местах, настроение Ланы пришло в норму, и она улыбалась. Хитро так, немного по-детски. — Ну как он тебе? — прошептала она, склонившись ближе ко мне. Ее редкие голубые пряди в блондинистых волосах едва ли не касались меня. — Парень мечты, а не бариста. — Это не странно? — я непонимающе нахмурился. — Люди вроде огорчаются, когда человек, который им нравится, не заинтересован в них. — Что ты выберешь между «любить» и «быть любимым»? — Никогда не задумывался. Наверное оба, — я нахмурился еще сильнее, пытаясь понять, что она от меня хочет. — Ну а мне хватает любить, — Лана отодвинулась от меня, бухаясь в кресло. — Вот тут в чем дело: я не могу жить без заинтересованности в ком или чем-либо, поэтому я рада, что меня интересует этот парень, а не что-то раздражающее, — объяснила она. — Тебе не станет радостнее, если вы начнете встречаться? — Я думал, что ее речь разложит мои мысли по полочкам, но она наоборот только увеличила мой уровень негодования. — Станет, но потом мой интерес пройдет и мне будет очень жаль человека, если он будет любить меня. Я на самом деле учусь на ошибках. Ну, по крайней мере, пытаюсь. — Она перебирала стаканчиком с кофе в руках, пытаясь его остудить. — Погоди, ты сказала, что радуешься тому, что тебе нравится не что-то, что тебя раздражает? — Я помедлил и, дождавшись ее кивка, продолжил, — Разве человек не сам выбирает свой интерес? — Знаешь, Пик, — Лана замолчала, нерешительно поглядывая на меня, — я стараюсь не распространяться об этом, но у меня СДВГ — синдром дефицита внимания и гиперактивности. И сейчас у меня гиперфиксация на этого парня, но я не хочу портить ему жизнь, ведь все, чем я бываю увлечена, надоедает мне через пару месяцев. — Синдром дефицита… Чего? — Моя голова скоро лопнет от поступающей в нее информации. — Гиперфиксация? Я ничерта не понимаю. Моя подруга тяжело вздохнула — тяжелее, чем когда-либо — и начала рассказывать мне о своей особенности, упоминая сложные термины и разжевывая их для меня, словно для маленького ребенка. Говорила она недолго, около пяти минут, но и этого времени хватило, чтобы я понял несколько вещей: Первое, Лана совершенно не умеет сосредотачиваться на одной вещи и выполнять ее от начала до конца. Второе, она любит гиперфиксации, когда ее внимание сосредотачивается на одной вещи и жизнь для нее становится ярче и энергичнее. Третье, в ее голове одновременно находится столько мыслей, сколько у меня поступает в течении всего дня, поэтому она всегда поясняет о чем говорит, забывая о том, что: «Не все слышат мои мысли и то, о чем я думаю». В конце концов ее объяснительный монолог был завершен, и я вздохнул с облегчением на душе и тяжестью в голове. Мне правда было интересно ее слушать, но тема психиатрии взрывает мне мозг своей сложностью, так что я предпочитаю тактично ее избегать. — Это вообще съедобно? — я легонько ткнул в клубничный чизкейк вилкой, переводя тему. — Обижаешь, это моя любимая вещь в этой кофейне, — фыркнула Лана, перекатывая в руках практически опустевший стаканчик, с глухим стуком ставя его на стол и начиная рыться в своей сумке. Я отсторожно отломил небольшой кусочек десерта и положил сладость в рот, пробуя на вкус. Как я и предполагал, мне совершенно не понравилось. Знать, что тебя воротит от всего, в чем находится больше двух ложек сахара, но принимать очевидный передоз сладости в виде — глупая идея, но тем не менее, я уже сделал это. Лана хлопнула парой вытащенных из почтальонки тетрадок по столу, и, не глядя на меня, перелистывала страницы, увлеченно читая записи. — Что это? — нарушил я молчание между нами. — Как тебе чизкейк? — Она подняла голову, желая увидеть мой восхищенный взгляд, но встретив только невпечатенное выражение лица, поняла, что мне не понравилось. — Это тетрадки по французскому. Я изучаю его уже около двух лет, — рассказала она. — Зачем? — Тебе правда интересно или ты пытаешься оттянуть разговор о твоем брате? — с усмешкой стрельнула Лана, попадая в самый центр моих размышлений. Я не ответил. Знал, что она была права. — Ну ладно. Давай рассказывай, что там с Владом-то, — попросила Лана, разглядывая записи в тетради, стараясь не давить на меня взглядом. — Я чуть не придушил его, сказал, что лучше бы он продолжил быть апатичным куском говна и добил, сказав, что если он умрет ни один человек не прольет по нему слез, — выдал я на одном дыхании. — Пик. — Осуждение сквозило в ее холодном тоне, и меня с головой накрыло чувство вины. — Да знаю я! — вперив взгляд в твердую темную поверхность стола, я закрыл лицо руками, надавливая ими на голову. — Я сказал, что все бы обрадовались. — Если Влада насмерть сбила бы машина, что бы ты почувствовал? — твердо, но без злости спросила она. — Мне было бы плохо. И больно. Я не знаю, но я бы навещал его могилу каждые выходные, — медленно, думая над каждым словом, бормотал я. — А Никита? Он тоже ваш брат. — Он бы утопился в своих слезах, — с чувством поражения, я поднял свой взгляд и теперь смотрел прямо в ее глаза. — А если он совершил бы самоубийство? Не знаю, повесился или спрыгнул с десятого этажа, — предположила она, хмурясь. — Он никогда бы такого не сделал. — Предположим, что ты не так хорошо его знаешь, — продолжала давить Лана, и я пожалел, что начал этот разговор. — Он не слабак, он не стал бы, — процедил я сквозь сжатые зубы. — Послушай, я просто хочу донести до тебя то, что слова имеют свои последствия. Если когда нибудь он задумается об окончании своей жизни... — я злостно хотел ей возразить, но она движением руки заткнула меня и продолжила, — то твое «Все бы обрадовались твоей смерти!» мало чем ему поможет. Винить себя после такого не будешь? Да и не стоит думать, что знаешь его на все сто. У каждого есть свои секреты и темные мысли — твой брат не исключение. Извинись перед ним. — Я уже извинялся, — раздраженно кинул я, огорченный тем, что разговор зашел на тему гепотетической смерти Вару. Еще и суицид. Нет, я уверен, с ним все в порядке. — За слова? — прищурившись, спросила она. Я помотал головой, мол «нет», и Лана продолжила. — За слова тоже нужно извиняться. — Я не буду этого делать. — Пик, почему ты так… — она не успела договорить, ведь я перебил ее и ледяным тоном, ставя точку в этом вопросе, ответил: — Я сказал нет. Мы с минуту смотрели друг на друга не отрываясь. Я знал, что Лана хотела продолжить разговор, донести до меня свою очередную психологическую херню и напомнить о том, как мои действия влияют на окружающих, — она слишком хорошо видит людей насквозь, — но сейчас я не вытерпел бы ее нотации. Нет, если она только попробует сказать хоть слово о моих с Вару отношениях, я уйду отсюда. — Я начала изучать французский потому что однажды увидела картинку Каркасона. Это один из древнейших городов мира со средневековой архитектурой, — начала она, принимая мое нежелание говорить и переключаясь на болтовню о себе. — Он был основан во втором веке до нашей эры и этим он меня завораживает. Я слушал ее, и все мои мысли испарились, не оставляя за собой ни единого следа. Так всегда случалось, когда Лана говорила. Временами казалось, что у нее такой природный талант — болтать на совершенно неинтересные темы так, чтобы они становились захватывающими. — Как хорошо ты знаешь французский? — Salut, Peake! Je m'amme Lana, j'ai quinze ans et je suis vraiment en colère que tu aies dit ça à ton frère. On m'a dit ça aussi. C'est dommagе, — хитро улыбнувшись, сказала она. — Ну и что это значит? — я спросил, допивая свой кофе и размышляя о том, что бариста сделал его довольно хорошим. — Базовая информация обо мне, — отмахнулась Лана, закрывая тему. Через некоторое время, что она занималась чирканьем, а после изучением чего-то в своих тетрадях, она закрыла их и убрала в свою сумку. — Как ты думаешь, мне стоит сказать, что прическа Никиты милая? Или он подумает, что я глумлюсь? — с интересом спросила она, встав из-за стола. Я расценил ее действия, как намек на то, что мы покидаем эту кофейню и расходимся по домам, поэтому, отодвинув тарелку с клубничным чизкейком подальше от края, встал за Ланой. Только потом, когда она, ожидая ответа, глядела на меня, я понял, что она действительно хочет услышать моего мнения. — Скажи и уточни, что не глумишься, — сказал я, ведь это было очевидно. Она невпечатленно посмотрела на меня, считывая мои слова за глупую шутку, но потом ее лицо разгладилось и она, легонько хлопнув меня по плечу, попрощалась и пошла в сторону своего дома. Я, зная, что она этого все равно не увидит, кивнул и отправился в квартиру к клонам, чтобы наконец отдохнуть от всего этого дня. Учеба в некоторых предметах дается мне довольно тяжело. Особенно учитывая то, что первый и последний раз я ходил в школу один день в декабре 2014-го, когда Федор соизволил выпустить нас из карт.✶✶✶
Уже взобравшись вверх по лестнице и подходя к дверям нашей квартиры, я услышал злые крики Феликса: — Придурок, ну разве можно такое делать? Что случилось бы, если бы ты не был таким быстрым! Я нахмурился, прекрасно понимая, что единственный, кто может вывести червового из себя — Вару. И если на него опять орут, значит он снова сделал что-то тупое. Не подумал своей головой, прежде чем побежал сотворять в жизнь стрельнувшее желание. Я открыл входную дверь и с порога встретил объект моих рассуждений. Валет стоял ко мне лицом, почти полностью загороженный Феликсом, что его отчитывал, поэтому первым узнал о моем появлении. Заметно напрягшись, он замер на месте, не двигаясь и без пререканий выслушивая злостные вскрикивания червового, пока я, наспех сняв кофту и кроссовки, не подошел к ним. — Ой, Пик, привет, — удивился Феликс, когда я коснулся его плеча, отодвигая от Вару. Теперь я мог полностью видеть его внешний вид, и мне он совершенно не нравился. Потертая, местами грязная одежда и царапины на лице определенно не прибавляли мне спокойствия, даже если мой валет, как обычно, расплылся в широкой ухмылке. — Вару натравил на себя стаю диких собак, а потом убегал от них целый километр! — с тревогой в голосе Феликс наконец объяснил мне, что происходит. — Что он сделал? — ошарашенно выдавил я, ведь рассчитывал на что-то вроде «подрался» или «упал с лестницы», но совсем не «натравил на себя стаю диких собак». — Ничего, — быстро проговорил Вару, резко дернулся вбок и сбежал от меня, захлопнув дверь нашей комнаты. Я пошел за ним, раздражаясь его выходке еще больше, без труда открыл дверь, хотя он, кажется, пытался держать ее изнутри и закрыл ее за собой, заранее заглушая для остальных наш с Вару интересный разговор. Изо всех сил пытаясь сдерживать себя, чтобы не накричать и в порыве гнева не сказать что-то, о чем пожалею впоследствии, я думал о природе своего раздражения и быстро пришел к ответу, что не дает мне покоя. Безрассудное поведение Вару, что с каждым днем становится все хуже. Я и так замечаю, что он невнимательный, слишком энергичный и фонтанирует бредовыми идеями, поэтому такое ухудшение его действий заставляет меня беспокоиться за его жизнь. Я искренне не понимаю, зачем он делает все это — зачем так старательно лезет на рожон, зачем пытается ухудшить свою жизнь? — Зачем ты сделал это? — как можно спокойней пытался произнести я. — Да ладно тебе. Я пытался преподать собакенам урок. Вчера я случайно наткнулся на них и должен был отомстить, — совершенно не понимая реальной картины, беззаботно говорил мой валет. — Они могли догнать тебя и убить, идиотина. Неужели ты не можешь подумать хотя бы несколько минут и здраво оценить свои шансы? Разве не очевидно, что эта идея конченая? Да половина твоих действий такая! Что и кому ты пытаешься доказать своим непрошеным членовредительством? — Я злился. Открыто выражал свое негодование и раздражение, пока Вару не прервал меня: — Хватит, — громко прозвучал его голос. — Ты заебал опекать меня, как маленького! — Что мне остается делать, когда ты из раза в раз пытаешься умереть? Это растянутая попытка самоубийства? — разговор с Ланой всплыл в моей голове. «Извинись». Нет, я не тот, кто извиняется за свои слова. — Я не пытался умереть, это произошло случайно! Я не идиот, чтобы лишать себя жизни, — яро протестовал Вару. — Тогда зачем ты делаешь это? — Я не знаю, ясно? Идея приходит ко мне в голову, и я не могу перестать о ней думать до тех пор, пока не сделаю ее. Она как ебучая табличка «Давай, сделай это!» постоянно мигает в моей голове и мне легче сделать что-то, чем терпеть ее. После его речи мое раздражение немного притупилось, и я молчал, смотря на него тяжелым взглядом. Сколько еще дерьма я должен вытерпеть, чтобы он прекратил из раза в раз усложнять мне жизнь? Мой валет тоже стоял и молчал, ожидая от меня каких-либо слов в ответ, но мне нечего было ему дать. Все, что сейчас вылилось бы из меня привело бы к очередной ссоре, а у меня для нее нет достаточного количества сил. Так ничего и не сказав, я развернулся и покинул нашу комнату, сразу заворачивая на кухню, сделать себе хотя бы одну чашку кофе. Я намерен не спать сегодня. Буду всю ночь присматривать за Вару и не выпущу из дома до тех пор, пока этот придурок не успокоится. Раз он не может отказаться от своих идей, я заставлю его сделать это.