От заката до рассвета

      …..Кажется, что это было так давно…или же наоборот – будто вчера, уже точно и не разобраться в ощущениях, тем не менее сам этот день в памяти отложился чётко. Оно и понятно – тройное убийство, перестрелка, фигурирующее в ней нигде не зарегистрированное охотничье ружьё, и всё это в доме практически в центре города. А ещё – конец августа, бóльшая часть сотрудников Комитета либо была ещё в отпусках, либо недавно туда отправилась, дел в работе и так уже столько, что головы не поднять, а тут ещё новые добавляются чуть ли не каждый день. Почему бы им всем было просто не подождать немного до наступления более спокойного сезона, когда и личного состава на местах побольше будет, и рук рабочих прибавится? Вопрос, конечно, был риторическим. Ухватов приехал в адрес даже раньше журналистов, а это значит, что очень быстро, потому что опередить этих проныр ещё нужно было постараться, и сразу же понял, что головной боли у него будет даже больше, чем предполагалось изначально, потому что у парадной его встречал Шибанов Михаил Владимирович собственной персоной. Не то, чтобы у Ухватова были хоть какие-то предпочтения в отношении отделов Главка и тех, кто ими руководил, но отдел Шибанова он недолюбливал по-особенному, а если совсем быть честным – конкретно руководителя этого отдела. – Здравия желаю, – без энтузиазма, зато с не особо скрываемой взаимной антипатией, поприветствовал его Шибанов. Так и тянуло откровенно поставить его в известность о том, что, если его появление испортило Шибанову день, то, можно сказать, что у самого Ухватова этот день становился не таким уж и плохим, но вместо этого он просто кивнул на приветствие и сходу затребовал хоть каких-то подробностей по результатам работы оперативников. Шибанов в двух словах пересказал всё, что Ухватов и так уже знал по сводкам, а потом, оглядевшись по сторонам, махнул кому-то рукой и снова повернулся к нему. – Вон, Комаров сейчас с участковым закончили квартиру осматривать, он вам больше, наверное, расскажет. Вы тут пока сами поруководите, а мне отъехать нужно ненадолго, всплыли неожиданно подвязочки по другому делу. Ухватову непреодолимо захотелось сейчас поруководить самим Шибановым, заставив его нормально делать свою работу, а не бросать на полпути одно дело ради другого, но он ограничился только многозначительным презрительным взглядом в его сторону, быстро рассудив, что без вечно встревающего куда не надо подполковника осмотр места, сбор показаний и прочие следственные мероприятия у него пойдут быстрее. Шибанов коротко переговорил со своим подчинённым, указал большим пальцем через плечо на Ухватова, сел в машину и сорвался с места так, что только колёса взвизгнули. Оставленный ему на растерз…то есть, оставленный ему в помощь оперативник подошёл ближе, но отчего-то не стал изображать недовольный вид или мировую скорбь всего оперского народа на своём лице от вынужденного тесного сотрудничества с Комитетом, как всегда делал его непосредственный начальник, а наоборот даже – приветливо улыбнулся Андрею и протянул руку: – Комаров. Евгений Комаров. Ухватов вопросительно посмотрел на этого остряка, проигнорировав и очевидную отсылку, и протянутую руку. Он его знал, вернее, знакомы они не были, но периодически Андрей видел его на выездах, когда ему в подчинение поступали оперативники из отдела Шибанова. Обычно ему хватало общения только с их начальником, запоминать по именам или лично знакомиться со всеми Шибановскими подчинёнными нужды, а главное – желания, не было ни малейшего. – Ухватов Андрей Петрович – полковник юстиции, старший следователь Первого следственного отдела Следственного комитета, – представился Андрей максимально уставно, чтобы у этого недоподражателя Бонду даже мыслей больше не появлялось шутить с ним шутки на месте преступления. – Да я знаю, очень много о вас слышал. – Даже представляю, в каком контексте, – неожиданно сам для себя поддержал разговор Ухватов. – Да, чаще всего именно в том самом, – ещё шире улыбнулся Комаров. Андрей вдруг невольно усмехнулся и сам, неосознанным порывом всё-таки пожимая ещё протянутую ему руку. По логике, наверное, стоило бы сейчас строго осадить его за такую беспардонность, но это было так внезапно и в самую точку, что язык не поворачивался сделать замечание. Нет, ну а что, собственно говоря, он сказал оскорбительного? Андрей и сам прекрасно понимал, какая у него репутация, не зря же он её выстраивал по кирпичику стеной вокруг себя столько лет, и собственной репликой он дал понять, что осведомлен о том, как о нём могут отзываться, особенно в Главке. Получается, что сейчас с ним просто согласились, подтвердив его же собственные слова. Однако, тонко. И чем тут крыть будешь? Надо же, как необычно. За годы своей службы он привык или к страху, или к откровенной неприязни окружающих, особенно тех, которые младше по званию, или к заискиванию, тоже откровенному, которое, впрочем, не всегда маскировало первый пункт – неприязнь. Такая лёгкая незамутнённая честность была в новинку. Даже удивляла. Пока, правда, не понять – больше с положительным или отрицательным оттенком. Этот Шибановский опер, оказывается, довольно смелый парень, если так разговаривает с ним, точно зная, перед кем он сейчас стоит и кому демонстрирует своё остроумие. Андрею было тяжело определиться, даже для себя, понравилась ли ему эта открытость. Интересно, он всегда говорит, что думает, не взвешивая риски и возможные последствия? С этим оперативником – Комаров же, да? – работать могло оказаться проще, чем с Шибановым, а могло – ещё сложнее и с бóльшими нервами. Но, в конце концов, там время покажет, Ухватов не сомневался, что сегодня он его к порядку призвать сможет не напрягаясь, а в дальнейшем…да не факт, что в дальнейшем им придётся ещё сотрудничать так тесно, не каждый же раз Шибанов будет сбегать с места происшествия, в самом деле. – Ладно, пойдём посмотрим, что тут и как, – наконец вошёл в командирский режим Ухватов. – Вы квартиру осмотрели? Свидетелей опрашивать отправили кого-то? Есть вообще свидетели эти? Где криминалисты вообще? – Сейчас всё расскажу и покажу, идём…те, – Комаров добавил это окончание через секунду или того больше, будто забывшись, с кем разговаривает. Андрей вернул в обычное положение брови, приподнявшиеся в удивлении от такой наглости, но вдруг почувствовал, что ему отчего-то очень захотелось сказать, что можно и на «ты», вообще-то. Даже на мгновение показалось, что ему так даже было бы приятнее. Он тут же мысленно себя одёрнул и коротко кивнул Комарову, мол, молодец, что вовремя сообразил, но впредь за языком следи, а теперь показывай, что обещал. «Нет, – думал Ухватов, идя за ним к парадной. – Субординация – вещь важная, прямо-таки крайне важная. Исключений, если ты хочешь порядка в коллективе, делать нельзя ни для кого. Так вот одному разреши, а потом каждый лейтенант из оцепления тебя по плечу хлопать станет. Да и с чего бы вообще такое операм позволять? Вон, Шибанов, например, подполковник же, а от него я таких вольностей никогда не слышал. Что значит – в строгости их держу. А тут будет себе позволять какой-то…. Интересно, кстати, в каком он звании? Надо бы уточнить». Больше в этот день, в связи с его крайней насыщенностью рабочими тяготами, он не задумывался ни над тем, что было бы любопытно получить расширенную информацию из личного дела Комарова, ни уж тем более над тем, почему он, хоть и на крошечное мгновение, но всё же допустил мысль, что тот мог бы обращаться к нему без сухих уставных формальностей, ощутив странное, но приятное чувство, всего на секунду представив, что их могло бы связывать что-то хоть сколь-нибудь большее, чем просто вынужденное сотрудничество старшего следователя Комитета и рядового оперативника Главка.       Осень. Как много, оказавшихся тщетными, надежд в этом слове. Казалось, что с окончанием сезона массовых отпусков закончатся и все проблемы, но человек, как известно, может лишь предполагать. Вот и Ухватов истово верил в то, что с выходом коллег на свои рабочие места процент преступности в городе резко упадёт, раскрываемость в геометрической прогрессии возрастёт, а количество дел уменьшится само собой. Возможно, это всё могло сбыться в какую-нибудь осень, но явно уже не в эту. Сентябрь выдался приятным исключительно в климатическом контексте, а вот папки с делами на столе всё увеличивались в количестве, головной боли только прибавлялось, свидетели всё так же утаивали важные подробности, подозреваемые ловко уходили от следствия, опера по-прежнему раздражали. Ну, может быть, не совсем по-прежнему. Или, может быть, не все. Но конкретно сегодня – все, и это было совершенно точно. – Как вы могли их упустить? У нас же всё было уже готово к задержанию! Почему не отслеживали контакты? Откуда у них информация? Андрей Петрович мог бы задать ещё с десяток вопросов, если бы имел надежду на то, что ему ответят хотя бы на один. Но Шибанов всем своим видом демонстрировал полное нежелание давать эти ответы. Вместо участия в конструктивной производственной дискуссии он вальяжно облокотился о капот своей машины, коротко переглянулся со стоящим рядом участковым и равнодушно поморщился. – Да не нервничайте вы так, товарищ полковник. Наши информаторы отлично сработали – это главное. Про новую берлогу мы узнали практически сразу же, так что можем брать их тут тёпленькими, даже план менять не придётся. Какая разница, в какой адрес группу захвата вызывать? Может, оно и к лучшему? Здесь они нас точно пока не ждут. – Тебя послушать, так нам эта ситуация только на руку! – Ухватов с каждой секундой закипал всё больше. – Если они от вас из первой квартиры улизнули, значит, и здесь начеку. Как ты предлагаешь их теперь выкуривать? В осаду возьмём или сразу спецназ на штурм отправим? Средь бела дня. В жилом доме. – Можете попробовать через громкоговоритель предложить им сдаться, – вдруг подал голос Комаров, который до этого момента флегматично стоял за спиной Шибанова. – А они взяли и просто сами выбежали нам навстречу, услышав меня, да? – зло проиронизировал Андрей Петрович, борясь с желанием огреть их всех по очереди чем-нибудь тяжелее, чем папка в его руке. – Не исключено, – совершенно серьёзно допустил Комаров. – У нас вот в управлении все обычно разбегаются, когда вы приезжаете. Шибанов сперва фыркнул, затем тихо хрюкнул, а потом рассмеялся в голос, уже не сдерживаясь. – Не смешно, – угрожающе прошипел Ухватов, обращаясь к ним всем, включая участкового, который отчаянно старался сдержать улыбку, но преуспевал в этом из рук вон плохо. – Нет, очень смешно, – вступился за подчинённого Шибанов, отсмеявшись. – Тем более что – правда. Идея неплохая, но давайте её оставим на крайний случай. Это, конечно, было грубейшим нарушением субординации со стороны Комарова, которое вообще-то можно было расценить как хамство и отреагировать должным образом со всеми вытекающими последствиями, вплоть до занесения в личное дело, но…но Андрею почему-то не хотелось требовать сатисфакций. Нельзя сказать, что ему тоже было смешно в этот момент, но стало чуть спокойней – факт, даже непроизвольно тоже захотелось улыбнуться. Он всегда нервничал, когда на работе всё шло вкривь и вкось, тем более, если так сильно: подозреваемых спугнули, затем упустили, с трудом, при помощи информаторов и такой-то матери, вычислили их новое место дислокации, а сейчас ещё и намечалось громкое задержание с группой захвата и, возможно, штурмом. Андрей так сильно этого всего не любил, может быть, поэтому и срывался на окружающих в такие моменты злее обычного, потому что предчувствовал всё то, что ожидало впереди, воображая себе всякие дальнейшие неприятности. Но сейчас неожиданно обстановка немного разрядилась от этой шутки. Да, проще и понятней ситуация не стала, но вдруг перестала выглядеть какой-то сверхсложной, ненадолго показалось даже, что это простой рутинный рабочий нюанс. Ощущение отступающего предштурмового напряжения было необычным, возможность вздохнуть ровнее удивила Ухватова, но определённо ему понравилась. Он раньше даже не подозревал у себя способности расслабляться в таких условиях. Наверное, за это шутника на первый раз можно было и простить? Хотя тому же Шибанову он бы такого точно просто так ни за что не спустил. Андрей бросил быстрый взгляд на Комарова, надеясь заметить издёвку или злую насмешку, получив после этого полное моральное право пригрозить ему взысканием, но ничего подобного не разглядел, встретив только ответный прямой взгляд и спокойную, показалось, что даже ободряюще-тёплую, улыбку. Торопливо отвернувшись от него, попутно сбрасывая странное наваждение, Ухватов поставил перед присутствующими вопрос ребром: – Мы будем сегодня что-то делать или нет? Остатки былого веселья сняло у всех как рукой. Шибанов задумчиво свёл брови, участковый заметно пригорюнился, а Комаров зачем-то спросил: – На какую сторону у них окна выходят? – Тридцать пятая квартира… – лихорадочно стал вспоминать участковый. – На северную, получается. – Отлично! Значит, нас они не видят, – непонятно чему обрадовался Комаров, принявшись торопливо расстёгивать куртку и стягивать через голову пуловер. – Используем классический метод. Андрею очень хотелось спросить, что же это за метод такой, требующий экстренных раздеваний, и часто ли опера к нему прибегают, но он вдруг передумал, просто отстранённо наблюдая, как Комаров отдаёт снятые вещи Шибанову, поправляет задравшуюся до середины живота футболку и лохматит себе волосы. – Майки запасной, случаем, ни у кого нет? – уточнил он, закончив непонятные приготовления. – Зачем? – поинтересовался Ухватов, чувствуя, что совладать с голосом получилось почему-то не сразу. – Я буду, вроде как, соседом снизу, не очень трезвым. Они заливают мою квартиру, поэтому я пришёл с требованием прекратить безобразие, – с готовностью принялся пояснять смысл своей подготовки Комаров. – Если буду убедителен, то дверь они нам сами откроют. А дальше уже дело техники и группы захвата. Так что насчёт майки? Она бы больше к образу подошла. – Ты серьёзно? – обомлел Андрей. – Думаешь, что они поведутся на такую глупую разводку? – У нас есть другой, более подходящий план? – Комаров уверенно и спокойно посмотрел ему в глаза, но неожиданно снова улыбнулся, за секунду руша всю почти оформившуюся речь о скудных умственных способностях оперативников. Все прочие мысли как-то резко отступили на второй план, оставляя в сознании всего одну дилемму – почему он сказал «у нас» вместо более логичного «у вас»? Это было странно, но одновременно и так по-дружески, что ли. У нас…да, у них, и правда, мог бы быть какой-нибудь общий более подходящий план действий. Не найдя ответа на внезапно озадачивший его вопрос правильного использования местоимений в предложении и их субъективного восприятия, Ухватов решил прояснить другой, куда более насущный: – Вы группу захвата-то вызвали? Шибанов коротко выругался и схватился за телефон. – Нет, ну это невозможно! – вновь вскинулся Андрей Петрович. – У вас в Главке вообще сообразительные опера задерживаются или отсеиваются по профнепригодности? Почему всё всегда нужно продумывать за вас, а потом ещё и вас контролировать? Вот что с вами делать? – Понять и простить? – предложил Комаров и, проигнорировав то, что Ухватов набрал с запасом воздуха в лёгкие для новой продолжительной отповеди, вопросительно посмотрел на Шибанова. – Едут? – Едут, – подтвердил тот. – Тогда, по коням. Андрей Петрович, вы пока тут подождите, – распорядился напоследок Комаров и быстрым шагом направился к парадной. – Жека, стой! – окликнул его Шибанов, сгрузил его вещи в руки участковому и почти бегом преодолел расстояние между ними. – Даже не вздумай, – твёрдо предупредил Ухватов повернувшегося было к нему участкового. Тот понятливо кивнул, положил вещи на капот машины Шибанова и ринулся за оперативниками. Андрей остался наблюдать в одиночестве, как буквально через несколько минут подъехала группа захвата, – по-видимому, они были на прямой связи с Шибановым, потому что быстро и слажено, даже не обратив внимания на самого Ухватова, сразу зашли в нужную парадную – как из входной двери во двор выскочила девушка, тут же принявшись кому-то звонить, испуганно оглядываясь на дом, как поднявшийся ветер резким порывом срывает едва начавшую желтеть листву с деревьев и почти сбрасывает с капота куртку и свитер, которые остались совершенно бесхозными в отсутствие владельца. Ухватов тяжело вздохнул, бросил взгляд на часы, оценивая, сколько прошло с момента начала операции, и зачем-то, неосознанно протянув вперёд руку, забрал вещи Комарова, пока ветер окончательно не сдул их в дворовую пыль. Самым сложным в их работе было ожидание: результатов экспертиз, отчётов криминалистов, результатов от оперативников, окончания операций. Вот и сейчас, времени прошло всего ничего, но казалось, что не меньше часа. Андрей Петрович даже начал тщательно взвешивать все плюсы и минусы идеи пойти и проверить всё самому, когда дверь парадной резко распахнулась, едва не слетев с петель, и двое штурмовиков выволокли во двор закованного в наручники, но уже, или ещё, не сопротивляющегося задержанного, следом – второго. – Получилось, – облегчённо выдохнул Ухватов, наблюдая, как Шибанов, выходя за ними, что-то объясняет командиру группы. Комарова не было, но, судя по тому, как спокойно вели себя все остальные, с ним должно было быть всё в порядке. И точно, он появился на пороге через минуту, достал из кармана пачку сигарет и закурил, зябко ёжась на успевшем стать холодным ветру. Шибанов махнул ему рукой и первым поспешил к Ухватову. – Постановление давайте, товарищ полковник, сейчас нам понятых найдут, экспертов дождёмся и начнём квартиру осматривать. Хотя там уже и невооружённым глазом есть на что посмотреть. Хотите взглянуть? – Постановление? – ошарашено переспросил Ухватов, внезапно осознавая, что в суматохе он совсем не подумал о формальностях. – Я не выписывал. Кто же знал, что брать их сразу будем? Он на автомате протянул вещи подошедшему Комарову, но его благодарное «Спасибо» было почти не услышано за возмущениями Шибанова. – И вы ещё тут нам выговаривали? Их прямо сейчас докручивать надо, пока тёпленькие. Думаете, если мы попросим пока не звонить адвокату, подождать постановления и последующего первого допроса, они согласятся? Смотрите, если время упустим, то отвечать вам. – Ну-ка, разговорчики! – пресёк шквал его негодования Ухватов. – Сейчас поеду и всё выпишу, начинайте пока. Под мою ответственность. – Жень, мотнись с товарищем полковником, забери. Только быстро! Одна нога здесь, вторая – тоже здесь, – распорядился Шибанов, резко развернулся и вновь направился к дому. Комаров, быстро натянув куртку, достал из кармана ключи и уточнил: – В Комитет? – Да, – Ухватов кивнул и разблокировал телефон. – Не торопись только, сейчас водителя вызову. – Вы не на своей? – искренне удивился Комаров. – Да не завелась утром, паскуда, – отмахнулся Андрей, слушая долгие гудки. – Пока на служебной, но я не знал, на сколько мы здесь застрянем, так что водителя отпустил. Да где его черти-то носят? – Так чего время терять? Поехали. Комаров разблокировал двери машины и сел за руль, заводя мотор. Дважды предлагать Ухватову нужды не было, время, и правда, играло не им на руку.       Дорога до Комитета была недолгой, но бóльшая её часть прошла в абсолютном молчании. Один раз Комаров припомнил матушку и ещё пару родственников водителя Мазды, неудачно подрезавшей их на перекрёстке, а всё остальное время тишина разбавлялась лишь блоком свежих городских новостей по радио. Андрей Петрович смотрел на проспект за окном, почему-то задумавшись не о деле, вышедшем наконец на финишную прямую, а о странностях, которые он стал регулярно замечать за собой в последнее время. Почему ему стало казаться, что к Комарову он относится иначе, чем к его коллегам и, уж тем более, к его прямому начальству? Не сказать, что благосклонно, но явно ровнее, иногда прощая ему то, за что незамедлительно призвал бы к порядку кого-либо другого. Да и только ли казалось? Вот, например, сегодняшний случай с его шуткой….Там, во дворе, было слишком напряжённо, чтобы подумать о том, почему он ему её простил, но сейчас, когда все волнения остались позади, вопросы и поводы для раздумий всплывали сами собой. Если поразмыслить, то специально Андрей никого из окружающих отдельно не выделял, со всеми вёл себя одинаково. Одинаково резко, потому что с заметной регулярностью они все его раздражали. Хотя, если собрать статистику, Комаров – реже остальных. Возможно, в его поведении было что-то отличное от других? В принципе, это бы могло стать объяснением. Он изначально, с их первой очной встречи, повёл себя иначе. Ухватов давно уже привык, что неприязнь с окружающими у него всегда взаимна, вот только Комаров никак не реагировал на частые недовольства в свой, или всего Главка разом, адрес, ему всё было как с гуся вода, близко к сердцу он ничего не воспринимал, на свой счёт не принимал, не огрызался и обид не таил, просто, выслушав очередную нравоучительную тираду о нерадивости всех оперов вместе взятых, спокойно шёл выполнять поставленную задачу. Он не выслуживался показательно, не лебезил, не пытался тщетно скрыть пренебрежение и даже не боялся, он просто шёл и делал, совершенно не придавая значения всем тем репликам, которые были обычными в общении Андрея с подчинёнными. И как-то вдруг неожиданно выяснилось, что не очень хочется срываться на человека, который почти никак на это не реагирует, ещё и спокойно уточняет вводные, выслушав секунду назад нелицеприятное мнение обо всём их отделе в целом. А ещё он шутил, и чаще всего даже смешно. Андрей, правда, силился вспомнить, кто за последние несколько лет, из окружавших его на работе, мог бы вызвать у него непреодолимое желание улыбнуться в ответ на брошенную фразу, улыбнуться не насмешливо, без сарказма, без иронии, а вот просто – искренне, потому что действительно, пусть и на пару коротких секунд, стало весело. Но почему-то на ум никто, кроме подчинённого Шибанова, больше не приходил. Это было необычно. И довольно интересно… – Так что с машиной-то? – вдруг решился нарушить молчание и его глубокую задумчивость Комаров. – Не завелась, – повторил уже озвученный ранее диагноз Ухватов, поворачиваясь от окна к нему. – Я так и понял, – кивнул Комаров. – А в чём именно проблема? Стартер накрылся? Аккумулятор? Свечи? Топливо не подаётся? Электропроводка, может? – Я… – опешил Андрей. – Я не знаю. На днях на сервис завезу, там посмотрят. А ты разбираешься, что ли? – Ну так, немного, – Комаров уклончиво пожал плечами. – Мы с братом с детства у отца в гараже почти всё свободное время проводили. Ну, знаете…тяжёлое детство, карданный вал – лучшая игрушка, вроде такого. У брата в итоге сейчас три автосервиса, он меня столько раз к себе зазывал, а я – вот, отщепенец, получается. – С чего вдруг? – не понял Ухватов. – В семье, где все так или иначе связаны с машинами, не без….оперуполномоченного. – Это, наверное, хорошо, что ты в автомеханики не пошёл, – неожиданно даже для себя озвучил свои выводы Андрей Петрович. – Почему хорошо? Профессия автомеханика куда спокойней нашей, да и прибыльней, чаще всего, – Комаров на секунду встретился с ним взглядом, и его, наметившаяся до этого, улыбка стала шире. – Ну… – Ухватов не знал, что ответить, потому что даже не понимал, почему он вообще сказал то, что сказал. – Должен же кто-то преступников ловить. Хороших автомастерских полно, а вот хороших оперов, то есть… просто даже – оперов… Ему казалось, что он, найдясь с ответом, легко выпутался из первой неловкой ситуации, но получилось, что, развив мысль, сам себя загнал в следующую. Наверное, молчать в пути было лучшим решением. Комаров коротко хмыкнул и поддержал это умозаключение, в смысле – не говорил больше ничего до того момента, пока они не припарковались у Комитета. – Идём, – приглашающе махнул ему Ухватов, выходя из машины. Он знал, даже оглядываться было не нужно, что Комаров последует за ним.       Благо, что форма постановления уже была набрана, оставалось только вписать дату, адрес проводимых мероприятий, данные задержанных, участвовавших сотрудников. Ухватов справился за пару минут, выдернул распечатавшийся лист из принтера и помахал им перед собой. – Держи, готово. Но Комаров не реагировал, будто и не слышал радостной новости, увлёкшись рассматриванием наградных листов и грамот на стене. – Евгений, – ещё раз, уже громче, привлёк его внимание Андрей. – Да? – Комаров обернулся и, увидев готовое постановление, подошёл ближе. – Всё? Могу ехать? – Не задерживаю, – привычное разрешение покинуть кабинет озвучилось само собой. – Печать поставить у секретаря не забудь. – Так точно, – Комаров, казалось, решил по своей привычке перевести всё в шутку. – Разрешите идти? – Разрешаю, – Ухватов не выдержал и улыбнулся, замерев на секунду с листом в руке, не отдавая документ, хотя Комаров уже взялся за другой его край. Хотелось сказать что-то ещё. Только вот что, если и так сказано достаточно? Но странное оцепенение спало так же быстро, как и нахлынуло. Андрей Петрович разжал пальцы, отпуская постановление и, чтобы больше не было никаких непонятных внезапных порывов, взял со стола ручку, сжимая её в кулаке. – Пусть Шибанов мне отзвонится, как закончите. – Я передам, – Комаров обернулся уже на пороге, снял с головы солнцезащитные очки и как-то по-особенному не формально произнёс: – До свидания, товарищ полковник. – Да, давай, увидимся, – как можно ровнее и безразличнее попрощался Ухватов, порадовавшись от всей души, что дверь закрылась через секунду и ему, оставшемуся в кабинете в одиночестве, можно больше не переживать о том, что на его лице может быть написано куда больше, чем он хотел бы сказать. Возможно, даже больше, чем он сам был в состоянии осмыслить или признать.       Единственное, что по-настоящему радовало в этом начале сентября – необычно, как для Петербурга, частые погожие дни. Такие, которые всячески располагали провести их на прогулке, на пикнике или просто на свежем воздухе, если на это было бы время и желание. Жаль, что последние два пункта были явно в дефиците. Но что поделать? Сперва нужно решить все, резко навалившиеся, насущные проблемы, а уж потом можно и окружающую красоту разглядывать. Вот только эта самая красота была не намерена ожидать, пока на неё обратят внимание, и заявила о себе сразу же, взметнув перед лицом ворохом жёлтых листьев, будто золочёным подолом, стоило только открыть дверь. Андрей Петрович на секунду даже замер от неожиданности на пороге, разглядывая один из них, приземлившийся прямо на его папку. – Думаю, что во второй адрес ехать смысла нет, – скорее констатировал, чем спросил, вышедший следом Комаров. – К гадалке не ходи, – разочарованно вздохнул Ухватов и резким движением сбросил лист на землю. – Ваша недоработка, вообще-то. Должны были уже прошерстить весь район, потрясти информаторов и знать точно, где его найти. – Наша, – не стал спорить Комаров. – Исправимся, доработаем. И какой смысл дальше его отчитывать? – Ладно, надежды на вас, как… – отмахнулся Андрей. – Напрягу техников, попробуем поставить прослушку. Может, что и узнаем. Он уже было сделал шаг по направлению к своей машине, но неожиданный вопрос заставил его остановиться. – Вы очень торопитесь? Я подумал… – Что подумал? – Ухватов развернулся, не понимая, что могло подразумеваться под этим вопросом. – Подумал, что мы тут с утра самого по району круги нарезаем, – продолжил мысль Комаров. – Может, кофе попьём? От внезапности этого предложения Андрей не нашёл даже подходящей уважительной причины, чтобы отказаться, и просто медленно кивнул. Не то чтобы он действительно спешил вернуться в управление, просто представить себя, распивающего кофе с операми, пока получалось плохо. Наверное, следовало всё же сослаться на неотложные дела, но…почему-то не хотелось. Они действительно уже порядком устали и вымотались. В конце концов, лишние десять-пятнадцать минут всё равно ведь ничего не решают и ничего кардинально не изменят, не так ли? У входа в парк, располагавшийся так удобно поблизости от места попытки проведения сегодняшних оперативно-следственных мероприятий, Комаров притормозил у кофейной палатки, вопросительно посмотрев на Ухватова. – Что? – не понял сути незаданного вопроса тот. – Какой пьёте? – прямо озвучил интересующее его Комаров. – А, – Ухватову показалось, что сегодня его планомерно решили раз за разом ставить в тупик каждым последующим вопросом. – Да без разницы… Американо. Чёрный. Два сахара. – Будет сделано, – улыбнувшись, отрапортовал Комаров и направился к палатке, оставляя Андрея гадать, сможет ли этот день стать ещё более странным, чем он уже казался.       Нагретая солнцем скамейка на южной стороне парковой аллеи оказалась более чем комфортной, а сам парк – на удивление уютным и тихим. Чему удивляться не приходилось – разгар буднего дня посреди недели не особенно располагает к массовым гуляниям. Но такое подобие уединённости было даже очень кстати – шума достаточно и на работе, а вот спокойных минут, которые можно провести в тишине и на свежем воздухе, чаще всего не хватало. Ухватов сжал в руке картонный стаканчик и чуть запрокинул голову, разглядывая золотистые уже верхушки деревьев. Сочетание ощущений от горячего кофе в ладонях и прохладного влажного лёгкого ветерка на лице было до крайности контрастным, но удивительно приятным. На мгновение даже получилось представить, что не было этого бессмысленного рабочего дня, что впереди не ждёт ещё кипа документов и объяснения с Мальцевым, ни прошлого, ни будущего, а только этот солнечный осенний парк, горячий ароматный кофе и эти странные посиделки в странной компании. – Жаль, что не получилось ничего, – вдруг безжалостно вернул его в реальность Комаров. – Ну ничего, зато адрес проверили, – поморщился Ухватов и отпил свой кофе, в котором, кажется, помимо сахара, точно присутствовали какие-то специи. Что за самодеятельность? Он ведь хотел обычный. Хотя вкус определённо был интересным и приятным. – Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть, – многозначительно изрёк Комаров. – Глубокая философия, – усмехнулся Андрей, удивившись про себя таким основательным размышлениям от человека, в чьём исполнении скорее ожидаешь очередной шутки, уже привыкнув к его чувству юмора. – Волчья мудрость. – Почему волчья? – недоумённо спросил Ухватов. – Ну, мемы с волками. Картинки с подписями. Знаете? – Нет, – честно признался Андрей Петрович. – Могу скинуть, если хотите, – с готовностью предложил Комаров, явно настроившись просветить товарища полковника в вопросе таких тонких материй, как интернет-шутки. Ухватов предостерегающе поднял ладонь: – Не стоит. Пожалуй, обойдусь. – Да, вы правы, наверное. Извините. В голосе Комарова раскаяния не слышалось ни на грамм, но голову он отвернул чуть в сторону, переведя взгляд на велосипедистку в конце аллеи, а потом сосредоточился на поисках сигарет в кармане. Андрей подумал о том, что у них, наверное, впервые настолько не клеится разговор. Обычно, с самой первой встречи, даже когда он привычно отчитывал оперов за нерасторопность и даже в присутствии Шибанова, которого, кстати, так удачно сегодня на выезде не было, трудностей в общении они почти никогда не испытывали. Оно с самого начала было лёгким, простым и в какой-то мере даже на равных, если можно так сказать, учитывая их звания и должности. Правда, в последнее время Ухватов стал замечать, что присутствует в этом общении что-то лишнее, что-то неуловимо режущее слух и обременяющее, правда, не мог до конца сформулировать даже для себя, что конкретно. Очень хотелось избавиться от этого фактора, что-то изменить, понимать бы только, что именно менять. В очередной раз не определившись с решением, Ухватов внимательно посмотрел в ту же сторону, куда смотрел Комаров, но в конце аллеи уже никого не было, а потом – и на самого Комарова, неосознанно рассматривая и замечая всё в подробностях: как тот чуть щурится от солнца, пробивающегося яркими лучами сквозь листву, как причудливо играют светотени на его лице, как бликует экран часов на его запястье, когда он подносит сигарету к губам, как он задумчиво и – что поделать, но нужно это признать – красиво курит, какой интересный насыщенный тёмно-янтарный оттенок приобретают его глаза в этом свете… О. Кажется, его пристальный взгляд не остался без внимания. – Андрей Петрович? Что-то не так? – Да. То есть…нет. Задумался что-то, прости. Идея одна пришла. – Какая? – Комаров с готовностью ухватился за возможность продолжить не особо-то и начавшийся диалог, утопив докуренную почти до фильтра сигарету в остатках кофе. – А что, если через его прошлую сожительницу попробовать на него выйти? – Ухватов сам не понимал, когда к нему пришла мысль о деле, учитывая, что с момента предложения выпить кофе он о нём вовсе и не думал. – Да ну, вряд ли, – с сомнением качнул головой Комаров. – Она даже заявление на него писала о рукоприкладстве, там где-то и снятие побоев было. Сомневаюсь, что она станет его укрывать после всего. – Вот и он думает, что мы обязательно так подумаем. Чем дольше Андрей убеждал, тем больше сам начинал верить в свою теорию. – Нет, мысль, конечно, интересная, только кажется мне маловероятной. Но, если вы правы, если он действительно окажется у неё, то с меня ещё кофе. – Мало ли, что тебе кажется. Многие готовы такое прощать. Или вообще считают, что, раз бьёт – значит любит. Смекаешь? – Нет, не смекаю. Бьёт – значит бьёт. Как можно намеренно причинять боль тому, кого любишь? Да и просто, если даже не любишь, поднимать руку на женщину...Такое разве простительно? – Много б ты понимал. Прощают, и не раз, сам же знаешь. Чужая душа – потёмки. Комаров хмыкнул и сказал с еле различимой ноткой иронии: – Какое тонкое у вас понимание отношенческой психологии. Даже интересно убедиться в верности этой теории, Андрей…Петрович. Он уже не в первый раз едва уловимо запнулся при обращении по имени, а Ухватов внезапно облегчённо выдохнул, но вовсе не потому, что его смелую идею поддержали, а оттого, что вдруг только сейчас, на последних прозвучавших словах, понял, что ему так долго не давало покоя. Ну, теперь можно и исправлять. – Так что, проверим? Если его там нет или она не знает, где он, то кофе с меня. – Проверим, конечно, если уж у нас пари. – Адрес её точный только выясни. – Хорошо, как скажете. – И вот ещё что… – Андрей вернулся к главному лично для него, к своему же удивлению даже не ощутив неловкости или сомнений. – Давай на «ты». – Хорошо, как скажешь, – переиначил последнюю свою фразу Комаров уже с учётом новых вводных. Если это предложение его и удивило, то виду он не подал. Спросил ровно, только голос его стал заметно мягче и теплее, как будто он и сам этого ждал, принимая теперь с готовностью исполнение своего желания: – Поехали, Андрей? – Да, едем. Ухватов спрятал довольную улыбку за стаканчиком недопитого кофе, понимая, что верно определил назойливый мешающий фактор и всё сделал правильно. Вот теперь всё как надо.