Фотосинтезирующий паршивец

Быть одновременно в горшке и мешке — то ещё удовольствие. Сеймур чуть ли не клубком свернулся и подпрыгивал на каждой кочке, коих на разбитом шоссе было море. Водитель должен был зубов лишиться давным-давно. От злости, досады и голода Сеймур уже не сдерживал испускаемую вонь — пусть наслаждаются. На очередной яме горшок всё-таки во что-то врезался; послышался хруст, и похитители разволновались, подняли мешок. — Осторожнее, дебил! Не дрова везёшь! Рядом послышался гогот как минимум троих. Значит, похитителей не меньше пяти, а сражаться в таком состоянии бесполезно и опасно: его просто выкинут в мешке на обочину. Сеймур загрустил, подумав, что Маркус если и начнёт его искать, то поздно спохватится. Логичнее было бы пойти дальше в Вегас. Без солнца растения плохо ощущали течение времени, так что Сеймур понятия не имел, сколько они ехали по убийственным кочкам. Чудом стебель не переломился. Затем рёв мотора стих, мешок потянули и кому-то передали. — Фу, смердит! — с удивлением подметил этот счастливец. — Он точно нам зайдёт? — Отвечаю, будет круто! Диалект показался Сеймуру странным, хотя обыватели с пустошей и не должны были блистать словарным запасом. Это старые гули, закончившие колледж до Великой Войны, выглядели как реликты. Тифон — тоже осколок того прекрасного времени, отголоски которого Сеймур лишь ловил и чувствовал духовное родство: он был потребителем и воинствующим философом. Как же он скучал по этому старому пердуну… Тем временем мешок наконец перестали таскать, развязали — и Сеймур увидел людей, столпившихся вокруг. Они смотрели на него со странным нечитаемым выражением, словно чего ожидая. Сеймур упорно молчал и вонял, ожидая удара какой-нибудь палкой. Ожидание затягивалось, и не все были готовы это терпеть: — Эй, ты сказал, что цветок говорящий! — Так и было! — оправдывался, видимо, его похититель — незнакомый парень в идиотской робе, словно сшитой из пары мешков из-под картошки. Скорее всего, это они и были. Многие, к слову, носили такие же, что Сеймура несколько смутило. Парень наклонился и воскликнул: — Мы видели тебя в Нью-Рино, как ты навалял Бишопу! Офигенно, чувак! Сеймур растерянно вглядывался в их одинаково восхищённые чумазые лица и не замечал подвоха. К тому же он уже раскрыл себя, и притворяться было глупо. — Правда? — робко спросил он, и парень в робе радостно закивал. Остальные пораскрывали рты. — Ты великолепен! Идеален! От прилива уверенности в себе поднялись листья, и Сеймур даже позабыл про вонючую приманку. Наконец кто-то оценил его по достоинству! Может, он даже заговорит этих болванов и станет их королём? Выглядели чудики как грязные оборванцы, но ездили на отреставрированном военном внедорожнике. Хотя Сеймур бы назвал его ядерным реактором на колёсах. Если машину до сих пор не отобрали рейдеры, значит, не всё так однозначно — оборванцы могли о себе позаботиться. Они установили пару палаток, развели костёр под прикрытием скал и накрыли машину тентом песочного цвета. Сеймура заботливо полили водой и заклеили скол на горшке, откуда вульгарно свешивался корень. Требовалась пересадка, пока этот временный дом не развалился. Маркус мог бы и пластмассовое ведро найти, а лучше — железное, пуленепробиваемое, но чудикам очень нравилась керамика за экологичность. Сеймур едва не прослезился, а потом вспомнил, что не может. Чудики выглядели счастливыми — наверное, даже слишком для такой унылой жизни. Они с интересом слушали рассказ о его приключениях — конечно, щедро приправленный фантазиями. Также Сеймур умолчал, как поначалу впал в отчаяние (хотя так сказал Маркус, не он!). Выходило, что он сам пустился в путешествие и по доброте душевной пригрел Маркуса. Про радскорпиона Сеймур вообще забыл. Своими новыми знакомыми он не особо интересовался, — что взять с чудил? — пока не услышал самое страшное слово на свете. — Мы веганы! — радостно поведал его похититель, отчего последние соки встали колом в стебле. — Ищем просветление в отказе от мяса, как завещали довоенные предки! — Может, наоборот? Не стоит меня есть, раз я тоже разумный как… брамин, — выдавил Сеймур — жить слишком хотелось. Если бы такое услышал профессор, то умер бы на месте. На их лицах не мелькнуло ни тени сомнений. — Нет-нет, растения спасут тысячи невинных жизней и направят нас в будущее! Уверен, что не иначе как боги веганства дали нам знак! Зачем, скажем, носить варварские одежды из шкур животных, если есть хлопок или лён? Вот, конопляная ткань лёгкая и практичная, — парень указал на свой балахон, и Сеймур понял, почему тот показался столь отвратительным. Кажется, у веганов родился бизнес-план по возрождению лёгкой промышленности, но Сеймур не оценил его по достоинству, поскольку делать ткани планировалось из плоти его собратьев. Пусть у них и бывали разногласия, но даже глупую домашнюю кукурузу он жалел… где-то в глубине души. Она неблагодарным людям всю себя отдавала, сама виновата. Из Сеймура не планировали делать балахон — он станет главным блюдом на ужин. Веганы в пустошах изголодались по клетчатке, поэтому не стесняясь обсуждали рецепты из потасканной поварской книги. Истекая слюной и толкаясь, они спорили о том, какие специи подойдут, какой споровик по структуре — губчатый или жёсткий. Его разумность никого не смущала: в мире, где жили бессмертные, вывернутые наизнанку люди, всё могло быть. Последним доводом похитители добили всякое сопротивление: — Ты говорящий, да, но по сути ты тот же споровик. Что отличает тебя от остальных? Может, многие говорят, просто не хотят? Сеймур сам не нашёлся с ответом и совсем умолк. Во-первых, фанатиков невозможно переубедить; во-вторых, он впервые задумался, зачем профессор создал его. Ведь у всего должна быть какая-то цель! Он так усердно обучал и проверял способности радскорпиона, словно готовил к чему-то, но ни разу не обмолвился о причинах. Всё, о чём мечтал Сеймур — жить спокойно на своей грядке в окружении единомышленников. Ту же цель преследовали все споровики, даже кукуруза. Разумность, как говорил Маркус, только мешала. Скорее всего, причин не было — профессор просто экспериментировал на всём подряд. Мог создать — поэтому и создал. Бог, если бы он был, сделал бы так же. Это же прикольно! Сеймур скривился в отвращении, поскольку уже перенял мусорные словечки веганов. С каждой неудобной мыслью он злился только больше — а что ещё оставалось? Сидя в горшке на одном месте, многое не сделаешь. Впрочем… Кровожадная мысль напомнила, что Сеймур давно не питался. Он полностью отпустил себя, развонялся на полную катушку — и когда в лагере поднялся шум, приготовился к шоу. Дутни летели к нему со всех сторон и бомбардировали своих конкурентов — людей. Парочка гадов повисла рядом и влюблённо прильнула своими жирными телесами. Сеймур хохотал, наблюдая, как мечутся по лагерю веганы: убеждения мешали им дать отпор, поэтому на дутней накидывали сети. Пусть сбежать Сеймур не сможет, но хоть позабавится. «Посмотри вниз». Знакомое щёлканье раздалось из-под песка — радскорпион высунулся из укрытия, как только люди отвлеклись. «Бежим, болван!» Сеймур так был рад его видеть, что позабыл ответить на оскорбление. Теперь он больше волновался о том, как радскорпион донесёт его, не расколов окончательно горшок клешнями. Их возня привлекла внимание: несколько веганов, отмахиваясь от гудящих дутней поваренной книгой, побежали выручать свой ужин. Радскорпион пискнул и опасно покачнулся; хотелось заорать «не дрова несёшь!», но Сеймур был занят перенаправлением своей армии дутней. Те бездумно летели по направлению вонючего облака, куда направлялся ветер, а листья прекрасно улавливали малейшее дуновение. Сложно было сказать, чего веганы боялись больше — радскорпиона или же навредить ему. Тот двигался боком с Сеймуром над головой, а люди толпой их медленно обступали. Парень в балахоне смекнул, сбегал за палкой и ловким ударом сбил горшок на песок. Радскорпион стоял над ним и в полном ужасе пялился своими многочисленными глазками-бусинками. — Ты же гроза пустошей! — взревел Сеймур. — Бей жалом! «Угораздило же!» — щёлкал тот, пока изображал воинственную — в собственном представлении — позу. Всё равно его никто не понимал — или не догадался понять. Жало вздыбилось, щёлканье не замолкало; радскорпион невнятно зашипел и бросился на людей, зажмурив глаза. Он пролетел сквозь расступившуюся толпу, врезался в камень и сложился как бумажный. В этот момент веганы стали что-то понимать. Парень в балахоне схватил Сеймура и угодил рукой в ловушку, но не испугался, а вытащил складной нож. — Ты нам целиком не нужен. Ну-ка, цветочек, пора в салат… Видимо, радскорпион это услышал и нашёл в себе силы, чтобы резануть ему ногу клешнёй. Сеймур увидел, как фонтаном брызнула кровь; веган грохнулся с воплями, выронив нож. Остальные наконец дрогнули под натиском дутней, но не убежали далеко. Насекомым тоже нужно было чем-то питаться. Маркус пришёл на очень странное поле боя. Раздутые от укусов люди валялись на песке и молили о пощаде, а в центре всего этого Сеймур обмахивал листом обморочного радскорпиона. Балахонистого парня пришлось отпустить, но зато Сеймур наконец закусил дутнем. — Я нашёл нам тачку! — сообщил Сеймур, не прекращая высасывать соки из добычи. Получилось что-то вроде «я нафёл тфку», но Маркус кивнул, аккуратно подобрал затюканный горшок и цокнул языком. Радскорпиона он перекинул через плечо, уже не особо заботясь о случайных уколах жалом. — Он молодец, нашёл тебя по запаху и пошёл на разведку. Мало ли как люди бы встретили супермутанта. Огромного радскорпиона они бы встретили ещё хуже, будь не настолько отбитыми защитниками животных. Сеймур не знал, что сказать, поэтому радовался его обмороку — будет время подумать. Маркус свистом дал знак Гарольду, и тот верхом на брамине въехал в лагерь. Осмотревшись, он довольно резво спрыгнул и — под едкие комментарии Боба — пошёл рыться по карманам и вещам веганов. Сеймур утомился уже через пару минут — а бедняга Гарольд слушал их круглосуточно и наверняка сам ждал смерти. Может, на восток он ехал, чтобы найти себе — и семенам — последний приют. Эта пустынная земля словно отвергала всех, кто хотел фотосинтезировать. И всё же Сеймур страдал не зря: он понял, что разумности нужна огранка, а ещё он больше не хотел иметь ничего общего с Бобом. Они были абсолютно разными, пусть и родственниками. Дело даже не в конкуренции за землю и питательные вещества, а в чём-то гораздо более личном — этическом. Сеймура тошнило от мысли, что Боб прорастёт в живом теле, как в грунте. Выжить сложно, и люди сами напрашивались, но вряд ли профессор создавал его для паразитизма. Боб мечтал о большой семье и зелёных полях, чтобы поработить всю планету, как в былые времена. План хорош — только разума за ним не было, что ли. Сеймур сам не знал точного ответа. Он наблюдал, как Маркус, отмахиваясь от дутней, выкидывал вещи веганов из машины — вроде не помогал, но и с голыми задницами тоже не оставил. Обида до сих пор пышно цвела, хотелось как-то её выместить. Если бы поваренная книга была сделана не из мёртвых деревьев, он бы попросил её сжечь. Словом, моральный вопрос в этом жестоком мире стоял со всех сторон остро. К счастью, здесь их пути с Гарольдом и Бобом расходились: в Вегас они не собирались, да и брамина в кузов не посадишь (хотя Маркус мог бы попытаться). Радскорпион успел очухаться перед отбытием, когда оставшиеся веганы с воплями унеслись прочь в пустоши от кучки страшных мутантов. Гарольд посоветовал выбрать длинный обходной путь караванщиков, а дух перевести в городке старателей Амаргоса Вэлли на краю пустыни, где гуляли песчаные бури. Затем он, вдруг усмехнувшись, добавил: — Я бы на вашем месте боялся урагана. Вы же как герои старой сказки: один ищет дом, — Гарольд указал на Маркуса, — другой — храбрость, — радскорпион скрылся в кузове, когда все посмотрели на него, — а третий… Гарольд задумался, глядя на Сеймура, зато Боб посмеялся: «Сердце — для слезливых кожаных мешков. Мы-то не такие. Оно нам не нужно. Хотя насчёт тебя не знаю. Хилый ты какой-то для споровика». Забавно, что примерно то же Сеймур говорил про Маркуса. — Может, я не хочу походить на кузенов чернодушников из Арройо? Они те ещё отморозки, — с трудом выговорил он, смакуя тушку дутня. «Тогда и мозги, и сердце? — предложил Боб. — Вот у Гарольда они есть — не советую: столько мороки по уходу, знаешь ли». Терпение Сеймура иссякло, и он воскликнул: — Я достаточно наслушался, езжайте как можно дальше от цивилизации и плодитесь на здоровье, межвидовые извращенцы. Гарольд жутковато, с сухим кашлем рассмеялся. Маркус непонимающе переглянулся с радскорпионом, закинул Сеймура на пассажирское сиденье и пристегнул ремнём. Они ещё о чём-то коротко переговорили, пожали руки, и Маркус сел за руль. Гарольд махал на прощание, пока его брамин жевал волосы какого-то искусанного дутнями бедолаги. Впервые Сеймур жалел кого-то мясного больше, чем сородича, и ощущения были странными. Он представлял, как с каждым месяцем Гарольд будет покрываться новыми кольцами и затвердевать, пока не врастёт в землю, а Боб, используя соки тела внутри этой ловушки, размножится и захватит пустошь. Мир суров, и выживание стояло на вершине всего, но Сеймур отказывался верить, что это — единственный путь разумного существа. Один раз он уже расплодился в отличных условиях — и вот, теперь он здесь: в тарахтящей машине, украденной у веганов, подпрыгивал на кочках, а ветер хлестал его листья. Тушка дутня расплавилась в ловушке, и питательные соки устремились по ситовидным сосудам — его артериям. Вместе с азотом пришла ясность мыслей. По сути Сеймур не отличался от мясных созданий даже внутренней сутью. Все они были кучкой молекул углерода. Камень тоже был им, но в другой комбинации. Нюанс лишь в том, что Сеймур знал: кучка молекул углерода — это он. Камень же не знал ничего. В этом не было никакого смысла. Сеймур выплюнул хитиновые останки дутня в окно. Пустошь — всё такая же невыразительная — проносилась с умопомрачительной для растения скоростью, а его это даже не впечатляло. — У тебя всё в порядке? Не ранен? — подал голос Маркус спустя какое-то время. Точнее, Сеймуру казалось, будто они ехали уже чертовски долго и отбили на ямах что только можно. — Разве что морально, — буркнул Сеймур и сразу задал вопрос: — Как думаешь, зачем нас создал профессор? В смысле, супермутантов готовили как будущую ступень эволюции, а мы словно… случайности? Ошибки? «Я не ошибка! — гневно клацал из кузова радскорпион. — У каждого эксперимента есть цель». Маркус чуть обернулся на звук, нахмурился и сказал: — Я считаю так: если спрашиваешь, зачем появился на свет — значит, ты разумен. Если ты разумен, то должен пустить этот дар на пользу. Все супермутанты могут говорить… или хотя бы мычать, — добавил Маркус со вздохом, — но далеко не все они способны на логические умозаключения, кроме «шевелится — значит, съедобно». Поэтому я обязан им помогать. — Что же ты больше за людей заступаешься? — брякнул Сеймур, словно из ревности, поймав наконец Маркуса на несостыковке. Тот был невозмутим и не отвлекался от дороги. — Я не хочу помогать людям. Я хочу показать им пример, что мутантов не стоит ненавидеть и бояться. Мир не изменится, пока мы сражаемся. Судьба дала шанс, и я им воспользовался, чтобы победить Анклав в составе самой странной команды на свете. Мой лучший друг… оба лучших друга были людьми. «И ни одного мутанта? Это грустно», — сказал радскорпион. Почему-то Сеймур решил, что переводить не стоит: Маркус был мрачнее тучи и смотрел на дорогу со сосредоточенной злостью. Да и Сеймур не очень-то полюбил Боба. Даже собственных детей он считал дикими, скучными и глупыми. Все они искали родню, но разочаровывались в ней и страдали в одиночестве. В этом не было никакого смысла.