От заката до рассвета

      Подчас бывает просто невозможно вспомнить или, всё же запомнив, правильно интерпретировать, где, когда именно, что или кто поспособствовало тому, чтобы всё должное быть не миновало того, кому оно предначертано. Очень трудно предвидеть, что конкретно может в один момент изменить всю жизнь или спровоцировать первый шаг к её изменению: встреча со старым знакомым, с которым не виделись ещё с юности, мимолётный разговор с соседкой утром в лифте, досадная задержка в пути или непредвиденная отмена рейса, выговор начальника, случайно услышанная песня по радио, умудрившаяся проскочить на волнах между переключаемыми каналами, рекламный билборд на дороге. Да, обычный билборд, установленный в правильном месте и попавшийся на глаза в правильное время, вполне себе способен исполнить роль посланника Судьбы. Те, кому он не предназначается, пройдут или проедут мимо, даже не заметив – часто ли вообще кто-то обращает на них внимание? – но тот, кому он необходим, обязательно его заметит, запомнит и сделает именно те, правильные, выводы из ничего не значащей для всех прочих информации. Вот и Андрей Петрович очень хорошо запомнил один такой, за который зацепился его взгляд однажды утром. Он даже чуть сбросил скорость, чтобы получше рассмотреть живописную фотографию густого тёмно-изумрудного хвойного леса, подёрнутого лёгкой сизоватой дымкой тумана, на широком рекламном полотне сбоку от трассы, и прочесть крупную надпись, гласящую: «Активный отдых в Карелии! Организация пеших походов, рыбалки, подбор подходящего маршрута, экскурсионные мероприятия, рафтинг». Снизу под строчками, заманивающими любителей походов и активного туризма, как и подобает, значился телефон организатора указанных туров, электронная почта и ссылки на всевозможные социальные сети. Все контактные данные тоже были отпечатаны жирным крупным шрифтом, чтобы желающие легко и просто могли связаться с компанией-устроителем, и это, безусловно, была очень важная и необходимая информация. Только не для Андрея Петровича. Ему были без надобности все эти прелести, навроде треккинга, рафтинга, каякинга, сбора грибов и ягод, соответственно, и телефоны с соцсетями организаторов подобного досуга его не интересовали. Казалось, что этот билборд вообще возник на его пути с единственной целью – из всего, указанного на нём, донести всего лишь одно слово. Карелия. Где именно искать подходящую локацию, на сайтах или, правда, обратиться в какую-нибудь турфирму, что конкретно бронировать, да и как – всё это было глобально несущественным. Действительно важным было только то, что в июне, на длинных выходных по случаю грядущего госпраздника, они определённо поедут в Карелию. Это было решено за секунду, но совершенно бесповоротно.       Тем же вечером, вернувшись домой, он немедленно рассказал Комарову о своих оформившихся, теперь уже окончательно, планах. И - о, чудо! Тот, не упустив, конечно же, повода пошутить про северную и южную Карелии, легко и с большим энтузиазмом поддержав идею, даже вызвался самостоятельно озаботиться поиском подходящего коттеджного комплекса и самолично забронировать тот из коттеджей, который понравится им обоим. Это было большим облегчением и огромным подспорьем, потому что рассматривать бревенчатые уютные домики самому Ухватову было совершенно не с руки, ему вполне хватало и других своих, ещё более важных, дел. Для него наступили самые ответственные две недели на его памяти – до запланированной поездки ему необходимо было тщательно продумать, подготовить и отрепетировать речь своего предложения, ну и, конечно же, выбрать подходящее кольцо. Странно и, наверное, недальновидно было с его стороны ни разу, даже исподволь, не завести хотя бы обтекаемый разговор на волнующую его тему с Женей. Ладно, изначально, предположим, он не задумывался о ней и сам, поэтому поводов для подобных разговоров между ними никогда и не возникало, но позже, когда его самого уже преисполнила решимость, он ведь мог осторожно, издалека прощупать почву. Наверняка мог, только почему-то этого не сделал, и теперь только надеялся на то, что Женя в общем и целом не против подобных уз, не считает, что хорошее дело браком не назовут, и ответит ему долгожданным «да».       Иногда вечерами Андрей замирал, глядя в одну точку, обдумывая какую-нибудь фразу, не слыша и не замечая ничего вокруг, но Комаров вопросов не задавал, полагая, что он размышляет над сложным делом, потому не отвлекал его, занимаясь своими делами, или же молча забирался к нему на диван, укладывал голову ему на колени и просто так лежал, наслаждаясь покоем и мягкими движениями руки Андрея по своим волосам. Пока тот напряжённо и пристально разглядывал на экране телефона ассортимент ювелирного магазина. Женя на его коленях начинал разморено дремать, а Андрея в такие моменты так распирало от любви и нежности, что хотелось прямо сейчас же сказать всё, что уже успел заготовить. В конце концов, тут главное озвучить эту идею, можно и не в торжественной обстановке, и пока даже без кольца. Они уже так давно были вместе, столько всего прошли рука об руку и так близки, что Андрей научился без страхов и неловкостей говорить с Женей обо всём, что его волнует, а то, что он задумал, волновало его, волновало так сильно, что иной раз и ночами было не уснуть. Можно было, наверное, разбудить сейчас Женю и сказать: «Послушай, я тут подумал, а как ты отнесёшься к тому, чтобы…». Но всякий раз, когда такая мысль приходила ему в голову, стараясь спасти мозг от перегрузки, он поспешно себя одёргивал – нет, так нельзя. Выдохнув, он терпеливо объяснял сам себе, что это не просто важный разговор, хотя, конечно, он был чрезвычайно, буквально жизненно важным, это должно быть именно предложением и всё стоило сделать правильно и красиво, как и заслуживал тот, кому оно будет озвучено. И Андрей, собирая остатки самообладания в кулак, клятвенно обещал себе сдержаться и дотерпеть до выходных.       Наверное, уже можно было назвать удачей и порадоваться тому, что в день «Х» погода с самого утра радовала ярким, уже по-настоящему летним, солнцем, теплом и чистым лазурным небом, а ещё тому, что никого из них не выдернули на работу в самый неподходящий момент срочным звонком, всё испортив. Хотелось верить, что Вселенная сегодня была на их стороне. Утром, выйдя во двор, Женя уверенно встал у водительской двери внедорожника Андрея, преграждая путь, и протянул вперёд руку раскрытой ладонью вверх. – Дай ключи, пожалуйста, я поведу, – настойчиво попросил он. – Это ещё почему? – удивлённо приподнял бровь Ухватов. – Потому что мне хотелось бы добраться до пункта назначения, если ты не против, а с твоей сегодняшней странной рассеянностью я очень сомневаюсь, что мы доедем без происшествий, если за рулём будешь ты. – Ничего я не рассеянный, тебе показалось, – Ухватов попытался опровергнуть его доводы. – Андрей, – терпеливо вздохнул Комаров и принялся загибать пальцы. – Ты насыпал в джезву чай вместо кофе и даже этого не заметил, пока он не сварился, искал свой телефон, который звонил прямо на столе перед тобой, пытался надеть китель вместо ветровки… – Всё, достаточно, – перебил его Андрей, доставая из кармана ключи, искренне надеясь, что не перепутал хотя бы их. – Держи. Уже сев в машину и заведя мотор, Женя повернулся к нему, смерив внимательным взглядом. – Кстати, у этого есть какая-то причина? Что-то случилось? Может, у вас проблемы в Комитете какие? – Всё в порядке, – поспешно успокоил его Андрей, постаравшись успокоиться и сам, крепко сжав в кулаке, внутри кармана куртки, приятную на ощупь бархатистую коробочку. – Я просто…устал за неделю и сегодня не выспался. – Ты хочешь поговорить о чём-нибудь? – Нет, – Андрей мотнул головой. – Сейчас – точно нет. – А захочешь, когда мы приедем? – Да, мы обязательно поговорим сегодня. – Хорошо, как скажешь, – покладисто согласился Женя, выруливая из арки двора. – Тогда, заедем по пути ещё кофе возьмём. В дороге он старался развлечь Ухватова разговорами, пересказами смешных историй, произошедших в Главке за последнее время, даже шутками из интернета, но, не особо в этом преуспев, сделал радио чуть громче и сосредоточился на дороге. Андрей, и правда, едва ли мог сейчас достойно поддержать светскую беседу, он старательно, реплику за репликой, мысленно повторял текст заготовленной речи, чтобы точно ничего не забыть от волнения и сказать всё то, что намеревался. Он ненадолго отвлёкся от своей репетиции только для того, чтобы полюбоваться, как Женя красиво смотрится за рулём. Он часто это замечал, обращая внимание на то, как уверенно тот чувствовал себя, что в своей машине, что в машине Андрея, легко идя на обгоны, отлично ощущая габариты транспортного средства, быстро и непринуждённо перестраиваясь из ряда в ряд, иногда даже успевая повоспитывать зазевавшихся водителей из соседнего. Сам Ухватов тоже профаном по части вождения не был, но некоторые Женины финты на дороге его восхищали. Возможно, дело было в специальных навыках, необходимых для оперативной работы, или же в тяге к автоделу с юных лет. Андрей непроизвольно улыбнулся, засмотревшись на то, как Женя, явно пребывавший в хорошем настроении, одним лёгким движением уронив на переносицу чёрные очки, разгоняет машину до трёхзначных значений на спидометре, не переставая негромко напевать себе под нос в такт незатейливому мотивчику песни по радио и отбивая ритм пальцами на руле. Ухватов даже ненамеренно прислушался к тексту ставшего не так давно популярным хита. Вероятно, эта нехитрая молодёжная история про то, как красивый, холостой и холодный, как Россия, главный герой, тщетно пытаясь обогнать вечно догоняющую их иномарку, везёт свою спутницу, которая имела возможность принять несколько разных предложений от других кандидатов, но всё же предпочла его, за МКАД, несмотря на то, что она хотела бы отправиться на Канары, в малиновый закат на малиновой же Ладе, теперь всегда будет ассоциироваться у него с этим днём, этой поездкой и с Жениной интерпретацией. Почему-то именно сегодняшний его образ очень хорошо ложился на описанную картину, хотя и несоответствий хватало: красивый, молодой – безусловно, это точное попадание, но вот про холодного – совершенно мимо, и заподозрить его в желании приобрести себе малиновую Ладу тоже было довольно трудно. Да и про холостого скоро станет не актуально. Неужели, подумалось вдруг, и от этой внезапной мысли ёкнуло и зашлось сердце в груди, при условии, что Женя сегодня ответит утвердительно, совсем скоро это действительно произойдёт и всё изменится? Представить только… Быть может, кому-то могло бы показаться, что Женя не сильно-то и соответствовал классическим представлениям об образцовом спутнике жизни: он не всегда вовремя приезжал домой, хорошо, если вообще регулярно бывал дома каждый день, не ждал допоздна у окошка возвращения Андрея с работы, в четвёртый раз разогрев ужин из трёх блюд, не заморачивался частыми генеральными уборками и отдраиванием квартиры до блеска, делая это по необходимости и с неизменной печатью мученика на лице, не подскакивал спозаранку, чтобы приготовить завтрак, а в выходной добудиться его раньше обеда было вообще практически невыполнимой задачей, и мог весь день не отвечать на звонки. Нет, идеальным он вовсе не был, даже напротив – он мог сорваться посреди ночи, выходного или отпуска и унестись в неизвестном направлении, мог заявиться домой под утро, весь перепачканный и в порванной одежде, иногда ещё и подшофе, рухнуть на кровать не раздеваясь, спасибо, что хотя бы куртку и ботинки снимал перед этим, и, пообещав: «Сейчас, пять минуточек только...», тут же провалиться в крепкий сон, мог курить по часу на балконе, решая с Шибановым какие-то вопросы по телефону. Но со всеми этими аспектами Андрей отлично научился мириться и спокойно уживаться, он любил его именно таким, хотел видеть его рядом с собой со всеми этими нюансами. Для того, чтобы быть счастливым, ему был необходим именно Женя, целиком, таким, каким есть. Классическая офицерская жена ему была вовсе не нужна, такая у него уже была, только вот счастья не было. А сейчас, глядя на Женю, который тепло улыбается, отвлекшись на секунду от дороги, улыбается лишь ему одному, и на строчках про то, что героев всё той же задорной песенки не в силах уже остановить ни красный светофор, ни инспектор ГИБДД, выкрутив руль одной левой, резко, уверенно и чётко входит в поворот, он был по-настоящему счастлив.       Они добрались до места после обеда, без непредвиденных сюрпризов и почти даже вовремя. Осматривая локацию, Андрей почувствовал, как волнение немного его отпустило, позволяя чуть расслабиться. Он безропотно занёс в коттедж вещи, расположив их там, где указал Женя, выполнил ещё несколько его мелких поручений, понаблюдал, как тот копается в подсобке в поисках мангала, принёс из машины связку дров и бутылку розжига и устроился на стуле за столом, стоявшим под раскидистым деревом, глядя на то, как мангал сооружается без его участия. В любой другой день он бы вмешался, походя раздав ещё пачку распоряжений, но не сегодня. Сегодня у него не было ни сил, ни желания сосредотачиваться на шашлыках. – Андрей, – позвал Комаров, привлекая его внимание, кажется, уже даже не в первый раз. – Да? – Ухватов встрепенулся. – Я говорю, за штопором сходи, пожалуйста, – попросил Женя, покачивая в воздухе запотевшей бутылкой вина. – Он в боковом кармане сумки, найдёшь. Бокалы тоже захвати. Ухватов послушно кивнул, встал и пошёл выполнять поставленную задачу, уже понимая, что всё – это оно, час пробил. До вечера, когда от мангала будут красиво подниматься сверкающие искры, когда небо будет усеяно звёздами, когда, возможно, обстановка станет более подходящей, он попросту сойдёт с ума от своего ожидания, а значит, нужно набраться смелости и сделать это прямо сейчас. В доме он успел нарезать несколько кругов по гостиной, ещё раз свериться с заметками на своём телефоне, проверяя, не забыл ли ничего и повторить вслух пару самых важных тезисов. Галерея открылась как-то сама собой, по-видимому, случайно задел пальцем иконку, когда сворачивал заметки, и из всего множества Жениных и их совместных фото, накопившихся там, подсознание сейчас чётко выделило одно конкретное. Самое первое. Андрей открыл его и долго внимательно смотрел на Женину тёплую улыбку, навсегда запечатлённую на этом кадре, на тёмно-синее море и лазурное небо позади него, на то, как солнце отражается в его очках. Их самый первый совместный выходной, день, с которого всё началось по-настоящему. В момент, когда был сделан этот снимок, они ещё так много не знали: что увидят родной город, будто заново, что тем же вечером Андрей пройдёт первое посвящение Бондианой, а следующим утром они проснутся уже вместе, что подобных дней и ночей со временем станет всё больше, что они будут оглушительно счастливы, а через время им уже не понадобится высчитывать и подгадывать выходные, что они и жить будут вместе. Тогда Андрей просто сделал одну фотографию на память, даже не предполагая, чем именно закончится тот день, и что именно на неё он будет смотреть спустя полтора года, набираясь храбрости перед тем, как сделать Жене предложение. Он пожалел о том, что не курит, если бы курил, то точно не удержался бы сейчас и выкурил парочку сигарет. Вот бы можно было вернуться в прошлое и рассказать про этот июньский день себе самому и Жене, смотрящему ему в глаза и так ласково улыбающемуся на набережной. Хотя, вероятно, этого делать не следовало. И вовсе не потому, что во многих фантастических фильмах путешественников во времени предупреждали о негативных последствиях вмешательства в прошлое, а только из-за того, что в таком случае эти минуты наедине с собой сейчас ощущались бы иначе. А они были совершенно особенными, ни с чем несравнимыми, они должны были ощущаться именно так. Но всё же, кто бы тогда им сказал… Кстати, Женя ведь так до сих пор ничего и не знает. Как давно его за штопором-то отправили? Пора. Давно уже пора. Он ещё раз мельком взглянул на фото, собрался с духом, заблокировал телефон и, проверив наличие кольца в коробке, вернулся на полянку к мангалу. Наверное, у него было такое выражение лица, что Женя, с улыбкой обернувшийся на его шаги, даже испугался, что там, в доме, что-то произошло. – Андрей, с тобой всё хорошо? Что случилось? Тебе кто-то звонил? Ухватову показалось, что у него резко появился лимит на любые слова, кроме самых главных, и рубильник, не позволяющий вести никакие отвлечённые разговоры, кроме одного, самого важного. Он молча покачал головой, протянул ему штопор и бокалы, которые тот машинально взял и тут же не глядя отставил на стол, продолжая пристально смотреть ему в глаза, ища объяснений. И Андрей, мысленно попросив помощи у любых сил, которые сейчас могли его слышать, медленно опустился на одно колено, чем, кажется, напугал Женю ещё больше, мягко взял его за руку и начал озвучивать то, что так долго репетировал, наверняка что-то забывая и отклоняясь от первоначального сценария. – Женя...начну сразу с главного. Я люблю тебя. Комаров прерывисто втянул носом воздух, он явно был в сильнейшем замешательстве и непонимании, и поспешил успокоить его: – Я тоже тебя люблю, с чего ты… – Погоди, я не закончил, там дальше будет не менее главное, – перебил его Ухватов. – Наверное, я понял это не с первой нашей встречи, лукавить не буду, но уже точно с этой встречи я почувствовал, что ты особенный. Пусть даже тогда ещё я и не понимал насколько ты особенный лично для меня. Но с самого первого раза, когда я тебя увидел, заговорил с тобой, меня непреодолимо тянуло к тебе. Только я тогда не осознавал, что именно это за притяжение. Но я до сих пор помню в подробностях нашу первую беседу, твою первую шутку, то, как ты впервые предложил задержаться и выпить кофе, я помню тот осенний парк и ту лавочку, и наше пари на подозреваемого, и твоё первое сообщение в наш чат, и наши поздние переписки, и ту набережную. И каждая наша новая встреча, каждый наш разговор, каждая твоя улыбка привязывали меня к тебе всё крепче. Но всю силу этой привязанности я тоже осознал гораздо позже. Возможно, потому, что, когда мы повстречались, я просто успел забыть, как ощущается любовь. Но я вспомнил. Благодаря тебе и с тобой вспомнил. А тогда, в самом начале, может быть, я просто боялся даже себе признаться, что это именно любовь и есть. У меня вообще было много страхов в те дни, сейчас тебе я уже не боюсь в этом признаться. И то, что страха больше нет, тоже благодаря тебе. Это не просто громкие слова, не просто эпитет, наша встреча действительно разделила всю мою жизнь на "до" и "после ". И это "после " оказалось лучшей частью моей жизни, вообще оказалось настоящей жизнью, о возможности которой я и не подозревал до того, пока не встретил тебя. Рядом с тобой я каждый день узнавал, и узнаю до сих пор, что пределов у силы этой любви нет, ведь, когда мне кажется, что любить сильнее уже нельзя, я смотрю на тебя и понимаю – можно. Из-за всех тех моих опасений поначалу я совершил много ошибок, это я тоже теперь не боюсь признать. Надеюсь, ты простишь меня за них. И вот одну из таких ошибок я осознал только сейчас.... Казалось, что Женя впал в некое подобие транса, как кролик перед удавом. Он стоял ровно, почти не дышал, смотрел на Андрея огромными изумлёнными глазами, крепко стиснув пальцами его руку. У него на лице буквально были напечатаны вопросы: «Ты о чём?», «Что произошло?», «За что ты просишь прощения?», «Какая ошибка?». Видимо, из-за неожиданности ситуации он даже не сумел сделать однозначного вывода, на что именно всё это похоже. Но Ухватов продолжил: – …я так ошибался в отношении тебя, себя, нас. Я слишком многое стал воспринимать как должное, привычное, само собой разумеющееся. Ты сделал всё, чтобы мне было хорошо и удобно жить с тобой так, как мы жили, но всё должно было быть по-другому уже давно. Я наверняка буду ошибаться и в будущем, но изменить его заранее не в моих силах. Зато, я могу постараться исправить ошибки прошлого. Женя, я должен был сказать это раньше, сильно раньше, но я очень надеюсь, что я не выбился бесповоротно из графика, и что ещё не поздно. Я люблю тебя и без тебя уже не могу, ты – самое дорогое и лучшее, что есть у меня в этой жизни. Возможно, ты считаешь, что можно обойтись и без этого, без официоза и штампов, но я очень хочу, чтобы ни у кого и никогда не возникало сомнений в том, что ты и есть вся моя жизнь. Хочу перед всеми и перед законом, так сказать, называть тебя своим. Своим мужем. Мне нужно было спросить это давно, но я спрошу сейчас. Женька, ты...выйдешь за меня? Андрей протянул коробочку с кольцом, которую умудрился открыть одной рукой, потому что другой он всё ещё сжимал Женины пальцы. Комаров зачарованно и всё ещё непонимающе смотрел на него, на кольцо, снова на него. А Андрей, не отрывая взгляда от его глаз, вдруг едва заметно улыбнулся и добавил: – И, зная твоё чувство юмора и весёлый нрав, сразу уточню, я не имею в виду выход за меня в субботу на работу. Женя отмер, попытался что-то сказать, но не смог, закусил нижнюю губу, сделал несколько вдохов-выдохов, а потом дрогнувшим голосом уточнил: – Это ведь риторический вопрос, да? Ты не можешь, Андрей, мы же столько уже вместе...ты просто не можешь спрашивать такое и всерьёз предполагать, что у моего ответа могут быть варианты. Но Ухватов молчал, не поддерживая эту полушутку. Да, Женя прав, они провели вместе достаточно времени, и за всё это время он очень хорошо запомнил урок и научился тому, что важные темы нужно обсуждать серьёзно, чётко и вполне определённо проговаривая все пункты. Поэтому, хоть уже и подступало ощущение некой эйфории от предчувствия, он терпеливо и покорно ждал однозначного ответа. – Тебе снова требуется моё активное согласие? – попытался улыбнуться Женя. – Снова. И всегда будет требоваться на таких переломных пограничьях, – кивнул Ухватов. – Да! – Комаров наконец смог немного справиться с эмоциями и тоже проникся серьёзностью момента. – Да, Андрей. Конечно да! Андрей, как бы ни готовился, как бы ни надеялся и как бы ни верил именно в такой ответ, всё равно сбивчиво выдохнул от этих слов, чуть подрагивающей рукой достал из коробочки кольцо, надел его Жене на палец и сразу же порывисто прижался губами к его руке. Комаров несколько секунд просто стоял так, глядя на его склонённую голову, потом поднял глаза к небу, тихо прошептав что-то короткое, а после не выдержал и рухнул рядом на колени. Он, обхватив ладонями его лицо, начал заполошно целовать его щёки, скулы, нос, пока Андрей сам не положил руку ему на затылок и не притянул к себе, находя губами его губы. Ухватов целовал его жарко, глубоко, страстно, сходя с ума от одуряющего контраста знакомого тепла Жениной руки на своей щеке и непривычной прохлады золотого ободка кольца на его пальце. И от этого ощущения под его закрытыми веками стремительно скапливалась влага. Он оторвался от Жени всего на секунду, чтобы попросить: – Скажи это ещё раз, пожалуйста. – Под протокол? Хорошо. Я говорю «да», Андрей. Да, я выйду за тебя, – повторил Женя, и голос его дрожал. – Ура, – прошептал Андрей и снова его поцеловал, прерывая этим поцелуем все Женины бесконечно-лихорадочные: "Я люблю тебя, люблю, люблю....".       Нацеловавшись практически до отказа лёгких и до разноцветных кругов перед глазами, Андрей поднялся на ноги и протянул руку Жене, сразу же, едва тот только встал с колен, притягивая его в объятья. Чуть отстранившись после очередного почти нескончаемого поцелуя, Комаров, остаточно шмыгнув носом, обернулся к мангалу и заметил на столе штопор, который недавно сам туда и положил, даже не обратив на него и свои действия внимания. – Давай, что ли, вино откроем, раз уж ты штопор принёс, – улыбнулся он. – Эх, знал бы я, что этим всё закончится, попросил бы тебя сходить за ним пораньше...года на пол. – Почему именно на полгода? – поинтересовался Андрей, открывая бутылку. – Помнишь, нашу годовщину? Мы тогда номер в гостинице сняли, на развод мостов смотрели ночью на балконе. – Помню, – немного шокировано проговорил Ухватов. – Ты думал, что тогда?... Боже мой, прости меня, я так оплошал. И почему я тогда не додумался?! – Нет-нет, я ничего такого тогда не думал и не ждал, и там всё было просто потрясающе, – успокоил его Женя. – Да и какая разница, когда? Рамок и сроков ведь нет. Если всё так сложилось именно сейчас, значит так и должно было случиться. – Да ты фаталист, – Ухватов протянул бокал, всё ещё мысленно упрекая себя за несообразительность. – А как не поверить в Судьбу, если она свела нас с тобой? – уже серьёзно спросил Комаров. Андрей не нашёлся с ответом на этот вопрос, если ответ вообще был нужен, а просто поднял бокал. – Ну, за неё тогда, что ли? – И за нас, – поддержал тост Женя. Ухватов сразу залпом выпил полбокала, потому что от всех нервов и долгой волнительной речи у него совершенно пересохло горло, Женя же вино лишь чуть пригубил. Он всё ещё неверяще смотрел на Андрея и, пока тот не видел, рассматривал кольцо на своей руке, осторожно касаясь его кончиком пальца, стараясь осознать теперь ещё и мозгом, что только что произошло. Потом отпил ещё глоток, отставил бокал на стол, подошёл ближе, заботливо поправил им же самим смятый воротник Андреевой рубашки, мягко положил руки ему на плечи, легко поцеловал и спросил, будто что-то обдумывая, продолжая ласково гладить его по плечам и груди: – Я всё, конечно, понимаю, традиции там, правила всякие, но мы же можем не ждать первой брачной ночи, правда? – Да ещё даже и не ночь, – улыбнулся Андрей, притягивая его за пояс ближе к себе. – Значит, мы тем более ничего не нарушим. Женя в его руках становился всё более разомлевшим, отзывчивым, ласковым – верный признак того, что близости ему хотелось прямо сейчас и очень сильно. – Ну как же не нарушим? – тем не менее медлил Ухватов. – Связь до брака обычно неодобряема. Подумай хорошенько, мне твои честь и репутация дороги. – Ты официально свататься собрался, что ли? Тогда можешь никому не рассказывать, что мы уже полтора года во грехе живём, – Женя коротко поцеловал его ещё раз и потянул за руку в дом. Едва разожжённый мангал наверняка прогорит до углей, но им обоим было сейчас так сильно на это наплевать.       Спальня в коттедже, выполненная в нежных кремовых тонах, как нельзя лучше подходила к атмосфере момента. Бежево-золотистые обои на стенах, кровать, застеленная светло-песочным шелковистым покрывалом, вздымаемые тёплым ветром невесомые тюлевые занавески цвета топлёного молока, через которые без преград и труда проникал свет вечернего солнца, придающий всему вокруг насыщенный оттенок свежего густого акациевого мёда, в котором и виделось, и ощущалось всё по-другому – замедленно, тягуче, плавно, сладко. Женина чёлка, прилипшая ко влажному лбу, чуть отливала рыжиной, отблески закатных лучей, отражаясь в его глазах, превращали их цвет из похожего на спелую крымскую черешню в глубокий янтарно-коньячный. Солнце, пусть и заходящее, светило ещё ярко, и в этом свете Андрей видел Женю полностью, сейчас ничего не скрывало от его обожающего взгляда этой красоты. А красота его сейчас была абсолютной. Женя для него вообще всегда был всех красивее, уж тем более, в процессе занятий любовью. Но сегодня он был просто невозможно, головокружительно, безумно красив: его кожа едва заметно отливала золотом, в его глазах появился совершенно особенный сияющий свет, и это точно не было игрой освещения и теней, он будто весь светился изнутри, светился счастьем и любовью. Андрею казалось, что таким он его ещё не видел никогда, что он это сияние может ощущать при каждом прикосновении, окунаться в него при каждом движении, пить с его губ при каждом поцелуе, слизывать с его тела. Женя подавался ему навстречу, тянул к себе, словно ему не хватало их единения, требуя быть ещё ближе, хотя ближе было уже некуда, хрипло шептал и выстанывал его имя, гладил по спине, шее, зарывался пальцами в волосы, прижимая его голову к своей груди, и легонько вздрагивал в его руках, отзываясь на особенно чувствительные движения. Его так хотелось сейчас именно любить. Долго, медленно, плавно, чувственно, с признаниями в любви и словами обожания на каждом выдохе. Пробовать на вкус, впитывать в себя каждый его вздох, каждый стон, запоминать каждый его миллиметр глазами, руками, губами. Что Андрей и делал, осторожно и нежно, желая прочувствовать и навсегда сохранить в воспоминаниях этот переходный, переломный момент в их статусе, когда любимый человек, без которого стало совершенно невозможно жить и дышать, становится без пяти минут твоим супругом. Женя, сцепив в замок пальцы на его затылке, не отпускал от себя ни на миг, хоть отпускать его и без того сейчас не моглось, заставляя неразрывно быть с ним и в нём, двигаться, чувствовать и даже дышать в одном общем ритме, быть едиными, связанными до самой последней секунды. По уровню зашкаливающих эмоций всё происходящее было так похоже на их самый первый раз, только ещё лучше, ведь здесь уже не было места страхам, сомнениям, опасениям, нервам, всё это вытеснили и безвозвратно стёрли концентрированные любовь и счастье, смешанные в равных пропорциях. Андрей, как и тогда, снова медлил и был необычайно трепетен, но уже не потому, что боялся сделать что-то не так или переживал за ответную реакцию, сегодня он был уверен и знал, что и как сделать, чтобы Жене с ним было хорошо, невероятно хорошо, но ему хотелось каждую секунду, каждый Женин взгляд из-под трепещущих ресниц, каждое слово, каждую букву своего собственного имени, оседающую на его зацелованных губах, и каждое прикосновение запомнить как можно лучше и сохранить навсегда в отдельную папку в своей памяти. И в первую очередь в эту папку отправились самые яркие и пока ещё непривычно-пьянящие ощущения от соприкосновения кольца на Женином пальце с собственной разгорячённой кожей. Чаще всего, говоря про золотой час, подразумевают время после рассвета, но их собственный, персональный золотой час затапливал всё вокруг жидким, ласковым необжигающим огнём именно сейчас.       Солнце уже почти совсем село, а они всё ещё, будто близости им обоим было слишком мало, нежились в постели и в жарких объятиях. Неторопливо и тихо, прорастая друг в друга ещё сильней, будучи не в состоянии выпустить свою любовь из кольца своих рук. – Так ты поэтому две последние недели сам не свой ходил, готовился? – неожиданно спросил Женя, не торопясь прокладывая длинную дорожку из частых влажных поцелуев от плеча Андрея к его ключице. – Вроде того, – не стал отрицать Ухватов, опустив веки и наслаждаясь этой лаской, отстранённо перебирая пальцами волосы на его затылке. – А что, заметно было? – Ещё бы не заметно. Я, знаешь, сколько всякого успел передумать за это время? – Чего именно? – Андрей открыл глаза и настороженно покосился на него. – Да всякого, – уклончиво ответил Комаров, внимательно разглядывая яркие, только что им самим же оставленные, отметины на его шее и избегая прямого зрительного контакта, будто ему почему-то стало вдруг неловко. – Нет уж, говори, раз начал, – велел Андрей. – Ничего такого, но… – Женя всё же посмотрел на него. – С твоей игрой в молчанку понервничать я успел. Ты каким-то загруженным вечно был, на чём-то сосредоточенным, не всегда меня слышал, когда я пытался с тобой поговорить. Я тебя спрашивал, помнишь, но ты неуклюже списывал всё на рабочие неурядицы. Не знал уже, что и думать. Потом стал анализировать, не поменялось ли ничего у нас с тобой в отношениях. – У нас же…– Андрей не сводил с него удивлённого взгляда. – Ничего не поменялось, так ведь? – Ничего, – улыбнулся Женя. – Кроме того, что мы с тобой за последние дни виделись-то каждый день по чайной ложке. Я прихожу, ты уже уходишь, если выпадал редкий свободный вечер, то ты чаще молчал и думал о чём-то. И сегодня утром ты со мной не разговаривал почти. Когда ты свою речь начал, я здорово перепугался, знаешь ли. Пока мы сюда ехали, ты же мне пообещал поговорить, но я и представить не мог, что разговор будет именно таким. – Ужас какой, – Ухватов прижал ладонь к лицу. – Извини, я не думал, что это так выглядит со стороны и может так тебя растревожить. – Да ты представь себя на моём месте! Ты бы не тревожился? Я был серьёзно настроен доехать сюда, выпить и всё детально обсудить. Мало ли, что могло поменяться, вдруг ты пересмотрел какие-то жизненные приоритеты. Мы же с тобой когда-то давно ещё договорились, что, если тебя что-то волнует, то спрашивай прямо, если спрашивают тебя – отвечай честно, что бы там ни было, и я очень надеялся, что так мы сможем всё прояснить и в этот раз. Но ты меня опередил. Его улыбка стала какой-то извиняющейся, и он снова прильнул к Андрею, мягко утыкаясь лбом ему в грудь. Хотя, извиняться, кажется, следовало самому Андрею. – Прости меня, пожалуйста, – он ласково погладил Женю по волосам. – Я, и правда, с головой ушёл в свои мысли, даже не подумав, что ты это всё замечаешь и так сильно переживаешь. Постараюсь в следующий раз делать сюрпризы так, чтобы тебе не пришлось пустырник пить. Комаров поднял голову и лукаво посмотрел на него. – А будут ещё? – Жизнь длинная, видно будет, – Андрей пальцами зачесал его чёлку назад. – Но я постараюсь, чтобы были. Сам закат они безвозвратно пропустили, забыв обо всём, кроме друг друга, в медленном долгом поцелуе. Уже в лёгких сумерках, окутывающих спальню ажурной розово-синеватой бархатной тёплой шалью, Женя, видимо проголодавшись, наконец вспомнил про мангал и запланированный пикник. Андрей на это коротко угукнул, но готовности срочно выбираться из постели и куда-то идти не выказал, вместо этого он поймал на своей груди Женину руку и снова надолго прижался губами к кольцу, которое сам надел ему на палец, обещая и одновременно спрашивая разрешения назвать его вскорости своим мужем.