Без страха

      — Назад! — Генерал... — Назад, – повторил он жёстко. Мальчишка метнулся, куда было велено – за спину Сюаньчжэня; не надо было целителем называться, чтобы услышать, как пошла у него горлом кровь. Влажные хрипы и жалкий, сдерживаемый тщетно кашель довёли демонов до восторженного воя. Запела Чжаньмадао. Вой обернулся злобным визгом. — Силы есть? — Генерал... — Есть?! Где, чёрт побери, Фэн Синь их таких находил? Сам-то исполнительным был! А вот подчинённых понабрал... Мальчишка зашёлся кровавым кашлем; замахал рукой, всё пытаясь что-то своё сказать. — Возьми мои и наверх, – отрезал Му Цин; схватил за загривок и пригнул. – Сейчас! Юнец вцепился в рукав, замотал головой. — Генерал! Да что с ним такое?! Рядом метнулось с рыком – свистнул клинок – рухнуло. — Пошёл! — Там Генерал!       Конечно. Конечно, там Генерал. Стал бы иначе он сам вытаскивать из пекла чужого щенка? (Стал бы. Чужих у них двоих не было – всё общие мелкие бесы.) Где-то там – один; израненный, вестимо. Тварьё вокруг беленилось не из-за ран подчинённого – они чуяли добычу покрупнее. — Пошёл. Вон. И что-то в тёмном взгляде оттолкнуло. Отступив на вздох, мальчишка шагнул ненароком в начертанный круг; духовные силы Сюаньчжэня, впихнутые в него, сверкнули холодно – и он, наконец-то, вознёсся под защиту Столицы. Ударом Му Цин рассёк печать, вторым – бросившегося на него оборотня.       Воздух загустел от крови и скверны.       «Где ты?» Пение Чжаньмадао прославляли в легендах как вечного спутника танца Сюаньчжэня, где божественное и демоническое сплетались смертоносно. Но в сражении он не танцевал – бил без промаха, не размениваясь на попытки, и лишь вспыхивало солнце на лезвии.       «Где ты? Я рядом.» Земля хлюпала под сапогами: кровь подчинённых Наньяна и мерзость демоническая сочились из неё, марая. На рукаве, за который цеплялся так отчаянно верный щенок, темнели оставленные им разводы.       «Фэн Синь, отвечай!» Твари визжали; там, где скользила сабля, растворялась их плоть. Гнилостный смрад перехватывал дыхание. Солнце молчало, и ночь накрыла их, опередив закат.       — Где ты?! Фэн Синь! Раззявленная пасть – взмах – обдало мерзостным жаром. Стерев с щеки зловонную скверну, Му Цин огляделся снова и махнул рукой – сгусток сил сорвался с пальцев и пролетел кометой. Его свет отразился золотом там, где пролилась кровь божества. — Фэн Синь! Не хотелось думать, насколько он ослаб; не хотелось думать, как могли ранить, что пролилось столько. Но приходилось. Приходилось быть готовым ко всему. Из-под ноги, шипя, выскочила какая-то совсем уж мелкая тварь, и Му Цин испепелил её взглядом. Бессмертное золото вилось прерывистыми каплями, струйками, разводами на древесных стволах; вело всё глубже, всё дальше от места схватки.       Он пытался увести демонов и дать время подчинённым отступить.       Он не мог больше стрелять.       И Он всё ещё не отзывался. — Фэн! Синь! Лес молчал. Золото кружило, запутывая след. Туша химеры валялась на тропе – с разорванной пастью.       Под валуном у реки, уронив руку в воду, нашёлся его бог. Алые полосы, по течению тянущиеся, золотились. Как же много крови Он потерял, раз не мог даже сфокусировать взгляд. На прикосновение к щеке нахмурился – но, вдохнув запах, смягчился и уронил голову в родные руки. Тяжело бухнуло в груди. — Смотри на меня... Посмотри на меня. Тихо, бережно: враги повержены, Фэн Синь найден. Духовные силы потекли от сердца к ранам: прокушенное плечо, изорванный бок, борозды на груди; спиной Он не повернётся, но было ясно, что трусливые твари ударили именно сзади: волосы слиплись от крови. — Фэн Синь, смотри на меня... Они в безопасности. Мутный взгляд скользил по лицу бездумно. Он не понимал. Он едва узнавал. Не страшно. Выходить полуживого бога всяко легче, чем смертного. — Не закрывай глаза. Я запрещаю. Окровавленные губы растянулись широкой ухмылкой. — А я запрещаю запрещать... — ...идиот?       Какой же Он идиот, боги. Губами прижавшись к Его лбу, Му Цин устало улыбнулся. Холодный... но живой. С остальным разберутся. Когда в горле Наньяна перестала клокотать кровь, Му Цин решился убрать одну из рук – чтобы рукавом стереть багровое и грязное с лица Фэн Синя. Тот хмыкнул, будто это не он тут был изодран в лоскуты. — А чумазым... ты меня не... любишь? Дышать всё ещё было непросто: пару рёбер та мразь ему перебила хвостом, вырываясь. Ладонь прокусила... Тварь. Его рваную ладонь Му Цин обхватил с невесомой лаской, а к ухмылке прижался сердитым поцелуем. — Идиот... Уголки губ, щёки, скулы, лоб – он целовал везде, согревая, и почти обжигал своей заботой.       Он так испугался... Чуть не взвыл, увидев, как много разлито золота вокруг; увидев исполосованное тело; услышав, как слабо бьётся пульс. Холодные пальцы легли на загривок и притянули ближе; Фэн Синь взъерошил его и заставил поцеловать его снова. — Я здесь. Я здесь, А-Цин.       И больше ты меня не потеряешь.