Парень из квартиры уже не напротив

*** Арсений сидел минут тридцать в коридоре на скамье ожидания, телом находясь здесь, но мыслями он был рядом с Антоном в том самом кабинете, который остался чуть левее его самого. Он слишком переживал за парнишку, но при этом пребывал в какой-то прострации. Он замечал, как в тот кабинет раза два заходил медбрат, и как выходил сам врач. Через некоторое время мужчину окликнул тот самый медбрат, и Попов интуитивно дёрнулся, изначально не понимая, что говорит ему этот парень. — Простите, что?.. — Арсений смотрит виновато. — Я говорю, что вы можете пройти в кабинет к своему племяннику, — терпеливо повторяет работник мед.учреждения. — А… Да, спасибо, — учитель тут же подрывается с места и буквально летит к кабинету, где сейчас находился тот, кто стал Арсению роднее семьи. Сейчас в мыслях только он — его любимый парниша из квартиры напротив и его самочувствие. Учитель врывается в кабинет не стучась, и взволновано смотрит на врача, с нетерпением ожидая, что он скажет. — Проходите пожалуйста. МРТ прошло успешно, только вот меня волнует состояние мальчика. Давайте вы лучше присядете, — и мужчина указывает на стул с другой стороны его стола. Арсений присел и уставился на рентгенолога пытливым взглядом. — Итак… Начнём с того, что у парня закрытый перелом правой ноги со смещением. Это лечится, но только с хирургическим вмешательством. Также сотрясение мозга третьей степени. Это означает, что парень не будет помнить момент получения удара. С каждым новым предложением врача лицо Арсения меркнет, пока не становится совсем мрачным. Попов прокашливается и спрашивает: — Надеюсь, это всё? — а в глазах горит такая надежда, что даже врачу становится больно на него смотреть. Это самое худшее, что случалось с его мальчиком, но они переживут этот момент жизни и наконец уедут в Питер, где будут жить счастливо, не зная никаких проблем — словно в сказке. — К сожалению, это не самое серьёзное из всего мною вышеперечисленного, — лекарь выдержал паузу, после чего продолжил: — Парень находится в коме. — То есть… как?.. — Арсений начинает тяжело и часто дышать. — Я сожалею, но МРТ не может ошибиться. Он в коме. Но вы не переживайте, шансы остаться в живых всегда есть, — рентгенолог говорит это всё слишком спокойно, что начинает раздражать мужчину. И здесь Попов взрывается так, что аж глаз начал дёргаться. — «Не переживайте», серьезно?! — Арсений скрывается на крик. — Ладно перелом — срастётся, и то если вы постараетесь; не будет помнить как это произошло — Бог с ним! Но кома и слова «не переживайте» никак не вяжутся, вы это понимаете?! — Я вас прекрасно понимаю, но и прошу понять меня: я, к сожалению, ничего не могу сделать. Парень сам должен выйти из этого состояния. — И сколько он будет в нём находиться? — уже спокойнее спрашивает Попов. — Никто из врачей не может этого знать. Я вам сожалею, но это нельзя предсказать или назвать примерную дату, так как кома бывает разной. Если вы успокоились, то я бы хотел рассказать вам, что просит наша больница, если вы готовы отдать парня на хирургическое вмешательство. — Я вас слушаю. — Итак: во-первых, как мне сказали, вы представились дядей мальчика. Но я бы хотел увидеть его родителей, а также нам нужно заполнить базу данных, как это произошло, и ещё некоторые аспекты. Я попрошу вас набрать его опекунов и сказать, чтобы они приехали сюда, и мы обсудили это и с ними тоже. Попов лишь кивнул и молча направился к выходу из кабинета. Номера матери Антона у него не было, да и он особо не был нужен. Как бы сильно учителю не хотелось возвращаться в тот дом, особенно для разговора с матерью Тоши, идти туда всё равно рано или поздно придётся — хотя бы для того, чтобы забрать паспорт кудрявого мальчишки и ещё некоторые документы, которые могут понадобиться в больнице. Арсений пока не мог предположить, что именно нужно будет, так как в такую ситуацию он попал в первый раз. Попов, не торопясь, встал со стула и пошагал вдоль коридора. На выходе из здания он встретил бегущих со всех ног Диму с Серёжей. — Арсений Сергеевич! Арсений Сергеевич! Что с Антоном?! Как он? Живой вообще? — первым начал беспокоиться за своего друга Серёжа. Дима же просто стоял рядом с пустым взглядом, напуганным перед неизвестностью. Что будет с Антоном — ещё не было ясно наверняка, но в любом случае это очень, и даже слишком ужасно. Ужасно страшно. Ужасно больно. В какой-то степени Арсений винил в этом и себя тоже. Нет... Он винил себя в этом целиком и полностью: за то, что не успел это предотвратить; за то, что не проследил за тем, чтобы Антон дошёл до дома; за то, что не вышел ему навстречу; за то, что не успел подарить своему кудрявому чуду счастливую жизнь в Питере. За густым туманом своих мыслей учитель не слышал о чём его там спрашивали двое учеников. Стук сердца немыслимым эхом отдавал в ушах Попова. Он не мог и представить, что всё вот так закончится. Дыхание участилось, а тело начало сдавливать под грузом ответственности. Арс словно прирос к земле, пытаясь спрятаться от гнетущей реальности. Может, это просто плохой сон?.. Может, сейчас он проснётся в своей кровати, а рядом с ним будет лежать его любимый ученик? Но он не проснётся, потому что это — не сон. Мужчина всё также оставался стоять напротив больницы со сходящими с ума от переживаний Димой и Серёжей. — Да блять, Димон, уже проще самим узнать! Он на нас даже не смотрит! — уже разозлился Матвиенко на Попова, так как с момента их встречи он то и дело смотрел в пол. — Потом позвоним! Пошли! Серёжа схватил за руку своего «любимого очкарика», и под протесты Димы, потихоньку переходя на бег, направился в больницу. Попов же стоял так ещё минуты две, отходя от собственных недоброжелательных мыслей о самочувствии и дальнейшем исходе событий Шастуна. Внезапно весь этот туман рассеялся и пропал. “Он сказал, что Антон может выжить…“, — разум, а вместе с ним и все мысли Арса цеплялись за эти внезапно пришедшие в голову слова, как за последний спасательный круг в океане, за последний лучик надежды в этом сером мире. Но на самом деле всем миром, лучиком и спасательным кругом для него был Антон. Его Антон. По какой-то цепочке мыслей фантазия Попова сама по себе вспомнила про документы. Такие нужные, и одновременно ненужные. Арсений вызвал такси, чтобы доехать до здания в котором он, а по совместительству и Антон с его матерью, проживали на данный момент. Учитель без проблем перечислил водителю нужную сумму и, облокотившись о дверь машины, уставился в окно. Такси проносилось через множество домов, магазинов, ларьков, деревьев, парков, но Арсений с абсолютно стеклянными глазами смотрел на это всё, пока автомобиль не проехал мимо школы — той самой, где работал Попов, где учился Шастун, где учились Матвиенко и Позов… Учитель мысленно скривился. Разум, как некстати, подбрасывал всё больше и больше воспоминаний, связанных со школой и непосредственно с самим Антоном: то, как Арсений провёл первый урок у них в классе; то, как он пересекался в коридорах с кучерявым, худым парнем; то, как Попов забирал Шаста после драки к себе домой, а потом отмазывал перед учителями и директором. Боль. Вот, что приносят такие воспоминания. И неважно, были они счастливыми или нет. Даже когда Антона чуть не убил ухажёр его матери — Слава. Даже те воспоминания, когда ты был рядом со своим любимым человеком, приносят только невыносимую боль и осознание того, что возможно ничего из того, что было раньше, уже никогда не будет. Ничего и никого. За непроходимыми тучами мыслей время проходит как по щелчку пальцев. И вот Арсений снова очнулся, будто бы его заморозили на некоторое время, но на этот раз из-за того, что его за плечи тормошил водитель. — Эй! Э-э-й! Мужчина, вы в порядке? Мы уже приехали! — всё не унимался водитель, продолжая дёргать голубоглазого. — А-а?.. А, да… Спасибо большое, до свидания, — наконец-то очнулся учитель и, быстро извинившись, покинул жёлтый автомобиль. И снова взору предстала картина которая больше всего навевала воспоминания о старом прошлом. Опять мысленно кривясь голубоглазый учитель подался вперёд — ко входу в подъезд. Поднимаясь вверх по лестнице, он снова видит ту самую лестничную клетку, и обрывки прошлого в очередной раз дают о себе знать. Арсений всё ещё помнит то, как Антон курил на этой клетке; помнит, какие у него были скандалы с матерью; помнит тот вечер, когда приютил его к себе на ночь, перед этим заставив отсосать. Помнит и ужасно сожалеет обо всём. Попов не торопясь доходит до нужной двери. Удивительно, но он даже забыл закрыть её на ключ, хотя вроде ничего и не украли. Мужчина снимает обувь, проходит в квартиру глубже, и просто падает на диван в зале. Ему не хочется, откровенно говоря, ничего. Вообще ничего. Ему не хочется находиться тут, потому что всё слишком напоминает Антона. Ему не хочется ехать в больницу, потому что там находится сам Антон. С этими мыслями Арсений постепенно засыпает, убаюканный фантазиями о том, что скоро Антон поправится, и они вместе уедут в Питер, как и хотели, и всё будет как прежде… *** Попов проснулся спустя два часа после того, как пришёл в квартиру. Он слегка потянулся на диване, после чего, даже не умываясь, сразу направился к выходу из своего места жительства. Арсений закрыл входную дверь на замок и подошёл к квартире Антона и его матери. Как культурный человек, учитель сначала постучался, а только потом заговорил. — Майа, здравствуйте! Я по поводу Антона! Будьте добры, откройте дверь! — кричал Арсений. Дверь так и осталась закрытой, поэтому Попов, пнув её носком ботинка и недовольно фыркнув себе под нос, пошёл спускаться к машине. Учитель приехал в больницу через некоторое время после того, как заехал в продуктовый и цветочный магазины. Он припарковал машину на стоянке и, взяв любимые сладости Антона, направился ко входу в лечебное заведение. Серёжи и Димы там уже не было. Ушли. Подойдя ближе к палате, в которой находился Шастун, мужчина заметил его врача и тут же поспешил с ним заговорить. — Здравствуйте! Пожалуйста, можно я посижу с Антоном Шастуном? Я вас умоляю! Я готов отдать любые деньги, только пустите меня к нему хоть на минуту! — Извините, но он сейчас находится в коме, у него тяжёлое состояние и… — Да понимаю я это! — перешёл на крик Попов, перебивая доктора. — Я это прекрасно понимаю, но я очень хочу его увидеть! Прошу вас… — голос учителя дрогнул. Врач поколебался, но всё же слегка недовольно ответил: — Ладно, так уж и быть. Только тихо. И недолго. Арсений улыбнулся и, дойдя до нужной ему палаты, открыл дверь, за которой увидел своего любимого ученика. — Ну здравствуй, Антош. И как тебя так угораздило? — тихо вздохнул Попов и, подойдя к кровати, сел рядом, предварительно оставив букет цветов и сладости с какао на прикроватной тумбочке. Мужчина лишь тяжело вздыхал и молча рассматривал своего кудрявого мальчика. В горле был ком, из-за которого тот просто не мог начать говорить. — Я хочу верить, что с тобой всё хорошо, мальчик мой, — смог лишь выдавить из себя преподаватель. Но в мыслях Арсений прокручивал вопрос: “А если нет?.. А если всё-таки нет?“. Вдруг это последний раз, когда он видит своего Шастуна, который уже успел стать для учителя всем миром? На глаза снова начали наворачиваться слёзы. — Вот как только ты проснёшься… у нас с тобой всё будет замечательно. Я тебе обещаю. Я покажу тебе Питерские ночи, летом мы сходим на Алые Паруса… Мы будем счастливы, — внезапно речь Попова прервал появившийся в проходе доктор. — Вам пора. — Да-да, конечно, одну секунду, — растерянно произнёс Арсений и начал подниматься со стула, перед этим ещё раз посмотрев на своё кудрявое чудо. И в этот момент Шастун понял, что он слышит и понимает всё, что происходит вокруг него, но его тело словно сковали. Он пытается пошевелить рукой, ногой, пальцами, но… — Пока, Антош. Я завтра обязательно приду, — последнее, что слышит юноша перед тем, как снова погрузиться в темноту.