А
Дом, милый дом! Лишь только переступил порог квартиры, был огромный соблазн завалиться прямо так, как был, в одежде на диван в гостиной, но уже выработанная привычка к порядку заставила идти в ванную, умыться и только после этого в спальню. Опускаю на окнах почти чёрные рулонные шторы, погружая комнату в искусственную ночь. И какой же кайф в одних трусах завалиться на свою огромную кровать, всей кожей впитывая прохладу простыней и предвкушая несколько часов долгожданного сна. Перекатываюсь к прикроватной тумбе, чтобы взять телефон и установить будильник, и только сейчас понимаю, что не проверял его с тех пор, как вышел из больницы. На вспыхнувшем в темноте экране блокировки висит уведомление о непрочитанном сообщении. Касаюсь пальцем сканера, экран загорается ярче, смахиваю его вниз, открывая окно уведомлений, где могу прочитать сообщение, не открывая его в мессенджере. “Доброе утро, мой хороший, безумно соскучился по тебе 😟 Как смотришь на потрахушечный созвон вечером? 😏 Очень хочу тебя увидеть, и услышать, и потрогать, возьму всё, что возможно. Хочу тебя, сил нет”. Ловлю себя на том, что, как идиот, улыбаюсь, на третий раз пробегаясь глазами по строкам, но, вспомнив о неизбежном разговоре, который уже неделю под дурацкими отговорками откладываю и который, есть вероятность, станет нашим последним, улыбка с лица сходит. Палец висит над сообщением, борясь с искушением не открывать его, а значит, и не отвечать на предложение. Всё же нажимаю, открывая приложение, ещё раз перечитываю, потом зачем-то пролистываю вверх, пробегаясь по сообщениям выше. Боже, словно не взрослые мужчины, а два озабоченных подростка на пике взбунтовавшихся гормонов. Быстро набираю ответ: “Привет, тебе видимо уже доброго парижского дня ) Я с дежурства, сейчас спать. По твоему времени в полночь сможешь?”. Перечитываю - как-то сухо получилось, но ничего не могу с собой поделать, когда мысли только и крутятся вокруг того, что сегодня всё закончится. Откладываю телефон, зная, что быстрый ответ маловероятен. Всё, теперь самое время закрыть глаза и на тройку часов отдаться необходимому отдыху. Только вот сознание вместо того, чтобы отключиться, стало внаглую подкидывать кадры сегодняшнего утра. Руки, покрытые гусиной кожей, заплаканные глаза и покрасневший кончик носа, делающий его лицо таким живым, открытым и уязвимым, что инстинктивно захотелось прикрыть его всего, защищая от любых потенциальных невзгод. Щелчок диапроектора, и вот уже новый слайд: его лицо совсем рядом, уснул и упал мне на плечо, пока я отвлекал его болтовнёй о школьных друзьях. Он упал, а я замер и даже, наверное, дыхание задержал, думая, что это очередной его порыв, и теряясь, как вообще реагировать на это. Только после минутной тишины осмелился аккуратно скосить на него глаза и увидел, что усталость и нервное напряжение всё же взяли над ним верх. Решив, что несколько дополнительных минут передышки ни для кого лишними не будут, чуть горблюсь, чтобы ему было удобнее, и практически в открытую разглядываю его лицо, ну, ту часть, что есть возможность рассмотреть с этого ракурса - чёрные ресницы, эффектно контрастирующие на фоне почти незагорелой кожи, правый уголок нежно-розовых губ, чуть дёрнувшийся во сне, и веснушки, по всему лицу веснушки, но светлые и поэтому не бросающиеся в глаза, только в районе переносицы более заметные, так как собрались там более плотной дорожкой. Не знаю, какой бес меня попутал, но мгновение и мои пальцы у его лба, захватывают одну выбившуюся прядку и ведут легонько вдоль виска и к скуле, и только потом убирают её за ухо. Чуть шевелится, встревоженный, а я, побоявшись быть пойманным, быстро одёргиваю руку и зову его полным именем, намного громче, чем шёпотом, на пробу, “Тимми” до этого. Очередной щелчок и в голове, как на перемотке, проносится до абсурдного нелепая ситуация у дома Тимоти. Снимает шлем, и пока убираю его в кофр, неуверенно топчется с ноги на ногу, будто не может решиться что-то сказать. — Ну, пока. Иди отдыхай и не вздумай себя накручивать. — Спасибо тебе за всё, ты правда мне очень помог. — Без проблем, а ты, пожалуйста, подумай над тем, что я тебе сказал. Кивает, глядя куда-то в сторону моих ног, и уже собираюсь вновь сесть за руль, как окликает меня. — Арми… Может… может поднимешься? — смотрит просительно-вопросительно, а я туплю безбожно, возможно, потому что пошли вторые сутки без сна. — Куда? — Ко мне? — интонация такая, будто и сам не уверен, что предлагает. Господи, этот парень меня, конечно, уже удивлял пару раз своей прямолинейностью, но чтобы до такого! — Нет, Тимоти, я поеду, а тебе нужно отоспаться. — Ты не подумай ничего такого! Просто если Дри узнает, что ты меня подвёз, и я вас не познакомил, она мне весь мозг проест. Пожалуйста-пожалуйста, — складывает свои наглые ручонки в молебном жесте. Чёртово грёбанное воспитание не даёт возможности отказаться. Смиренно соглашаюсь и плетусь за ним к дверям, где сталкиваемся с низенькой плотненькой старушкой и таким же мопсом. — Доброе утро, миссис Брукс, и тебе Тайсон. — Доброе утро, Тимоти. Мопс же не обратил на приветствие в его сторону никакого внимания, решив всё короткое время, отведённое на обмен любезностями, потратить на обнюхивание моих брюк, оставляя блестящие следы своих сопелюх на чёрной ткани. Аррр, я люблю собак, я люблю собак. Наконец, старушка насильно отлепляет от меня полупса-полусвинку и утаскивает его на утренний променад. Когда поднимаемся по лестнице, предупреждаю Тима: — Никаких чаепитий, поздороваюсь и всё. — Ага. Да. Конечно, — и каждое последующее согласие всё более неуверенно. То ли и правда напридумывал уже себе совместные посиделки в кругу семьи и теперь пытается от них отказаться, то ли стала доходить нелепость ситуации и судорожно думает, как всё разрулить. Когда открывает дверь, и делаем лишь шаг на порог, из недр квартиры раздаётся грозное: — Тимоти, бессовестная ты морда, где тебя черти носят и какого ты не отвечаешь на телефон?! Успеваю лишь глянуть на него вопросительно-неодобрительно, как появляется носительница вполне оправданных претензий. В коротких спортивных шортах, открывающих вид на длиннющие стройные ноги, в футболке с принтом из БДСМных выдр, с небрежно собранным на голове пучком и с прозрачной субстанцией с зелёными ошмётками на лице. Удивляется в первый момент, увидев меня, но сразу берёт себя в руки и, что мне нравится, не начинает суетиться, приводя себя в порядок, а ведёт себя так, будто один более крупный бледно-зелёный кусочек чего бы это ни было не пытается сползти по её щеке вниз. Когда Тимоти представляет нас друг другу, по её вспыхнувшему огоньку в глазах понимаю, что уже слышала про меня. Что ж. Перекидываемся несколькими короткими фразами и прощаюсь. Домой-домой-домой, подальше от этого странного ощущения, что что-то происходит, а тебя не предупредили. Достигаю уже первого этажа и собираюсь спускаться дальше, как дверь сверху хлопает. — Арми! — останавливаюсь и жду, когда сбежит ко мне в домашних тапочках. Смотрит на меня будто даже взволнованно. — Скажи, у Тимоти что-то случилось? Не просто ведь так ты его привёз? — Всё нормально, просто у него выдалось тяжёлое дежурство. Пусть выспится, а потом, думаю, он сам расскажет. — Ладно, спасибо тебе. И ведь можно было на этом закончить разговор, но с какого-то перепугу лезу со своими советами. — Я не знаю, как у него действительно обстоит дело, но по разговорам понял, что друзей у него особо здесь нет, а это очень важно. Если есть возможность, попробуй на него как-то повлиять, чтобы он сблизился с кем-то, да хотя бы с теми ребятами, с кем вместе практикуется, они вроде все неплохие. Кивает. — Хорошо, и ещё раз спасибо. Ну, пока? Побегу, пока Тим не заметил моё отсутствие. — Пока, — поднимаю руку в прощании и направляюсь к выходу. Под все эти воспоминания не заметил, как уснул. И снилась мне полнейшая нелепица, несуразными кусками врывавшаяся в моё сознание. Тимоти, лежащий с закрытыми глазами на том самом валуне из леса, чернотой волос и бледностью кожи так явно смахивающий на образ Белоснежки из сказки. Опускаю взгляд на себя и обнаруживаю, что ноги обтянуты светло-голубыми лосинами, швом впивающимися в самое чувствительное, но этого не видно, так как это безобразие прикрывает другое, щедро вышитое золотыми нитями и фонариками вспученное на руках. Бля-я-а-а-ать. На голове рука нащупывает атласный берет с длиннющим пером. Бля-а-а-ать. Расстановка ролей вполне ясна, поэтому быстро приближаюсь к камню, а-ля смертному одру (есть вообще такое слово?), опускаюсь на колени и уже тянусь, чтобы поцеловать сказочно яркие для покойника губы, как этот самый бездыханный вдруг резко открывает глаза и произносит: “А я не могу! Мне нужно дождаться сына миссис Кесслер!”. Отшатываюсь, а булыжник оказывается не у лесной тропы расположен, а вдоль асфальтированной трассы, по которой прямо в этот момент мимо пролетает мой байк, за рулём которого сидит старушка, а на пассажирском - мопс размером с хозяйку вытирает лапой свой сопливый нос, а потом этой же лапой показывает мне фак со сточенным когтём на конце. Пытаюсь догнать их, но удаляются слишком быстро от меня, а я чувствую, что с каждым шагом уменьшаюсь в размерах, как долбанная Алиса, и в какой-то момент небольшая ямка на дороге становится для меня бездонной пропастью. Лечу, лечу в абсолютной темноте. А потом вдруг до резей в глазах становится слишком светло и золотые блики ножами по векам. Приземляюсь мягко в центр огромной подушки с пошлыми кисточками на углах, оглядываюсь и понимаю, что нахожусь в золотой канареечной клетке, а гигантский Хэл закрывает завитками украшенную дверцу, приговаривая: “Я возьму всё. Всё!”. Думаю, излишне говорить, что по прошествии трёх часов, когда прозвенел будильник, отдохнувшим я себя чувствовал едва ли. Но этого должно хватить, чтобы продержаться до ночи и не ломать режим. Принял душ, запустил стирку, потупил в соцсетях, ответил на сообщения, приготовил ужин. Пытался почитать, но мысли всё равно постоянно утекали к предстоящему разговору, поэтому последний час до созвона только и занимался тем, что примерял разные возможные повороты этой беседы. Как ни крутил, а итог при любом раскладе сводился к окончанию самых долгих и самых важных для меня отношений. И как мелкий базарный торгаш пытался сам себе продать мысль, что, в общем-то, ничего в этом страшного нет, что это изменит мою жизнь к лучшему, что это позволит мне двигаться дальше. И как неопытный продаван не обратил внимание ни на чувства потенциального покупателя, ни на его выработавшиеся за годы привычки, поэтому, ожидаемо остался с нулевой выручкой. Время неминуемо приближалось к шести. Включил ноут и сел ждать казни. Звонок, делаю глубокий вдох и нажимаю "ответить". Хэл, мать его за ногу, во всей красе раскинулся обнажённый на кровати. Вид открывается сбоку, чуть наискосок, кадр ровно до выступающих тазовых косточек дразнит своей недосказанностью. Он, как истинный служитель киноиндустрии, всегда стремится к красивой картинке, наверняка не пять минут выставлял кадр и примерял позы, я же просто откинулся спиной к изголовью кровати и поставил ноут на колени. — Эй, мы так не договаривались! Какого ты в одежде? — возмущается то ли всерьёз, то ли в шутку, а мне так хорошо просто видеть его, и безумно хочется поцеловать этот негодующий рот. — Привет, — улыбаюсь ему и пропускаю мимо его претензию. — Скажи-ка мне, как ты так быстро принял такую провокационную позу после звонка? — ещё хоть немного оттянуть неизбежное. Ухмыляется и в обзоре камеры появляется его нога, точнее стопа. — Нажал вызов пальцем ноги, — продолжаем улыбаться друг другу, но когда молчание затягивается, улыбка сходит с его лица. — Арми, что-то случилось? — Давай поговорим, — вот и всё. Смотрит на меня несколько секунд, а потом с тихим “блять” перекатывается к краю кровати и поднимает что-то с пола, когда натягивает - понимаю, что трусы, и жадно взглядом пожираю его белую задницу лишь на мгновение мелькнувшую в кадре. Облачившись в минимум одежды, берёт свой ноутбук, уже наплевав на красивость, и садится, как я, к изголовью. — Это всё из-за истории с Кэри? Я как чувствовал, что без конфликта не обойдётся. Арми, я клянусь тебе, что ничего кроме того, что есть на фото, не было. Пару раз прокатились для кадров по городу, и разок приехала ко мне, чтобы кто надо заметил её машину у моего дома, и всё, выпили кофе и почти всё время каждый торчал в своём телефоне. — Стой, подожди, — перебиваю его, видя как начинает накручивать. — На самом деле, появилась другая проблема, как говорится, откуда не ждали. — Рассказывай, — уже спокойно, взяв себя под контроль. Вот он, привычный Хэл: прямой, уверенный, способный решить любую проблему. Ловлю дежавю, вновь пересказывая разговор с братом. — Поэтому я думаю, что продолжать нашу связь будет крайне опасно для тебя, — заканчиваю свой монолог, который он слушал внимательно, не перебивая. Молчит, в экран не смотрит, обдумывает услышанное, постукивая костяшками пальцев по подбородку. — Скажи мне, — нарушает тишину. — Ты заботишься о последствиях для меня или для своего брата? — Я точно не собираюсь перекраивать свою личную жизнь в угоду потенциальных избирателей Александра. Ты прекрасно знаешь моё мнение о том, когда человека и его профессиональные качества судят по его сексуальной ориентации, и какой я противник этого, — одаривает меня взглядом а-ля “мы же уже обсудили это”. — Но в нашей ситуации это хотя бы касается непосредственного участника отношений, и это твоё право решать, как для тебя будет правильней. Александр же хочет влезть в мою личную жизнь для собственной выгоды, я на это не подписывался. Но, повторюсь, если начнут копать на меня, могут выйти на тебя, а тебе этого не нужно. — Нет. — Что нет? — не понимаю, потому что это “нет” сейчас может означать всё что угодно. — Если ты предлагаешь расстаться, то мой ответ - нет. — Хэл, давай посмотрим без эмоций, если… — Я абсолютно спокоен и рассудителен, — перебивает меня. — Арми, твой брат политик местного масштаба, да, хочет подняться выше, но всё же, если копательством и займутся, то всего лишь кучка местных же журналюг. Не хочу выглядеть высокомерным, но я звезда мирового масштаба, под меня годами роют и журналисты и тучи поклонников, и пока что всё спокойно. Так что, я думаю, мы справимся с десятком мэрилендских писак, — поднимает глаза с экрана чуть выше, смотрит прямо в камеру, и кажется прямо прошибает меня насквозь взглядом. — Или есть ещё что-то? — Это основное. — Основное, — хмыкает. — Хорошо, с основным блюдом, кажется, разобрались. Давай перейдём к дополнительному. Кэри? — Сейчас Кэри, три года назад Натали. Не знаю, тяжело мне даются эти периоды. Не хочу читать все эти новости, и всё равно читаю, и чем дальше, тем больше мучает вопрос “а до чего там реально дошло?”. — Эй, я рассказываю тебе всю правду. — Я знаю, и верю тебе. Но это не мешает мне задумываться, что будет, если этого станет мало публике, что если понадобится больше контента. До чего всё может дойти? — Я же не шлюха какая-то, сношаться с кем угодно ради пиара. Надо будет - сходим в ресторан и, максимум, за ручки подержимся для фото, но это всё. Арми, я с тобой, и отношения у меня только с тобой. Молчу, с одной стороны, чувствуя облегчение, что всё остаётся как было, с другой, - всё остаётся как было. — Арми, — приближает лицо ближе к экрану, будто так будет интимнее и только между нами. — Хороший мой, я соскучился по тебе. — Я тоже, сладкий, — сдаюсь без боя. — Тогда может ты уже снимешь свою бесспорно замечательную футболку и явишь моим изголодавшимся глазам своё прекрасное тело, ммм? Наверняка это актёрские штучки, строить такие взгляды, но просто плавлюсь от них и не могу ему ни в чём отказать. Стягиваю футболку и в ответ получаю удовлетворённый стон. — Пиздец, какой ты шикарный. Хочу вылизать каждую завитушку на твоей груди. — Сними трусы, хочу чтобы ты был полностью обнажён передо мной, — убирает ноут с колен. — Нет, поставь его туда же, где стоял в самом начале, хочу видеть тебя всего. Послушно делает, как прошу, и только после этого медленно стягивает с себя трусы, откидывая их куда-то вперёд. — Нравлюсь тебе такой? — Очень, — придерживаю ноутбук одной рукой, второй стягиваю домашние трико до колен. — Погладь себя, обожаю видеть, как ты возбуждаешься. — От одного твоего голоса в моих ушах, у меня встаёт, расскажи, что бы ты делал, будь я рядом. Оба в наушниках, поэтому голоса друг друга совсем рядом, слышен каждый выдох и несдержанный хрип. — Сначала, я бы тебя поцеловал, в губы, долго-долго, пока бы ты не стал обмякать в моих руках. Потом уложил бы на кровать, расцеловал бы всю твою длинную шею, кайфуя от того, как движется под губами кадык, когда ты пытаешься сглотнуть, — стонет прямо в меня, а я, лишь слегка касаясь, вожу кончиками пальцев по своему члену, иначе рискую кончить почти сразу. — Дальше очередь сосков, маленьких тёмных, что твердеют враз, и от посасывания которых тебя так восхитительно выгибает, и как ты при этом вжимаешься своим членом мне в живот. Тебе нравится? — Да, люблю когда головка упирается в твой пупок. Люблю твой пупок, так бы и трахнул, сначала вылизал бы, а потом трахнул. Зависаю на экране, где он активно надрачивает свой член. — Помедленней, детка, не спеши. Как бы я хотел попробовать тебя сейчас на вкус. Тебе придётся мне помочь. Собери пальцем смазку и оближи его, расскажи какая она. Одной рукой придерживает член, указательным и средним пальцами другой водит по головке, собирая предэякулят, после чего высовывает язык, кладёт на него эти два пальца и смыкает губы, пошло засасывая добычу. Плотно обхватываю свой, делаю несколько быстрых движений, после чего сдавливаю у основания. — Солёная, — паразит такой ещё причмокивает. — С небольшой горчинкой, никаких необычных примесей, как ты любишь. — Да, очень люблю. Но кончить себе в рот прямо сейчас я бы не дал. Перевернул бы тебя на живот и вздёрнул твои бёдра вверх, чтобы встал на колени, а руки пусть вытянуты вперёд, можешь лежать на груди. — Хочешь встану так для тебя? — Да, сладкий, пожалуйста. Переворачивается на живот и встаёт так, как я описал, задницей почти в камеру, но чуть наискосок, чтобы видел его прогиб. — Представь, что я уже растянут для тебя и просто входи, — колени разъезжаются шире и вижу как мелькает рука под яйцами, не продержится долго, как в общем-то и я. — Нет, сначала бы я вылизал твою дырку, чтобы блестела от моей слюны, и только потом вошёл бы, сперва лишь головкой, чтобы вспомнить, какой же это кайф быть в тебе. — Да, Арми. — Потом сразу на середину, и до конца. Тебе было бы больно, но ты всё равно сам бы насаживался, — ускоряю движения рукой и прикрываю глаза, улетая от его пошлых стонов и всхлипов, но почти сразу открываю - хочу видеть его. — Когда ты во мне, по всему телу жар словно лава расползается, хочу тебя невозможно. Упирается лбом в матрас, и до микрофона его наушников долетают хлюпающе-шаркающие звуки и это оказывается последней каплей, чтобы почти что скинуть ноут с живота на кровать и кончить туда, где лэптоп был ещё секунду назад. Секунд на тридцать выпадаю из реальности, а когда смотрю на экран, вижу, что уже перевернулся на спину и сдвинул часть покрывала в сторону. — Арми, напомни мне в следующий раз включить запись, звуки твоих стонов, когда кончаешь, это нечто. Хорошо, что цифровом формате качество не ухудшается с количеством прослушиваний, потому что это будет мой самый прослушиваемый трек, — водит не спеша кончиком пальца, а может и ногтём, себе по животу и груди. — Отодвинь ноутбук, тоже хочу посмотреть на тебя всего. — Прости, у меня тут не подготовлено специальной подставки, — сдвигаю ноут на один край кровати, сам отодвигаюсь максимально на противоположный. Я отодвигаюсь, а он свой наоборот максимально к себе придвигает, видимо чтобы рассматривать меня близко, а у меня его лицо на весь экран, и так хочется прикоснуться. — Ты очень красивый, знаешь? Мне так повезло, что ты у меня есть, — говорит тихо и словно даже сонно. Надеюсь, насмотрелся на меня, потому что тоже придвигаю ноутбук ближе, так, что у обоих на экранах практически только лица видны. Взгляд осоловелый, как пьяный. Люблю его такого, обессиленного, когда скидывает с себя броню и становится мягким и даже нуждающимся. — Многое бы отдал, чтобы оказаться сейчас рядом с тобой, поводить по твоим выпирающим рёбрам… — Я уже почти восстановил форму, поэтому теперь почти не выпирают. — Ладно, тогда просто прижать тебя к себе и так вместе уснуть, пока нос щекочут твои кудри. Да всё что угодно, лишь бы рядом. Как ты писал? Я возьму всё. Смотрим друг на друга долго, он на меня, я на него, только вот взгляда глаза в глаза не получается, для этого нужно смотреть прямо в камеру, тогда лишь на периферии зрения будем видеть друг друга. Грёбаная видеосвязь! Через какое-то время прикрывает глаза и долго не открывает. — Детка. — Ммм, — лишь мычит в ответ, и понимаю, что почти уснул уже. — Хэл, детка, открой глаза, — послушно открывает, но взгляд совсем поплывший. — Сходи быстренько в душ и укладывайся спать. Хорошо? — Ладно. — Спокойной ночи, сладкий. — Спокойной, Арми. — Всё, отключайся. Экран немного дёргается и звонок прерывается.***
Время обеда, столовая для персонала заполнена лишь наполовину, поэтому без труда нахожу взглядом Анну и Сандру, увлечённо что-то обсуждающих между собой. В другой раз, может, и не стал бы их прерывать, но мой вопрос не терпит отлагательств, поэтому, оплатив на кассе морковные палочки, направляюсь прямиком к их столику. — Доктор Хейс, я вот уже третий день задаюсь вопросом и всё никак не найду ответа, когда же я вас так сильно обидел? Устроившись рядом с Анной, достаю из упаковки один из оранжевых брусков и с хрустом откусываю половину, одновременно наслаждаясь удивлённым лицом Сандры. — Это откуда же вы такие выводы сделали, доктор Хаммер? — подхватила манер игры, только всё равно видно, что не понимает о чём речь. — Так по вашему засланцу в моё отделение, это не иначе как месть за что-то, только не могу понять за что. Где я провинился, Сандра? Аж рот приоткрывает в искреннем удивлении, к которому тут же примешивается возмущение. — В смысле!? Я дала тебе лучшего практиканта! Стивен быстрее всех схватывает новую информацию, да и вообще самый трудолюбивый из четвёрки! — А можно мне тогда менее трудолюбивого, но которого дети бояться не будут. У него же нет абсолютно никаких навыков общения с детьми, и получить их он, похоже, тоже не стремится. Сегодня наблюдал картину, как ребёнок пошутил, а этот твой лучший Стивен даже попытки не сделал улыбнуться в ответ, вот понимаешь, ни один мускул на его лице не дрогнул. За эти два с половиной дня уже трое спрашивали меня, за что на них злится доктор Олссон. — Ой, а у меня тоже доктор Олссон! Они брат и сестра? — Да, близнецы, — подтверждает Сандра. — Но, судя по описанию Арми, они совсем разные. Саманта трындит без остановки, мне кажется, у меня фильмография по её рассказам на треть увеличилась, особенно по мультфильмам и подростковым мелодрамам. — Хочу её доктора Олссон! — Не-не-не, я уже загрузила её несколькими пациентами, так что ещё минимум на неделю она моя! — А я отдам тебе более трудолюбивого, на него можно будет в два раза больше нагрузить. — Нет, Сандра, скажи ему, что так нельзя! — смотрит на подругу в поисках поддержки. — Так, хватит обмениваться моими практикантами, как вкладышами от жвачки. Анна, Саманта остаётся у тебя, раз уже есть для неё задачи. Арми, я тебя услышала, но до конца этой недели придётся как-то сработаться со Стивеном, сейчас все заняты и резко выдёргивать из запланированных задач не буду. Со следующей недели дам тебе другого. Анна показывает мне язык, за что в ответ дёргаю её легонько за кончик высоко собранного хвоста. — Детский сад, штаны на лямках, — прилетает бурчание от бывшего учителя, а теперь хорошего друга. В кармане вибрирует телефон, и отвлекаюсь на него, получив финальный тык локтём в ребро от ведущего кардиолога больницы. — Эй, а почему ты ему отдала лучшего интерна? — прилетает негодование Анны уже на задворках внимания. “Арми, привет 👋 это Дри. Стянула твой номер у Тимми. Надеюсь, ты не сильно разозлишься. Я думала о твоих словах, и у меня появилась одна идея, но одна я с ней не справлюсь. Набери или напиши, как будет возможность”Т
— Ты предложила ему что??? — глазам аж больно стало, так выпучил. — Дри, ты совсем с ума сошла? — Тимми, не устраивай трагедию там, где её нет. Вообще не вижу никаких проблем для тебя, одни плюсы, — сидит и смотрит на меня невозмутимо, словно и не огорошила новостью полминуты назад. — Плюсы? Какие, нахер, плюсы? То, что мужчина, который безумно мне нравится, играет с моей тётей в моих папочку и мамочку, готовых идти на любой абсурд лишь бы найти своему отпрыску друзей? Я, блять, не хочу, чтобы он меня захотел усыновить, я хочу, чтобы он меня просто захотел! И как могло прийти в голову, что для этого нет ничего лучше, чем заставить совершенно неспортивного меня выходить с битой на поле и позориться и перед ним, и перед всеми, с кем работаю! — лбом падаю на стол, и большое желание ещё несколько раз хорошенько приложиться, чтобы выбить эту новость из своей головы, но сдерживаюсь. — Дри, отмени, отмени сейчас же, иначе я не буду с тобой разговаривать. — Ох, какого драм-актёра лишились театры. Тим, прекращай, ты раздуваешь проблему из ничего. Это будет просто товарищеский матч. У меня половина ребят разъехались на каникулы, и на тренировках нормально сыграть не получается из-за нехватки людей. Поэтому мы с Арми решили, что это неплохая идея - собрать команду из врачей и просто весело провести время. — Поэтому мы с Арми решили… — передразниваю её писклявым противным голосом, не могу сдержаться, возмущение во мне так и плещется через край. — Не вы с Арми, а ты это всё придумала. — А он, заметь, очень даже запросто подхватил, что тоже наводит на некоторые мысли, — поигрывает бровями, намекая на мной желанное. — Он просто добрый альтруист, он сам говорил, а не вот это вот, — так же подёргиваю бровями. — На что ты намекаешь. — Если тебе так проще, можешь думать так, а у меня своё мнение на этот счёт. — Слушай, а если я позову ребят куда-нибудь сходить вместе, в клуб там или в кино, ты отменишь свою затею? — слабая попытка спасти себя от позора. — Извини, дружок, но жернова уже закрутились, насколько я знаю, Арми уже договорился с парочкой коллег, не хочешь же ты ставить его в неловкое положение? — бросаю на неё испепеляющий взгляд, но невозмутимость на её лице ни на йоту не поколебалась. Может, и правда стоит походить на эту её йогу, если это так помогает контролировать себя, мне бы порой не помешало. — Когда? — выдыхаю обречённо, зная, что уже проиграл эту битву, и бессмысленно сотрясать спорами воздух. — В следующее воскресенье. Хочешь, помогу тебе немного подготовиться? — Нет. Потащу тебя в пучину позора вслед за собой, пусть все увидят какой ты тренер, если собственного племянника не научила по мячу попадать. Встаёт из-за стола и громко чмокает в макушку. — Всё же, какого артиста потерял театр. Люблю тебя.***
Утро понедельника и так сама по себе временная отметка, не несущая оптимизма и лёгкости, так ещё и Дри со своей острой потребностью сделать меня счастливым подкинула испытание. Делаю глубокий вдох, прерывая мысленную цепочку не самых приятных слов в сторону тёти. Так, надо просто быстро сделать, и всё, минута позора и ты свободен, Тимоти. — Ребята, — обращаюсь, когда очередной спор между Самантой и Крисом зашёл в тупик, и образовалась пауза в несколько секунд. Оба полемиста тут же поворачиваются ко мне, Стивен же, как был занят шнуровкой на кроссовках, так и продолжил, не поднимая головы. — Есть предложение в это воскресенье сыграть в бейсбол. Моя тётя тренирует юношескую команду, а сейчас в летний период многие разъехались, и у них не хватает человек, чтобы провести тренировочную игру, поэтому она предложила собрать команду из врачей. Типа, это и им поможет, и нам будет на пользу. — Что-то вроде тимбилдинга? — спасибо Саманте, что не заставляет проходить всё это под полную тишину. — Да, что-то вроде того, — не скажу же я ей, что Дри это устраивает дословно для Тима и для билдинга, для билдинга моих социально-личностных связей с себе подобными, с целью дальнейшего обмена с ними своими душевными горе-радостями. — И что, кто-то из врачей уже согласился? — Ну да, насколько знаю, доктор Хаммер согласился, — делаю вид, что не заметил стрельнувший взгляд Саманты. — И доктор Палуцци с супругом. — Три человека, как-то не густо. — Ребят, выручайте, Дри всё равно от меня не отстанет. — Хорошо, меня и Стивена можешь записывать. — А может, ты не будешь за меня решать? — наш мистер Немногословность вскидывает недовольный взгляд на сестру, но у той, по всей видимости, уже выработался иммунитет. — Ой, только не говори, что собираешься отказаться, — Саманта закатывает глаза, и повернувшись к нам, сдаёт брата с потрохами. — Стивен, на минуточку, был ведущим питчером в нашей школьной сборной. — Я не отказываюсь, просто не надо говорить за меня, я сам в состоянии ответить. Тимоти, я с удовольствием присоединюсь, а против какого возраста будем играть? Не думал, что такой простой вопрос поставит меня в тупик. — Эмм, а я не знаю, — все трое смотрят на меня недоумённо. — Дри часто их называет детками, но вряд ли она позвала бы нас играть против малышей, думаю, лет пятнадцать-семнадцать. — Саманта, это же как раз твоя возрастная категория, будет с кем обсудить свою фильмотеку, — в ответ на насмешку Крис удостаивается лишь молчаливого фака. — А ты, Крис, с нами или как? — надо уже просто получить согласие ото всех и идти работать. — Да, Крис, ты с нами или предпочтёшь отсыпаться после очередной поблядушечной ночи? — ну какой глупый человек (я) решил, что Саманта просто промолчит. — Конфетка моя, конечно я с вами. Хоть в сборных не состоял, но с битой управляться умею. Хочешь, я каждый удар по мячу буду посвящать тебе? — Тебе лучше не знать, чего я хочу. Дверь в раздевалку резко открывается, что аж вздрагиваем все дружно. — И с какой такой радости я должна за вами бегать, когда вы обязаны стоять у сестринского поста и встречать меня взглядами, полными здравомыслия и осознанности? — Доктор Хейс, а где же ваше привычное “Доброе утро, мои любимые интерны”? — Вы потеряли по нескольким пунктам, пока мне пришлось идти сюда, доктор Олссон, так что придётся вам постараться, чтобы восстановить позиции. Марш на выход, — комната вмиг пустеет. — А хотите поиграть с нами в бейсбол в воскресенье? — не унимается Саманта. — Где-то я уже слышала это предложение, и отвечу повторно отказом. — Не любите бейсбол? — Люблю проводить свои короткие выходные вдали от болтливых практикантов. — Фу, как грубо. — Так, назначения у нас немного меняются, — наш наставник явно не настроена вести пустую беседу и сразу переходит к делу. — Саманта, ты остаёшься эту неделю в кардиологии. Тимоти, в детское к доктору Хаммеру, — замечаю, как по лицу Стивена пробегает несвойственная ему эмоция облегчения. — Стивен, к доктору Майерсу. Крис, ты эту неделю со мной. — А почему не я к доктору Майерсу? — Чтобы вы, доктор Маккензи, имели возможность вспоминать иногда расположение внутренних органов, а не только как ломать и восстанавливать кости. Напомню, что промежуточный экзамен, который ждёт вас после первого года практики, включает вопросы по всем направлениям, даже если вы уже определились со специализацией. А теперь быстро разбежались по отделениям! Голова уже от вас трещит.***
Работать с доктором Хаммером было одновременно и классно и ужасно. Классно потому что, во-первых, мы виделись теперь каждый день и по много раз, во-вторых, хоть он и нагружал большим количеством рутинных задач, но всё это не сводилось к унизительному “принеси-подай”, нет, он действительно многое обсуждал со мной, слушал мои предложения и зачастую пояснял что-то мне непонятное быстрее, чем у меня в голове формировался уточняющий вопрос, словно читал меня наперёд. Наблюдать же за ним в операционной было вообще подобно магии. Помню, как ещё в первый день, когда нас привели в его отделение для знакомства, я испытал некий диссонанс - как такой большой, в прямом смысле, человек оперирует маленьких, порой совсем крохотных пациентов. Мне казалось, что ему больше подошло бы направление травматологии и ортопедии, где физическая сила является неотъемлемой составляющей работы хирурга. Но, увидев его в деле, с какой чёткостью и хладнокровием, но в то же время изящностью, он справляется с поставленными задачами, любые сомнения моментально отпали. А уж то, как он фантастически находил общий язык с любым ребёнком, будь то хмурый подросток, переживающий этап протеста и поиска своего я, или капризная маленькая принцесса, готовая закатить истерику, если её плюшевому пони не поставят такую же капельницу как и ей, лишь окончательно доказывало, что работать с детьми его призвание. Как раз таки это его совершенно замечательное общение с маленькими пациентами было одной из причин, почему работа в детском становилась для меня тем ещё испытанием. Потому что, раз - я влюблялся в него ещё больше, и постыдное два - я ревновал, абсолютно неуместно ревновал его к детишкам, которым доставалось его внимание и бесплатные сногсшибательные улыбки, в то время как мне приходилось довольствоваться профессиональным общением и редкими, но от того ещё более дорогими, моментами похвалы. Ещё одной причиной, почему в детском отделении я чувствовал себя постоянно в напряжении - это специфика работы с детьми, и дело не в особенностях самой хирургии и методах лечения, а в том, как себя вести, и какую дополнительную ответственность несёт за несовершеннолетних пациентов больница, а соответственно, и каждый из медперсонала. Ещё в понедельник Арми, точнее доктор Хаммер, прочитал мне инструкцию, что можно говорить детям, чего нельзя, какую информацию стоит доносить до родителей, а какую лучше оставить при себе, и как отвечать на все их провокационные вопросы о шансах и вероятностях исхода операции. Если коротко - никак, никаких обещаний, никаких прогнозов, только голые факты, в которых уверен на сто процентов, потому что любой родитель, конечно же, зацепится за опрометчиво брошенное обещание, что всё будет хорошо, а если не дай бог что-то пойдёт не так, то твоё, в общем-то, по-человечески понятное желание успокоить и подбодрить выльется тебе как минимум лавиной родительского гнева “вы же обещали”, а как максимум иском больнице на круглую сумму. Также упор был сделан на то, что мы несём ответственность за всё, что может произойти с ребёнком, пока он в стенах больницы, даже не касающееся лечения. Поэтому, проходя вечером по коридору и заметив в палате Трея, шестнадцатилетнего парня, поступившего сегодня на скорой, какого-то мужчину, сидящего у него на кровати и любовно держащего его за руки, все лампочки в моей голове дружно замигали красным, высвечивая надпись “!Аттеншн!”. А учитывая совокупность факторов, что парень поступил после серьёзной драки, и теперь был претендентом на ношение мочевыводящего катетера на ближайшие две-четыре недели, что время посещения уже десять минут как закончилось, и что данного мужика ещё полчаса назад здесь не наблюдалось, когда рядом были родители Трея, насыщенность красного сигнала в разы увеличилась. Кинув быстрый взгляд на пустой сестринский пост, без промедления вхожу в палату. — Молодой человек, часы посещения закончены, и если вы не близкий родственник, то вам здесь нельзя находиться без разрешения родителей пациента. Оглядывается на меня через плечо, сначала мазнув поверхностным взглядом, а потом, словно зацепившись за что-то, вперивается более пристально. Трей делает попытку что-то сказать, но этот нахал прерывает его, слегка сжимая его кисть, после чего поднимается с кровати, продолжая всё также держать руку парня в своей. — А если у нас любовь? Что, если мы не можем друг без друга? — смотрит с вызовом. — Дин, пожалуйста, — Трей говорит тихо, явно устав под конец выдавшегося ему тяжёлого дня. Быстро оцениваю “влюблённого”: раза в два старше парня, ростом с меня, но комплекцией определённо пошире будет, на голове небрежный ворох коротких тёмно-каштановых волос, и не понять так сразу, небрежность эта всамделишная или усердно созданная у зеркала, одет опрятно, если не сказать официально, да и на лицо в целом симпатичный. Ну вот и какого к малолетке лезет, словно среди сверстников не нашёл бы пары? Возвращаю взгляд в карие, глядящие с насмешкой, глаза. — Трею пора отдыхать, поэтому я попрошу вас покинуть палату. А если любовь, то приходите завтра в установленные часы посещения, только убедитесь заранее, что вы есть в списках разрешённых визитёров. — А если… — Дин, да хватит! Доктор Шаламе, вы извините, это мой брат Дин, видимо, от переживаний за меня у него мозги слегка коротнуло. Он только сейчас смог приехать, но не переживайте, он уже уходит. Да, Дин? “Влюблённый” брат быстро подмигивает мне своим наглым глазом и отворачивается к Трею, склоняясь над ним. — Конечно, братишка, отдыхай. Завтра до обеда восстановлю твой телефон и привезу тебе, будет немного повеселее, — ерошит его, как сейчас подмечаю, такого же оттенка волосы и целует в лоб. — Люблю тебя. Пока. — И я тебя. До завтра. — Доктор Шаламе, можно вас на пару вопросов, — бросает, проходя мимо. Отходим на несколько метров от палаты и останавливаемся. — Слушаю вас. — Я бы хотел побеседовать с доктором Хаммером, если это возможно, — разница в поведении разительная, ни тебе подмигиваний, ни ухмылок, лицо абсолютно серьёзно, словно даже приобрело какую-то резкость. — Конечно, вам нужно обратиться к дежурной медсестре, она свяжется с ним, и если он свободен, то подойдёт к посту. Что-то ещё? — Да, я бы хотел извиниться за своё поведение, думал как-то расшевелить Трея, но кажется только хуже сделал. В общем, я ни в коем случае не хотел вас обидеть или оскорбить, просто неудачная вышла шутка. Ещё раз прошу прощения. — Ничего страшного, я не в обиде, правда. — Тогда, может, мы могли бы выпить вместе по стаканчику кофе в честь примирения, после того как я поговорю в доктором Хаммером? Что, простите? Простите, что? — Эмм, да мы и не ссорились, чтобы мириться. Извините, но я не могу, у меня ещё несколько задач, которые нужно успеть сделать до конца смены. — А если после смены? Я бы мог вас дождаться, доктор Шаламе. Да что тут происходит? Слегка торможу с ответом. — Нет. Не думаю, что это возможно. Поднимает обе руки, сдаваясь. — Двойное "нет", намёк понят. Просто мне показалось, что вы тоже с интересом разглядывали меня в палате. Жаль, что показалось. — Прошу прощения, мне надо идти, — не особо дожидаясь ответа, ухожу дальше по коридору, в голове прокручивая инструкции доктора Хаммера и вспоминая, был ли там пункт “что делать, если к тебе подкатывает родственник пациента”.***
Как бы я ни гнал от себя мысли о воскресенье, как бы ни надеялся на плохую погоду, в своём воображении колотя со всей дури в шаманский бубен и тем самым призывая стихию обрушиться на жаркий Балтимор стеной дождя, день этот всё же пришёл и поприветствовал всех жителей города ясной безветренной погодой. Игра была назначена на десять, но полдесятого на стадионе уже были я с Дри и остальная троица интернов, видимо, даже вне больницы подсознательно срабатывала привычка “лучше раньше, чем вызвать гнев доктора Хейс и в награду отхватить день ректальных обследований”. Стивен с Крисом под руководством тёти отрабатывали на поле подачу и отбивание соответственно, я же, смирившись с мыслью, что перед смертью не надышишься, решил даже не пытаться наверстать упущенное за последние лет десять, а просто растянулся на траве рядом с Самантой, прикрыв лицо бейсболкой от навязчивых солнечных лучей. — Странно всё же это, — от голоса Саманты выплываю из лёгкой дрёмы. — Что? — Ну вот это, — по тени пролетевшей возле головы, догадываюсь, что обвела рукой стадион. — Мы же даже никуда не ходили вместе вне больницы, а тут сразу такое, да ещё и с ведущими хирургами больницы. Вторую часть предложения предпочитаю не комментировать. — Ну так, может стоит иногда выбираться куда-нибудь, слышал, в квартале от госпиталя есть неплохой паб, можно как-нибудь наведаться туда. — Я не против. Все университетские подруги разъехались по стране, так теперь даже созвониться проблема, у некоторых графики ещё жёстче, чем у нас, да к тому же разница в часовых поясах. Ну а Стивен, сам понимаешь, не тот человек, с кем можно потрындеть о всякой ерунде, а иногда хочется. — Ну, значит, решено, в конце следующей недели идём исследовать барную карту! — О, а вот и мои детки приехали! После восклицания Дри даже принимаю сидячее положение, чтобы посмотреть, что там за детишки у неё. Через сетчатый забор видно парковку, где одновременно припарковались микроавтобус и два седана. По первым пассажирам, выбравшимся из автомобилей, понимаю, что тётя меня жёстко наебала, это никакие не детки, это лоси, ну или минимум детки лосей. Остатки призрачной надежды, что всё может быть не так уж и плохо, со свистом засасывает в трубу. — Ничего себе детки! А они точно школьники? — Саманта, по всей видимости, солидарна со мной. — Может она имела в виду вечернюю школу. Насчитываю двенадцать человек в форме, четырёх девушек и восемь парней, и плюсом водитель микроавтобуса, скорее всего чей-то родитель. Дри уже там, переключилась в режим тренера и раздаёт какие-то указания, махая рукой в сторону нас. Все дружно поворачивают головы, когда на парковку въезжает чёрный кроссовер, я же непроизвольно подаюсь вперёд, будто приблизившись на двадцать сантиметров, смогу лучше рассмотреть. Он? С одной стороны почти одновременно открываются передняя и задняя двери, являя моему взору самого красивого, самого эффектного, самого желанного мужчину, ну и доктора Палуцци. Бейсболку, что до этого была надета козырьком назад, сдвигаю в обычное положение, чтобы хоть немного спрятать свой плотоядный взгляд, который вряд ли в данный момент в состоянии сдержать. Со стороны водителя появляется тот красавчик, с которым мой любимый красавчик обжимался в холле больницы, а за его спиной замечаю ещё одну пассажирку, в которой сразу узнаю ту самую докторшу из педиатрии, имя которой я не запомнил. — А это уже любопытно, — мельком кидаю взгляд на Саманту и вижу, что так же подалась вперёд и с неменьшим интересом, чем я, рассматривает новоприбывших. — Как думаешь, между ними и правда были шпили-вили? Даже думать и представлять этого не хочу. — Да мне откуда знать? Доктор Хаммер для меня вообще закрытая книга. — А очень хотелось бы почитать, да? — пихает меня в плечо своим и подмигивает, после чего поднимается на ноги. — Давай, подъём, надо хоть ноги размять, а то не видать нам победы как своих ушей. Бывает иногда такое, что можешь разразиться смехом из-за совсем какой-то ерунды, и не смешной, возможно, вовсе. Вот и я сейчас, после слов Саманты представил, как мы просто в пух и прах уделываем этих верзил с ещё не сошедшими подростковыми прыщами, и зашёлся хохотом, просто потому что стало невероятно легко и хорошо, хорошо лишь от того, что увидел его, хорошо от осознания, что свой выходной, хотя бы часть его, он проводит рядом со мной. И пофиг если ни разу не попаду по этому грёбанному мячу, зато я другие вещи хорошо делаю, о которых он, надеюсь, когда-нибудь узнает. Саманта хихикает рядом, я же, когда распрямляюсь, автоматически смотрю снова на парковку и натыкаюсь на пристальный жгуче-льдистый взгляд через сетку-рабицу, бьющий прямо в меня и всё тело прошивающий электрическим разрядом. Свои глаза прячу под козырьком и жадно впитываю момент. Ну нельзя так смотреть “просто так”. Неужели у меня и правда может быть шанс? Потешить себя тут же разыгравшейся фантазией не даёт рядом стоящая оптимистка. — Пойдём знакомиться, что ли. Из всего процесса знакомства акцентируюсь лишь на двоих: брюнета Арми представляет как Ника, своего друга, и я тут же вспоминаю историю про слепого пса, которого, как предполагаю, именно этот Ник забрал из приюта себе на работу. Ладно, Ник, если ты поменьше будешь тискаться с моим доктором, то, может быть, ты мне даже и понравишься. Женщину Арми представляет просто Шеннон, без каких-либо статусов, и это слегка напрягает, как и то, что она даже не пытается с кем-то общаться кроме него. — Так, у вас, я так понимаю, не хватает одного человека до полного состава. — Нет, на самом деле, двух, — поправляет Арми Дри. — Шеннон играть не будет. Ну вот и какого чёрта тогда припёрлась? Ещё меньше мне теперь нравится. — Окей, Марк и Эмбер, вам выпала честь сыграть в команде крутых специалистов, — смотрит на недовольных жертв выбора. — Нарисовали на лице радость и марш разминаться, — поворачивается к кучке этих крутых специалистов, то есть к нам. — Вы, как гостевая команда, начнёте в нападении, но лучше заранее распределите, кто на каких позициях будет в защите. Решили самых длинноногих, то есть Арми, Ника и Криса отправить на дальнее поле, предполагая, что у них быстрее и эффективнее будет получаться передвигаться по более обширной территории за основным квадратом. Стивен был выбран основным питчером, Марк - вторым. Кетчером, игроком, главная задача которого постараться поймать мяч питчера, на моё удивление, вызвалась быть Саманта, объясняя это тем, что за годы тренировок со Стивеном, у них выработалось определённое понимание друг друга. Оставшихся раскидали по базам, мне досталась вторая. Но всё это, когда мы будем в защите, сейчас же нам предстояло попытаться захватить эти самые базы. И игра началась. Первым бьющим пошёл Марк, вся остальная команда выстроилась в линию вдоль скамеек, но никто и не попытался сесть на них, даже я, изначально настроенный абсолютно скептично ко всему этому безобразию, заметил, что непроизвольно начинаю заражаться общей атмосферой азарта и куража. — Сейчас бы какую-нибудь зажигательную песню на фоне для эффектности, — вздыхает Саманта, облокачиваясь на перила. — Типа как в Сумерках Supermassive Black Hole? — произносит Эмбер, продолжая увлечённо ногтем скорябывать с футболки какое-то пятно, поэтому не замечает, как добрая половина нашей команды таращится на неё. Предупреждающе тыкаю двумя пальцами Крису под рёбра, заметив, что уже приоткрыл рот для явно какой-нибудь колкости, и строю страшные глаза, чтобы даже не смел. Благо, всё это происходит за спиной Саманты и остаётся ею не замеченным. — Да, точно! Только я бы какую-нибудь другую выбрала. Эмбер, наконец, отвлекается от своей одежды. — Помнишь, как там Джаспер перекидывал в руке биту? Я тоже так научилась, две недели на это угрохала. — Серьёзно? Покажешь? Крис уже похрюкивает, пытаясь подавить рвущийся наружу смех, доктор Палуцци, не сдержав хихиканья, быстро отворачивается на сто восемьдесят градусов в сторону Арми и Ника, замыкающих нашу цепочку и о чём-то своём болтающих между собой, мы со Стивеном лишь обмениваемся понимающими улыбками. Звук свистка оповещает, что все игроки заняли свои позиции и игра начинается, поэтому трюки с битой были отложены на потом. Первые два броска Марк пропускает, когда на третий раз бита с отчётливым стуком отправляет мяч в воздух, первой начинает кричать Эмбер, подбадривая Марка бежать, не замечаю, как сам подхватываю с остальными. Кровь приливает к лицу и учащается сердцебиение, словно здесь происходит действительно что-то важное, из-за чего можно переживать и рвать глотку. Марк занимает первую базу, а команда радуется так, словно, если и не игру выиграла, то как минимум заработала очко, а нам до него ещё ой как далеко. Второй бить идёт Эмбер, а мы становимся невольными свидетелями любовной микро-сценки между питчером защиты и игроком нашей команды. — Детка, хочешь, буду бросать вполсилы? — Не жалей меня, любимый. И ведь действительно, собака такая, не жалеет, и мы зарабатываем первый страйк-аут. Второй аут приносит Крис, с первой попытки достаточно сильно отбив мяч в аутфилд, только вот жаль, что прямо с лёту в руки игроку защиты. Следующей вызывается идти доктор Палуцци. — Анна, посвятишь ли ты свою игру Энтони? — Ник старается говорить это спокойно, но всё равно не сдерживает смешливой улыбки. — Да ни за что, я же его люблю, — поправляет копну чёрных волос, собранных в хвост, и идёт на позицию. На полпути разворачивается и тыкает битой в сторону Ника и Арми. — И только посмейте это снимать! Не забывайте, что у меня на каждого из вас есть компромат. Наблюдаю за ними со стороны и слегка завидую таким взаимоотношениям. Сразу видно, что близки и имеют свою какую-то общую историю. Интересно, что за компромат у неё на Арми, я бы посмотрел. Доктор Палуцци приносит нам третий аут, после чего наша команда готовится выходить на поле в защиту. А я даже корыстно радуюсь, что оказался не единственным, кто будет очевидно тащить команду вниз. В защите дуэт Стивена с Самантой показал невероятные чудеса их командной работы, так что не только мы, но и детки Дри вместе с самой Дри пооткрывали рты, наблюдая, как после загадочных молчаливых сигналов сестры-кетчера, Стивен посылал такой мяч, что у бьющего почти не было шанса отбить, а Саманта его чётко ловила, словно заранее до сантиметра знала в какой точке он будет. Но, как ни крути, бейсбол всё же командная игра, и когда из девяти человек в команде умеют играть четверо, а остальные бесполезными тушками передвигаются по полю, имитируя бурную деятельность, совсем неудивительно, что по прошествии полутора часов игры мы имели счёт 7:1 не в нашу пользу. Но какой был этот “1”! Самый лучший, запоминающийся, такой, что буду ещё долго смаковать, доставая из шкатулки памяти его образ, его взгляд и его “Тимми”. Счёт уже был 5:0, и, в общем-то, с исходом игры всё было понятно. Но словно Вселенная решила сжалиться над нами и подарить серию счастливых случайностей, как говорится без-воз-мез-дно. Первый подарок пришёлся на меня, когда я, в очередной раз ничего не ожидав, почувствовал чёткое столкновение мяча с битой, и первую секунду после удара жёстко затупил, так, что не только моя команда и Дри, а ещё и кетчер команды соперников, сидевший чуть позади меня, закричали, чтобы я бежал. И я побежал, не чувствуя ног, только и думая, что увижу сейчас, как защитник первой базы ловит мяч и отправляет меня в очередной аут. Но я добежал, я её захватил, я стал её хозяином. Сердце колошматилось, кажется, во все стороны одновременно, но я был так горд собой в этот момент. Следующий бил Стивен, и если его удар не обязательно приписывать к подаркам мироздания, потому что это было заслуженное умение, то то, что я, сорвавшись с места одновременно с ним, смог беспрепятственно добежать до второй базы, никак, кроме как чудом, не назовёшь. Через квадрат поля я видел, что у скамейки нашей команды, началось более активное движение, решалось, кто будет следующим бэттером. В итоге, к моему удивлению, в зону для бьющего вышел Ник, поднимая брошенную Стивеном биту. Первый мяч он пропустил. Я кинул быстрый взгляд на первую базу, отмечая, что Стивен, так же как и я, в полной готовности сорваться с места в любой момент. Второй бросок, взмах биты, и на нервах делаю два шага с базы, но тут же возвращаюсь, понимая, что был второй страйк. Ноги в каком-то невероятном напряжении, что кажется, если всё же придётся сейчас бежать, то не смогу сдвинуться с места. Глубокий выдох, быстро смахиваю костяшкой указательного пальца каплю пота ползущую по носу, при этом не ослабляя внимания с Ника. Вижу взмывший вверх мяч, бита летит в сторону, а я уже лечу к третьей базе, и ведь долетаю. Фиксирую касание таблички и поднимаю взгляд в сторону “дома”. Первое, что вижу, это Арми, выбежавшего чуть вперёд от остальных и махающего руками, за его спиной маячит Саманта, оба кричат что-то. Сглатываю, чтобы вернуть слух, который забило бешеной пульсацией крови. — Тимми, беги! Тимми, беги! Оборачиваюсь и вижу Стивена уже на полпути к моей базе. Я рванул с пробуксовкой, бежал и видел только Арми впереди. Я бежал к нему, я бежал на него. Мне кажется он это понял, поэтому и встал сразу за “домом”, чтобы я точно не промахнулся. Касаюсь таблички и с разбегу врезаюсь в его объятия. Тут же оплетает меня своими руками. Знаю, что мокрый сейчас, потный и вонючий, но как же наплевать. Как же наплевать на всё, кроме того, что он ближе ко мне, чем когда-либо, и что нос мой упирается ему в шею, а тяжёлое дыхание опаляет ключицы, оседая на его коже тончайшим слоем испарины. — Тимми, ты умничка, — сиплое, сорванным голосом прямо на ухо. Спустя секунду сзади прилетает ощутимый тычок, что ещё сильнее впечатывает меня в желанное тело. Оказывается, Саманта врезалась, обнимая со спины. Сбоку подлетает доктор Палуцци, пытаясь обнять всех скопом. В общем, радовались мы одному очку так, будто выиграли главный национальный турнир, не меньше. Не знаю, кто как, а я точно выиграл. Кроме заветных объятий, выиграл чёткое осознание, что всё не “просто так”, и что готов пройти любые испытания, лишь бы этот мужчина стал моим.